Книга вторая 17 page

Он произнес имена Беллы, Майры, Гилберта так, словно это было для него

привычным делом, - такая интимность с Грифитсами неизменно производила на

Роберту сильное впечатление.

- А ты не мог уйти пораньше и зайти ко мне?

- Не мог. Мне надо было дождаться их, чтобы вернуться всем вместе. А ты

разве не хочешь взглянуть на мой подарок? - прибавил он, стараясь отвлечь

ее от мыслей о вчерашнем: он знал как ей мучительно думать о том, что он

оставил ее одну.

Она стала развязывать ленту, которой была завязана коробка, но все

время неотрывно думала о том, что еще мог таить в себе вчерашний вечер.

Какие девушки, кроме Беллы и Майры, были на танцах у Стил? Может быть,

Клайд в последнее время увлекся какой-нибудь другой девушкой и встретился

там с нею? Раньше он часто упоминал о Сондре Финчли, Бертине Крэнстон и

Джил Трамбал. Может быть, и они были там вчера?

- А кто был там, кроме твоих двоюродных сестер? - спросила она вдруг.

- О, масса народа, ты их не знаешь. Там съехались двадцать или тридцать

человек из разных мест.

- А из Ликурга, кроме твоих сестер, был кто-нибудь? - настаивала она.

- Всего несколько человек. Мы захватили с собой Джил Трамбал и ее

сестру. Это Белла придумала. Арабелла Старк и Перли Хайнс были уже там,

когда мы приехали.

Клайд не упомянул ни о Сондре, ни о других, кто его больше всех

интересовал. Но в том, как он сказал это, в тоне его голоса и в блеске

глаз было что-то странное, и его ответ не удовлетворил Роберту. Она очень

встревожилась, но чувствовала, что сейчас неблагоразумно надоедать Клайду

дальнейшими расспросами. Как бы он не рассердился. В конце концов в ее

глазах он всегда был связан с этим миром. Она не хотела, чтобы он

заподозрил, будто она старается получить какие-то права на него, хотя

таково и было ее тайное желание.

- А мне так хотелось вчера побыть с тобою и отдать тебе подарки, -

сказала она, стараясь прогнать мрачные мысли и вызвать сочувствие Клайда.

Он услышал печаль в ее голосе - прежде это всегда смягчало его, но

теперь он не мог и не хотел поддаваться.

- Но ты же знаешь, Берта, как было дело, - возразил он почти вызывающе.

- Я ведь объяснил тебе.

- Да, знаю, - грустно сказала она, пытаясь скрыть овладевшее ею уныние.

Она развернула бумагу и открыла крышку коробки. Увидев туалетный

прибор, она слегка повеселела: никогда еще у нее не было таких дорогих и

изящных вещей.

- Ах, как красиво! - воскликнула она с невольным интересом. - Я ничего

подобного не ожидала! Рядом с этим мои маленькие подарки ничего не стоят.

Она пошла достать их. Но Клайд видел, что даже его замечательный

подарок не может рассеять уныние Роберты, вызванное его равнодушием. Его

неизменная любовь была бы для нее несравнимо дороже всех подарков.

- Нравится? - спросил он, наперекор всему горячо надеясь, что подарок

отвлечет ее от грустных мыслей.

- Конечно, милый, - ответила Роберта, с интересом рассматривая прибор.

- Мои подарки куда скромнее, - прибавила она печально, подавленная

крушением всех своих планов, - но они пригодятся тебе, и они всегда будут

с тобой, у твоего сердца, это для меня главное.

Она протянула ему коробочку с металлическим вечным карандашом и

самопишущей ручкой; она выбрала их, думая, что они пригодятся Клайду в его

работе на фабрике. Будь все это две недели назад, он горячо обнял бы ее и

постарался бы утешить в том горе, которое ей причинил. Но теперь он только

стоял и думал, как бы успокоить ее, не показавшись при этом слишком

холодным, но и не проявляя обычной нежности. И он поспешил выразить

бурный, но неискренний восторг по поводу ее подарка:

- О, вот это великолепно, дорогая! Именно это мне и нужно! Ты просто не

могла придумать ничего удачнее! Я теперь всегда буду ими пользоваться.

