Книга вторая 16 page

звуки первого фокстрота; из этой и без того просторной комнаты была

вынесена вся мебель, которая могла бы помешать танцам, оставались только

стулья вдоль стен.

- Вам надо позаботиться о программе и о первом танце: пригласите

кого-нибудь, пока не поздно, - предупредила Сондра.

- Да, я сейчас все сделаю. Но неужели вы обещаете мне только два танца?

- Ну хорошо, запишите третий, пятый и восьмой в первой половине. - Она

весело махнула ему рукой, и он поспешно пошел доставать программу.

Танцевали только модные, очень быстрые фокстроты, и танцоры, в

соответствии со своим темпераментом и настроением, вносили в них новые па

собственного изобретения. Клайд весь прошлый месяц много танцевал с

Робертой и теперь был в превосходной форме; притом его безмерно возбуждало

сознание, что наконец-то он находится в обществе такой удивительной

девушки, как Сондра, и даже может высказать ей свое восхищение.

И хотя он старался казаться любезным и внимательным, танцуя с другими

девушками, он не мог отвести глаз от Сондры. У него едва не кружилась

голова, когда Сондра, мечтательно и томно скользя мимо в объятиях Гранта

Крэнстона, бросала как бы случайный взгляд в его сторону и всем своим

видом давала ему понять, как она грациозна, романтична и поэтична всегда и

во всем - поистине прекраснейший цветок жизни. И вдруг Нина Темпл, с

которой он танцевал, заметила:

- Она очень грациозна, правда?

- Кто? - спросил Клайд с невинным видом, но тут же покраснел до ушей. -

Я не знаю, о ком вы говорите.

- Не знаете? А почему же вы покраснели?

Он понял, что выдал себя и что его попытка ускользнуть от прямого

ответа просто смешна. Он отвернулся, но в эту минуту музыка смолкла, и

танцоры направились к стульям. Сондра ушла с Грэнтом Крэнстоном, а Клайд

подвел Нину к мягкому креслу в нише окна, в библиотеке.

Следующий танец он танцевал с Бертиной и был слегка задет холодным,

откровенным равнодушием, с каким она принимала его любезности. Клайд

интересовал ее лишь постольку, поскольку им, видимо, интересовалась

Сондра.

- Вы хорошо танцуете, - сказала она ему. - Наверно, вы много танцевали

там, где жили раньше. Вы ведь, кажется, приехали из Чикаго?

Она говорила медленно и небрежно.

- Да, я жил в Чикаго до того, как приехал сюда, но там я не так уж

много танцевал: мне приходилось работать.

Он подумал, что у таких девушек, как эта, есть все, чего они могут

пожелать, а у таких, как Роберта, нет ничего. И все же в это мгновение

Роберта больше нравилась ему. Она куда нежнее, мягче, добрее, не такая

ледяная...

Музыка заиграла снова; то и дело мелодию прерывал томный голос

одинокого саксофона; Сондра подошла к Клайду, вложила правую руку в его

левую, позволила ему обнять себя - и все это так легко, свободно, весело,

что Клайд, застигнутый врасплох среди своих грез о ней, затрепетал от

восторга.

Она смотрела ему в глаза с обычным лукавым кокетством и улыбалась

нежной, обманчивой и все же многообещающей улыбкой, от которой его сердце

забилось быстрее, а горло судорожно сжалось. Тонкий свежий аромат ее духов

щекотал его ноздри, точно благоухание весны.

- Приятно проводите время?

- Да, любуюсь вами.

- Здесь еще много хорошеньких девушек, которыми можно любоваться!

- Но ни одна не может сравниться с вами!

- И я танцую лучше всех, и я гораздо красивее, чем все остальные

девушки. Ну вот, все это я сказала за вас. А что вы теперь скажете?

Она посмотрела на него насмешливо, и Клайд, поняв, что говорить с ней

совсем не так легко, как с Робертой, смутился и покраснел.

- Понимаю, - сказал он серьезно, - вам все говорят одно и то же, и вы

не хотите слышать это еще раз от меня.

- Ну нет, далеко не все. Очень многие вовсе не считают меня красивой.

Простота его ответа и пробудила любопытство Сондры и сбила ее с толку.

