Иди сюда, чёртова шлюха. Сейчас я научу тебя послушанию!

— Не трогай детей, Джимм! Ради Бога не трогай детей!

Здесь слишком холодно. Я чувствую, как могильный холод протягивает ко мне свои костлявые пальцы, убаюкивая переливающимся ручьём. Что-то убивает меня, заставляет погрязнуть в небытие и раствориться с первыми лучами солнца, как утренний туман. Я пытаюсь казаться храброй, продолжаю яростно бороться за жизнь, но с треском проваливаюсь. Здесь слишком холодно. И я хочу домой.

______________________________

— Ну, давай, перекрестись и сбрызни меня святой водой, чтобы я исчезла, — с очевидным ликованием и самодовольством парировала я, сидя на кухонном столе и свысока глядя на испуганную белокурую девушку, что старательно зажмуривалась каждый раз, стоило нашим взглядам пересечься.

— Тебя не существует. Тебя не существует, — сдавливая обеими руками виски, бубнила себе под нос девчонка, не забывая по обыденной проверке щипать болезненно-серую кожу пальцами, оставляя на легко травмированной ткани краснеющие пятна.

— Какая скука, — разочарованно надуваю губы после проигнорированного ответа, и выуживая из урчащего полупустого нутра холодильника кусочек бекона, отправляю его в рот. В очередной раз, пытаясь распробовать бесцветный вкус аппетитного куска мяса. Всегда интересовало, чем пахнет свежая печень, сочащаяся кровью? — Не смотри на меня так, словно призрака увидела. Я всего лишь навсего у тебя в голове, Анна.

Что Вы знаете о смерти? О жизни? Об искуплении? До того момента, пока сам не окажешься по ту сторону баррикад, лишь тешишь пустое самодовольство и интеллектуальность неверными знаниями. И когда понимаешь это, уже слишком поздно. Ты застрял в болоте собственной безграмотности. С момента озарения, пустоты воспоминаний стали заполняться. Короткие вспышки ярких просветов реальности затмевались туманным облаком парализованности. Я не жила полноценно, но знала всё, что происходит с моим телом, вокруг меня, с окружающими людьми. Я знакомилась с новыми лицами, училась, ссорилась, радовалась, чувствовала и испытывала множество эмоций, но они были чужими. Я не помнила их в действии, но, тем не менее, они были частью меня. Со временем, становясь взрослее, я с ужасом осознала истину — мои страхи оправданы. Моя паранойя, о которой я старалась не думать — реальна. В действительности меня нет, а всё, чем я жила не принадлежало мне. Представьте на минуту, что Вы всего лишь часть болезни, эдакая галлюцинация, ненужный отросток на дереве разума, и от Вас надо избавиться как можно быстрее. Разве позволите кому-либо распоряжаться ВАШЕЙ жизнью? Нет, вы будете ожесточённо драться, и выгрызать зубами шанс на жизнь, ведь Вы как никто заслуживаете это. Я не хотела качаться мирно на волнах сумасшествия, я хотела жить, вырваться вперёд, занять доминирующее положение в центре этого белого круга реальности, к которому у меня не было постоянного доступа. Я потратила слишком много времени на самообман, пока не разглядела в зеркальном отражении карих глаз сине-зелёные очи плещущегося безумия — себя. Болезнь или мистическое стечение обстоятельств, но я находилась внутри другого человека. Внутри Анны, той белокурой девочки с карими глазами оленёнка, что с молчаливым укором взирала на то, как старшая сестра скрывается под толщами пенистых волн. Столь ли велика была моя любовь к ней, что я не захотела уходить или же её страх одиночества был настолько силён, что она прочно привязала меня к себе? Болезнь, вымысел или неудачный эксперимент? Чтобы ни было и как бы раньше ни была мне дорога эта милая девчушка, отныне она лишь пешка. Каждый мимолётный сдвиг в её поведении, появление мании преследования, многоликих страхов и неуверенности в себе — приближало меня к заветной цели. Давало преимущество начать вновь жить.

— Видишь это? Вся наша история начертана здесь, на этих тёплых полотнах. Я могу с точностью рассказать историю каждой царапины, каждой мельчайшей ранки. Здесь история нашей жизни, любви, боли, ненависти, — задыхаясь от возбуждения, грубо хватаю девушку за волосы и, притягивая к себе, буквально сую ей под нос руки с заштопанными шрамами, насильно вынуждая смотреть.