Он сделал вид, что с величайшим удовольствием рассматривает карандаш и

ручку, затем укрепил их в боковом кармане. И видя, как она стоит перед

ним, печальная и задумчивая, - воплощение всего, что было так

соблазнительно в их прежних отношениях, - он обнял ее и поцеловал. Вне

всякого сомнения, она очень мила! И когда она охватила его шею руками и

горько расплакалась, он прижал ее к себе и сказал, что ей незачем

огорчаться: в среду она вернется, и все пойдет по-старому. И в то же время

он подумал, что это неправда... а как это странно, - ведь всего

какой-нибудь месяц назад он горячо любил Роберту... Удивительно, как

быстро захватила его другая девушка! И все же это так. Роберта, наверно,

думает, что он любит ее по-прежнему, но любви уже нет и никогда не будет.

И поэтому он искренне жалел Роберту.

Что-то странное было в его поведении в эту минуту. Роберта

почувствовала это, слушая его слова и ощущая его ласки: им не хватало

искренности. Он был слишком беспокоен, поцелуи его слишком равнодушны, в

голосе не слышалось подлинной нежности. Вдобавок он в следующую же минуту

постарался высвободиться из ее объятий и, взглянув на часы, сказал:

- Однако мне пора, дорогая. Уже без двадцати три, а совещание назначено

в три. Я бы очень хотел проводить тебя, но что делать - увидимся, когда

вернешься.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и на этот раз Роберта окончательно

поняла, что его чувство к ней изменилось, охладело. Он ласков, добр, но

мысли его далеко... Она постаралась собрать все свои силы, призвала на

помощь все свое самолюбие - это отчасти удалось ей - и сказала довольно

холодно и решительно:

- Ну что ж, я не хочу, чтобы ты опаздывал, Клайд. Иди скорее. Но я не

собираюсь задерживаться дома надолго. Как ты думаешь, если я вернусь рано

в первый день праздника, ты сможешь прийти ко мне вечером? Я не хочу

опаздывать в среду на работу.

- Разумеется, дорогая, я зайду, - сказал он весело и даже искренне,

считая, что он никуда не приглашен на тот вечер, и радуясь возможности

ускользнуть от нее сейчас. - Когда ты рассчитываешь вернуться?

Она предполагала быть дома к восьми, и Клайд решил, что на этот раз, во

всяком случае, сможет ее навестить. Он снова вынул часы.

- А теперь мне все-таки пора, - сказал он и направился к двери.

Обеспокоенная, охваченная тревогой за будущее, Роберта подошла к нему,

взяла его за отвороты пальто и, глядя ему в глаза, умоляюще и настойчиво

сказала:

- Это верно, Клайд, ты придешь, как уговорились, на этот раз ты не

отправишься еще куда-нибудь?

- Не беспокойся, - ответил он. - Ведь ты знаешь меня. А вчера я ничего

не мог поделать, дорогая. Но во вторник я приду наверняка.

Он поцеловал ее и поспешил уйти, чувствуя, что, быть может, вел себя не

совсем разумно, но не представляя себе, как же действовать иначе. Когда

мужчина хочет порвать с девушкой, как он теперь, думал Клайд, следует быть

тактичным и даже отчасти дипломатом. Он оказался не слишком искусен:

вероятно, был какой-нибудь лучший способ... Но его мысли уже уносились к

Сондре. Они вместе будут встречать Новый год в Скенэктеди, и тогда он

сможет выяснить, так ли она заинтересована им, как казалось вчера.

Когда Клайд вышел, Роберта подошла к окну и устало и печально

посмотрела ему вслед, думая о том, что ее ждет. Что, если он ее разлюбит?

Она все ему отдала. От него, от его отношения к ней зависит ее будущее.

Неужели она уже надоела ему и он больше не хочет ее видеть? Ужасно, если

так! Что тогда делать? Зачем она отдалась ему, зачем так быстро и легко

уступила его настояниям?

Она взглянула на голые, осыпанные снегом ветви деревьев и вздохнула...

Праздники! Ехать домой в таком настроении... Притом Клайд занимает такое

положение в здешнем обществе... Там столько блеска, столько развлечений, а

что она может ему предложить?

Она печально покачала головой, взглянула на себя в зеркало, потом

уложила свои вещи и подарки, которые везла родным, и вышла из дому.