- Не считают вас красивой? - переспросил он весело, увидев, что она уже

не смеется над ним.

Но все же он побоялся сказать ей еще какой-нибудь комплимент. Он

поискал другую тему и решил вернуться к начатому за столом разговору о

верховой езде и теннисе.

- Вы, наверно, любите всякий спорт на свежем воздухе, правда? - спросил

он.

- Еще как! - быстро и горячо ответила она. - Люблю больше всего на

свете. До безумия люблю ездить верхом, плавать, грести, кататься на

моторной лодке и на акваплане. А вы плаваете?

- Ну конечно! - гордо сказал Клайд.

- Играете в теннис?

- Немного, только начинаю, - ответил он, боясь признаться, что совсем

не играет.

- Я обожаю теннис. Мы с вами как-нибудь сыграем.

После этого Клайд совсем воспрянул духом. Легкая, как пушинка, Сондра

кружилась с ним под заунывные звуки популярной любовной песенки и

продолжала разговор:

- Белла Грифитс, Стюарт, Грэнт и я отлично сыгрались. Прошлым летом мы

всех победили на Лесном озере и на Двенадцатом тоже. А видели бы вы, как я

ныряю с вышки! У нас, то есть у Стюарта, самая быстроходная моторная

лодка: шестьдесят миль в час!

Клайд сразу понял, что он коснулся того предмета, который не только

занимал, но и волновал ее. И не только потому, что всякие физические

упражнения доставляли ей удовольствие, но и потому, что она выходила

победительницей в тех видах спорта, которыми особенно увлекались все ее

друзья и знакомые, и упивалась успехом. И, наконец (это он понял только

позднее), ее восхищала возможность часто переодеваться, показываться в

обществе в самых необычайных нарядах, - а это для нее значило очень много.

Как она выглядела в купальном костюме! А в костюме для верховой езды, или

для тенниса, или для танцев, или для экскурсий в автомобиле!

Они продолжали танцевать, взволнованные ощущением, что их одинаково

влечет друг к другу; они пытливо и весело заглядывали друг другу в глаза -

и в этих взглядах сквозили нежность и восхищение; Сондра намекала, что

если в ее кругу Клайда сочтут подходящим человеком в спортивном,

финансовом и во всех прочих отношениях, то она, пожалуй, сможет ввести его

в дома своих друзей. И Клайд, который был в приподнятом настроении, почти

поверил, что это возможно, что так и будет. Но под его напускной

обманчивой уверенностью и спокойствием таилось неверие в себя; это

сказывалось в нетерпеливом и в то же время печальном блеске его глаз; и

хотя голос Клайда звучал как будто мужественно и твердо, но если бы Сондра

умела в этом разбираться, она различила бы в нем нотки, очень далекие от

подлинной уверенности.

- Как жаль, что танец кончился, - сказал он печально.

- Пускай сыграют еще раз! - сказала Сондра и захлопала в ладоши.

Оркестр вновь заиграл тот же мотив, и они опять заскользили по паркету,

наклоняясь и покачиваясь, всецело отдаваясь ритму музыки, словно две

щепочки, уносимые бурным, но дружелюбным морем.

- Я так рад, что я снова с вами... танцевать с вами... это так чудесно,

Сондра...

- Вы не должны меня так называть! Мы с вами еще недостаточно знакомы.

- Я хотел сказать "мисс Финчли". Но вы не рассердитесь на меня опять?

Нет?

Он сильно побледнел, лицо у него снова стало грустное. Сондра это

заметила.

- Нет. Разве я сердилась на вас? Право, нет. Вы мне нравитесь...

немного... когда не впадаете в сентиментальность.

Музыка прекратилась. Кончился легкий, стремительный танец.

- Пойдем посмотрим, идет ли еще снег. Хотите? - спросила Сондра.

- Конечно, хочу!

Скользя между прогуливающимися парами, они побежали к боковой двери в

бесшумный мир, сплошь окутанный мягким, пушистым снегом. Воздух был полон

тихо кружащихся и падающих хлопьев.

