Байронические герои- изгнанники: Прометей, Манфред, Шильонский узник и Корсар

Как уже отмечалось, особым типом романтического героя стал байронический герой-изгнанник, бунтарь, отвергающий общество и отвергнутый им. Безусловно, одним из ярчайших байронических героев является Чайльд - Гарольд, однако, и в других произведениях Байрона ярко и отчетливо предстают образы романтических героев, героев-бунтарей, героев-изгнанников.

В контексте именно нашей темы — темы героя-изгоя в творчестве Байрона, наибольший интерес представляет одна из ранних его поэм — «Корсар» (1814), входящая в цикл «Восточных поэм», где байронический конфликт незаурядной личности и враждебного ей общества пред­ставлен в особенно полном и непосредственном выражении.

Корсар. Герой «Корсара» — морской разбойник Конрад уже по самому характеру своей деятельности является изгоем. Его образ жизни является прямым вызовом не только господствую­щим нормам морали, но и системе господствующих государственных законов, нарушение которых превращает Конрада в «профессио­нального» преступника. Причины этой острейшей коллизии между героем и всем цивилизованным миром, за пределы которого удалил­ся Конрад, постепенно приоткрываются в ходе сюжетного развития поэмы. Путеводной нитью к ее идейному замыслу является симво­лический образ моря, предстающий в песне пиратов, предпосланной повествованию в виде своеобразного пролога. Это обращение к морю — один из постоянных лирических мотивов творчества Бай­рона. А. С. Пушкин, называвший Байрона «певцом моря», уподоб­ляет английского поэта этой «свободной стихии»:

Шуми, взволнуйся непогодой:

Он был, о море, твой певец!

Твой образ был на нем означен,

Он духом создан был твоим:

Как ты, могущ, глубок и мрачен,

Как ты, ничем неукротим.

«К морю» [34]

Все содержание поэмы можно рассматривать как развитие и обоснование ее метафорического пролога. Душа Конрада — пирата, бо­роздящего морские просторы,— это тоже море. Бурная, неукроти­мая, свободная, противящаяся всяким попыткам порабощения, она не укладывается ни в какие однозначные рационалистические фор­мулы. Добро и зло, великодушие и жестокость, мятежные порывы и тоска по гармонии существуют в ней в неразрывном единстве. Человек могучих необузданных страстей, Конрад в равной мере способен и на убийство и на героическое самопожертвование (во время пожара сераля, принадлежащего его врагу — паше Сеиду, Конрад спасает жен последнего).

Трагедия Конрада заключается именно в том, что его роковые страсти несут гибель не только ему, но и всем, кто так или иначе связан с ним. Отмеченный печатью зловещего рока, Конрад сеет вокруг себя смерть и разрушение. В этом один из источников его скорби и пока еще не очень ясного, едва наме­ченного, душевного разлада, основой которого является сознание своего единства с преступным миром, сопричастности его злодеяниям. В этой поэме Конрад еще пытается найти себе оправдание: «Да, я преступник, как и все кругом. О ком скажу иначе я, о ком?» И все же его образ жизни, как бы навязанный ему враждебным миром, в какой-то мере тяготит его. Ведь этот свободолюбивый бунтарь-индиви­дуалист отнюдь не предназначен природой для «темных дел»:

Он для добра был сотворен, но зло

К себе, его коверкая, влекло.

Глумились все, и предавали все;

Подобно чувство выпавшей росе

Под сводом грота; и как этот грот,

Оно окаменело в свой черед,

Пройдя свою земную кабалу...

Пер. Ю. Петрова

Как и многие герои Байрона, Конрад в далеком про­шлом был чистым, доверчивым и любящим. Слегка приподнимая покров тайны, окутывающей предысторию его героя, поэт сообщает, что мрачный жребий, выбранный им,— это результат гонений со стороны бездушного и злобного общества, подвергающего травле все яркое, свободное и самобытное. Возлагая ответственность за разруши­тельную деятельность Корсара на растленное и ничтожное обще­ство, Байрон поэтизирует его личность и то душев­ное состояние, в котором он находится. Как истинный романтик, автор «Корсара» именно в этом смятенном сознании, в хаотических порывах человеческого сердца находит особую «ночную» «демо­ническую» красоту. Ее источником является гордая жажда свободы — вопреки всему и во что бы то ни стало.

