Мотивация деятельности

Единственный способ отделаться от искушения – поддаться ему. О.Уайльд

Мотивацию можно понимать как активные состояния психики, побуждающие человека совершать определенные виды действий, как систему внутренних факторов, вызывающих и направляющих ориентированное на достижение цели поведение человека.

Вопрос о мотивации наших действий, об устройстве нетленной сущности человека, о душе был в центре внимания одного из наиболее почитаемых греческих мудрецов – легендарного Сократа. До него основным предметом изучения философии был внешний по отношению к человеку мир – природа. Сократ же утверждал, что путь к познанию мира лежит только через познание души человека, через его дела. Именно в этом, по Сократу, заключалась основная задача философии. Указав на разграничение между душой и телом, выстраивая идеалистическое понимание души, Сократ говорит о божественном бессмертии разума, как единственной причине всех явлений физического мира.

Своё дальнейшее развитие эта проблема нашла в учении Платона, ставшего основоположником учения об идеальном. Разработка «психологических проблем», «рацио», дана в диалогах «Фелон» и «Федр». Согласно Платону, душа является «посредствующей субстанцией» между миром идей и чувственных вещей. На его представление о космогоническом уделе души, как лишь временной частице мира идей, наложила глубокий отпечаток та общая теория объективного идеализма, которой придерживается философ в своих убеждениях. По мнению Платона, «божественному, бессмертному, умопостигаемому, единообразному, неразложимому, постоянному и неизменному в самом себе» подобна наша душа. По Платону душа пребывает частью мирового духа в мировом пространстве, в царстве вечных и неизменных идей. Таким образом, мотивация человеческой деятельности принадлежит душе, которая действует согласно вселенским законам, неким общим моральным установкам, заложенным в основе мироздания. Такая точка зрения близка пониманию Юнга, утверждавшего существование стихии коллективного бессознательного.

Монтень полагал, что настроения человека естественно меняются с течением времени, и что поступки – не что иное, как разрозненные, неслаженные между собой действия. Он объясняет противоречивость действий чувствами, порождёнными не рассудком, а обстоятельствами. Человек не может однозначно предопределить свой путь, так как по природе своей лишён цельности, потому случайности так влияют на него. Он писал: «… тронь одну клавишу – и уже знаешь весь инструмент; тут гармония согласованных звуков, которая никогда не изменяет себе. У себя же мы видим обратное: сколько поступков, столько же требуется суждений о каждом из них. На мой взгляд, вернее всего было бы объяснять наши поступки окружающей средой, не вдаваясь в более тщательное расследование причин…» Монтень доказывал иллюзорность внутренней свободы, о которой писал и Фрейд. Монтень считал, что человек сам не знает, чего ожидать от себя, ибо любые проявления личности спонтанны и не однозначны. В отличие от Монтеня, считавшего любую деятельность немотивированной, Фрейд создал объяснение причин столь противоречивых, изменчивых и зыбких человеческих поступков.

Декарт в трактате «Страсти души» пишет о борьбе, происходящей между «низшей» частью души, названной им «чувствующей», и «высшей» её частью – «разумной». Однако он считает, что части души не имеют принципиальных различий и поэтому душа фактически едина. Борьба в душе человека происходит лишь тогда, когда одна и также причина вызывает страсть, оказывающую влияние на тело. В этом случае человеческая страсть вызывает как бы бессознательное движение тела, в то время как душа сдерживает её. При этом разум у Декарта является предопределяющим.

Спиноза полагал, что люди скорее следуют руководству слепого желания, чем разума. Он утверждал, что влечение или желание есть сама сущность человека.

Юм выступал против представлений о том, что любое разумное существо сообразует свои помыслы с разумом. Он пытался доказать, что сам по себе разум не может служить мотивом волевого акта и что разум отнюдь не препятствует протеканию аффектов. При этом он полагал, что разум и аффекты не противостоят друг другу и не способны оспаривать друг у друга приоритет в управлении волей человека, а потому нет необходимости говорить о борьбе между ними.

В рассуждениях Спинозы и Юма много схожего с тем, что позднее найдёт отражение в психоаналитическом учении Фрейда. В первую очередь это положение о том, что в жизнедеятельности человека предопределяющую роль играет его бессознательное желание или влечение, а не сознание и разум.

Дарвин, как и Фрейд, подразумевал, что в основе деятельности человека лежат механизмы одинаковые как для осознанных, так и для инстинктивно обусловленных процессов. И хотя само понятие принципа удовольствия ещё не было сформулировано, именно этот принцип видится основополагающим в мотивации деятельности согласно рассуждениям Дарвина. Именно в достижении удовольствия и избегании неудовольствия Дарвин видит основу формирования даже моральных устоев личности. Он пишет: «Человек может, насколько я в состоянии судить, избрать в качестве правила жизни только одно: следовать тем импульсам и инстинктам, которые являются наиболее сильными или кажутся ему наилучшими. И вот, в согласии с суждением всех мудрейших людей, он обнаруживает, что наивысшее удовлетворение он получает, если следует определенным импульсам, а именно – социальным инстинктам. Если он будет действовать на благо других людей, он будет получать одобрение со стороны своих ближних и приобретать любовь тех, с кем он живет, а это последнее и есть, несомненно, наивысшее наслаждение, какое мы можем получить на нашей Земле. Постепенно для него будет становиться невыносимым охотнее повиноваться своим чувственным страстям, нежели своим высшим импульсам, которые, когда они становятся привычными, почти могут быть названы инстинктивными. По временам его разум может подсказывать ему, что он должен действовать вразрез с мнением других людей, чье одобрение он в таком случае не заслужит, но он всё же будет испытывать полное удовлетворение от сознания, что он следовал своему глубочайшему убеждению или совести».

