Путь к царствию небесному предопределяется жизнью человека на земле

Над дорожной пылью –
Звёздный путь,
Надо только крылья
Распахнуть,
И взлететь над прежним,
Над собой,
Загореться новой звездой.
Жить! Гореть и не угасать,
Жить, а не существовать!
Но, однако, уж светает...
Звёзды тоже тают, тают…

(И.Резник)

Жизнь-это театр и каждый играет в ней свою выбранную им роль. За время работы сиделкой, соприкасаясь каждый раз с новым человеком, в его жизни мне была отведена своя неповторимая роль. И каждый раз это был удивительный спектакль под названием жизнь. Где все перемешалось драма и комедия, классика и авангардизм. Где можно было увидеть все человеческие пороки и достоинства одновременно. Где явно можно было проследить путь человеческой жизни по его уходу из нее. Где все прожитое сдавалось как экзамен, ярким экспромтом.

И так занавес открывается...

Первым моим клиентом был мужчина средних лет, в недавнем прошлом отличный дипломат с двумя высшими образованиями и знаниями тринадцати языков мира, атташе в восточных странах. А в данный момент спившейся алкоголик с циррозом и разлагающейся печенью, а также с отекшими как трехлитровые банки ногами и вздувшимся животом. Также после очередного запоя с еще не совсем убежавшей от него «белочкой».

Заказчиком патронажного обслуживания был его родной брат, который при первой же встречи сказал: «Люся я даю вам деньги вперед на три недели, за обслуживание и на необходимые вещи для гигиены брата, а сам уезжаю по делам бизнеса за границу, мне абсолютно все равно когда «это» случится, я устал его всю жизнь вытаскивать из этого дерьма, человек сам себе подписал приговор. Все что нужно вам принесут, а вот к нему никто ходить не будет, потому что всех достал. Родители от него отказались, жена с сыном ушла и не общаются уже очень много лет. Контактный телефон моей жены я вам оставляю, если что понадобится звоните.

Да! Как говорится, картина маслом. Фирма от которой я стала работать называлась «Ангел», но я никогда не могла предположить, что начинать я свой путь буду с роли «черного ангела», который должен будет провести человека в последний путь. Пока мой клиент отходил от транквилизаторов которые блокировали его агрессию связанную с белой горячкой я обдумывала как же мне его подготовить к уходу, осознавая что эту задачу возложил на меня Господь, но не могла найти определенного ответа. Но кто ищет, тот всегда найдет. Зайдя в туалет я увидела на окне маленькую книжечку священника Даниила Сысоева под названием «Инструкция для бессмертных или что делать, если Вы все-таки умерли...», кто-то просто оставил ее за не надобностью, а вот мне она была нужна сейчас как воздух. Я ее читала просто с упоением по несколько раз возвращаясь в нужное место и подчеркивая ручкой очень важные для меня изречения этого святого.

Первый опыт замены памперса и гигиеническая обработка половых органов чужого мужчины была для меня подобно потери девственности. А мой желудок возмущался до такой степени, что я по несколько раз вылетала с палаты закрыв свой рот рукой, хотя на нем была и марлевая повязка. Но отступать я не привыкла, да еще и теперь, я должна была довести до логического конца ту задачу, которую на меня возложили. Как говорят взял за гуж не говори что не дюж. Палата была общая на шесть человек и все мужчины лежащие в этой палате были ко мне очень благосклонно настроены. Придя на свой пост обслуживания, я конечно же убралась не только возле своего клиента, а навела уют во всей палате. Познакомилась с ее жителями и всем помогала по мере своей возможности, если не участием так добрым словом. Была со всеми одинаково приветлива и всех одаривала комплиментами, от чего все мужчины таяли и тоже заботились обо мне. Это было терапевтическое отделение 71 больницы на станции метро «Кунцевская». Публика в этой палате была совершенно «разношерстной» и до моего прихода, как я поняла все были в состоянии «войны», потому что лежащий у стены Иван Терентьевич был ярый коммунист и вел свою политинформацию в палате по принципу: «все завалили сволочи демократы, на вас нет Сталина, вот пожалуйста дипломат, допился до чертиков, и почему я, честный коммунист должен с этим конченым алкоголиком лежать в одной палате?» У его ног начиналась другая кровать и человек лежащий на ней руководствовался совершенно другими принципами. Станислав Петрович был членом партии Единороссов, по натуре очень порядочный добрый и интеллигентный человек, он все время говорил о том, что в жизни бывает всякое и не так уж плохо жить при демократии. На что Иван Терентьевич непременно вставлял свою реплику «слово демократия от корня демон» все под ним и ходите. На другой стороне под стеной лежал добрый коренастый и веселый старичок, который постоянно подкручивал свои красивы усы и подмигивая мне просил закапать ему глаза. Он весь жил своей дачей. Было явно понятно, что он прекрасный, мастеровой хозяин. За что Иван Терентьевич всегда называл его «кулаком». Дед наслаждался, окружающим его дачу лесом, из которого всегда приносил кучу ягод и грибов, а потом для всех детей и внуков сушил мариновал и солил или варил варенье с этой добычи. У него там была большая пасека и он с огромным удовольствием рассказывал мне о своих достижениях в познаниях аграрии. Он так образно рассказывал о пчелках труженицах, что я не вольно улыбалась от воспоминаний своих тренинговых моментов когда все участники садились в несколько команд и сравнивали пчелу с мухой, выясняли чем же они отличаются, а потом проводили аналогию между мухой-человеком, который несет негатив и бывает назойлив как муха и человеком пчелой, от общения с которым хочется жить, потому что нектар позитива остается от общения с ним и к нему как к меду опять хочется возвращаться. Возле этого старичка лежал бомж по имени Санек, его скорая подобрала в парке, где он чуть не умер от переохлаждения и заработал двухстороннее воспаления легких. Этот бомж был с криминальным прошлым, весь в татуировках и с постоянной спичкой во рту, он издавал такие себе «па» и на каждый провокационный разговор пытался быть арбитром всех политических разборок, чем еще больше раздражал стороны конфликта, которым был не приемлем его лексикон весь пронизан «феней», а запах от его тела и одежды исходил такой, что не возможно было дышать в палате -воняло бомжом, от чего все еще больше раздражались. Посредине лежал интеллигентный пожилой мужчина, Александр Сергеевич, бывший военный кибернетик, который попал сюда по чистой случайности. У него был перелом шейки бедра и он приехал ставить себе протез в отделение травматической хирургию, но пока шло обследование и подготовка к операции у него случился гипертонический криз и его срочно перевели в отделение терапии. Он был ценителем искусства и духовности и все разговоры о политике и о хозяйственной деятельности на дачных участках ему были чужды. Во мне он нашел благодарного ценителя его стихов и прекрасного собеседника. Хотя он был и тезкой великого поэта Пушкина, но стихи его отличались своей рифмой и темой о квантовой физике. Но мне все это было очень интересно. Наши разговоры с ним завлекли всех остальных, и все уже просто молча слушали как мы с ним говорили о квантовой физике и о Боге как проводили сравнения в открытии научных доктрин и духовного составляющего в нем, мы связывали науку и духовность во едино не ссорясь не доказывая, что- то друг другу, а наоборот дополняя знаниями один одного. Мой ум проснулся мне очень было интересно слушать этого удивительно умного человека, начитанного своей кибернетикой и в то же время человека, который великую науку отождествлял с даром Господа Бога. Он рассказывал о многих космонавтах, которые после полета пришли к вере. О том, что действительно великий разум всевышнего открывается через ученых которые как проводники его Божественной энергии и разума считываю информацию с торсионных полей вселенной и когда человечество готово Господь дает через этих людей великие открытия. Палата с минуса резко перешла на плюс. А потрясающая фраза кота Леопольда «Ребята давайте жить дружно» действовала на них очень успокаивающе. Уже и Санек после очередной бани и стирки своей одежды, которую я предложила ему любезно сделать выглядел прилично и оппоненты мирно беседовали наслаждаясь чистотой порядком и приятным запахом палаты. Здесь уже больше пахло женской парфюмерией. Духами кремами и т. д., которую они каждый раз вдыхали с наслаждением.