Именно этот гневный протест против порабощения Лично­сти определил огромную силу художественного воздействия байронических поэм на читателей XIX века. Вместе с тем наиболее проницатель­ные из них увидели в байроновской апологии индивидуалистического своеволия и заключенную в ней потенциальную опасность. Так, А. С. Пушкин, восхищался свободолюбием Байрона, но осуждал его за поэтизацию индивидуализма, за мрачной «гор­достью» героев Байрона он увидел таившийся в них «безнадежный эгоизм» («Лорд Байрон прихотью удачной / Облек в унылый роман­тизм и безнадежный эгоизм»)[35].

В своей поэме «Цыганы» Пушкин вложил в уста одного из ее персонажей — старого цыгана слова, звучащие как при­говор не только Алеко, но и байроническому герою как литератур­но-психологической категории: «Ты для себя лишь хочешь воли». Эти слова содержат в себе предельно точное указание на наиболее уязвимое место байроновской концепции личности. Но при всей спра­ведливости такой оценки нельзя не видеть, что и эта наиболее спорная сторона байронических характеров возникла на вполне реальной исторической основе. Не случайно польский поэт и публицист А. Мицкевич вместе с некоторыми критиками Байрона углядел в не только в Манфреде, но и «Корсаре» известное сходство с Наполеоном[36].

Прометей. Дж. Гордон Байрон черпал многие свои замыслы в античном мифе о Прометее. В 1817 году Байрон писал издателю Дж. Мерри: «Эсхиловым «Прометеем» я в мальчишеские годы глубоко восхищался... «Прометей» всегда так занимал мои мысли, что мне легко представить его влияние на все, что я написал»[37]. В 1816 году в Швейцарии, в самый трагический год своей жизни, Байрон пишет стихотворение «Прометей».

Титан! На наш земной удел,

На нашу скорбную юдоль,

На человеческую боль

Ты без презрения глядел;

Но что в награду получил?

Страданье, напряженье сил

Да коршуна, что без конца

Терзает печень гордеца,

Скалу, цепей печальный звук,

Удушливое бремя мук

Да стон, что в сердце погребен,

Тобой подавленный, затих,

Чтобы о горестях твоих

Богам не смог поведать он.

Стихотворение построено в форме обращения к титану, торжественная, одическая интонация воссоздает образ страдальца-стоика, воителя и борца, в ком «Сокрыт величья образец / Для человеческого рода!». Особо акцентируется внимание на молчаливом презрении Прометея по отношению к Зевсу, «гордому богу»: «...стон, что в сердце погребен, / Тобой подавленный, затих...». «Ответ безмолвный» Прометея громовержцу говорит о молчании титана как главной угрозе богу.

В контексте исторических событий и жизненных обстоятельств Байрона в 1816 году (реставрация монархических режимов в Европе, изгнание) особое значение приобретает важнейшая тема стихотворения - горькое раздумье о яростной судьбе, всесильном роке, которые превращают земной удел человека в «скорбную юдоль». В последней части стихотворения трагедийно осмысливается человеческая судьба - «смертных путь - / Жизнь человека - светлый ток, / Бегущий, отметая путь...», «бесцельное существованье, / Сопротивленье, прозябанье...». Заканчивается произведение утверждением воли человека, умения «торжествовать» «в глубинах самых горьких мук».

В стихотворении «Прометей» Байрон нарисовал образ героя, титана, преследуемого за то, что он хочет облегчить человеческую боль живущих на земле. Всесильный Рок сковал его в наказание за доброе стремление «несчастьям положить конец». И хотя страдания Прометея свыше всяких сил, он не смиряется перед Тиранией Громовержца. Героика трагического образа Прометея в том, что он может «и смерть в победу обращать». Легендарный образ греческого мифа и трагедии Эсхила обретает в стихотворении Байрона черты гражданской доблести, мужества и бесстрашия, свойственные герою революционно-романтической поэзии[38].

