Глава 4. За свою жизнь Чарити побывала, наверное, на сотне балов

За свою жизнь Чарити побывала, наверное, на сотне балов. Они запомнились ей не все. В памяти остался, конечно, самый первый выход в свет, когда она стояла, окруженная подругами – такими же дебютантками, – и ощущала на себе мужские взгляды. Ведь для того она и вышла в свет – чтоб на нее смотрели, но все равно было страшновато. Потом был бал, на котором она встретила лорда Чедвика и подумала, что влюбилась: этот мгновенный трепет сердца, жар на щеках, желание оказаться как можно ближе и вместе с тем – как можно дальше. Когда лорд Чедвик женился, Чарити, говорившая с ним всего два раза, думала, что этого не переживет. Пережила, и быстро. Затем были еще балы, из которых запомнились наиболее яркие праздники, выдумка хозяев или же значимые события, послужившие поводом – помолвки, свадьбы, рождение детей…

Сегодняшний бал, Чарити знала, она уж точно не забудет.

Ведь ей придется беседовать с принцем, так или иначе, а как с ним говорить? Болтали, он совсем не похож на членов английской королевской семьи – вовсе, вовсе другой. Нужно просто быть вежливой, как всегда.

– Принц Рамиро Эстебан Хорхе лос Домингос де Сантана, – объявил распорядитель.

Дробью посыпались имена – Чарити их почти не слышала, по всеобщему возбуждению и так понятно, что принц приехал. Слуги расступились, пропуская небольшую группу весьма сдержанно одетых людей. Впереди шагал тот, кого здесь сегодня с таким нетерпением ждали.

Чарити посмотрела. Естественно, это был он, незнакомец из дворика Давида.

Отец говорил Чарити, что принц Рамиро молод; вот еще одно доказательство тому, что люди в годах воспринимают возраст по‑своему. Там, во дворике, Чарити не успела толком разглядеть высокого гостя, зато теперь… На вид принцу казалось лет двадцать шесть – двадцать восемь, он был худ, не чрезмерно, однако заметно, высок. Лицо – узкое, с резкими чертами – не выражало ни скуки, ни равнодушия, ни интереса, ни любопытства. Лишь вежливую отстраненность. У принца были бледные губы, жгучие черные волосы, аккуратно зачесанные назад, и тяжелые веки. Словно взяли и оживили статую с фасада собора.

Костюм у Рамиро был подходящий – синий с серебром, вышивка по краю тонкая, как воля судьбы, и такая же затейливая. Истинное произведение искусства. Какие‑то звездчатые ордена, яркая перевязь, на боку – сабля с украшенной драгоценными камнями рукоятью… Принц шел по залу легко, словно плыл, и его летящая походка показалась Чарити обманом – не может такой тяжелый человек ступать столь легко!

За ним словно двигалась тень – не слишком высокий жилистый человек в темно‑сером костюме, и рука его так уверенно лежала на рукояти сабли, словно он родился с оружием в руке. И еще какие‑то люди шли, но их Чарити почти не замечала, не отрывая взгляда от принца Рамиро.

– Боже, а он хорошенький! – прошептала на ухо невесть как оказавшаяся рядом Сесили.

– Он не просто хорошенький, он красивый, – Мария и Лидия подоспели, бросив на произвол судьбы своих кавалеров.

– Вот бы завоевать его сердце! – хихикнула Лидия.

– Ах, можешь помечтать.

Принц Рамиро остановился у трона, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве Марии‑Луизе, которая предпочла не покидать праздник. Чарити видела, как темные глаза королевы блеснули неподдельной радостью и интересом.

– Могу поспорить, ее величество предпочла быть женой этого принца, а не Людовика! – беззвучно засмеялась Сесили.

– Тише! – шикнула на нее Лидия.

– Это Флоренция, тут можно говорить что угодно! – возразила Сесили.

– Ну да, пока не приехал Бонапарт со своими рекрутами.

– Это твой отец там рядом с принцем, Чарити? – удивленно спросила тем временем Мария.

И Чарити наконец заметила отца. Он стоял неподалеку от принца и оглядывал зал, как будто искал кого‑то.

– Прошу прощения, мне надо идти. – Чарити двинулась вперед. Отец заметил ее и махнул рукой, подзывая ближе. Девушка шла, не чуя пола под ногами; волнение накрыло ее с головой.

Что тут волноваться? Всего лишь принц. Подумаешь.