После нескольких дней спячки мой клиент наконец то пришел в себя. Он действительно оказался очень толковым и интересным собеседником и как оказалось он хоть и в полудреме, но слышал очень многие вещи которые мы обговаривали с Александром Сергеевичем в палате, о науке и о Боге. Было видно, что к нему тоже начало приходить какое то осознание. Он что то пытался вставлять и свое. Но его мания величия пока еще не совсем отпускала. Он еще пытался жить прошлой жизнью. И никак не отождествлял себя с настоящим. Сначала я очень долго его слушала. Очень интересные путешествия в прошлую сытную интересную и шикарную жизнь. С ее постоянными ресторанами, банкетами встречами и провожанием послов, с возможностями, знакомствами, влиянием и положением в обществе. Как мне все это было знакомо. Я слушала его в отличии от Санька с большим сожалением, а сама ждала нужного момента когда же я смогу задать тот очень важный вопрос, который несколько раз в книжке священника подчеркнула ручкой. И он настал. Выговорившись он спросил меня Люся расскажите, что нибудь о себе. Я улыбнулась и сказала: «Ну что вы обо мне не интересно давайте лучше о вас. Вы прожили такую интересную, удивительную жизнь в которой, я надеюсь, как умному и образованному человеку наверное не мешало бы сделать определенные выводы пройденного пути. Скажите Анатолий если бы вы знали, что вам остается жить всего лишь неделю, что бы вы сделали в первую очередь?»

И тут человек изменился в лице, маски все спали в один момент. Он сначала долго молчал, потом думал, анализировал и подбирал слова, а потом уже начал говорить. «Люся я свою жизнь извините «просрал.» У Санька от облома после красивого рассказа, в котором он уже непременно чувствовал и себя героем, отпала челюсть. Анатолий продолжал. -У меня была прекрасная жена Ирина, умница и красавица, замечательная хозяйка и мама моего сына, но я был таким великим и недосягаемым от своих должностей и положения в обществе, что всегда обращался с ней как с вещью, которая принадлежит только мне и должна служить верой и правдой только мне великой и важной персоне. В доме было только мое слово законом, хотя я тоже ее любил, баловал, дарил шикарные подарки, ходил с ней на все приемы, но я ее унижал и оскорблял, говорил что она только потому такая прекрасная, что живет за счет моих денег и моей карьеры, а сама без меня пропадет, потому что имеет ум как у курицы. Но она не пропала. Забрав несовершеннолетнего сына она ушла от меня жить на съемную квартиру. Она бросила все. Забрала только личные вещи, свои и ребенка. Я ликовал, ждал пока она скопытится от безденежья и прибежит ко мне за прощением, упадет на колени и будет умолять меня, чтобы я разрешил ей с сыном вернуться обратно в наши красивые апартаменты с коврами, шикарной мебелью, изысканным хрусталем, золочеными напольными вазами высотой с метр, сувенирами и подарками из разных восточных стран подаренные послами. Что ей снова захочется ездить как королеве на шикарной машине с левым рулем. Что ей захочется ходить со мною на различные приемы в посольства. Но ничего этого не произошло. Она пошла работать в квартирное агентство, а позже сама стала основателем своего. Купила себе квартиру и машину воспитала и выучила нашего сына. А я вот до сих пор ее люблю и не могу забыть. И все что у меня было, я извините Люся просрал. С начала водил к себе домой дорогих валютных девушек и вел свободную и как мне тогда казалось счастливую жизнь. Друзья, застолья, пьянки, новые сожительницы. Потом жаба начала давить, что жена не пропала без меня и я эту жабу начал заливать водкой, хотя сейчас понимаю, что мог бы тогда пойти к ней сам упасть на колени и у нее просить прощения за все, но гордыня мне это сделать не позволяла, так все и пошло прахом. Я пропил и прогулял все, что было куплено мне родителями и нажито в совместной жизни с Ирой и в конечном итоге как видите Люсинька, стал бомжом».