Гордым протестом обстоятельствам и вызовом тирании созвучны образы Прометея, Манфреда и Каина в одноименных поэмах Байрона. Так, Манфред заявляет духам стихий, пришедшим к нему:

Бессмертный дух, наследье Прометея,

Огонь, во мне зажженный, так же ярок,

Могуч и всеобъемлющ, как и ваш,

Хотя и облечен земною перстью.

Но если сам Байрон, создавая образ Прометея, только отчасти сближал его судьбу со своею, то читатели и толкователи творчества поэта часто прямо отождествляли его с Прометеем. Так, В. А. Жуковский в письме к Н. В. Гоголю, говоря о Байроне, дух которого «высокий, могучий, но дух отрицания, гордости и презрения», пишет: «...перед нами титан Прометей, прикованный к скале Кавказа и гордо клянущий Зевеса, которому коршун рвет его внутренность»[39].

Яркую характеристику творчества Байрона дал Белинский: «Байрон - это был Прометей нашего века, прикованный к скале, терзаемый коршуном: могучий гений, на свое горе, заглянул вперед, - и не рассмотрев, за мерцающей далью, обетованной земли будущего, он проклял настоящее и объявил ему вражду непримиримую и вечную...»[40].

Прометей стал одним из любимейших символов романтизма, воплощая в себе мужество, героизм, самопожертвование, несгибаемую волю и непримиримость.

«Манфред». В философской драме «Ман­фред» (1816) одна из начальных реплик ее героя — волшебника и мага Манфреда гласит: «Древо познания не есть древо жизни». В этом горьком афоризме резюмируется не только итоги истори­ческого опыта, но и опыта самого Байрона, пьеса которого созда­валась под знаком известной переоценки собственных ценностей. Строя свою драму в виде своеобразного экскурса в область внут­ренней жизни «байронического» героя, поэт показывает траге­дию душевного разлада своего героя. Романтический Фауст — волшебник и маг Манфред, как и его немецкий прообраз, разочаровался в познании.

Получивший сверхчеловеческую власть над стихиями природы, Манфред вме­сте с тем был ввергнут в состояние жестокого внутреннего конфлик­та. Одержимый отчаянием и тяжкими угрызениями совести, он блуждает по высотам Альп, не находя ни забвения, ни покоя. Духи, подвластные Манфреду, не в силах помочь ему в его попыт­ках уйти от самого себя. Сложная душевная коллизия, которая выступает драматической осью произведения, является своеобразной психологической модификацией байроновского конфликта одаренной личности с враждебным ей миром[41].

Удалившийся от презираемого им мира, герой драмы не разорвал своей внутренней связи с ним. В «Манфреде» Байрон с гораздо большей определенностью, чем в ранее созданных произведениях, указывает на те разрушительные начала, которые скрыты в совре­менном ему индивидуалистическом сознании.

Титанический индивидуализм гордого «сверхчеловека» Манфреда - это своего рода знамение времени. Будучи сыном своего века, Манфред, подобно Наполеону, является носителем эпохального сознания. На это указывает символическая песня «судеб» — своеоб­разных духов истории, пролетающих над головой Манфреда. Образ «венценосного злодея, низвергнутого в прах» (иначе говоря — Наполеона), возникающий в их зловещем песнопении,— явно соот­носится с образом Манфреда. Для поэта-романтика оба они – и его герой Манфред, и свергнутый император Франции - орудия «судеб» и их владыки — гения зла Аримана.

Познание тайн бытия, которые скрыты от обычных людей, куплено Манфредом ценой человеческих жертв. Одной из них стала его возлюбленная Астарта («Я проливал кровь, — говорит герой драмы,— это была не ее кровь, и все же ее кровь пролилась»).