После Ликурга, после общества Клайда, Бильц и его окрестности и фермы,

похожие на грибы, произвели на Роберту гнетущее впечатление: все здесь

слишком явственно говорило о нужде и лишениях, и потому бледнели чувства,

естественные для человека, который вновь видит родные места.

Сойдя с поезда подле сумрачного ветхого здания, служившего вокзалом,

Роберта увидела своего отца; он был в том же старом зимнем пальто, что

служило ему уже десятки лет, и ожидал ее со старой, но еще крепкой

бричкой, в которую была запряжена лошадь, такая же костлявая и изнуренная,

как он сам. Отец всегда казался Роберте усталым и несчастным. Лицо его

просветлело, когда он увидел свою любимицу Роберту, и он весело заговорил

с ней; она забралась в бричку, села рядом с ним, и они пустились в путь;

дорога, ведущая к ферме, была ухабистая, извилистая, грязная, хотя в это

время превосходные автомобильные шоссе везде уже стали обычным явлением.

По пути Роберта отмечала каждый поворот, каждое дерево, каждую знакомую

примету! Но мысли ее были печальны. Все кругом наводило уныние. Отец был

хронически болен и не способен вести хозяйство, а младший брат Том и мать

не умели и не могли помочь по-настоящему, и поэтому ферма, как и прежде,

была для семьи тяжким бременем; много лет назад ее заложили за две тысячи

долларов, и этот долг никак не удавалось выплатить. Труба с северной

стороны по-прежнему нуждалась в починке, ступеньки еще больше осели,

стены, заборы и надворные постройки были под стать остальному, хотя теперь

все это и казалось несколько живописнее под снежным покровом зимы. Даже

мебель была все та же - старый хлам с бору да с сосенки.

Здесь ее ждали мать, младшая сестра и брат; они ничего не знали об ее

истинных отношениях с Клайдом (его имя для них - пустой звук), и все

полагали, что она от души рада вернуться домой и вновь увидеться с ними. А

она думала обо всем, что с нею произошло, о странном и неопределенном

поведении Клайда, - и на душе у нее становилось все тяжелее.

В сущности, несмотря на все свои видимые успехи за последнее время, она

опозорила себя и восстановить свою честь могла бы, только выйдя замуж за

Клайда; без этого родители никогда не поймут и не одобрят ее поведения.

Вместо того, чтобы помочь родным, постепенно и скромно достигнув лучшего

положения, она, пожалуй, еще повредит им, опорочит доброе имя семьи...

Мысли эти давили и жгли Роберту, и она совсем приуныла.

Еще тягостнее и мучительней было думать, что иллюзии, связанные с

Клайдом, не позволяют ей быть откровенной ни с кем, даже с матерью. Как бы

мать не сочла, что она в своих мечтах занеслась слишком высоко. Кроме

того, мать может задать такие вопросы о ее отношениях с Клайдом, на

которые нелегко будет ответить. Нет, если она не найдет человека, которому

можно всецело довериться, все ее тревоги и сомнения должны остаться

тайной.

Поговорив несколько минут с Томом и Эмилией, она прошла в кухню, где

мать была занята рождественскими приготовлениями. Роберта хотела

подготовить почву, сказать несколько слов о ферме и о своей жизни в

Ликурге, но, когда она вошла, мать, взглянув на нее, заговорила первая:

- Ну как, Бобби, довольна, что вернулась?.. Наверно, теперь в деревне

тебе все кажется жалким по сравнению с Ликургом, - с грустью прибавила

она.

Она окинула дочь восхищенным взглядом - и по этому взгляду, и по тону

матери Роберта поняла, что мать считает ее положение в городе очень

завидным. Роберта быстро подошла к ней и горячо ее обняла.

- Ах, мамочка! - воскликнула она. - Лучшее место в мире - там, где ты!

Ты же знаешь!

Вместо ответа мать только посмотрела на нее добрыми, ласковыми глазами

и погладила по плечу.

- Ну, Бобби, - сказала она мягко, - ты ведь знаешь, как я тебя люблю.