Я сидела у его изголовья и слушала всю эту исповедь, сама анализируя и свою жизнь и свои поступки тоже. Отец моего сына так же не мог смириться, что я без него не пропала и каждый раз делал мне больно. Но мне так было его жаль, ведь это я была во всем виновата, это я толкнула его на измену, чтобы доказать мне такой великой и успешной, что он тоже кому то нужен. И что он тоже не дополнение к моему великому статусу, а такой же человек с чувствами и достоинством, что он тоже значим. Он так хотел еще одного ребенка, а мне за гонкой в бизнесе и карьерой не когда было об этом думать. А потом я ему не простила измены, как бы на моем месте поступила мудрая жена, а наоборот отомстила. И мстя моя оказалось очень страшной. Как же, изменили мне, такой великой и успешной, и об этом знают другие, я не могла допустить, чтобы обо мне судачили. Значит это тоже была гордыня... Хотя я ее уже давно исповедала, простила своего бывшего мужа и даже стала ему подругой, к которой он теперь постоянно звонил и рассказывал все новости своей жизни. К стати он и предложил мне эту работу через своих знакомых. Но было очень грустно от того, что жизнь моя и отца моего сына тоже могла бы сложиться по другому, если бы мы не шли на поводу своей гордыни и людской молвы. А сели бы и поговорили, высказали друг другу все, что накопилось, простили, услышав правду друг друга, а не ждали бы, молча мстя и ненавидя, оскорбляя и унижая, чтобы последняя капля разбила нашу чашу, которую теперь уже не возможно склеить. Правда утешало одно, что отец моего ребенка, в отличии от этого Анатолия был весь в шоколаде, хотя иногда и закладывал по полной программе, но работая уже пятнадцать лет в Москве он купил себе в Сумах машину и квартиру, где до сих пор делал шикарный евроремонт, а вот с женщинами у него не получалось. Каждый раз доказывая мне свою значимость, гордыня водила его по замкнутому кругу. Меняя женщину, он менял очередную проблему, а суть оставалась в нем. Он каждый раз доказывал мне, что он без меня очень счастлив, хотя в глазах при встрече с ним я всегда читала его неисчерпаемую любовь и тоску по мне, но еще не отработанную и не отпускающую его душу гордыню. В свое время я стояла перед ним на коленях и просила прощения, что местью за его измену, загубила себе и ему жизнь. Но он был не умолим и все время повторял я никогда перед тобой не преклонюсь и знай никогда к тебе не вернусь. Хотя в трудные минуты жизни он всегда приходил именно ко мне. За поддержкой и опорой, за крыльями которые я всегда ему давала. Живя вместе с ним мы ездили неоднократно отдыхать за границу, и отдыхали на разнообразных маевках, делали вылазки на природу в палатках и каждый раз это все исходило от меня. Мы ездили с ним на его любимую рыбалку и если я будучи азартным человеком ловила рыбы больше, он не мог этого простить, шутя конечно, вез меня назад на мотоцикле, своем трофейном «ижаке» и грозился непременно выбросить меня в очередной овраг, за то что я распугала ему своим хохотом всю рыбу. Мы жили очень дружно и весело. Он гордился всегда своей женой. Я ведь была всегда в числе первых, меня всегда все знали и любили и на работе и дома, потому что я всегда была приветливой и доброй, а также активной и озорной. На работе была очень активным членом партии и вела комсомольский прожектор так, что от моих газет весь цех падал со смеху, но никто из высмеивающихся в газете на меня не обижался, потому что я всегда была своим парнем и даже приходила к ним за советом какую карикатуру на них лучше нарисовать. Вся бригада с хохотом выбирала карикатуру, а потом когда я ее обрабатывала нужным материалом и вывешивала все шли на это творчество посмотреть и падали со смеху. И работая в одном цехе все восхищались его женой. И ему всегда это было приятно. А когда я на городском конкурсе «А ну ка девушки» заняла первое место и забрала приз зрительских симпатий и все остальные призы и звания, и мне дали в подарок путевку в Индию-Шри Ланку и Дубай, он не находил себе места, меня еще к тому же председатель жюри, главный режиссер нашего театра им.Щепкина пригласил работать в театр и обещал сделать из меня ведущую актрису. И неся домой огромную кучу цветов и подарков он все время повторял: «Ты теперь звезда меня бросишь? Я ведь на десять ступеней от тебя ниже» А я смеялась и подкалывала его, что теперь мол уж точно пойду работать в театр и непременно стану звездой. Хотя мне никто не был нужен я была ему преданной и верной женой. А он для меня был самым ласковым, нежным, и любящим мужем...

-Скажите Анатолий а у вас бы хватило сил попросить у своей жены и сына прощение?

-Вот сейчас Да! Да только этого уже не случится, я никогда ее больше не увижу, это не возможно, мы с ней не виделись пятнадцать лет. Да я и не хочу, чтобы она видела меня в таком состоянии. Ведь она уходила от красивого и успешного мужчины а я сейчас кто? Беззубый бомж. Горько заплакал и укрылся одеялом с головой. В палате стояла гробовая тишина. Каждый думал о своем. Санек вышел из палаты покурить, добытые ранее окурки. Теперь моей задачей было договориться с его женой придти к нему в больницу. Я вызвала жену моего заказчика на переговоры. Мне не пришлось ей долго что то объяснять или убеждать, я все рассказала как есть, поведала ей за найденную книгу, что человек раскаялся, а значит нужно помочь ему исповедаться и попросить прощения хотя бы перед смертью. Акцентируя на то, что на нас двоих теперь возложена Богом определенная миссия. Результат превзошел все мои ожидания. На второй день она принесла мне для Анатолия приличную спортивную одежду и бритвенные принадлежности. Я его побрила, оставив интеллигентные усы и бородку, и привела в приличный вид обмыв, как и полагается лежачего больного с ног до головы, специальными растворами. Поменяла постель. В палате все сияло чистотой. Анатолий меня спросил: «Люся у нас сегодня какой то праздник?» на что я ему ответила «Да праздник и я думаю у вас тоже» В этот момент в палату приоткрылась дверь и молодой красивый человек смотрел с нее на меня в упор. Я сразу поняла, что это был сын Анатолия, это легко было определить по сходству его с отцом. Я рукой позвала его к себе, но он показал, что там, за дверью кто то еще есть, я поняла что за дверью стоит Ирина. И я громко сказала «Солнышко проходи папа будет очень рад тебя видеть, а сама направилась в коридор уступая сыну место. Анатолий лежал головой к двери и не мог ничего сообразить, но когда его сын поравнялся со мною он вскрикнул «Сынок!Люся!» и не знал что делать. Я наклонилась к нему и тихо сказала «Анатолий сегодня у вас большой праздник вы сегодня имеете такую уникальную возможность попросить у близких вам людей прощения. Сын наклонился к Анатолию и они обнялись, а я вышла в коридор. Передо мною стояла красивая и очаровательная бизнес-леди.