Параллели между Фаустом и Манфредом постоянно сопровождают читателя. Но если для Гете было характерно оптимистическое понимание прогресса как непрерыв­ного поступательного движения истории, а единство ее созидательного и разрушительного начал (Фауста и Мефистофеля) выступало как необ­ходимая предпосылка творческого обновления жизни, то для Байро­на, которому история представлялась цепью катастроф, проблема издер­жек прогресса представлялась трагически неразрешимой. И все же признание неподвластных разуму законов исторического развития общества не приводит поэта к капитуляции перед враждебными человеку началами бытия. Его Манфред до последней минуты отстаивает свое право на то, чтобы мыслить и дерзать. Гордо от­вергая помощь религии, он замыкается в своем горном замке и уми­рает, как жил, одиноким. Этот непреклонный стоицизм утверждает­ся Байроном в качестве единственно достойной человека формы жизненного поведения.

Эта мысль, составляя основу художественного развития драмы, приобретает в ней предельную наглядность. Этому содей­ствует и жанр «монодрамы» — пьесы с единственным дей­ствующим лицом[42]. Образ героя занимает все поэтиче­ское пространство драмы, приобретая поистине грандиозные мас­штабы. Его душа — подлинный микрокосм. Из ее недр рождается все, что есть в мире. В ней заключены все стихии мироздания — в самом себе Манфред носит ад и рай и сам творит суд над со­бою. Объективно пафос поэмы — в утверждении величия человече­ского духа. Из его титанических усилий родилась критическая бунтующая, протестующая мысль. Именно она и составляет цен­нейшее завоевание человечества, оплаченное ценою крови и стра­даний. Таковы размышления Байрона об итогах трагического пути, пройденного человечеством на рубеже XVIII и XIX веков[43].

«Шильонский узник» (1816 г.). В основу данной поэмы был положен реальный жизненный факт: трагическая история женевского гражданина Франсуа де Бонивара, заключенного в Шильонскую тюрьму в 1530 году по мотивам рели­гиозного и политического характера и пребывавшего в заточении до 1537 года. Воспользовавшись этим эпизодом далекого прошлого как материалом для одного из своих самых лирически скорбных произведений, Байрон вложил в него остросовременное содержа­ние. В его интерпретации оно стало обвинительным актом в адрес политической реакции любой исторической разновидности. Под пе­ром великого поэта мрачный образ Шильонского замка разросся до масштабов зловещего символа жестокого тиранического мира — мира-тюрьмы, где люди за свою верность нравственным и патрио­тическим идеалам претерпевают муки, перед которыми, по выраже­нию В. Г. Белинского, «ад самого Данте кажется каким-то раем»[44].

Каменная гробница, в которой они погребены, постепенно убивает их тело и душу. В отличие от своих братьев, погибших на глазах у Бонивара, он остается физически живым. Но душа его наполовину умирает. Тьма, окружающая узника, заполняет его внут­ренний мир и поселяет в нем бесформенный хаос:

И виделось, как в тяжком сне,

Все бледным, темным, тусклым мне...

То было — тьма без темноты;

То было — бездна пустоты

Без протяженья и границ;

То были образы без лиц;

То страшный мир какой-то был,

Без неба, света и светил,

Без времени, без дней и лет,

Без промысла, без благ и бед,

Ни жизнь, ни смерть — как сон гробов,

Как океан без берегов,

Задавленный тяжелой мглой,

Недвижный, темный и немой...

Пер. В. А. Чуковского

Стоически непреклонный мученик идеи не встает на путь отречения, но он превращается в пассивного, ко всему равнодушного человека, и, что, быть может, самое страшное, смиряется с неволей и даже начинает любить место своего заточения:

Когда за дверь своей тюрьмы

На волю я перешагнул,

Я о тюрьме своей вздохнул.

Начиная с этого произведения, по признанию критиков, в центр произведений Байрона выдвигается во многом для него новый образ борца за счастье человечества — человеколюбца, гото­вого возложить на свои плечи тяжкое бремя человеческих стра­даний[45].