Следующие дни декабря принесли Клайду несколько приятных, но в то же

время тревожных и осложнивших его жизнь событий. Сондра Финчли, найдя в

нем приятного поклонника, не собиралась упускать его из виду. Однако она

занимала видное положение в обществе и потому не знала, как быть: Клайд

был слишком беден и слишком явно пренебрегали им сами Грифитсы, чтобы она

рискнула открыто проявить свой интерес к нему.

Вначале Сондра обратила внимание на Клайда лишь по одной причине; ей

хотелось позлить Гилберта дружбой с его двоюродным братом. Теперь к этой

причине прибавилась другая: Клайд ей нравился. Он был обаятелен и

преклонялся перед нею и ее положением, - это и занимало ее, и льстило ей.

По своему характеру она жаждала именно такого обожания, искреннего и

романтического. К тому же ей нравились и внешность Клайда и некоторые его

внутренние качества: он был влюблен, но без излишней смелости, которая

досаждала бы ей; он поклонялся ей, но так, как можно поклоняться живой

женщине; и в нем чувствовалась та же живость души и тела, какая была

свойственна и ей самой.

И потому Сондра упорно думала о том, как бы продолжить знакомство с

Клайдом, не привлекая слишком большого внимания и не вызывая

неблагоприятных толков: мысль эта заставляла ее хитрый маленький мозг

напряженно работать каждую ночь, когда она возвращалась домой. Однако на

тех, кто видел Клайда в тот вечер у Трамбалов, произвели такое впечатление

его мягкие, приятные манеры и интерес, который проявляла к нему Сондра,

что все они, особенно девушки, готовы были принять его в свою компанию.

Вот почему через две недели, когда Клайд, выбирая в магазине Старка

недорогие рождественские подарки для матери, отца, сестер, брата и

Роберты, встретил Джил Трамбал, тоже занятую покупками, она пригласила его

на вечер с танцами, который устраивала Ванда Стил на следующий день - в

канун рождества - у себя в Гловерсвиле. Джил собиралась туда с Фрэнком

Гарриэтом, однако не знала точно, будет ли там Сондра: ее приглашали

куда-то в другое место, но она все же предполагала приехать в Гловерсвил,

если сможет. Но, прибавила Джил, ее сестра Гертруда будет рада, если Клайд

согласится ее сопровождать. Это был вежливый способ обеспечить Гертруде

кавалера. Кроме того, Джил знала: если Сондра услышит, что Клайд будет у

Стилов, она постарается как-нибудь отделаться от другого приглашения.

- Трейси охотно заедет за вами, - продолжала она, - или... - она

поколебалась, - может быть, вы пообедаете у нас перед поездкой? Запросто,

по-семейному. Мы будем вам очень рады. У Ванды начнут танцевать не раньше

одиннадцати.

Танцы были назначены на пятницу - именно этот вечер Клайд еще раньше

обещал провести с Робертой, так как в субботу она уезжала на три дня

рождественских праздников к своим родителям, - до сих пор они с Клайдом

еще не расставались на такой долгий срок. Она приготовила ему подарок -

самопишущую ручку и "вечный" карандаш, - и потому ей особенно хотелось,

чтобы он пришел к ней в этот последний вечер, о чем она ему не раз

говорила. И он, со своей стороны, хотел в этот вечер сделать ей сюрприз:

подарить туалетный прибор.

Но теперь он слишком обрадовался возможности вновь встретиться с

Сондрой и потому решил нарушить свое обещание, хотя и понимал, что это

будет нелегко и непорядочно по отношению к Роберте. Как ни захватило его

увлечение Сондрой, все же он был привязан к Роберте и ему не хотелось ее

огорчать. Он знал, как она будет разочарована! И в то же время он был так

польщен и восхищен этим внезапным, хотя и запоздалым признанием общества,

что ему и в голову не пришло отказаться от приглашения Джил. Пренебречь

возможностью побывать в гостях у семейства Стил, да еще в обществе

Трамбалов и без всякой помощи Грифитсов! Пусть это нехорошо, жестоко,

пусть это предательство по отношению к Роберте, но зато он увидит Сондру!