-Здравствуйте Люся! Мило она обратилась ко мне, уверенно шедшую прямо на нее. Но в ее голосе я слышала дрожь. Здравствуйте Ирочка! Я вам очень благодарна, что вы откликнулись на мою просьбу, поверьте вы потом будете благодарны, что он не унесет всю боль с собой в могилу и что у вас еще при жизни будет шанс его простить, и освободиться от камня, который я уверена гнетет и вашу душу. И не дает вам дышать сейчас полной грудью. Не правда ли? Ира стояла молча потупясь. Все таки человек раскаялся и осознал, продолжала я. Ведь когда мы идем к Господу Богу и просим у него прощения мы же не сомневаемся, что он нас простит, так и вы найдите в себе мужество простить человека, который просит у вас прощение. И взяв ее за руку завела молча в палату. Сын сразу оторвав резко глаза от отца посмотрел на нас и Анатолий понял, что кто то очень важный еще стоит за его головой. Но он никак не мог предположить что это может быть его жена.

-Ира! Ирочка! Прости! Прости! Прости! За все! … Даже сейчас когда я пишу эти строки с моих глаз ручьем текут слезы, а тогда это был просто поток слез из глаз всех присутствующих в палате. Ира не могла произнести ни слова, только положительно кивала головой и рыдала в салфетку. А он снова и снова повторял «ты меня прощаешь? Ирочка! Прощаешь?. Чтобы как то разрулить эту ситуацию я взяла инициативу в свои руки и сказала: «конечно прощает, ведь правда же?» Обратилась к его жене. И Ира опять кивнула головой произнося только одно единственное слово прощаю, а я добавила, пусть и Бог простит. Иру я потом еще долго успокаивала в коридоре рыдающую у меня на плечах, а их сын вышел на улицу, потому что тоже не мог сдержать скупую мужскую слезу. Мы решили вместе с Ирой, что в субботу она привезет к Анатолию священника на исповедь и причастие. Теперь моя задача была подготовить его к этой встрече, так как он был не верующим и всегда надругался над церковнослужителями. Когда Ира произнесла эти слова я вспомнила из книги священника изречение, что Господь не прощает хулу на Духа Святого и может даже человека не допустить до причастия. Ира попросила меня позвонить ей в любое время суток, если что то случится. До субботы оставалось двое суток. Мне не нужно было его подготавливать, его душа сама просила молитвы, только он их не знал. После всех процедур я садилась на стул в его изголовьи и читала по его уже просьбе разные молитвы, а он их просто молча слушал или может быть про себя повторял, но я этого не слышала. И я поняла такую вещь, когда человек уходит из жизни, кроме Господа ему не к кому преклонить свою голову и не важно атеист он или верующий, душа одинаково просит присутствия Бога. Так что не надо обманывать людей перед смертью, что они еще долго будут жить, наоборот им нужно дать возможность сделать то очень важное, что они еще не успели сделать при жизни и подготовить их душу исповедью и причастием к великому переходу в другое измерение.

Ночью в пятницу я услышала как что то, льется как из фонтана и течет на пол. Я включила в палате свет и увидела, что вся постель Анатолия, а также стена и кровать и уже весь пол под ней в луже крови.

Реанимация сказала, что ответ о времени его смерти они сообщат в отделение утром. Пока мы его везли на кровати через подземные переходы в реанимационное отделение он еще был жив, но понятно что спасти его уже было не возможно. Внутреннее кровоизлияние было слишком большое. Ровно в полночь я позвонила Ирине. Сообщив о случившемся, сказала что утром перезвоню. Ирина мне утром перезвонила сама и сказала: «Люся я знаю, он умер в полпервого ночи» передо мною лежал лист бумаги сточным временем его смерти 00часов30 мин.

-Да! Подтвердила я, а кто тебе сказал?

-Когда ты мне позвонила я зажгла большую церковную свечу, а ровно в половине первого она погасла.

Так Господь и не допустил его до причастия...

На следующий день мне на мобильный перезвонила его мама и очень просила, чтобы я приехала на похороны, потому что кроме Сына и невесток некому больше будет его провести в последний путь. Мы с отцом тоже не сможем мы плохо передвигаемся, сказала она. У меня внутри все сжалось. Мне так стало жаль своего подопечного, с которым я вновь прожила казалось и его и свою жизнь экспромтом. И я поехала на отпевание, которое происходило на территории больницы в храме. Подходя к храму я увидела огромную толпу очень красиво одетых мужчин и женщин с огромными охапками дорогостоящих роз. А на территории больницы на стоянке рядом с храмом стояла целая вереница черных, красивых, дорогих машин. И я про себя подумала, да!вот кто то заслужил, кого то хоронят, не то что мой клиент, вместе со мною будет провожать четыре человека. Грустно...

Подойдя уже ближе к церквушке, я увидела на инвалидной коляске красивую пожилую женщину, рядом возле которой стоял сын Анатолия и поняла, что это все таки мама приехала проводить в последний путь своего непутевого сына. Поздоровавшись с ними, я сразу же услышала речь этой красивой женщины. Друзья мои, обратилась вдруг она к этой огромной толпе красивых и представительных людей, я хочу чтобы все увидели и поблагодарили человека, который провожал в последний путь моего сына -это наша Люсинька. И вся толпа меня сразу же обступила и стала благодарить. А некоторые мне в карманы сунули огромные купюры денег. Я была в шоке, мне сказать было нечего да и не зачем. Ко мне подошла Ира и сказала: «Люсинька я всю жизнь буду вам благодарна, за то что вы для меня сделали я бы ведь с этим камнем и ушла в иной мир не простив ему того, что с нами случилось, а после встречи мне стало так легко, что захотелось и ему отблагодарить, собрать всех его бывших друзей и сослуживцев и достойно провести в последний путь. Огромное вам спасибо!