Свободный от общества герой – изгой, присутствующий во всех произведениях Байрона, несчастен, но независимость для него дороже покоя, уюта, даже счастья. Байронический герой бескомпромиссен, в нем нет лицемерия, т.к. связи с обществом, в котором лицемерие является способом жизни, разорваны. Лишь одну человеческую связь признает поэт возможной для своего свободного, нелицемерного и одинокого героя — чувство большой любви, лишь один идеал существует для него – идеал Свободы, ради которого он готов отказаться от всего, стать изгоем.

Эта индивидуалистическая гордыня, воспетая Байроном, была чертой эпохального сознания в ее романтическом, преувеличенно ярком выражении. Этой способ­ностью проникновения в дух эпохи и объясняется значительность того влияния, которое творчество Байрона оказало на современную и последующую литературу.

Заключение

Твор­чество великого английского поэта Байрона (1788—1824), бесспорно, является одним из наиболее значительных явлений в истории миро­вой литературной и общественной мысли. Его поэтические про­изведения воплотили наиболее острые, жизненно актуальные проблемы его эпохи. Образ Байрона становится образом целой эпохи в истории европейского самосознания. Она и будет названа по имени поэта - эпохой байронизма. В его личности видели воплотившийся дух времени, а его самого считали признанным вождем европейского романтизма в одном из его наиболее воинствующих бунтарских вариантов.

В литературоведении романтизмом называется широкое литературное течение, начало которого приходится на последнее десятилетие XVIII века. Оно господствовало в литературах Запада всю первую треть XIX столетия, а в некоторых странах и дольше.

Зародившийся в качестве реакции на рационализм и механицизм эстетики классицизма и философии Просвещения, утвердившийся в эпоху революционной ломки феодального общества, прежнего, казавшегося незыблемым миропорядка, романтизм (и как особый вид мировоззрения, и как художественное направление) стал одним из наиболее сложных и внутренне противоречивых явлений в истории культуры. Разочарование в идеалах Просвещения, в результатах Великой французской революции, отрицание утилитаризма современной действительности, принципов буржуазного практицизма, жертвой которых становилась человеческая индивидуальность, пессимистический взгляд на перспективы общественного развития, умонастроения «мировой скорби» сочетались в романтизме со стремлением к гармонии миропорядка, духовной целостности личности, с тяготением к «бесконечному», с поисками новых, абсолютных и безусловных идеалов.

Нравственный пафос романтиков был связан в первую очередь с утвер­ждением ценности личности, что воплотилось и в образах романтических героев. Наиболее яркий тип романтического героя – это герой одиночка, герой – изгой, которого принято называть байроническим героем. Противопоставление поэта толпе, героя — черни, индивидуума — обществу, не понимающему и преследующему его,— характерная черта романтической литературы. Героем романтической литературы становится личность, оторвавшаяся от старых связей, утверждающая свою абсолютную непохожесть на всех других. Уже в силу этого она исключительна. Романтические художники, и Байрон первым среди них, как правило, избегали изображать обыкновенных и заурядных людей. В качестве главных действующих лиц в их художественном творчестве выступают одинокие мечтатели, гениальные художники, пророки, личности, наделенные глубокими страстями, титанической силой чувств. Они могут быть злодеями, как Манфред или Корсар, могут быть борцами, отвергнутыми обществом, как Прометей или Шильонский узник, но никогда — посредственностями. Чаще всего они наделены мятежным сознанием, ставящим их выше рядовых людей.

Свободный от общества герой-изгой, присутствующий во всех произведениях Байрона, несчастен, но независимость для него дороже покоя, уюта, даже счастья. Байронический герой бескомпромиссен, в нем нет лицемерия, т.к. связи с обществом, в котором лицемерие является способом жизни, разорваны. Лишь одну человеческую связь признает поэт возможной для своего свободного, нелицемерного и одинокого героя — чувство большой любви, лишь один идеал существует для него – идеал Свободы, ради которого он готов отказаться от всего, стать изгоем. Эта индивидуалистическая гордыня, воспетая Байроном в образах его героев-изгоев, была чертой эпохального сознания в ее романтическом, преувеличенно ярком выражении.