Что-то в голосе матери напомнило Роберте долгие годы, когда они нежно

любили и прекрасно понимали друг друга - понимали не только потому, что

горячо желали счастья друг другу, но и потому, что всегда до сих пор

чистосердечно делились всеми своими чувствами и настроениями. Это

воспоминание растрогало Роберту чуть не до слез. В горле застрял кои, и

глаза увлажнились, как ни старалась она скрыть свое волнение. Как было бы

хорошо все рассказать матери! Но, поддавшись своей любви к Клайду,

опозорив себя, она сама воздвигла между собой и матерью преграду, которую

- теперь она видела это - было нелегко разрушить. Здесь, в провинции,

нравы были слишком строги - даже ее мать не составляла исключения.

Она колебалась несколько мгновений: ей хотелось быстро и ясно описать

матери всю тяжесть своего положения и встретить если не помощь, то

сочувствие. Но она сказала только:

- Как бы мне хотелось, чтобы ты все время была со мной в Ликурге, мама!

Может быть...

Роберта спохватилась, чувствуя, что заговорила без должной

осторожности. Она едва не сказала, что если бы мать была с рею в Ликурге,

она сумела бы, пожалуй, устоять против настойчивых требований Клайда.

- Да, я верю, что тебе меня недостает, - сказала мать. - Но все-таки

тебе лучше жить в городе, ведь правда? Ты же знаешь, как нам тут живется.

А там у тебя работа, которая тебе нравится. Разве я ошибаюсь?

- Да, работа неплохая. Мне нравится. Хорошо, что я могу немного

помогать вам, но только не слишком приятно жить одной...

- А почему ты ушла от Ньютонов, Бобби? Разве Грейс так уж несносна? Я

думала, что она составит тебе компанию.

- Сначала так и было, - ответила Роберта, - только у нее совсем нет

знакомых молодых людей, и она ужасно ревновала меня к каждому, кто был

хоть капельку внимателен ко мне. Я никуда не могла пойти одна: она хотела

непременно всюду бывать вместе со мной. Ты же понимаешь, мама, две девушки

не могут гулять с одним молодым человеком...

- Понимаю, Бобби, - засмеялась мать и прибавила: - А кто же он?

- Мистер Грифитс, мама, - сказала Роберта после минутного колебания.

Словно при внезапной вспышке света она ясно увидела, как необычайно это

знакомство, какой разительный контраст со здешним обыденным мирком...

Каковы бы ни были страхи Роберты, самая возможность соединить свою жизнь с

жизнью Клайда была восхитительна. - Но ты никому не называй это имя, -

прибавила она, - он не хочет, чтобы об этом знали. Его родные очень

богаты, понимаешь. Им принадлежит фабрика, то есть его дяде. Но на фабрике

есть такое правило, что никто из служащих - никто из начальников - не

должен заводить знакомства с работницами. Он ни с кем и не знакомится. Но

он любит меня, а я - его. Это - другое дело. И потом, я хочу перейти на

другое место, тогда эти правила не будут нас касаться. Тогда нам можно

будет не скрывать, что мы знакомы.

Роберта тут же подумала, что теперь все это, пожалуй, не совсем верно.

Клайд в последнее время так изменился к ней, а она отдалась ему так

неосторожно, не получив от него обещания жениться... Может быть (это было

пока смутное, неясное опасение), может быть, он не позволит ей говорить об

их близости не только теперь, но никогда! И ведь если он разлюбит ее и не

женится, она тоже не захочет, чтобы кто-нибудь знал об этом. В какое

жалкое, трудное и позорное положение она себя поставила!

А миссис Олден, узнав так случайно о странном и, по-видимому, тайном

характере этого знакомства, не только встревожилась, но и смутилась: она

очень беспокоилась о счастье Роберты. Правда, говорила она себе, Роберта

такая хорошая, чистая и осторожная" - лучшая из ее детей, наименее

эгоистичная и самая разумная, - однако все возможно... Но нет, вряд ли

кто-нибудь может легко обмануть и обесчестить ее. Она слишком скромная и

порядочная девушка. И миссис Олден спросила:

- Так ты говоришь, он родственник владельца фабрики, мистера Сэмюэла

Грифитса, о котором ты писала?

- Да, мама, племянник.

- Этот молодой человек служит на фабрике? - с удивлением спросила мать.