Анатолий лежал в красивом черном костюме весь такой изыскано элегантен, от его отечности не осталось и следа, работники морга постарались сделать с него эталон того мужчины которым он был в прошлой жизни не оставя на лице даже следа от спившегося бомжа. И я послала Богу в рай прославляющую его молитву! За то, что показал мне великую силу прощения...

Все нужно пережить на этом свете,

Все нужно испытать и оценить...

Несчастье, боль, измену, горе, сплетни-

Все нужно через сердце пропустить...

Но главное во тьме безумной века,

Что б ни случилось — устоять!

Быть чутким к горю, оставаться человеком

И теплоту сердец не потерять...

(неизвестный автор)

Второй заказ я получила в неврологическом отделении 51 больницы на Филевском парке. Это было, хотя и старое отделение без никакого ремонта, но за то очень дружный и профессиональный коллектив медработников. На этом этаже в красном уголке был организован маленький церковный уголок. Там был большой иконостас, где в углу круглые сутки горела лампадка, а иконы не только висели на стенах, а и стояли на подставленных тумбочках, где также лежало огромное количество различной духовной литературы. По средине этого зала ближе к иконостасу стоял огромный напольный подсвечник, возле которого всегда лежали в большом количестве свечи для прихожан. Желающие брали свечи и платили за них, кинув, в специальный ящик любые пожертвования. Каждую пятницу сюда с храма приходил батюшка со своей певчей и читал проповеди. Все больные, кто мог ходить собирались на службу, а потом батюшка обходил по палатам лежачих больных исповедовал их и причащал. В отделении этот день, медперсоналом, был назван кровавой пятницей, потому что после ухода батюшки очень много тяжело больных приставлялось. Каждый посетитель и больной могли подойти к иконам зажечь свечу в этом уголке и тихо помолиться. Поэтому во всем отделении стоял приятный запах ладана и восковых свеч.

Моей подопечной была пожилая женщина 75 лет перенесшая инсульт. Звали ее Анна Семеновна. Сама дама не была коренной москвичкой, но позиционировала себя с золотой молодежью 50-60 годов. Так как родилась уже в Москве, а корни родителей выходили из далекой глубинки Тамбовской губернии. Все ее разговоры были пронизаны всепоглащающим блатом и возможностями, которые у нее были в свое время. Она себя относила к элите, и тут же с упоением рассказывала как к ней на маникюр и педикюр ходили все члены ЦК КПСС и их жены. Также же осуждала «кугутов» которые понаехали ото всюду в ее любимую Москву и ставила из себя интеллигентнейшую даму из высшего общества, хотя интеллигентностью тут даже не пахло. Этим хвастовством она раздражала всех остальных больных, лежачих в этой палате. А теперь, когда ей предоставили личную сиделку, так явно выделялось ее превосходство над всеми больными, и она сразу же стала относиться ко мне как к служанке. В начале мне даже было интересно ей подыграть и почувствовать себя еще и в этой роли. Не всегда же мне быть директором, думала я. Но она превзошла все мои ожидания. Я не отходила от нее не на минуту, при том что она не была парализована и ей можно и нужно было двигать руками и доставать по крайней мере воду и все остальное, стоящее у нее на тумбочке, она предпочитала чтобы я ей это делала лично. Как только мы все ложились спать она тут же находила для меня работу. -Люся! Подай мне водичку. Встала подала. Только прилегла на топчан в палате, -Люся почеши мне носик. Встала почесала. Только прилегла. -Люся я хочу посидеть. Посидели. Только прилегла. -Люся поменяй мне памперс. Поменяла...И так целую ночь и день в течении недели. Люся уже падает с ног, но держится, а вот палата, которая не спит вместе с Люсей уже в состоянии взрыва. И в очередную ночь он произошел. Женщины, которые в ее понимании были просто рабочим классом и тоже лежали после микроинсультов, выругали ее благим матом по полной программе. Рассказав ей всю политику партии бывшего СССР к элите которой она себя относила. Показали ей в сравнении ее состояние до моего прихода и после него. После чего мою бабульку резко попустило и теперь уже она стала заботиться обо мне. А сравнение было действительно очень разительным. Если до моего прихода она лежала вся грязная и не ухоженная, то после, она уже сияла чистотой и полным порядком. Сама по натуре она была веселая и добрая. Только вот вид ее желал быть лучше. У нее были распатланные волосы, а на руках и ногах такие были не ухоженные ногти, что она с ними напоминала персонаж с мультика про веселую бабку ежку. Но через пару дней пройдя у меня весь полный патронаж она уже напоминала веселого и доброго чиполлино, потому что волосы были вымыты и аккуратно собраны на макушке в красивую оранжевую резинку, а ногти приведены в порядок и накрашены светлым лаком, на губах была помада, а грязный халат был заменен на веселую длинную футболку, любезно предоставленную ее дочерью, из своего гардероба, которая и являлась моим работодателем. Анна Семеновна была лежачей больной, к тому же у нее был очень большой вес и моя задача была учить ее сидеть, а потом стоять. Но для того, чтобы поднять 130 кг веса нужны были специальные навыки, которым меня на фирме обучили сиделки с опытом и я этими приемами как хороший ученик сразу же овладела. Ничего сложного в этом не было. Левой рукой больной брался под голову, а правой под его коленки и потом на пятой точке моментально переворачивался в сидячее положение. Буквально за пару секунд человек с лежачего состояния уже сидел на краю кровати с приспущенными ногами. ЕЕ дочь несколько раз увидев как я это ловко делаю была спокойна за свою маму и приходила к нам всегда с хорошим настроением, и кучей разных вкусностей, которые мы вместе с ней и Анной Семеновной и оприходовали. А вот ее тетя, старшая сестра мамы, которая в свои 78 лет еще работала в каком то институте и будучи старой девой еще возглавляла какое то из подразделений, была совершенной противоположностью. Если она приносила передачу своей сестре это было предназначено только для нее и все только в единственном экземпляре и она сидела до тех пор пока ее сестра не съест или одну котлетку или одну сосиску или одно пирожное. А Анне Семеновне хотелось поделиться всегда со мною потому, что мой пост был оплачен на 24 часа в сутки и предполагал круглосуточное дежурство до момента выписки больного, выйти и оставить больную я не имела права, а столовой или кафе, где можно было бы поесть что то горячее не было, а в буфете была только сухомятка, конфеты, печенье, вода и различные средства личной гигиены. Поэтому при заказе сразу же оговаривался вопрос о кормлении сиделки за счет заказчика. А каждый приход Ирины Семеновны, сестры моей подопечной, сопровождался явным протестом. И каждый раз она устраивала мне экзамены. Для того чтобы убедиться не зря ли такую огромную сумму ее племянница платит за услуги фирме от которой я работала. Чем вызывала возмущение всех присутствующих в палате больных и ухаживающих за ними родственников, которые всегда восхищались моим профессионализмом и заботой о своей подопечной. А иногда вызывали и смех. Первый случай, который заставил смеяться всю палату это было связано с тем правильно ли я ее сажаю. В очередной раз она сказала: мне «Люся я хочу чтобы вы правильно сажали мою сестру, от этого зависит ее правильное выздоровление покажите как вы это делаете?» И тут же начала рассказывать, что она проходила специальные курсы для ухода за больными после инсульта. Я уже зная ее заморочки, ответила. -Ирина Семеновна я с вами вполне согласна, от правильной посадки больного зависит очень многое. Я уверена, что у вас опыта гораздо больше чем у меня, тем более что вы прошли специальные курсы, ведь правда же? Надеюсь вы мне сейчас и покажите как правильно надо это делать, не так ли? Ирине Семеновне ничего не оставалось делать как взять свою сестру за руку и тянуть на себя, рука под весом самой больной чуть ли на отрывается, тело лежит на месте, Ирина Семеновна уже вся в мыле, ничего не получается, ее сестре, тобишь больной этот эксперимент надоел и она оттолкнула ее, вырвавшись, и сказав в сердцах, «отойди уже наконец от меня дура, у Люси это получается быстро и без проблем и хватит тут нам устраивать свои экзамены иди уже в свой институт и там командуй». Было видно, что старшая сестра постоянно ее в жизни чему то учила, и это ей всегда причиняло неудобства. Следующим и последним эксцесом был случай связан с соседкой по палате, после которого она больше в палате не появлялась.

