Все тайное становится явным

Спустя месяц после приключений в Проклятом замке Мила могла бы сказать, что от той первой радости после всего, что было совершено, почти ничего не осталось. Каждый день она вспоминала о Горангеле, и каждый раз при этом внутри все съеживалось от холода. Она так и не поверила словам Рогатого Буля о том, что так и должно было случиться, что гибель Горангеля была определена заранее и неизбежна. Все это казалось ей одной большой неправдой. Но несмотря ни на что, теперь эти мысли она воспринимала все же спокойнее: с тех пор как Чаша оказалась в безопасности. Как будто, когда она взяла Чашу в руки, чей‑то знакомый голос негромко сказал ей: «Не о чем волноваться. Теперь все правильно».

Вдвоем с Ромкой они принесли Чашу Альбине, а та в ту же секунду послала за Владыкой. Велемир выслушал их очень внимательно. Они ожидали, что теперь, как предрекал Ромка, им здорово достанется. Но Ромка ошибся. Велемир был очень задумчив, но, как показалось Миле, доволен. Больше всего в истории Милы его заинтересовала Черная Метка.

– Вот и теперь Черная Метка сыграла свою роль, – сказал он, приглаживая ладонью свои усы и бороду. – Но в этот раз она стала не вестником смерти, а хранителем жизни. Ты, Мила, верно, единственный человек во всем мире можешь не бояться получить Черную Метку. У тебя уже есть одна. И сегодня она спасла тебе жизнь.

Мила очень надеялась, что или Альбина, или сам Велемир объяснят ей, почему так произошло, почему Черная Метка отбросила заклинание Многолика в него самого? Она прямо спросила об этом. Альбина перевела взгляд на Велемира, а Владыка посмотрел Миле в глаза и ответил:

– Я могу только предположить, что Асидора, когда ей на шею надели Метку, превратила ее в защитный амулет очень большой силы. Видимо, она надеялась, что он сможет спасти ей жизнь. Но это, к сожалению, не могло помочь ей: амулеты охраняют только от магической угрозы, а ее убила рука самого обычного человека, не имеющего никакого отношения к магии. Но, повторюсь, это лишь предположение. Однако если оно хоть сколько‑нибудь верно, значит, то, что когда‑то не смогло спасти ее жизнь, – сегодня спасло твою. Видишь ли, Мила, эта Метка особенная – первая. С ней связана судьба твоей прабабушки, а теперь и твоя судьба тоже. В нашей жизни много загадок и это одна из них. Но одно я тебе могу сказать точно: судьбы тех, что жили когда‑то, и тех, что вступят в будущую жизнь, связаны между собой. И никто не знает, когда они встретятся, чтобы участь мира или войны решила одна старая сургучная печать.

Миле эти слова ничего не объяснили, но по лицу Велемира было видно, что другого объяснения, даже если оно и есть, можно не ждать. В другой раз Мила была бы настойчивее, но теперь она чувствовала себя такой уставшей и счастливой, как будто закончился один долгий‑предолгий день. А с другой стороны, она подумала, что даже Владыка Велемир, несмотря на всю свою мудрость, может и не знать всего. Если бы он знал, то, наверное, сказал бы. Ведь нет никакой причины, чтобы что‑то от нее скрывать.

Когда Альбина и Ромка уже вышли за дверь, Мила шагнула было вслед за ними, но голос Велемира остановил ее.

– И еще одно, – сказал он с улыбкой, хотя глаза у него были серьезные. – Я знаю, профессор Многолик был для тебя примером. Он был необычайно талантливым магом. Такой силой, какая была у него, обладают немногие. Но я хочу, чтобы ты знала: сила – не всегда означает добро. Ты понимаешь, что я пытаюсь сказать тебе?

– Кажется, да… – неуверенно пробормотала Мила. Ее удивило, что Владыка читал у нее внутри, словно в книге.

– Важно брать пример не с людей, а с их поступков, – продолжил Велемир. – Человек становится достойным, только совершая достойные поступки, когда им руководит добро. Делай как можно больше добра, а на зло никогда не отвечай злом и ты сама не заметишь, как станешь похожей на лучших из людей и волшебников, которые когда‑либо жили на свете.

* * *

Как‑то, перебирая содержимое своей шкатулки, принадлежащей еще Асидоре, Мила наткнулась на черную волшебную палочку, сделанную из мореного дуба. Теперь уже неудобно было ее возвращать, и она решила оставить ее себе – на память.