Список литературы

1. Байрон Д. Г. Собр. соч. в 4 т. - М.: 1981.

2. Аблеев С. Р. История мировой философии: учебник / С. Р. Аблеев. - М.: АСТ: Астрель, 2005. - 414,[2] с. - (Высшая школа).

3. Афонина О. Комментарии / / Байрон Д. Г. Избранное. - М.: 1982.

4. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13-ти томах. - М.: 1954.

5. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. - Л.: 1973.

6. Ботникова А.Б. Немецкий романтизм: диалог художественных форм. - М.: Аспект Пресс.- 2005.

7. Ванслов В. В. Эстетика романтизма. - М.: 1966.

8. Великовский С.И. Правда Стендаля. / Стендаль. Красное и черное. – М.: Правда.- 1989 г.

9. Гёте И.В., Фауст. – М.: «Детская литература». – 1969

10. Дефо Д. Робинзон Крузо. - М.: Высшая школа. - 1990

11. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. - Л.: 1984.

12. Драгомирецкая Н. В. Литературный процесс.— В кн.: Краткий словарь литературоведческих терминов. - М.: 1978

13. Дьяконова Н. Я. Байрон в годы изгнания. - Л.: 1974

14. Елистратова А. А. Наследие английского романтизма и современность. - М.: 1960

15. Жизнь и смерть в литературе романтизма: Оппозиция или единство? / отв. ред. H.A. Вишневская, Е.Ю. Сапрыкина; Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького РАН. — М.: 2010.

16. Жуковский В. А. Эстетика и критика. - М.: 1985.

17. Зверев А. «Беде и злу противоборство...» / / Байрон Д. Г. На перепутьях бытия... Письма. Воспоминания. Отклики. - М.: 1989.

18. История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние.- 1982.—320 с.

19. Ковалева О. В. Зарубежная литература XI X века. Романтизм. Учебное пособие / О. В. Ковалева, Л. Г. Шахов а - М.: ООО «Издательский дом «ОНИК С 21 век».- 2005. - 272 с.: ил

20. Кожина Е. Романтическая битва. - Л.: 1969

21. Кургинян М. С. Джордж Байрон. - М.: 1958

22. Луков В.А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней. - М.: Академия. - 2003.

23. Лобко Л. Грильпарцер //История западноевропейского театра. - М.: 1964. - Т.4

24. Мицкевич А. Собр. соч. в 5-ти томах. - М.: 1954

25. Проблемы романтизма. - М.: 1971, сб. 2,

26. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. - М.: 1958

27. Свифт Д. Сказка бочки. Путешествия Гулливера - М.: Правда. - 1987

28. Франк С. Л. Достоевский и кризис гуманизма // Франк С. Л. Русское мировоззрение. — СПб.: 1996.

29. Шопенгауэр А. Мысли. – Харьков: «Фолио».- 2009.

[1] Проблемы романтизма. - М.: 1971. - сб. 2.- С. 17.

[2] Луков В.А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней. - М.: Академия. - 2003. - С. 251

[3] Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. - Л.: 1973. - С. 19

[4] Аблеев С. Р. История мировой философии: учебник / С. Р. Аблеев. - М.: АСТ: Астрель, 2005. - 414,[2] с. - (Высшая школа). С. 223

[5] Аблеев С. Р. История мировой философии: учебник / С. Р. Аблеев. - М.: АСТ: Астрель, 2005. - 414,[2] с. - (Высшая школа). С. 221

[6] Луков В.А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней. - М.: Академия. – 2003. – С. 124

[7] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние, 1982.—320 с. С. 7

[8] Драгомирецкая Н. В. Литературный процесс.— В кн.: Краткий словарь литературоведческих терминов. - М.: 1978. - С. 80—81.

[9] Луков В.А. История литературы: Зарубежная литература от истоков до наших дней. - М.: Академия. - 2003. - С. 251

[10] Кожина Е. Романтическая битва. - Л.: 1969. - С. 112.