Бабулька, лежащая с Анной Семеновной рядышком на кровати в свои 87 лет перенесла инсульт и вела себя очень не адекватно. У нее не было никакой парализации. Но при ее диагнозе ей было положено быть прикованной к постели еще пару недель. Потому что подымаясь она или сразу же падала или бежала выпрыгивать из окна. С чем она никак не соглашалась и на любые уговоры ее дочери Надежды устраивала грандиозные сопротивления. При чем если она днем лежала спокойно и вела себя как божественный одуванчик тихо и смирно, при этом так тихо и приятно беседуя, то к вечеру она становилась очень агрессивной, начинала ругаться матом и всех и вся обзывала и оскорбляла. Но никто на нее не обижался все понимали что это болезнь, ведь утром она ничего не помня опять со всеми очень вежливо говорила. Бывает такой вид инсульта, когда в чуланчиках памяти всплывают где то давно затерянные блоки или запреты, и когда происходит кровоизлияние в мозг все эти запреты вылазят наружу. Так было и в случае с бабулькой. Ее дочь всегда просила меня, чтобы я присмотрела за ней ночью. Ее всегда на ночь привязывали к кровати, чтобы она не буянила или не выпрыгнула из окна, и такие случаи тоже были. Бывало так что она поднималась с кровати хваталась за конец простыни моей подопечной и стягивала ее с постели, такой силы были эти приступы агрессии. Или одним движением руки сваливала на пол все с тумбочек. Для того чтобы ее привязать к кровати сходился весь дежурный медперсонал. Держали ее, кто за что мог, а она брыкалась и как резанная орала «милиция помогите меня насилуют, люди где вы ау у!» медсестры привязывали ей руки и ноги, а потом давали ей успокаивающее и она сладко засыпала, а утром развязывали. Я же привязывала ее сама, без чьей либо помощи, придумав очередную и для нее сказку.