Мила со странным чувством смотрела на палочку, поворачивая ее в руках, чтоб прочесть надпись: «Нил Лютов». Значит, к ее с Яшкой перенесению на болота он все‑таки оказался не причастен. Но как бы там ни было, он ненавидел ее, это уж точно, – он этого вовсе не скрывал. И это, по крайней мере, было честно с его стороны. Уж во всяком случае намного лучше, чем лицемерная дружба. И тут впервые за последний месяц она вспомнила прежнего Многолика.

…Она‑то ведь думала, что у нее есть старший друг. Она верила ему и восхищалась им. Да что уж там! Профессор Лукой Многолик всем нравился. Ей хотелось верить, что он не всегда был таким, что это Гильдия виновата в его ненависти к обычным людям. Но он сказал: «Я всегда презирал простых смертных… Теперь я не успокоюсь, пока слабые не станут рабами тех, кто обладает силой…»

«Сила – не всегда означает добро», – сказал Велемир. Сила Многолика принесла много зла и могла принести еще больше. Умер Горангель, и это сделало многих людей, которые его любили, несчастными. Профессор Корешок, как и предсказывал Владыка, так и не оправился от заклинаний Многолика. Он все еще находился в Доме Знахарей, а госпожа Мамми уверяла, что останется он там надолго. Но не нашлось таких, кто вздумал бы его жалеть: теперь все знали, что он помогал Многолику. К счастью, профессор Чёрк и старый Думгротский сторож пришли в себя. Знахарям удалось полностью освободить их от заклятий.

Белка, как и обещали знахари, вспомнила совершенно все. Она тут же всех удивила тем, что даже и не думала обижаться на профессора Лирохвоста из‑за всех неприятностей, которые причинила ей его свирель. Более того, она даже порадовалась за профессора, что его эксперимент все‑таки удался. Впрочем, Белка, вероятно, была права. Ведь это не Лирохвост усыпил их в ложбине Асфодела – это был Многолик…

Мила положила палочку Лютова на дно шкатулки. Закрывая крышку, она подумала: может быть, Барбарис и не зря внушал ей, что враги закаляют характер, но уж лучше, чтобы враги были явными, потому что, когда тебя предают или используют – это не самое приятное ощущение.

* * *

В эти дни у Милы состоялось два очень похожих разговора. Один с Белкой, а другой с Ромкой. Ее друзья всегда казались ей такими разными, но вдруг неожиданно оказалось, что на уме у них одна и та же мысль.

– Вы молодцы, – сказала Белка, тяжко вздыхая. – Спасли Чашу, раскрыли замыслы Многолика, – она снова вздохнула. – А я, как всегда, ничегошеньки не сделала. От меня нет никакой пользы.

– Чаша действительно спасена, – согласно кивнула Мила, – но ведь ее спасла Метка. Черная Метка Гильдии. Та самая, которая всех вокруг так пугает. И если бы Иларий однажды не сказал нам всем, что нельзя позволить себе бояться, я бы ее не надела. А если бы я не надела ее… – Мила точно знала, что было бы, если бы она не услышала тогда этих слов. – А замок нашли только благодаря Яшке. Если бы не его страсть ко всякого рода легендам, я бы в жизни не догадалась, что Чаша спрятана в замке на озере. И ничего бы тогда не получилось.

Белка расцвела и с улыбкой посмотрела на Милу:

– Вот видишь! – воскликнула она. – Молодец Яшка!

– И не только Яшка, – поспешила добавить Мила. – Ведь Многолик был разоблачен именно благодаря тебе!

– Как – мне? – удивилась Белка.

– Тебе и профессору Лирохвосту, – уточнила Мила. – Если бы ты вовремя не попала мне заклинанием Отключения музыкального слуха прямо в левое ухо, то я бы, как и все остальные, спала крепким сном. А Многолик забрал бы Чашу, оставшись незамеченным, и, когда все узнали бы, что это сделал он, было бы уже поздно.

Мила видела, что Белке приятно это слышать. В конце концов, у нее впервые по‑настоящему что‑то получилось. И неудивительно, что это оказалось заклинание Лирохвоста. Ведь не зря профессор магических инструментов на своем уроке выделял Белку из других учеников. Белка на деле доказала, что она его лучшая ученица.