Шопенгауэр писал, что человек может делать то, что хочет, но не может хотеть по своему желанию. Эйнштейн вторил ему, утверждая, что поступки людей определяются внешней и внутренней необходимостью, вследствие чего перед Богом люди могут отвечать за свои деяния не более чем неодушевленный предмет за то движение, в которое он оказывается вовлеченным. «Нам нелегко считать проявления нашей воли зависящими от строго последовательной цепи событий и отказаться от убеждения, что наши поступки ничем не связаны – говорит он – Честно говоря, я не понимаю, что имеют в виду, когда говорят о свободе воли. Например, я чувствую, что мне хочется то или иное, но совершенно не понимаю, какое отношение это имеет к свободе воли. Я чувствую, что хочу закурить трубку, и закуриваю ее. Но каким образом я могу связать это действие с идеей свободы? Что кроется за актом желания закурить трубку? Другой акт желания?»

Юнг определяющую роль в мотивации деятельности отвёл содержанию коллективного бессознательного – архетипам. К индивидуальному бессознательному Фрейда он добавляет коллективное бессознательное как филогенетическую основу психики, аккумулирующую в себе в символической форме представления о дочеловеческом и общечеловеческом прошлом опыте. Его элементарные образования – архетипы – вневременные схемы, согласно которым образуются мысли и чувства всех людей, они составляют основу общечеловеческой символики. Архетип – это форма, и содержательные характеристики он обретает лишь тогда, когда подвергается сознательной обработке. Юнг сравнивал архетип с системой осей кристалла, которая формирует кристалл в растворе, будучи сама неким невещественным полем.

Фрейд в основе мотивации любой деятельности видел именно бессознательное в виде эмоциональных комплексов, стремящееся вырваться из сферы Оно и подавляемое сознанием как рефлексией внешней конформированной среды через механизмы психического. Человек, построив новый мир, новую цивилизацию, новый образ жизни, не располагает властью над бессознательным. Более того, созданная им конформированная среда чужда его интересам и потребностям, что приводит к психосоматическим и другим заболеваниям. В силу направленного вовне овладения окружающим его миром человек забывал об овладении своим Я. Тем не менее, человек пытается адаптироваться к новым для себя и своей психики условиям и образу жизни, пытается идентифицировать Эго с помощью переноса психологических установок другого человека на собственное Эго. Не существует четкой внутренней границы между Я и бессознательной душевной субстанцией, обозначаемой как Оно. Я для нее служит лишь фасадом. В процессе формирования Я в раннем детстве, ему противопоставляется некий «объект», нечто находимое «вовне», появляющееся только в результате особого действия.

По Фрейду, дальнейшим побуждением к вычленению Я из массы ощущений, а тем самым к признанию внешнего мира, являются частые, многообразные и неустранимые ощущения боли и неудовольствия. К их устранению стремится безраздельно господствующий в психике принцип удовольствия. Так возникает тенденция к отделению Я от всего, что может сделаться источником неудовольствия. Все это выносится вовне, а Я оказывается инстанцией чистого удовольствия, которому противостоит чуждый и угрожающий ему внешний мир. Целенаправленная деятельность органов чувств и соответствующих умственных усилий учит человека методам различения внутреннего (принадлежащего Я) и внешнего, пришедшего из окружающего мира. Тем самым он делает первый шаг к утверждению принципа реальности, который будет управлять дальнейшим его развитием. Такое разделение служит и практическим целям – защите от угрожающих неприятных ощущений.

Фрейд пиал, что наше нынешнее чувство Я – лишь съежившийся остаток какого-то широкого, даже всеобъемлющего чувства, которое соответствовало неотделимости Я от внешнего мира. Этим же Фрейд объясняет представления о безграничности и связи с мировым целым, именуемые «океаническим» чувством. Здесь можно провести параллель с коллективным бессознательным, как некой вселенской идеей изначально заложенной в природе каждого человека.

Две стороны принципа удовольствия – выше упомянутые положительная и отрицательная цели – с одной стороны, отсутствие боли и неудовольствия, с другой – переживание сильного чувства удовольствия. В узком смысле слова под «счастьем» понимается только последнее. В соответствии с этим удвоением цели, деятельность людей идет по двум направлениям в зависимости от того, какую из этих целей стремится осуществить деятельность.