— Этот порез впервые нанёс отец, рассердившись на остывший ужин. А этот нанесла ты сама, когда он впервые попытался тебя изнасиловать. Этот, когда во втором классе Джереми Коул обозвал тебя жирной. Этот, когда девочки заперли тебя голую в мужской раздевалке. Этот, когда ты пыталась покончить с собой, устав от побоев и насмешек... Так что, мне продолжать дальше или ты послушаешь меня, наконец? — как можно ласковей рыча [насколько это вообще возможно] с разочарованием отбрасываю глупышку на пол и наступая на грудную клетку ногой, придавливаю измученное тело к полу. Её слабохарактерность и податливость порядком надоели. Я чувствовала, что она хочет уйти из этого мира, оставив его на попечение другим, но не могла позволить ей забрать то, что по праву рождения принадлежало МНЕ. Слишком сильна была внутри страсть к жизни и ни одна опасность в мире, угроза или шантаж не могли заставить меня усомниться в правильности своего решения. И если для выживания нужно было истребить весь город, я не задумываясь, окунулась бы по горло в кровь. Но в моих силах лишь манипулировать чужим сознанием, а именно ЕЁ и в искусстве мозгового кукловодства, я достигла апогея. Вглядываясь в заплаканное лицо сестры, что сейчас выглядела совсем малышкой, заботливо отбрасываю липкую от пота прядь с лица и, упирая руки в бока, с горечью вздыхаю.

— Видит Бог, я не хочу тебе дурного. Ведь ты и я, мы одно целое. Ты сама когда-то создала меня, чтобы я защищала тебя, — мягко улыбнувшись, опускаюсь на колени перед девушкой и ласково провожу пальцами по выступившим ссадинам, успокаивающе поглаживая её по щеке. — И я защищу. От тебя самой же, — склоняясь ниже, прижимаюсь губами ко лбу и, оставляя влажный след потрескавшихся губ, запускаю пальцы в шёлк густых волос, отливающих солнечной медью. — Ведь я люблю тебя. Ты ведь помнишь это?

— Т-т-т-ы з-з-л-л-ло, — сквозь слёзы и боль с ненавистью плюнула она мне в лицо, пуще прежнего забиваясь в угол и с силой зажмуриваясь, видимо ожидая, что нанесу очередной удар.

— Печально, — разочарованно протягиваю, раздумывая над дальнейшей пыткой, но звонкая трель звонка, разрушила все планы. Бросив взгляд в окошко домофона, вижу топчущегося на месте Гэбриела, робкого юношу, который безрезультатно ухлёстывал за моей тенью. К счастью, нежная пташка не отвечала ему взаимностью, а быть может, просто не замечала прилива его чувств. Что же, тем лучше. Лишние актёры в нашей творческой труппе не приветствуются. Открывая дверь гостю, оборачиваюсь к Анне, заодно параллельно оглядывая себя [ нас. её ] в зеркале, поправляя причёску и скудный макияж.

— Ты не против, если я немного нас развлеку? — удостаиваясь грубого игнорирования, подношу палец к губам, советуя хранить молчание. После чего, одобрительно оцениваю блестящие, напуганные глаза, сверкающие из под спутанных прядей волос, дрожащие руки, испещрённые глубокими порезами, сбитое дыхание и оставшись довольна впускаю юношу.

— Гэбриел, — радушно встречаю гостя самой солнечной и доброжелательной улыбкой и любезно помогая ему раздеться, провожу в комнату, попутно и сама, избавляясь от мешающей одежды.

— Я тут принёс диски, которые ты просила, — неловко потупил взгляд он, протягивая мне стопку ненужного барахла. Стараясь не смотреть на аппетитную, полную грудь, скрываемую лишь обтягивающей майкой с откровенным декольте, на соблазнительные бёдра, что подчёркивались короткими шортами, на пухлые губы, что так и молили о поцелуе, на взгляд, более не очаровывающий невинностью, а скорее пугающий неосторожной дерзостью.

— Ты так мил, Гэбби, — обольстительно просмаковав мелодичное имя на кончике языка, томно вздыхаю и игриво пробегая пальцами по пёстрой рубашке юноши, рывком подтягиваю его к себе и опрокидывая на диван, усаживаюсь сверху.

— Ч-ч-то ты д-ел-л-лаешь?— заикаясь, смущённо шепчет он, пытаясь мягко отстраниться, но жалкие попытки были пресечены ловкими руками, сжавшими его промежность с силой разве что портовской шлюхи, ухватившейся за богатого клиента. Усмехнувшись изумлённо-распахнутым глазам, обхватываю зубами его нижнюю губу, начиная скользить по уже напряжённой плоти бёдрами, чувствуя нарастающее возбуждение, сбившееся дыхание, девственную робость и бушующие гормоны в крови вкупе со страхом быть осмеянным.