Второй похожий разговор произошел с Ромкой. Обычно такой уверенный в себе, Ромка последнее время находился в непривычном унынии.

– А знаешь, – поделился он с Милой и вздохнул точь‑в‑точь как Белка, – я ведь всегда считал, что именно я буду совершать геройские поступки. Мои друзья будут мне помогать справляться с разными злодеями, но сражаться с ними буду именно я. Мне всегда казалось, что стать героем – моя судьба. А вышло все иначе.

– А я вот с удовольствием с кем‑нибудь поменялась бы, – не выдержала Мила и сказала о том, что не давало ей покоя с тех пор, как сгорел Многолик.

Ромка в недоумении поднял на нее глаза, отвлекаясь от своего уныния, и даже по привычке дунул на челку.

– Я имею в виду, – вздохнула Мила точно так же, как до нее вздохнули Белка и Ромка, – я имею в виду, мне бы хотелось, чтоб этого всего не было…

…Чтобы Горангель не погибал и чтобы на месте виновника всех этих злодейств оказался не Многолик, а кто‑нибудь другой – кто‑нибудь не так сильно похожий на нее. Ей казалось, что это несправедливо. Она никогда в жизни не встречала еще человека, так сильно на нее похожего.

Мила вспомнила слова Велемира, которые они с Ромкой подслушали возле палаты экстренных случаев: «Самый страшный враг – это враг без лица». Он говорил тогда о Гильдии, лицом которой была Черная Метка. Ведь другого лица у Гильдии не было.

Она много думала об этом, и ей казалось, что не может быть ничего хуже врага, лица которого никто не знает. Но теперь она решила, что это не так уж страшно. Намного страшнее, если оказывается, что лицо твоего врага похоже на твое собственное.

Мила очень жалела, что она не такая, как ее прабабушка. Зато она очень гордилась, находя сходства между собой и Лукоем Многоликом. Он всегда казался ей просто замечательным. Она хотела быть похожей на него во всем. А оказывается, он только притворялся таким. И это почему‑то не давало Миле покоя. Нет, она вовсе не привыкла, чтобы с ней нянчились. Но раньше она хоть знала, что ее не любят: ее бабушка, Степаныч, который никогда не скрывал, как плохо он к ней относится. И она не ждала от них ничего хорошего. А теперь было все иначе, потому что в этот раз она поверила, что кому‑то небезразлична. Оказалось, она поверила зря.

– Мне вот что интересно, – вдруг задумчиво сказал Ромка, отвлекая Милу от ее мыслей. – В Архиве Многолик узнал то, что ему было нужно: имена волшебников, потерявших родных во времена Гильдии. Он хотел, чтобы они присоединились к нему… против обычных людей. Получилось у него что‑нибудь в этом деле, как ты думаешь? – Ромка повернул лицо к Миле, отрывая подбородок от ладоней. – Может быть, он нашел себе сторонников, готовых его поддержать?

Мила пожала плечами.

– Если и так, – сказала она, – мы об этом не узнаем. Да и какая разница!? Даже если и нашлись желающие к нему присоединиться, теперь это теряет всякий смысл. Многолик сгорел. На моих глазах превратился в пепел. А без него ни о чем можно не беспокоиться.

Произнеся эти слова вслух, Мила почувствовала, что как будто поставила точку в своих переживаниях. А ведь это правда – Многолика больше нет, и, наверное, это значит, что ей нужно перестать о нем думать и мучиться сомнениями. И Мила пообещала себе постараться.

* * *

В конце учебного года, прямо перед Пиром Славных Побед, случилось два очень приятных для Милы события.

Первое – можно сказать с уверенностью – было приятным не только для Милы, но почти для всех меченосцев: их покинула Алюмина. По существующему правилу, раз в несколько лет нарушается воля Зеркального Мудреца: один из наследников покидает свой Дом и выбирает себе другой, какой ему захочется. Многие вслух говорили о том, что им невероятно повезло – ведь теперь выпал именно такой год и, по просьбе профессора Мендель, Владыка Велемир разрешил перейти в другой Дом Алюмине, перебравшейся к своей мамочке в Золотой глаз. Собственно, как утверждали знающие люди, вроде Берти, других желающих изменить место жительства в Думгроте не нашлось. Когда меченосцы спросили у Альбины, неужели Зеркальный Мудрец ошибся, определив Алюмину в Львиный зев, она холодно и с легкой неприязнью ответила:

– Не говорите глупостей, Зеркальный Мудрец никогда не ошибается. Эта девочка была не совсем безнадежна. У нее были задатки. Но коль скоро она решила посвятить свою жизнь высиживанию золотых яиц – это ее проблемы.