[11] Франк С. Л. Достоевский и кризис гуманизма // Франк С. Л. Русское мировоззрение. — СПб.: 1996. — С. 362.

[12] Шопенгауэр А. Мысли. – Харьков: «Фолио».- 2009.- С.49.

[13] Ботникова А.Б. Немецкий романтизм: диалог художественных форм. - М.: Аспект Пресс, 2005. - 352 с.

[14]Ботникова А.Б. Немецкий романтизм: диалог художественных форм. - М.: Аспект Пресс.- 2005. - 352с. - С. 14

[15] Дефо Д. Робинзон Крузо. - М.: Высшая школа. - 1990

[16] Свифт Д. Сказка бочки. Путешествия Гулливера - М.: Правда, 1987

[17] Гёте И.В., Фауст. – М.: «Детская литература». - 1969

[18] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние. - 1982.—320 с. С. 23

[19] Стендаль. Красное и черное. – М.: Правда.- 1989, с. 37

[20] Великовский С.И. Правда Стендаля. / Стендаль. Красное и черное. – М.: Правда.- 1989 г. - С. 6

[21] Цит по: Михальская Н.П., Аникин Г.В. история английской литературы. - М.: Академия. – 1998.- С 116.

[22] Лобко Л. Грильпарцер //История западноевропейского театра. - М.: 1964. - Т.4. - С.275-290

[23] Жизнь и смерть в литературе романтизма: Оппозиция или единство? / отв. ред. H.A. Вишневская, Е.Ю. Сапрыкина; Ин-т мировой литературы им. A.M. Горького РАН. — М.: 2010.- С. 330

[24] Там же. С. 330

[25] Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13-ти томах. - М.:1954, т.4. ― С. 424.

[26] Цит по: Зверев А. «Беде и злу противоборство...» / / Байрон Д. Г. На перепутьях бытия... Письма. Воспоминания. Отклики. - М.: 1989.

[27] Ковалева О. В. Зарубежная литература XI X века. Романтизм. Учебное пособие / О. В. Ковалева, Л. Г. Шахов а - М.: ООО «Издательский дом «ОНИК С 21 век». - 2005. - 272 с.: ил.

[28] Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. - Л: 1984. - Т. 26. - С. 113-114

[29] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние.- 1982.—320 с.- С. 69

[30] Елистратова А. А. Наследие английского романтизма и современность. - М.: 1960

[31] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние.- 1982.—320 с. С. 73

[32] Кургинян М. С. Джордж Байрон. - М.: 1958

[33] Дьяконова Н. Я. Байрон в годы изгнания. - Л.: 1974

[34] Пушкин А. С. Полн. собр. соч. в 10-ти томах. - М.: 1958. - т. 7. - с. 52—53.

[35] Цит по: История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние.- 1982.—320 с. С. 23

[36] Мицкевич А. Собр. соч. в 5-ти томах. - М.: 1954 - т. 4, - С. 63.

[37] Афонина О. Комментарии / / Байрон Д. Г. Избранное. - М.: 1982. - С. 409

[38] Ковалева О. В. Зарубежная литература XI X века. Романтизм. Учебное пособие / О. В. Ковалева, Л. Г. Шахов а - М.: ООО «Издательский дом «ОНИК С 21 век» - 2005.

[39] Жуковский В. А. Эстетика и критика. - М.: 1985. - С 336

[40] Белинский В. Г. Собр. соч. в 3 т. - М.: 1948. - Т. 2. - С. 454

[41] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние - 1982.—320 с. - С. 73

[42] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние - 1982.—320 с. - С. 23

[43] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние - 1982.—320 с. - С. 23.

[44] Белинский В. Г. Поли. собр. соч. в 13-ти томах. - М.: 1955 - т. 7. - С. 209.

[45] История зарубежной литературы XIX века: Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов по спец. № 2101 «Рус. яз. и лит.»/ Под ред. Я. Н. Засурского, С. В. Тураева.— М.: Просвеще­ние - 1982.—320 с. - С. 23