-Вы представляете бабушка Оля, так ее звали, для вас как участника ВОВ выписали из Германии специальное оборудование, которое по специально подключенным к вам диодам передает сигнал на компьютер врача и он видит как у вас бьется сердечко, работает пульс и какое у вас давление. Вам крупно повезло. Бабуля сияла от счастья. А я продолжала, только сейчас нам надо будет подключить эти датчики к вашему пульсу на руках и ногах. Вы же не против? Да что ты Люсинька, говорила бабуля, сами немцы мне все это прислали, откупаются наверное фашисты и молча сама расставляла мне руки и ноги. Естественно я без никаких усилий ее привязывала. А бабуля непременно спрашивала -Люсинька а какой у меня сейчас пульс?, я отвечала 180/90, а надо чтобы было 120/60 поэтому вам нужно закрыть глаза расслабиться и сосчитать до триста. Бабушка Оля уже на счете после ста мирно засыпала. Весь коллектив неврологии, все смены по очереди приходили смотреть на этот спектакль. А однажды в нашу палату ночью, на освободившуюся койку привезли с реанимации молодую девушку, которая отравилась в баре каким то газовым напитком, ее промыли и через пять часов перевели в отделение, но так как в реанимации все лежат голые ее от туда в таком виде и привезли, только под простыней и с мобильным телефоном в руках. А в неврологию, потому что в терапии, которая находилась этажом ниже не оказалось свободных мест. Я ничего не подозревая рассказываю бабушке Оле сказку о германском оборудовании и еще добавляю, что после счета до триста ее завезут в барокамеру для снятия рентгена головного мозга, за который она очень в последний день переживала, и мило привязываю ей наручники сделанные специально с балоневой ткани на ремнях, чтобы не повредить руки или ноги. И тут я слышу как девушка в истерике кричит по телефону своему парню зачем ты меня привез в какой то дурдом, а я поднимаю голову и просто шутя говорю ей подмигивая, «солнышко не переживай и тебя вылечим.» Лучше бы я этого ей не говорила, девушка вскочила с кровати и голая в обмотанной простыни начала убегать с палаты и кричать; «выпустите меня от сюда.» Чем подняла на ноги все отделение и конечно же до утра все уже плохо спали, а мне пришлось целую ночь успокаивать ее и всех своих подопечных. Так как бабушка Оля была целую ночь в состоянии стресса и ей не могли «снять нормально показатели» мы с ее дочкой и дежурной медсестрой решили наручники снять после обхода, чтобы доктор посмотрел как она себя ведет в этом состоянии. Дочь Надежда ушла к доктору на собеседование по этому поводу. И вот как раз в это время приходит к моей Анне Семеновне ее сестра. Смотрит что бабуля привязана и начинает возмущаться, как это так, говорит она, что это за методы лечения, немедленно отвяжите бабушку, тем более что в дневное время она всегда так любезно с ней беседовала. Мы всей палатой упрашиваем ее не делать поспешных выводов, и ничего не предпринимать пока не придет ее дочь с доктором, но она никого даже слушать не хочет, подходит и отвязывает ей ногу и в этот момент бабушка, от великой радости освобождения не проявленной агрессии еще после ночных происшествий, со всего размаху бьет ей ногой прямо под глаз, от чего Ирина Семеновна отскакивает и падает, задрав ноги прямо возле окна, ударяясь головой о батарею. Вот уж смеху было в палате. С головой все в полном порядке, возможно даже в некоторых местах стала на место, потому что после, мы уже не видели и не слышали ее нравоучений. А она наверное научилась одному из духовных законов: «Не просят не лезь». А сама Анна Семеновна в скором времени выписалась домой, уже уверенно и самостоятельно сидела и понемножку стояла на ногах. Дома ее еще ждала реабилитация. А на ее место поступила новая больная с таким же диагнозом, но совершенно с другим настроением к жизни. И звали ее Антонина Григорьевна, которая и стала моей следующей больной, нуждающейся в обслуживании патронажной сестры.

А на место выписавшейся бабушки Оли с реанимации поступила женщина, по имени Глафира, о которой грустно даже вспоминать. Все ее разговоры были пронизаны негативом по отношению к своему мужу, скандалами и разборками с ним. А также рассказами какой он у нее «козел, сволочь, дебил, пьянь и рвань» Когда он к ней приходил, он не знал как себя вести, потому что все равно будет не правильно. И что бы он не принес все было для нее не в тему. Так и хотелось сказать мысли в слух «как корабль назовешь так он и поплывет».

К ней никто кроме мужа и его родной сестры не приходил, но как только приходила сестра мужа, она сразу плакалась ей, как казанская сирота, говорила какая она несчастная, что она всю жизнь посвятила этому козлу, а он не рыба ни мясо. Как только приходил муж она ему выливала всю грязь на сестру и на его родственников, а также на своих детей, которые по всей вероятности не ходили к ней из за того, чтобы не облучаться очередной порцией негатива, и довели ее до такого состояния.

Глафира постоянно вынимала из кармана своего халата замусоленные карты, раскладывала их веером на кровати, каждый новый час предсказывая события себе, угадывая где и с кем сейчас ее муж, что делают ее дети, и что о ней думают родственники мужа. А также предлагала всем погадать. Такая себе ведунья вместившая в себя все пороки. И было явно видно, что уже не она владеет этими картами, а карты полностью владеют ею. Но никто не велся на ее предложения, она всем была настолько не приятна своим нытьем и поведением «казанской сироты». Все ей были должны. Муж и дети, за то что она всю жизнь посвятила им. Родственники мужа за то, что она подобрала их недотепу, врачи ей были должны бесплатно все сделать и рентген и УЗИ и пригласить всех специалистов для нее в палату, вылечить так сказать как полагается, а уж государство было должно, за все остальное. С ней старались почти не общаться, никто не хотел нашу позитивную ауру менять на эти сплетни и разборки, некоторые даже ее приструнивали, что мол здесь в палате лежат больные которым нужен позитив, а не комната спиритических сеансов и не место для выяснения домашних разборок, куда выбрасывают ваш мусор из избы.

Когда она в очередной раз пыталась мне предложить погадать, я рассказала ей притчу о двух принцах, которые пришли к своему звездочету и попросили его предсказать их будущее. Звездочет сказал: «Ты старший брат унаследуешь престол своего отца, это случится ровно через год, а ты младший брат, ровно через год умрешь от тяжелой болезни» Братья ушли и каждый стал жить своей, только ему ведомой жизнью. Старший брат стал вести разгульный образ жизни, а младший целый год провел в молитве к Богу в которых просил Господа простить за все его прегрешения и прежде чем забрать в иной мир дать возможность исповеди и причастия. Год предсказанных событий подходил к концу и вот старший брат позвал своего младшего брата и предложил ему, пока тот жив пойти вместе на огромный склон горы, покрытый лесом и заложить камень для его нового дворца, который он при унаследовании престола обязательно построит в этом месте.

Когда два брата начали копать яму для закладки камня они услышали скрежет металла, это был ларец полный золота. В этот момент на них напали разбойники. Старшему брату удалось убежать от расправы разбойников вместе с этим ларцом, а младшему, так как он пытался защищать не ларец, а старшего брата, досталось очень сильно. И он чуть не умер после этой драки, очень долго болел, но все таки выжил. Уже прошло больше времени чем предсказывал звездочет, но ни коронации для старшего брата, ни смерти для младшего не было и братья снова пошли к звездочету, уже с претензиями и обвинениями, что звездочет врет, а значит он заслуживает казни. На что звездочет улыбнулся и сказал: «Дорогие мои у каждого из вас было предопределение, которое я увидев, вам предсказал, но каждый из вас прожил этот год так, что предопределение сменило свое направление от вашего выбора. Если бы ты, старший брат, не вел разгульную жизнь, ты бы унаследовал королевство, но так как король видел, что ты будешь плохим наследником, он не поторопился с твоим назначением, а судьба тебе вместо королевства подарила ларец с золотом. Ведь ты же его получил. Не так ли? А вот твой брат должен был умереть, но он своими молитвами вымолил у Господа прощения за все грехи вашего рода, и тогда Господь ему послал только страшное смертельное испытание, которое по предопределению он все равно должен был пройти. И ты старший брат был этому свидетель. Ведь правда же? Старший брат согласился с первым примером и со вторым. А звездочет продолжал: «Каждый из вас изменил ход событий, выбрав свой путь самостоятельно».