Те, кто слышал эту тираду, потом утверждали, что ледяным шепотом, предназначающимся явно не для их ушей, Альбина добавила:

– Орла из курицы не вылепишь.

Это радостное событие неожиданно имело очень приятные последствия для Белки. Уходя, Алюмина оставила свою изможденную Пипу Суринамскую. Стало понятно, что Алюмине эта жаба уже давным‑давно надоела, и она только и ждала повода, чтобы от нее избавиться. Но для Пипы Суринамской это было настоящее везение, потому что о ней позаботилась Белка.

Подруга Милы просто сияла от счастья, когда вызволила из тумбочки бородавчатое и сморщенное создание и опустила ее в один из школьных котлов, наполнив его водой. К всеобщему удивлению, проявил чудеса участливости Берти, который добыл где‑то целую банку мелкой речной рыбешки для подкормки неожиданно свалившегося на голову домашнего питомца.

Второе событие касалось только Милы, и оно было самым приятным из всего случившегося за последний месяц.

Как всегда с Почтовой Торбой Барбарис прислал Миле письмо. Это было в утро грядущего Пира. Он писал, что она должна заглянуть к нему и срочно, чтобы успеть до Пира. Мила договорилась с Ромкой и с Белкой, чтоб они ее не ждали: она придет прямо к замку. И на ходу дожевывая сосиску в тесте, побежала к Барбарису.

Когда она переступила порог дома под номером «7» на улице Великого Гнома Чага Карадагского, на нее обрушилась копна волнистых каштановых волос, и кто‑то чуть не задушил ее в объятьях.

Мила сначала опешила от неожиданности и только потом поняла, что к ней приехала Акулина. Джинсы на ней были еще более потертыми, чем в прошлом году, когда они виделись в последний раз. На короткой футболке впереди была изображена черная ощетиненная кошка, а сзади крупными буквами выделялась довольно‑таки дерзкая надпись: «Облетай десятой дорогой!» Волосы, перехваченные высоко на макушке черной лентой, казалось, выросли за год раза в два, и теперь густой сияющий хвост болтался ниже пояса.

Мила подумала, что в таком виде Акулина должна была бы казаться нелепо в волшебном мире, но она на удивление хорошо вписывалась в обстановку дома Коротышки Барбариса.

Он тоже был здесь, но ушел на кухню за квасом для гостей и оставил Милу с Акулиной вдвоем в заставленной примулами гостиной.

– Ну вот! – воскликнула Акулина, падая в кресло и усаживая Милу в соседнее. – Мне не терпится услышать все в подробностях: как ты, как прошел год? Не то чтобы я совсем ничего не знала, – Акулина искоса глянула на Милу с чуть заметным хитрым блеском в глазах, – в конце концов, кое‑какие новости долетали и до нас. Прозорыч опять‑таки… Ты же помнишь, он…

– Все знает! – весело подхватила Мила.

– Точно, – улыбнулась Акулина. – Но ведь всегда интересно услышать подробности из первых рук.

В этот момент в комнату вошел Барбарис. В руках он держал три большие деревянные кружки с квасом, а под мышкой была зажата свернутая вдвое газета.

– Что это у тебя, Коротышка Барбарис? – поинтересовалась Акулина, когда гном раздавал кружки. Мила взяла свою и отпила большой глоток кваса.

– «Троллинбургская чернильница», – важно ответил Барбарис. – Свежий номер.

– Ты же говорил: «не читать», – робко напомнила ему Мила.

– Много ты понимаешь, – проворчал в ответ Барбарис, устраиваясь с газетой на диване. – Ущипни меня химера, если мои глаза меня не обманывают. Стоит почитать эту статейку: о гномах‑то, глядите, иначе заговорили.

Он развернул газету на второй странице и прочитал: РАСКРЫТА ТАЙНА ЧЕРНОЙ МЕТКИ.