Итак, он заявил, что принимает приглашение, и тут же решил зайти к

Роберте и извиниться перед нею: он придумает какое-нибудь объяснение,

скажет, например, что Грифитсы пригласили его на обед. Для нее это

достаточно веский, неотразимый довод. Но он не застал ее дома и решил, что

объяснится с нею завтра утром на фабрике, - напишет записку, если

понадобится. Чтобы утешить Роберту, Клайд решил, что он пообещает

проводить ее в субботу до Фонды, и тогда передаст ей подарок.

Но в пятницу утром на фабрике, вместо того чтобы поговорить с нею

серьезно и показать, что он очень огорчен, Клайд только шепнул:

- Я не могу прийти к тебе сегодня, дорогая. Я приглашен к дяде, мне

непременно надо быть у него. Не знаю, сумею ли забежать после. Постараюсь,

если будет не очень поздно. Но если мы сегодня не увидимся, я провожу тебя

завтра до Фонды. Я хочу тебе кое-что подарить. Ты не сердись. Понимаешь, я

только утром получил приглашение, а то я предупредил бы тебя раньше. Ты не

будешь сердиться, правда?

Он грустно посмотрел на нее, делая вид, что очень огорчен. Роберта

покачала головой, как бы говоря: "Нет, я не сержусь", - но она была очень

расстроена и подавлена тем, что Клайд с такой легкостью пренебрег и ее

подарками, и возможностью провести с нею счастливый вечер. Это случилось

впервые - и она спрашивала себя, что может предвещать такое внезапное

равнодушие? До сих пор Клайд всегда был чрезвычайно внимателен к ней, свое

увлечение Сондрой он скрывал под напускной неизменной нежностью, которой

было вполне достаточно, чтобы обмануть Роберту. Может быть, он сказал

правду, и ему нельзя было отказаться от приглашения. Но она так мечтала об

этом вечере! А теперь они не увидятся целых три дня! На фабрике, а потом и

дома она предавалась горестным сомнениям. Если бы Клайд по крайней мере

зашел к ней от дяди, чтобы она могла отдать ему свои подарки... но он

сказал, что обед скорее всего кончится поздно. Он не уверен, что сумеет

освободиться. Возможно, что после обеда они все вместе еще куда-нибудь

поедут.

Между тем Клайд отправился сначала к Трамбалам, потом к Ванде Стил и

везде встречал такое внимание, о котором месяц назад не мог и мечтать. В

доме Ванды Стил его сразу познакомили со множеством людей, которые, видя,

что он приехал с молодыми Трамбалами, и узнав, что он Грифитс, немедленно

пригласили его к себе или дали понять, что скоро пригласят. В заключение

он был самым любезным образом приглашен на новогодний вечер к Вендэмам в

Гловерсвиле и на обед и танцы в сочельник к Гарриэтам в Ликурге; на этот

вечер были приглашены Гилберт и Белла, а также Сондра, Бертина и другие.

Наконец около полуночи появилась и сама Сондра в сопровождении Скотта

Николсона, Фредди Сэлса и Бертины; сперва она притворялась, что не

подозревает о присутствии Клайда, потом удостоила его приветственным: "А,

это вы! Не ожидала встретить вас здесь!" Она была обольстительна в

живописно накинутой на плечи темно-красной испанской шали. Но Клайд с

самого начала чувствовал, что она все отлично знала, и, выбрав первую

удобную минуту, подошел к ней и спросил вкрадчиво:

- Вы будете танцевать со мной сегодня?

- Да, конечно, если вы меня пригласите. Я думала, что вы, может быть,

уже меня забыли, - пошутила она.

- Разве я могу забыть вас! Я только потому и приехал сюда, что надеялся

увидеть вас снова. После нашей последней встречи я не мог думать ни о ком

и ни о чем, кроме вас.

В самом деле, он так слепо восхищался ею, каждым ее шагом, каждой

ужимкой, что и это ее притворное равнодушие не возмущало, а только еще

больше привлекало его. И теперь сила и искренность его чувства совсем

покорили Сондру. Его глаза сузились и горели такой страстью, что она

почувствовала необычайное волнение.

- О, вот какие милые вещи вы умеете говорить! И как это у вас мило

получается! - Она смотрела на него, улыбаясь, поправляя большой испанский

гребень в волосах. - Вы говорите так, точно в самом деле это чувствуете.