Таким образом, Фрейд пришёл к выводу, что цель жизни просто задана принципом удовольствия. Этот принцип с самого начала руководит работой душевного аппарата; не подлежит сомнению его целенаправленность, и все же программа принципа удовольствия вступает в противоречие со всем миром, как с макрокосмом, так и с микрокосмом. Она по сути своей неосуществима, ей противостоит все устройство Вселенной. Фрейд пишет: «можно было бы сказать, что намерение «осчастливить» человека не входит в планы «творения»». Фрейд полагает, что то, что в строгом смысле слова называется счастьем, проистекает, скорее, из внезапного удовлетворения, разрядки достигшей высокого уровня напряжения потребности. По самой своей природе это возможно только как эпизодическое явление. Любое постоянство, длительность ситуации, страстно желательной с точки зрения принципа удовольствия, вызывает лишь чувство равнодушного довольства. Человек устроен таким образом, что способен наслаждаться лишь при наличии контраста и в малой степени самим состоянием. Потому, негативные эмоции имеют важное значение в психической жизни человека. Человеку угрожают страдания со стороны собственного тела, приговоренного к упадку и разложению, предупредительными сигналами которых являются боль и страх. Со стороны внешнего мира, который может яростно обрушить на человека свои разрушительные силы, также происходит угроза. Наконец, отношения с другими людьми могут причинить страдания, которые воспринимаются болезненнее всех остальных.

Жизненное счастье ищут преимущественно в наслаждении прекрасным, где бы оно ни представало перед чувствами или рассудком,– красота человеческих форм и жестов, природных объектов или ландшафтов, красота в художественных или даже в научных творениях. Эстетическая установка как жизненная цель не дает подлинной защиты от угрозы страданий, но она обещает ряд компенсаций. Как писал Уайльд, искусство по своей сути бесцельно. Но стремление к прекрасному и парадокс эстетического удовольствия признаётся Фрейдом как одна из основ мотивации человеческой деятельности.

Фрейд писал, что большую часть вины за наши несчастья несет наша так называемая культура, и что мы были бы несравнимо счастливее, если бы от нее отказались и вернулись к первобытности. Он называл это утверждение поразительным, поскольку, как бы ни определяли понятие культуры, все же не вызывает сомнений, что все средства защиты от угрожающих страданий принадлежат именно культуре. Таким образом, согласно Фрейду, культура создавалась в результате сублимации бессознательных желаний и являлась способом защиты от них. Кроме того, культура является ориентиром, системой неких шаблонов и клише, на которые равняется человек, всё дальше отходя от собственной природы, ограничивая естественные проявления душевных движений. Фрейд писал, что после того как первобытный человек открыл, что улучшение его земного удела находится в его руках, что он может изменить его своим трудом, ему уже не было безразлично, работает ли другой человек вместе с ним или против него. Основание семьи, видимо, было связано с тем, что у родственников возникла потребность друг в друге, у каждого в своих биологических интересах. Тотемистическая культура покоится на ограничениях, возлагаемых друг на друга для поддержания нового состояния. Предписания табу были первым «правом». Совместная жизнь людей имела, таким образом, два основания: принуждение к труду, возникшее из внешней нужды, и сила любви к сексуальному объекту, женщине – со стороны мужчины, и любви к потомству, с которым она не желала расставаться – со стороны женщины. Так предками человеческой культуры стали Эрос и Ананке. Любовь, как пишет Фрейд, в качестве основания культуры как сильнейшее переживание удовольствия дает человеку прообраз всякого счастья.

С постепенным переходом исследования от вытесненного к вытесняющему, от направленных на объект влечений к Я, Фрейдом было признано основополагающим понятие «нарциссизм», учение о том, что само Я заполнено либидо, будучи его первоначальным жилищем. Это нарциссическое либидо обращается на объекты, становясь тем самым объектным либидо (способным вновь превратиться в нарциссическое). Отталкиваясь от биологических параллелей, Фрейд пришел к выводу о существовании другого влечения, противоположного инстинкту самосохранения, который поддерживает жизненную субстанцию и созидает из нее все более обширные объединения. Это влечение направлено на разрушение таких объединений, оно стремится вернуть их в изначальное неорганическое состояние. Итак, помимо Эроса имеется и инстинкт смерти – Танатос, а феномен жизни объясняется их взаимо- и противодействием. Этот инстинкт принуждается служить Эросу, поскольку направлен на уничтожение другого (одушевленного или неодушевленного), а не себя самого. Напротив, ограничение направленной вовне агрессии усиливало бы и без того осуществляющийся процесс саморазрушения. Оба эти инстинкта никогда не выступают по отдельности, но сплавлены в различные изменчивые и спутанные сочетания. Название «либидо» Фрейд применял к силам Эроса, чтобы отличать их от энергии инстинкта смерти. Умеренный и усмиренный, заторможенный по цели, инстинкт деструктивности направляется на объекты, предоставляя тем самым Я способ удовлетворения своих жизненных нужд и господство над природой. Агрессивное стремление является у человека изначальной, самостоятельной инстинктивной предрасположенностью. Борьба между Эросом и Танатосом, инстинктом жизни и инстинктом деструктивности – сущность и содержание жизни вообще, а потому развитие культуры, общественные нормы и социальные установки можно обозначить как борьбу человеческого рода за выживание. Так формируется Сверх-Я.