Наконец‑то раскрыты подробности пугающих событий, начало которым было положено в августе прошлого года, когда неизвестный проник в Менгир. Теперь можно сказать с уверенностью, что община гномов никоим образом не причастна к этому происшествию, а обвинения милиции Троллинбурга в их адрес были совершенно беспочвенны. Надо думать, что гномам будут принесены всевозможные извинения…

– Не думать надо, а извиняться, фурия их возьми! – эмоционально прокомментировал Барбарис. – Дождешься от них, как же… Что там у них дальше…

…Человеком, проникшим в Менгир под видом гнома, оказался профессор Думгрота, господин Ардальон Корешок, хорошо известный широкой общественности своими многочисленными странностями и возмутительными экспериментами над животными.

Однако господин Корешок был лишь жалкой марионеткой в руках куда более значительной теневой фигуры нашего сообщества. Волшебник, известный Троллинбургу под именем Лукой Многолик, как оказалось, на самом деле являлся последним потомком древнего магического княжеского рода Ворантов. Существует версия, что тринадцать лет назад этому волшебнику удалось бежать из подвалов Гильдии, но пребывание в плену способствовало рождению глубокой ненависти к немагической ветви человечества и, возможно, желанию отомстить за перенесенные ужасы. Троекратное появление Черной Метки за последние несколько месяцев – теперь это совершенно очевидно – дело рук Лукоя Многолика. Так утверждают пришедшие в себя жертвы, имена которых нам всем хорошо известны. Черная Метка, по некоторым предположениям, должна была напомнить волшебному сообществу о сорока двух годах преследований и жестоких расправ для того чтобы настроить волшебников против простых людей. Но все это остается лишь предположениями.

Теперь мы можем только гадать, какие цели преследовал Лукой Многолик, но совершенно очевидно, что вся эта история могла привести к очень плохим последствиям. Что ж, можно понять ненависть бывшего узника Гильдии к ее потомкам: имя Гильдии и по сей день пугает каждого волшебника нашей страны.

Напоследок осталось только сообщить, что Лукой Многолик был разоблачен и при попытке скрыться погиб. Подробности его гибели до сих пор неизвестны, как и многие детали его жизни…

– В этот раз больше похоже на правду, как вы думаете? – Барбарис поднял глаза на Милу и Акулину. Судя по его довольному выражению лица, он был рад, что честные и ни в чем не виновные гномы снова оказались вне всяких несправедливых подозрений.

Но все‑таки они опять сказали неправду, подумала про себя Мила. Лукой Многолик в этой статье выглядел как жертва. Но он не был жертвой. Ничуть. Он пытался убить ее, и глаза у него тогда были холодные и жестокие. Разве такие глаза у жертвы? А когда он убил Горангеля, он сделал это не колеблясь – хладнокровно, расчетливо. И еще почему‑то в этой статье ни слова не сказали о Горангеле.

– Я думаю, что эту газету все‑таки не стоит читать, – сказала Мила, ни на кого не глядя. – Они неправду пишут. «Клубок Чародея» лучше. И Фреди так считает, и мы сами в этом убедились.

Барбарис скроил на лице согласно‑возмущенное выражение и с большим чувством отбросил газету в сторону.

– А я что говорю! – ворчливо фыркнул он. – Пустословие одно. Бумагу переводят и ничего больше.

Акулина украдкой глянула на Милу и улыбнулась.

– Фреди – это твой друг? – спросила она.

– Это старший брат моей подруги Белки, – пояснила Мила. – Вообще‑то, ее зовут Беляна, но Берти зовет ее Белкой. Мне кажется, что по‑другому ее уже никто не называет.

– Берти это?..

– Это тоже ее брат. Белка и Ромка – мои лучшие друзья, – сказала Мила и вдруг, вспомнив о них, подскочила. – Пир!

– О! – взволнованно воскликнула Акулина. – Пир Славных Побед! Что же ты до сих пор здесь? Тебе обязательно нужно там быть. Ступай прямо сейчас.

– Но я хотела тебе рассказать столько всего! – разочарованно протянула Мила.

– Ну, у тебя еще будет время поведать мне обо всем, что с тобой произошло за этот год, – голос Акулины прозвучал веселее. – У нас целое лето впереди.

Мила в каком‑то странном предчувствии подняла глаза на Акулину, не понимая, о чем та говорит.

– Я думаю, тебе понравится та комната, которую я тебе приготовила. Конечно, не бог весть что, но… Это всего на три месяца, пока будут длиться каникулы…

Мила сначала не сообразила, о какой комнате идет речь, а потом вдруг поняла и чуть не подпрыгнула от радости.