Король ее почему‑то ни капельки не взволновал.

Может, виной всему – краткий и непонятный разговор во дворике Давида?..

Принц Рамиро закончил обмениваться любезностями с королевой и отошел в сторону, что‑то негромко сказав своему сопровождающему. Мужчина в сером костюме оскалился неприятной волчьей ухмылкой и, кивнув, растворился в толпе. Чарити подошла и встала рядом с отцом, и тот, не особо церемонясь, взял ее за локоть.

– Видишь, ты не пропустила самое интересное.

– Папа! – прошипела девушка и тут же мило улыбнулась, заметив, что принц на нее смотрит.

Она подошла к нему вместе с отцом.

– Позвольте представить вам мою дочь, ваше высочество. – Отец незаметно подтолкнул Чарити вперед. – Леди Чарити Эверетт.

– Я бесконечно рад знакомству. – Принц коротко поклонился – ни больше и ни меньше, чем позволял этикет. Чарити присела в реверансе. – У вас очень доброе имя[1].

– Я надеюсь, что достойна его. – Она выпрямилась и бесстрашно взглянула в лицо принцу. Тот ответил спокойным, ничего не выражающим взглядом.

– Я в этом убежден, – говорил он негромко, однако так, что его невозможно было не слушать. Привычка, по всей видимости, вырабатывавшаяся годами. – Лорд Эверетт, наши с вами дела невозможно обсуждать здесь. Я связан обязанностями перед королевским двором… Этрурии. – Едва заметная пауза перед последним словом – это оговорка или тонкий намек на то, что принц Рамиро, принадлежащий к семье с тысячелетней историей, не слишком‑то уважает наскоро подаренное королевство?.. – Мое прибытие сюда налагает определенные обязанности. Я готов выслушать ваши предложения.

– Дела могут подождать до завтра… – начал отец, глядя на принца с большой симпатией.

– Нет, лорд Эверетт, – Рамиро отмел возражение все тем же равнодушным тоном. – Я желал бы говорить о них сегодня.

– В таком случае, я приглашаю вас в мое палаццо к полуночи. Если вы окажете мне честь.

– Вы окажете мне честь, – кивнул принц. – А теперь извините меня. Леди Эверетт, подарите ли вы мне танец чуть позже?

Чарити растерянно моргнула, не сразу сообразив, что обращаются к ней.

– Разумеется, ваше высочество.

Он кивнул, развернулся и отошел. Чарити смотрела в его худую длинную спину, потом перевела взгляд на отца. Тот казался задумчивым.

– Как тебе принц Рамиро?

– Cтранный, – сказала Чарити, – очень. Он всегда такой?

– При большом скоплении народа – всегда.

– Мне казалось… казалось, что он будто бы делает нам честь… своим долгом.

Отец еле заметно скривился и, взяв Чарити под руку, отвел ее к столу с напитками.

– Это сложно, девочка моя. Королевская семья – особый мир, монархи с рождения не такие, как все. Неким образом он действительно делает мне честь, доверяя мне. Он и его отец. Это проклятие и подарок – общаться с такими людьми и вести с ними дела. Больше подарок, чем проклятие, я полагаю.

– Твоя любовь к Домингосам не знает пределов, папа.

– Ты все еще не поняла, почему?

Чарити не видела, как Рамиро танцует – все закрывали спины гостей, старавшихся ничего не упустить, – а потому пожала плечами.

– Нет. Возможно, пойму позже.

– Видишь ли, ты привыкла к английской действительности. Которая, вне всяких сомнений, хороша, – я патриот! – но временами излишне чопорна. Хотя ты понимаешь островной менталитет. Ведь, как ни крути, Англия – тоже остров.

– При чем тут принц?

– При том, что Фасинадо, о котором я тебе рассказывал и не раз, – действительно благословенная земля. Но его величество, ныне здравствующий Альваро V, менее приспособлен к тяготам правления, чем его покойный брат Эстебан. Я не был с ним знаком, однако так утверждают люди, с которыми я веду дела на Фасинадо. В частности, принц Рамиро однажды дал мне понять, что его отец в последнее время пренебрегает делами.

– О, но при чем тут твоя к ним любовь?

– Они хорошие люди.

– И должны тебе денег. Много‑много денег.

– Лучше мне, чем кому‑либо другому.

Чарити прищурилась.

– Ты намекаешь, что первый консул хочет получить в свое владение этот островок?