- Вы хотите сказать, что не верите мне, Сондра? - спросил он пылко, и

то, что он вторично назвал ее по имени, теперь взволновало ее так же, как

и его. На этот раз она не стала сердиться, его дерзость была ей приятна.

- Нет, конечно, я верю. - Впервые она говорила с ним нерешительно, без

прежнего спокойствия. Она почувствовала, что теперь ей труднее находить

правильную линию поведения и более или менее сдерживать Клайда. - Ну,

говорите же, какой танец вам оставить, а то, я вижу, за мной идут. - И она

с лукавой и вызывающей улыбкой протянула ему маленькую программу. - Хотите

одиннадцатый? Это уже скоро, сейчас будет десятый.

- И это все?

- Ну, еще четырнадцатый, если вы такой жадный, - засмеялась она, глядя

прямо в глаза Клайду, и этот смеющийся взгляд совсем его покорил.

Танцуя затем с Фрэнком Гарриэтом, она узнала, что Клайд уже приглашен к

Гарриэтам на сочельник и что Джессика Фэнт пригласила его в Утику на

встречу Нового года; и Сондра решила, что он теперь на пути к настоящим

успехам и, очевидно, совсем не будет такой обузой в обществе, как она

боялась. В нем есть какое-то обаяние, это несомненно. И он так ей предан!

Вполне возможно, думала она, что теперь, когда Клайд принят в семьях,

занимающих видное положение, и другие девушки тоже настолько

заинтересуются и даже увлекутся им, что пожелают зачислить его в свою

свиту. Тщеславная и надменная, она решила, что не допустит этого. Поэтому,

во второй раз танцуя с Клайдом, она сказала:

- Вы, кажется, в сочельник приглашены к Гарриэтам?

- Да, и всем этим я обязан вам! - горячо воскликнул он. - Вы тоже там

будете?

- Нет, и мне ужасно жаль. Я туда приглашена, и теперь мне очень

хотелось бы пойти, но, понимаете, я еще раньше уговорилась поехать на

праздники в Олбани и потом в Саратогу. Я уезжаю завтра и вернусь накануне

Нового года. Но друзья Фредди устраивают в Скенэктеди грандиозную встречу

Нового года, там будет ваша кузина Белла, и мой брат Стюарт, и Грэнт, и

Бертина. Если хотите, можете поехать с нами.

Она чуть было не сказала "со мной", но сдержалась. Она решила показать

всем подругам свою власть над ним: они убедятся в этом, когда он ради нее

откажется от приглашения мисс Фэнт. И Клайд тотчас согласился, в восторге,

что можно будет снова встретиться с нею.

В то же время его удивило и почти испугало, что она так небрежно,

мимоходом и, однако, решительно устраивает его встречу с Беллой. Та,

конечно, сразу сообщит дома, что он появляется в обществе Сондры и ее

друзей. Что-то из этого выйдет? Как-никак Грифитсы до сих пор не

приглашали его к себе - даже на рождество. А ведь им стало известно, что

Сондра подвезла его в своей машине и что он был затем приглашен в клуб

"Сейчас и после", но они ничего не предприняли. Гилберт был взбешен, его

родители озадачены - и, не зная, как следует поступать дальше, пока

отмалчивались.

Но компания, в которую Сондра пригласила Клайда, должна была остаться в

Скенэктеди до следующего утра, - обстоятельство, которое она не

потрудилась сначала объяснить Клайду. А он совсем забыл, что Роберта к

тому времени вернется из Бильца и, после того как он оставил ее одну в

канун рождества и после этой трехдневной разлуки, будет, конечно, ждать,

что он встретит с нею Новый год. Об этом осложнении Клайд подумал гораздо

позже. А теперь он испытывал только блаженство от сознания, что Сондра

позаботилась о нем, и тотчас с восторгом согласился.

- Но знаете, - предостерегла его Сондра, - вы не должны оказывать мне

слишком много внимания, когда мы с вами встречаемся. И не обижайтесь, если

я буду не слишком внимательна к вам. Иначе мне нельзя будет часто с вами

видеться. Мои родители, знаете ли, странные люди и некоторые мой друзья

тоже... Но если вы будете просто в меру любезны и даже немножко

равнодушны, - понимаете? - тогда мы все-таки сможем встречаться зимой. Вы

поняли, да?