– Ты берешь меня жить к себе!? – громко воскликнула она, так, что Барбарис от неожиданности разлил на себя квас и вполголоса проворчал.

– Ну да, – кивнула Акулина. – А я о чем говорю? Ты, что же, забыла? Ведь ты у меня на попечении…

* * *

Когда Мила подошла к Думгротскому холму, Пир был в самом разгаре. Она прошла через ворота, над которыми был натянут желтый транспарант с ярко‑синими буквами: «С ДНЕМ СЛАВНЫХ ПОБЕД». На поляне мелькали цвета всех трех Домов, но Мила пропускала темно‑зеленые и черные, разглядывая только синие в поисках своих друзей.

Когда она наконец их нашла, ребята смеялись над словами Берти, и даже Белка не выдержала и тоже улыбнулась.

– Когда объявили имена зачисленных в Старший Дум, – хвастался Берти, – Альбина сказала, что мое поступление – это самое впечатляющее волшебство, что она видела за все время своего преподавания в Думгроте.

– О! Мила! – воскликнул Ромка, заметив ее. – Ты где была?

Мила коротко рассказала о том, что приехала Акулина. В это время над всей поляной в воздухе кружили огромные золотые блюда с шоколадными конфетами, обсыпанными кокосовой стружкой. На других блюдах ползали маленькие желейные улитки; катались карамельные колобки, которые никто не ел, потому что, попадая в рот, они начинали кусать за язык и прямо во рту запевать: «я от бабушки ушел…»; красовались торты самых немыслимых видов.

Пентюх припомнил Берти крем, размазанный у него по лицу на Пиру Грядущих Свершений, и «угостил» приятеля хорошей порцией клубничного морса. Берти понадобилось минут десять, чтобы при помощи волшебной палочки убрать с волос и достать из‑за шиворота все до последней капли.

Все смеялись и шумели так громко, как только могли. Но в тот момент, когда Берти справился наконец с морсом и угрожающе повернулся в сторону Пентюха, Мила заметила, что на площадке над парадной лестницей Думгрота со своего царского кресла поднялся Велемир. В тот же миг все тарелки, блюда и кубки застыли в воздухе. Замечая это, ребята на поляне один за другим замолкали и удивленно переглядывались, а потом как‑то странно замирали, как и яства над их головами. Притихли все: белорогие, златоделы, меченосцы. Со своих кресел следом за Велемиром поднялись все учителя. Орион подошел к Владыке, стоящему на краю лестницы и стал рядом. То же самое сделали Альбина, вернувшийся из Дома Знахарей профессор Чёрк, профессор Лирохвост и остальные.

Мила сначала растерялась, а потом посмотрела туда, куда смотрели все на поляне, – в небо, где широко раскинув крылья парила Беллатрикс. Она кружила над ними в каком‑то странном торжественном полете и все молчали. И Мила поняла. Это была минута молчания. Минута памяти. В честь Горангеля.

Беллатрикс летела низко… Круг… Еще круг… Еще… Все стояли, закинув головы вверх, и молча следили за ней, не отрывая взглядов. Мила точно видела это, потому что, перед тем как опустить голову и уткнуться взглядом в носки своих ботинок, она посмотрела по сторонам. Ей не нужно было смотреть на Беллатрикс и следить за ее бесконечными кругами, чтобы подумать о Горангеле и постараться сохранить его в памяти, как это делали другие. Она была уверена, что всегда будет о нем помнить, что бы ни случилось…

* * *

Наступил день отъезда. Опустив свой чемодан на траву напротив целого строя дилижансов, Мила оглянулась вокруг.

В нескольких шагах от нее стоял Берти в компании Тимура и Пентюха. На голове Тимура была на редкость нелепая шляпа: широкополая, с плоской тульей, очень смахивающей на ветхий пенек. Они что‑то обсуждали, время от времени взрываясь хохотом. Все трое удачно сдали экзамены и перешли в Старший Дум. Мытарства были позади – наверное, поэтому и настроение у них было отличное.

У Милы настроение тоже было неплохое. День отъезда был ясным, а после новости, что Акулина возьмет ее на лето к себе, ее переполняла такая радость, от которой все вокруг казалось замечательным вдвойне.

…Утопающий в зеленой траве и в воздушных отцветших одуванчиках Львиный зев.