– Бонапарту хватает дел на континенте. Не думаю, что его устремления простираются так далеко и так незначительны. Для Франции Фасинадо – не более чем соринка, даже не в глазу, а на щеке. Там нет флота, там негде разместить войска, туда замучаешься добираться – нет, Бонапарт еще долго не обратит внимания на Пуэрто дель Фасинадо. Однако революционные настроения витают тут и там. Мадам Гильотина еще не насытилась.

– Ты намекаешь, что на Фасинадо зреет революция?

– Ничего об этом не знаю. Вряд ли. Но не хочется, чтобы она созрела, если монархи окажутся в финансовой зависимости от человека неблагонадежного.

– Ответственность, папа, – вздохнула Чарити. – По‑моему, ты слишком ответственный.

– А еще самолюбивый. Мне нравится, что у меня в долгу короли! – засмеялся лорд Эверетт.

– Уж конечно.

Принц позвал Чарити танцевать через полчаса, когда большинство собравшихся уже устало глазеть и вернулось к привычным занятиям – болтовне, флирту и распиванию превосходных вин.

Рамиро подошел не сам: вместо него явился его помощник, тот самый человек в сером, которого Чарити про себя окрестила Тенью, представился – его имя было Лоренсо де Ортис – и передал приглашение своего сюзерена. Чарити приняла, и ее вежливо сопроводили к принцу, который не утруждал себя хождением туда‑сюда.

Чарити смутно понимала, что волнуется, и потому старается думать о происходящем чуть насмешливо и отстраненно, как будто рассказывая подружке забавную историю. Но в близком присутствии принца все наносное исчезло и осталось желание разглядеть его получше и даже некоторая робость. Чарити увидела, что подружки, собравшись стайкой, наблюдают за ней, хихикают под прикрытием вееров, и тут же об этом позабыла.

Музыканты заиграли сарабанду – танец медленный и удобный для разговоров, и, скорее всего, включенный в программу бала как любезность по отношению к высокому испаноговорящему гостю. Рамиро поклонился партнерше (Чарити заметила, что свою роскошную саблю он сдал на хранение синьору де Ортису), подхватил ее и закружил. Прикосновения рук принца были уверенными, а взгляд по‑прежнему оставался непроницаемым. Как будто смотришь на стенку и гадаешь – что там за ней? Оживленная улица? Бездонная пропасть? Ромашковый лужок?

Принц заговорил первым, по‑английски:

– Надеюсь, я ничем не обидел вас там, во дворике.

– Нет, что вы. Но можно ли мне спросить?

Он скупо улыбнулся – дернулись уголки губ.

– Не стоит каждый раз спрашивать позволения.

– Хорошо. – Чарити улыбнулась широко, словно показывая ему: вот как надо! – Я не поняла, зачем вы входили в палаццо Веккьо так таинственно?

– Всего лишь избежали части церемоний. Я отослал Лоренсо посмотреть, здесь ли ваш отец. Ведь я приехал затем, чтобы встретиться с ним, – объяснил Рамиро.

– Ах вот как!

– Да. И я не знал, что вы его дочь, иначе поприветствовал бы вас сразу.

– Но вы догадывались. Вы назвали меня англичанкой.

– Догадывался. Ваш итальянский превосходен, но не безупречен. – Вновь это легкое подрагивание уголков губ. – Я узнал акцент.

– А мой испанский? – спросила Чарити на языке конкистадоров.

– Лучше, чем итальянский. – Он тоже перешел на испанский. – Вы, оказывается, знаете много языков.

– Мой отец – банкир, он имеет связи с деловыми людьми во всей Европе, – оживленно объяснила Чарити. Выходит, говорить с принцем Рамиро – это приятно! Теперь он не казался ей настолько отстраненным – может быть, потому, что ее слушал. А может, потому, что его рука была горячей. – Он с детства нанимал мне лучших учителей, чтобы я говорила на разных языках. Уверял, что это мне пригодится.

– И сколько же языков вы знаете?

– Если не считать родного английского, латыни и греческого – а их, наверное, считать не стоит, – то говорю на итальянском, испанском, немецком, французском и немного голландском.

– Это впечатляет.

Тут Чарити вспомнила, что в прежние времена на сарабанду непременно следовало приглашать возлюбленную, и немного порозовела – не настолько, чтобы принц заметил, но для себя ощутимо. Этот обычай давно сгладился, к тому же танцевали еще несколько пар. И все же…

Ах, не стоит думать о ерунде.