Она не понимала, как могла Роберта привлечь человека, занимающего такое

видное положение, потому что с самого начала не сомневалась, что он член

семьи Сэмюэла Грифитса, владельца фабрики. Это уже само по себе было

тревожно. Обычный результат подобных отношений всегда и везде один, и

потому, естественно, она очень боялась за Роберту. И все же ей казалось,

что девушка с красотой и практичностью Роберты, пожалуй, сумеет без ущерба

для себя поддержать это необычайное знакомство.

- Да, - просто ответила Роберта.

- А какой он, Бобби?

- Он ужасно милый! Такой красивый, и так мил со мной! Моя работа была

бы совсем не так приятна, если б он не был такой благовоспитанный. Он

умеет поставить всех этих девушек на место. Он племянник председателя

компании, понимаешь, и поэтому работницы очень его уважают.

- Ну, это в самом деле очень хорошо. Лучше работать у благовоспитанных

людей, чем невесть у каких хозяев. Я помню, ты была не очень довольна

работой в Трипетс-Милс... И ты часто видишься с ним, Бобби?

- Да, в общем часто, - ответила Роберта, слегка краснея от сознания,

что она не может быть вполне откровенна с матерью.

Миссис Олден заметила, что дочь покраснела, и, приписав это смущению,

спросила поддразнивая:

- Видно, ты его очень любишь?

- Очень, мама, - просто и искренне ответила Роберта.

- А он? Он любит тебя?

Роберта отошла к окну. За окном, на склоне, который вел к колодцу и к

наиболее плодородному полю фермы, тянулись полуразвалившиеся постройки -

их вид больше чем что-либо другое вокруг говорил о жалком материальном

положении семьи. В самом деле, за последние десять лет эти постройки стали

символом нужды и неумелого хозяйничанья. В эту минуту, унылые, засыпанные

снегом, они олицетворяли в глазах Роберты полную противоположность всему,

о чем она мечтала. И Не удивительно, что все, к чему ее влекло,

воплощалось в Клайде. Мрачность и уныние несовместимы со счастьем, как

неудачи в любви - с успехом. Если только он любит ее и увезет отсюда,

тогда, может быть. И мать избавится от этого беспросветного уныния. Если

же он не любит, то плоды ее страстных, но, быть может, ошибочных мечтаний

падут не только на ее голову, а и на головы родных, и прежде всего -

матери. Роберта не знала, что сказать, и наконец ответила:

- Он говорит, что любит.

- Как ты думаешь, он намерен жениться на тебе? - спросила миссис Олден

робко и выжидающе, потому что она любила Роберту больше других детей и

возлагала на нее все свои надежды.

- Знаешь, что я тебе скажу, мама...

Фраза осталась неоконченной, потому что в эту минуту вбежала Эмилия с

криком:

- Гиф приехал! В автомобиле! Наверно, его кто-нибудь подвез, и у него

какие-то большие пакеты!

И вслед за тем в комнату вошел Том со старшим братом; Гиф был в новом

пальто - первый результат его службы в "Дженерал электрик" в Скенэктеди.

Он ласково поздоровался с матерью и с Робертой.

- Гифорд, ты? - воскликнула мать. - А мы не ждали тебя раньше девяти.

Как это тебе удалось приехать так рано?

- Я и сам не думал, что так получится. Я зашел к мистеру Ририку в

Скенэктеди, и он предложил мне поехать вместе с ним. Знаешь, - обратился

он к Роберте, - старина Майерс достроил наконец второй этаж своего дома.

Пожалуй, еще через годик будет готова и крыша.

- Наверно, - согласилась Роберта, вспоминая своего старого знакомого по

Трипетс-Милс.

Она взяла у брата пальто и отнесла пакеты на обеденный стол.

- Руки прочь, Эм! - крикнул Гиф младшей сестренке, которая с

любопытством стала разглядывать пакеты. - До завтрашнего утра нечего их

трогать. А кто-нибудь уже срубил елку? В прошлом году это была моя

обязанность.

- И в этом году тоже, Гифорд, - сказала мать. - Я велела Тому подождать

тебя, уж ты всегда выберешь хорошую елочку.