…Стреляющие цветными солнечными зайчиками оконные витражи.

…Веселый гомон на поляне.

Мила подняла глаза к небу…

…И небо: чистое, ярко‑бирюзовое, с дымчато‑белым облаком, похожим на лохматую голову льва…

Стоп! Откуда взялось это облако, если на небе ни пушинки?

Мила прищурилась и посмотрела по сторонам. Когда ее глаза наткнулись на высокую фигуру Берти, с трубкой в зубах, она догадалась, что, замечтавшись, приняла дымовые фигурки волшебной трубки за облако. Это показалось ей забавным, и она мысленно над собой посмеялась.

Правда, ей отчего‑то почудилось, как будто что‑то подобное она уже видела.

– Станем поближе к какому‑нибудь дилижансу, – сказал подошедший к ней Ромка, – чтобы занять один на всех.

Мила кивнула и вдруг поняла, почему дымовой лев показался ей знакомым. Не сказав ни слова, она оставила Ромку и подошла к компании поблизости как раз тогда, когда Тимур доказывал Пентюху, что клады, все без исключения, находятся под заклятием неприкасаемости, чтоб никому не достались – на то они и клады.

– Берти! – окликнула Мила, пристально разглядывая пузатый бело‑сизый горшочек с горкой монет, вылетевший из трубки.

– Н‑н‑да? – вопросительно протянул Берти, не вынимая мундштук изо рта.

Мила, стараясь, чтоб вопрос прозвучал непринужденно, кивнула в сторону поднимающегося в небо искусственного облачка и спросила:

– Послушай, а ты можешь сделать из дыма… – она намеренно запнулась, как будто придумывая ему задачу позаковыристей, – ну… например… э‑э‑э… – и быстро выпалила: – Водяного дракона?

Берти, успев вытащить трубку изо рта в ожидании, когда же она наконец придумает, самоуверенно фыркнул.

– Да запросто! Вот смотри…

Он снова поднес трубку ко рту, открыл его и… так и застыл с открытым ртом. Его лицо приняло такое выражение, которое бывает только у обманщиков, когда их разоблачают.

– Ой‑ой‑ой, – пробормотал он, скосив глаза на Милу.

Мила, удивленная не меньше Берти подтверждением своей догадки, воскликнула:

– Так это ты был на балконе третьего этажа, когда я рассказывала про Чер‑Мерсского монстра!

– Где он был? – спросила Белка и, оглянувшись, Мила увидела рядом и ее, и Ромку.

Берти что‑то прокряхтел с очень неловким видом, и это окончательно убедило Милу в том, что ей тогда не показалось, и болотное чудовище в воздухе, как и сегодняшний лев, дело рук Берти. А точнее – работа его волшебной трубки.

– Ты нас подслушивал! – догадалась Белка, с негодованием втягивая в себя воздух.

– Вот, значит, откуда весь Троллинбург узнал о вашем с Яшкой приключении! – посмеиваясь, сказал Ромка, глядя на Милу: у него тоже был опыт подслушивания, и он не видел в этом ничего возмутительного.

Берти выпрямился, выкатив грудь колесом, и возмущенно воскликнул:

– Так, во‑первых, мы себе мирно отдыхали на том балконе, любуясь видом одинокого парка…

– Курили, ты хотел сказать? – поправила его Белка, угрожающе сдвинув брови.

– Ну… – Берти, ничуть не смутившись, качнул головой и прищелкнул языком. – Баловались дымком. Место очень укромное… то есть уютное, умиротворенное. Стояли, наслаждались тишиной, никого не трогали, – он невинно округлил глаза. – Мы же вас не звали, в конце концов.

– Но вы могли дать знать о себе, – сказала Мила.

– Это как это! – саркастически скривился Берти. – Прокукарекать или покрякать по‑утиному?

Мила покачала головой: до чего ловко Берти умеет выкручиваться!

– Хорошо, – сказала Белка, – но зачем было всему Думгроту рассказывать об этом?

Берти ощетинился.

– А что сразу я!? Я на том балконе не один стоял, между прочим!

Он повернулся к Тимуру, и по его примеру Мила, Ромка и Белка сделали то же самое. Под всеобщими взглядами Тимур криво улыбнулся.

– По‑моему, я забыл еще один чемодан в гостиной, – находчиво сообщил он. Во второй раз криво усмехнувшись, он натянул на глаза поля шляпы, так что пенек съехал вперед, и, обходя Берти со спины, ретировался.