Невыразимо взволнованный этим признанием, которое - он это знал - было

вызвано его пылкостью, Клайд пытливо и страстно взглянул на Сондру.

- Так я все-таки не совсем безразличен вам, правда? - сказал он

требовательно и вместе с тем умоляюще; глаза его сияли страстным

восторгом, это бесконечно нравилось Сондре.

И, стараясь сохранить осторожность и все же поддаваясь увлечению,

взволнованная и, однако, не уверенная, что поступает благоразумно, она

ответила:

- Хорошо, я скажу вам: и да и нет. Я еще не решила. Вы мне очень

нравитесь. Иногда мне кажется, что вы мне нравитесь больше всех. Видите

ли, мы еще так мало знаем друг друга... Но вы все-таки поедете со мной в

Скенэктеди?

- Поеду ли!..

- Я напишу вам об этом подробнее или позвоню. У вас есть телефон?

Он дал ей свой номер.

- А если что-нибудь изменится или я не смогу поехать, не обижайтесь. Мы

потом еще увидимся с вами где-нибудь, непременно!

Она улыбнулась, и Клайд почувствовал, что задыхается от волнения. Как

она откровенна! Она сказала, что иногда он ей очень нравится, и этого было

достаточно, чтобы он чуть не опьянел от радости. Подумать только: такая

красавица старается ввести его в свою жизнь - такая удивительная девушка,

окруженная столькими друзьями и поклонниками, среди которых она может

сделать выбор.

Следующее утро. Половина седьмого. Клайд проспал всего час после

возвращения из Гловерсвила и встал встревоженный, не зная, как ему быть с

Робертой. Сегодня она уезжает в Бильц. Он обещал проводить ее до Фонды. Но

теперь у него нет желания ехать. Разумеется, он сочинит что-нибудь в

извинение. Но что?

К счастью, за день перед этим он слышал, как Уигэм сказал Лигету, что

на сегодня назначается совещание начальников цехов, и Лигет должен после

работы явиться в кабинет Смилли. Клайда не приглашали, потому что его

маленькое отделение было лишь частью цеха Лигета. Теперь Клайд решил, что

он может сослаться на это совещание, и перед полуденным перерывом положил

Роберте на стол записку. В записке стояло:

"Дорогая, страшно огорчен, но мне только что сказали, что сегодня в три

часа я должен быть внизу, на совещании начальников цехов. Значит, я не

сумею поехать с тобой в Фонду, но забегу к тебе на несколько минут после

работы. У меня есть кое-что для тебя, так что жди! Не огорчайся уж

слишком, я ничего не могу поделать. В среду, когда вернешься, обязательно

увидимся.

Клайд".

В первую минуту, увидев записку, которую не могла сейчас же прочесть,

Роберта обрадовалась: она подумала, что Клайд хочет точнее условиться о

встрече. Но когда, несколько минут спустя, она вышла в гардеробную, чтобы

украдкой прочитать эти несколько строк, лицо ее омрачилось. Вот еще новое

огорчение вдобавок ко вчерашнему разочарованию, когда она напрасно

прождала Клайда; к тому же сегодня он кажется рассеянным и даже

холодным... Роберта спрашивала себя, в чем причина этой внезапной

перемены. Может быть, он и в самом деле не может не явиться на это

совещание, как не мог не пойти к дяде, когда его пригласили на обед. Но

если бы он любил ее по-прежнему, то накануне, предупреждая, что вечером не

придет к ней, он не мог бы оставаться таким веселым и спокойным, несмотря

на ее отъезд. Ведь он знал, что она уезжает на три дня, знал, что разлука

с ним для нее всегда большое огорчение.

Ее радостные надежды сразу сменились глубокой тоской и унынием. Всегда

у нее так получается в жизни! Через два дня рождество, ей надо ехать домой

в Бильц, где вовсе не весело и только от нее ждут радости и веселья. И

придется ехать одной, а Клайд забежит к ней только на несколько минут. Она

вернулась на свое место, и лицо ее ясно говорило, что она глубоко

несчастна. Она ничего не видела вокруг и двигалась, как автомат. Клайд

заметил эту перемену, но, захваченный внезапным, непобедимым чувством к

Сондре, не способен был раскаиваться.