В это время в кухню вошел отец с охапкой дров; сутулый, с изможденным

лицом, острыми локтями и коленями, он был так непохож на бодрых, хорошо

сложенных молодых Олденов. Роберту поразил этот контраст, когда отец,

улыбаясь, остановился перед сыном. Как бы ей хотелось, чтобы все они стали

наконец счастливы! Взволнованная, она подошла к отцу и обняла его.

- А Санта-Клаус принес кое-что моему папочке, и, наверно, это ему

понравится, - сказала она.

Она привезла отцу непромокаемый плащ на темно-красной клетчатой

подкладке; Роберта знала, что в таком плаще старику будет тепло работать

на дворе, и с нетерпением ждала утра, чтобы отдать ему свой подарок.

Потом она надела фартук, чтобы помочь матери готовить праздничный ужин.

Больше они ни минуты не оставались одни и не могли поговорить о том, что

так занимало обеих: о Клайде. Лишь несколько часов спустя Роберта,

наконец, улучив минуту, сумела шепнуть матери:

- Только ты никому ничего не Говори, мама. Я обещала ему молчать, и ты

тоже молчи.

- Нет, я ничего не скажу, дорогая! Хотя, по-моему, это странно. Но, я

надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Ты уже достаточно взрослая, чтобы

позаботиться о себе. Правда, Бобби?

- Ну конечно. И ты не должна беспокоиться обо мне, мамочка, - прибавила

она, заметив, что по родному лицу прошла тень - не то чтобы недоверия, но

тревоги. Надо быть осторожнее, не нужно тревожить мать: у нее и без того

немало забот.

На следующее утро приехала сестра Агнесса с мужем, и начались

бесконечные рассказы об их жизни в Гомере, о материальных и иных успехах.

Сестра была не так хороша собой, как Роберта, и Фред Гейбл, ее муж, был

отнюдь не таким человеком, которым Роберта могла бы когда-либо

заинтересоваться. И, однако, после Всех тревожных мыслей о Клайде вид

Агнессы - спокойной, любимой и довольной скромным благополучием, которым

ее сумел окружить скучный, заурядный супруг, - вновь пробудил в Роберте

тягостные мысли и сомнения, угнетавшие ее второй день. Не лучше ли, думала

она, выйти замуж даже за такого неэнергичного и непривлекательного, но

постоянного в своих чувствах человека, как Фред Гейбл, чем оказаться в

таком ненормальном положении, в каком оказалась она теперь из-за своих

отношений с Клайдом? Гейбл оживленно рассказывал о том, чего они с

Агнессой достигли за год, прошедший со времени их свадьбы. Он отказался от

должности учителя в Гомере и стал совладельцем небольшого книжного и

писчебумажного магазина. Это хорошее дело, больше всего дохода они

получают от продажи игрушек и содовой воды. Если все пойдет хорошо,

Агнесса сможет будущим летом заново обставить гостиную. Фред уже купил ей

на рождество граммофон. В доказательство своего благосостояния они

привезли всем Олденам неплохие подарки.

Гейбл захватил с собой ликургскую газету "Стар" и за завтраком,

необычно поздним из-за гостей, читал различные новости о Ликурге (в этом

городе жила семья его компаньона).

- Я вижу, в вашем городе жизнь бьет ключом, - сказал он Роберте. - Вот

"Стар" сообщает, что "Компания Грифитс" получила заказ на сто двадцать

тысяч воротничков из одного только Буффало. Как видно, они здорово

загребают деньги.

- В моем отделении всегда много работы, - отозвалась Роберта. - Уж не

знаю, идут дела хорошо или плохо, а мы всегда заняты. Мне кажется, на

фабрике дела всегда хороши.

- Везет же этим фабрикантам, - сказал Гейбл. - Им не о чем

беспокоиться. Мне говорили, что они строят в Илионе новую фабрику для

производства рубашек. Ты что-нибудь слышала об этом?

- Нет, не слыхала. Может быть, это другая фирма.

- Кстати, как зовут молодого человека, который заведует вашим

отделением? Ты говорила, кажется, что он тоже Грифитс? - спросил он,

переворачивая лист газеты и просматривая светскую хронику города Ликурга.

- Да, его зовут Грифитс, Клайд Грифитс. А что?

- Кажется, я только что видел его имя. Я просто хотел проверить, тот ли

это. Вот смотри: это он?