– Н‑н‑да… – разочарованно глядя ему вслед, промямлил Берти, – был не один.

Он раздраженно засунул мундштук трубки обратно в рот и клацнул по нему зубами.

– Бедный Яшка! – сочувственно протянула Белка. – Ну и досталось ему тогда. И все из‑за тебя! Берти, ты балабол, вот ты кто!

– Ты бы помалкивала, ребенок, – пригрозил Берти, – а то по шее получишь.

Он зачем‑то оглянулся назад, как будто проверяя, не слышал ли кто его угрозу, и сразу как‑то неестественно дружелюбно заулыбался. Мила проследила за его взглядом.

В десяти шагах, в компании своих сокурсников, стоял Фреди. Он смотрел в сторону ребят, повернув голову назад. Казалось, он только что оторвался от беседы лишь с целью проконтролировать своих брата и сестру. Но Мила была уверена, что он не мог слышать ни слова из того, о чем они говорили.

Тем не менее, когда Фреди отвернулся, Берти, не переставая доброжелательно улыбаться, посмотрел на Милу. Видимо, хватало одного только взгляда старшего Векши, чтобы усмирить Берти.

– А что, собственно, случилось? Вы живы, здоровы. В конце концов, я в этой истории тоже человек не последний. Кто, как не я, научил тебя заклинанию, с помощью которого ты одолела Чер‑Мерсского монстра, а?

Берти с вызовом смотрел на Милу. И невзирая на то, что любовь Берти к всеобщему вниманию принесла ей и Яшке немало неприятностей, она не могла не признать, что, если бы не его жульничество во время игры в «Зеленого человечка» и применение не совсем честного заклинания, Милы и Яшки, возможно, уже не было бы в живых.

– Ну ладно, – примирительно сказала Мила, – спасибо, наверное.

– Да не за что! – небрежно махнул рукой вполне довольный развязкой Берти. – Да и по большому счету, то, что все об этом знают, – это закон природы.

– Какой такой закон? – с привычной уже подозрительностью покосилась на брата Белка.

Берти широко улыбнулся.

– Все тайное рано или поздно становится явным – вот какой закон, – невозмутимо изрек он.

Белка насупилась было, чтоб ответить, что она думает по этому поводу, но не успела, потому как в этот момент раздался звонкий голос Альбины, созывающей всех к сбору.

– Попрошу всех занять свои места в дилижансах. Через две минуты отправляемся!

Устраиваясь поудобнее в дилижансе между Акулиной и Ромкой, Мила думала о том, что слова Берти стали итогом целой череды событий – таинственных и подчас страшных; и еще о том, как много всего произошло за этот год. Какой страх она испытала прошлым летом, когда ее бабушка сказала, что отправляет ее в детский дом. По сравнению с этим ее одинокий чердак показался ей тогда раем…

А потом события начали происходить одно за другим. Оказалось, что у нее все тринадцать лет был невидимый друг – Акулина. Жаль, что Мила тогда об этом не знала. Потом она встретила Ромку и Белку – теперь они стали ее друзьями.

Вспомнилась встреча с Чер‑Мерсским чудовищем. Многолик. Горангель…

Могла ли она год назад представить, что, кроме ее чердака, существует где‑то другая жизнь – ни на что не похожая.

Мила посмотрела по сторонам. Белка советовалась с Акулиной, как ей лучше ухаживать за своей Пипой Суринамской. Яшка склонился над новой книжкой, которую купил в одной из лавок города перед отъездом; название на обложке гласило: «Не ешь меня сырую. История горных людоедов Таврики». Берти что‑то увлеченно рассказывал двум второкурсницам, ловко жонглируя волшебной палочкой.

Когда проезжали мимо Главной площади Троллинбурга, Ромка дернул Милу за рукав и кивнул в сторону окна.

– Смотри, – сказал он, восхищенно улыбаясь.

Утреннее солнце стояло высоко над горизонтом и освещало ярким сиянием лица Трех Чародеев. Величественные, гордые, они как будто провожали вереницу уезжающих дилижансов своими взглядами, едва заметно улыбаясь. В игре солнечных лучей казалось, что даже каменный тролль смотрит с легкой грустью им вслед и не хочет расставаться.

Да, действительно, это была совсем другая жизнь. Новая жизнь Милы Рудик.