Как всегда по субботам, в час пополудни мощные гудки соседних фабрик

возвестили о конце рабочего дня - и Клайд и Роберта порознь направились к

ее дому. По дороге он обдумывал, что сказать Роберте. Что делать? Как

притворяться нежным, когда он не чувствует нежности, когда увлечение его

охладело и поблекло? Как продолжать эту связь, которая еще две недели

назад была живой и страстной, а теперь стала поразительно слабой и

бесцветной? Нельзя сказать или как-то показать Роберте, что он к ней

охладел, это будет слишком жестоко, и кто знает, что она на это ответит?

Как поступит? А с другой стороны, теперь, когда все его мечты и планы

связаны с Сондрой, не годится успокаивать Роберту ласковыми словами и

сохранять прежние отношения. Невозможно! Кроме того, если появится хоть

малейшая надежда, что Сондра тоже полюбит его, конечно же, он сразу

захочет оставить Роберту. А почему бы и нет? Что может дать ему Роберта?

Можно ли сравнить ее по красоте и положению в обществе с Сондрой! Разве

хорошо будет со стороны Роберты, если она станет требовать и ждать, чтобы

он по-прежнему был занят только ею и отказался ради нее от всех связей и

возможностей, какие открывает для него близость с Сондрой. Нет, право же,

это несправедливо!

Так рассуждал Клайд, а Роберта, уже успевшая вернуться домой, тем

временем спрашивала себя, почему он вдруг стал к ней равнодушен. Почему он

нарушил свое обещание и не пришел вчера вечером, почему теперь, когда она

уезжает на праздники домой и не увидится с ним целых три дня, он не хочет

даже проводить ее до. Фонды? Он говорит о совещании, но правда ли это? Она

могла бы, если надо, подождать его до четырех часов, но не решилась это

предложить, потому что чувствовала в поведении Клайда какую-то

уклончивость, отчужденность... Что же все это значит? Ведь еще так недавно

возникла эта близость, которая с самого начала и до сего дня, казалось,

так прочно их соединяла. Неужели это - опасная перемена, быть может, даже

конец их любви, их чудесной сказки? О, боже! А она отдала ему так много...

теперь от его верности зависит все: ее будущее, ее жизнь...

Она стояла посреди комнаты, раздумывая над всем этим, когда явился

Клайд с рождественским подарком под мышкой и с напускной беспечностью на

лице, никак не отвечавшей его твердому решению по возможности изменить

свои отношения с Робертой.

- Ох, до чего же я огорчен, Берта, - начал он оживленным тоном, в

котором смешивались притворная веселость, сочувствие и неуверенность. -

Понимаешь, еще два часа назад я и понятия не имел, что они собираются

устраивать это совещание. Но ты же знаешь, как это бывает. От таких вещей

просто невозможно уклониться. Ты не очень огорчена, дорогая? - По

выражению ее лица и в эту минуту и еще раньше, на фабрике, он видел, что

она в самом печальном настроении. - Хорошо еще, что мне удалось вырваться

на минутку и принести тебе вот это, - прибавил он, протягивая ей подарок.

- Я хотел принести вчера, но помешал этот обед. Мне ужасно жалко, что так

вышло, правда, жалко!

Если бы он принес свой подарок вчера вечером, Роберта была бы в

восторге, но теперь она равнодушно поставила коробку на стол; вся прелесть

подарка была для нее потеряна.

- Ты хорошо провел вчера время, милый? - спросила она, желая узнать во

всех подробностях, что же отняло его у нее.

- Да, недурно, - ответил Клайд; он старался притвориться возможно более

равнодушным, говоря об этом вечере, который так много значил для него и

таил столько опасности для нее. - Я думал, что меня просто приглашают к

дяде на обед, я ведь так и говорил тебе. А оказалось, что нужно проводить

Беллу и Майру на вечер в Гловерсвил. Там живет богатая семья Стил, -

знаешь, у которых большая перчаточная фабрика. Ну вот, они устроили

танцевальный вечер, и мне пришлось проводить туда двоюродных сестер,

потому что Гил не мог поехать. Но там было не особенно интересно. Я был

рад, когда все это кончилось.