Гейбл передал газету Роберте, указав пальцем заметку. И Роберта

прочитала:

"У мисс Ванды Стил (Гловерсвил) в пятницу состоялся танцевальный вечер,

на котором присутствовали некоторые видные представители ликургского

общества, в том числе мисс: Сондра Финчли, Бертина Крэнстон, Джил и

Гертруда Трамбал и Перли Хайнс и мистеры: Клайд Грифитс, Фрэнк Гарриэт,

Трейси Трамбал, Грэнт Крэнстон и Скотт Николсон. Как всегда бывает на

собраниях молодежи, танцы затянулись до поздней ночи, и гости из Ликурга

выехали домой только на заре. По слухам, то же общество собирается весело

встретить Новый год у Эллерсли (Скенэктеди)".

- Видно, он там важная особа, - заметил Гейбл, пока Роберта читала.

Прочитав эту заметку, Роберта прежде всего подумала, что описанная в

ней вечеринка совсем не похожа на ту, где Клайд, по его словам, был со

своими двоюродными сестрами. Здесь вовсе не упоминалось о Майре и Белле

Грифитс. С другой стороны, здесь были названы все имена, которые она

раньше очень часто слышала от Клайда: Сондра Финчли, Бертина Крэнстон,

сестры Трамбал, Перли Хайнс; Клайд сказал ей, что вечер был неинтересный,

а тут говорится, что было очень весело. Его называют в числе приглашенных

на другую такую же вечеринку под Новый год, то есть в тот вечер, который

она рассчитывала провести с ним, а он даже не сказал ей Об этом

приглашении. И, наверно, в последнюю минуту придумает какое-нибудь

оправдание, как было в пятницу. О, господи! Что же все это значит?

И мгновенно рождество в семейном кругу утратило для Роберты всю свою

романтическую прелесть. Она спрашивала себя, действительно ли Клайд любит

ее так, как говорит. Отчаянное положение, в котором она оказалась из-за

своей безрассудной страсти к Клайду, невыразимо ее мучило. Если у нее не

будет Клайда, не будет мужа, дома и детей и достойного места в окружающем

скромном мирке, в котором она живет, - что тогда останется у нее в жизни?

И, кроме его любви к ней, - если она не угасла! - в чем найти поруку, что

он в конце концов не бросит ее, раз он может вот так обманывать ее и

оставлять одну? Если так, что ждет ее впереди! Едва ли она сможет выйти

замуж за кого-нибудь другого, и никакой уверенности в Клайде...

Она была не в силах говорить, и хотя Гейбл спросил у нее: "Ведь это тот

самый Грифитс?" - она, не отвечая, встала из-за стола.

- Простите, я на минутку, - сказала она. - Мне нужно достать кое-что из

чемодана, - и бросилась вверх по лестнице в бывшую свою комнату.

Здесь она села на кровать и оперлась подбородком на руки: ее привычная

поза в минуты тревожного раздумья. Пристально, невидящими глазами она

глядела в пол.

Где сейчас Клайд?

С какой именно из этих девушек он ездил к Стил? Очень ли она ему

нравится? До этого дня Роберта была уверена в любви Клайда и вовсе не

задумывалась над тем, что его внимание может привлечь какая-нибудь другая

девушка.

Но теперь, теперь...

Она встала, подошла к окну и поглядела в сад, где еще подростком так

часто трепетала пред красотою жизни. Теперь все было мрачно и голо. Тонкие

обледенелые ветви деревьев, серые качающиеся прутья, кое-где одинокий

дрожащий лист... и снег... И жалкие полуразрушенные постройки... И Клайд

становится равнодушен к ней... Внезапно она подумала, что ей нельзя здесь

оставаться. Надо уехать как можно скорее, даже сегодня, если удастся. Она

должна вернуться в Ликург и быть вблизи Клайда хотя бы затем, чтобы

напомнить ему о его прежней привязанности и самим своим присутствием

удержать от сближения с другими девушками. Неразумно было уехать вот так,

да еще в праздничные дни. В ее отсутствие он может совсем покинуть ее ради

другой девушки, и если это случится, то не по ее ли собственной вине? Она

уже начала обдумывать, под каким предлогом можно вернуться в Ликург

сегодня же, но сообразила, что теперь, накануне праздника, всем, и прежде