— Видишь, сестрёнка, как легко завладеть тем, что тебе дорого? — обращаясь к оглушённой ужасом девушке, попутно развязываю кофточку на груди, склоняя голову юноши к ней. Как только глупышка порвалась ко мне, мгновенно приковываю её к месту лишь одним движением руки. — Ты находишься в собственной голове. Видишь, слышишь, но не можешь воздействовать, — победоносно улыбнувшись, сжимаю пальцами щёки одноразового любовника и впиваюсь в его губы жарким поцелуем, сплетаясь языками в танце огня. Гэбриэл неловко расстегнул лифчик и дрожащими руками скользнул по изящной спине, робко касаясь бархатной кожи столь желанного тела, стремясь прижать меня поближе. Он был столь робок и невинен в своей горячей любви, в неопытности и жажды обладания возлюбленной. Это даже в какой-то степени умиляло. Взяв его руки в свои, заставляю с силой сжать мои груди, одновременно ловко избавляя нас обоих от оставшегося белья. — Как ужасно быть беспомощной, правда? — злостно сверкнув глазами, пробираюсь пальцами в волосы "жертвенного агнца" и с силой оттягиваю их назад. Одновременно плавно приподнимая бёдра и чувствуя, как мужское естество вошло во влажное лоно резким толчком, вызвав сладостный стон из полураскрытых уст вместе со змеиным шипением словесного яда. — Ненавижу.

— Ты всё ещё сомневаешься в моей силе, принцесса? — разодрав до первой крови шею юноши, болезненно впиваюсь под кожу ногтями, невзирая на его недоумённый возглас и громко расхохотавшись от льющихся слёз девушки, омывающих красивое лицо, позволила плотской утехе завладеть мной. Я «оседлала неопытного жеребца» с рьяной грубостью, жестокостью и яростью на которую только была способна. Захлёбывалась в страстных стонах, царапая его кожу до крови, сдавливая шею до посинения губ, представляя себя суккубом, высасывающим жизнь из распластавшегося тела непорочного девственника. Когда громкий стон наслаждения взорвал электрическое напряжение в комнате, а сладкая истома, ворвавшись вихрем чувств, растеклась по телу, в изнеможении падаю на изнурённо-счастливого юношу, что не замедлил обхватить меня руками, прижав к себе — романтичный, влюблённый мальчишка. Довольно заурчав, сладко потягиваюсь и кротко улыбаясь, оглядываю эти редкие веснушки на удивление идущие ему, искрящиеся счастьем глаза, кудрявые завитки каштановых волос, пахнущих мятой с корицей. Проводя ладонью по мужественному подбородку, с трепетностью накрываю чувственные губы поцелуем, шепча "Спасибо", а после неторопливо выуживаю из-под подушки кинжал и воздушно-лёгким движением располосовываю незащищённое горло.

— У тебя не так много времени Анна. Я дарю тебе шанс спасти его, — отшвырнув окровавленное лезвие на изрыгающее сгустки крови тело, самодовольно оглядываю окровавленные подушки и испуская дух, проваливаюсь в темноту, уступая яркое пятно сознания развопившейся девчонке.

_________________________

С момента становления своего цельного «Я», начала задумываться о собственной сущности. Кем же являюсь в действительности, призраком или простым заболеванием, не имеющее право на существование? Я до сих пор ищу ответы на эти вопросы и до сих пор, лабиринт открытий лишь путает меня, не давая ясного ответа. Меня не существует. Нет, в определённом смысле я есть. Меня видно, можно коснуться и почувствовать тепло, запах, тёплое дыхание. Не столь важно, что лишь одному-единственному человеку это подвластно. Но для Вселенной меня нет. Я не маленькая крупица бытия, затерянная в сумраке, я ничто. Я пустота. Я лишена возможности чувствовать что-либо. Не чувствую запахи, вкусы, не ощущаю тепло огня, боль. Для меня эти чувства пресные. Они, как я. Существуют, но в же время их нет.

Я вновь оказываюсь в ласковых объятиях озёрной воды. Над моей головой возвышается голубое, безоблачное небо и виднеется расплывчатое лицо маленькой белокурой девочки, стоящей у края соседского бассейна. Её озабоченное личико выражает испуг и смятение, губы что-то спешно произносят, но я вновь не в силах разобрать эмоциональную речь, слыша лишь отдельные глухие звуки. Мои лёгкие вновь наполняются водой, конечности немеют, а нещадно шипящие глаза постепенно закрываются. Страшно хочется спать и в горле страшно жжёт. Я понимаю, что в очередной раз умираю, что необходимо выбраться наверх, нужно выплыть. Мне даже кажется, что удалось сделать пару гребков руками, но тяжелеющее тело продолжает падать вниз. С каждой секундой линия света перед глазами становится всё уже, пока не превратилась в маленькую щёлочку, что через пару мгновений потухла и на долгое время погрузила меня во тьму.