Так что Глафирочка, чтобы ты нам не предсказала мы все равно своими поступками изменим ход событий, сказали ей дружно больные и она запрятала карты уже похоже навсегда.

В отличии от Анны Семеновны, моя новая подопечная, Антонина Григорьевна приехала в Москву с глубинки, и Москвичкой себя не считала, хотя тоже всю жизнь после студенческой скамьи провела в столице, и после института преподавала в школе физкультуру и вела классную работу. Было видно, что человек прожил всю жизнь отдаваясь с головой любимому делу. Антонина Григорьевна была до мозга костей интеллигенткой, очень красиво говорила, правда сейчас ее речь немного была задета болезнью, и мы по назначению врача по несколько раз на день проговаривали с ней фразу «триста тридцать третья артиллерийская дивизия» и занимались математическими сложениями и вычислениями, а потом уже когда ей можно было подыматься и стоять на ногах, мы стоя в обнимку, чтобы она не упала, пели с ней, начиная в одного куплета песни. И чем больше нам надо было простоять тем больше было спето куплетов разных песен. Таким образом было весело заниматься рутинным и тяжелым делом, а с другой стороны была возможность легко корректировать речь. А в палате больные нам уже заказывали песни, которые мы с удовольствием для них и для выполнения задания им пели. Вся палата жила очень весело и дружно. Вела нашу палату очень красивая молодая доктор, Таисия Георгиевна, она была прекрасным профессионалом своего дела, как говорится доктор от Бога. Мы с ней тоже очень подружились. Ибо я была ее первым помощником во всем. На обходе она у меня всегда спрашивала, кто как спал и кто как себя вел, таким образом получая полную картину поведения больных было легко поставить правильный диагноз и подобрать в той или иной ситуации нужные препараты. Я ведь в палате находилась 24 часа в сутки. Но к слову сказать, Антонина Григорьевна у меня была просто «золото», а не больная. В отличие от предыдущей больной, она сразу для себя определила меня как помощника и единомышленника в достижении поставленной цели, а цель была одна встать на ноги и привести организм в рабочее состояние как было до этого. Поэтому относилась она ко мне как к другу и помощнику, отпускала погулять и подышать свежим воздухом. И так как я была теперь более свободной я помогала медсестрам. За время работы я уже научилась ставить капельницы, уколы я еще дома своим домочадцам умела делать, так что теперь я была не заменимым членом коллектива, который меня принял как родную. В палату заносили шесть штативов на которых висели как гроздья винограда по пять по шесть разных флаконов для внутренней инъекции и медсестре нужно было бежать в палату и переставлять каждую баночку на каждом штативе, поэтому тут моя помощь была не заменимой. А в своей палате я даже самостоятельно подключала и снимала капельницы, во всех на руках стояли так называемые стационарные браунюли,(катетеры для внутривенного вливания) которые закручивались колпачками и таким образом каждый раз делая внутривенную инъекцию не нужно было колоть вену, а просто открыть этот колпачок и подключать капельницу.

Моя же подопечная попала в больницу после шикарного веселого банкета, в честь своего восьмидесятилетия, который ей любезно оплатил ее бывший ученик, а ныне преуспевающий бизнесмен ресторанного дела. Антонина Григорьевна была классным руководителем, которая и сплотила весь класс и все ученики дружили между собой и собирались после окончания школы на встречу класса у нее дома, она им была как родная мама а ее муж поддерживал всегда свою любимую жену и тоже всячески этих учеников опекал. Во время учебы вместе с ребятами из подопечного класса ходили в различные походы, куда брали и своих детей, ставили палатки и жили в них по недели. Муж Антонины Григорьевны учил ребят разжигать костры, устанавливать палатки, собирать ягоды и грибы, рассказывал о разных минералах, он был инженером горной промышленности, поэтому у всех учеников, была любовь не только к своему классному руководителю, как к маме а и к ее мужу как папе. А уже ставь взрослыми для всех эта семья стала родным домом, где собирались для встреч, шли с радостями и печалями, за добрым мудрым словом за поддержкой, где дружно на даче снова всем классом отдыхали, жарили шашлыки, варили варенье и красиво вместе сервировали стол, чтобы устраивать чаепития. И так продолжалось до ее юбилея.

После того как ее ученики узнали о случившемся, ее ведь скорая привезла из дома на следующий день после банкета, все дружно стали ее проведывать. И когда ребята, которым уже была за 50, приходили, в палате становилось сразу же светло, потому что разговоры и хохот стоящие от их воспоминаний, уносили каждого далеко за пределы палаты в другую красивую добрую, наполненную любовью и светом жизнь их детства. А наш речитатив стал их паролем. Все кто заходил в палату спрашивали как поживает ваша доблестная триста тридцать третья артиллерийская дивизия? И все дружно отвечали отлично, а бабушка лежащая у окна, которая прошла всю войну в партизанском отряде Ковпака добавляла:«война фигня, главное маневры»

Мне было очень приятно общаться с этой удивительно светлой женщиной и было у нее чему научиться. Когда она рассказывала о своем муже просто захватывало дух, как же ласково и красиво она его каждый раз называла: мой ангел; мой хозяин; мой дружочек; моя надежда; моя опора; мой орел; мой любимый; сокол мой ясный; голубь мой сизокрылый; что невольно каждый думал о том, что этой женщине непременно повезло и каждый раз она сама ассоциировалась с тем словом, которое она употребляла называя своего мужа. Если он был орел, значит она явно представлялась в сознании каждого услышавшего ее речь орлица, если он любимый, значит она любимая, если он надежда и опора, значит она слыла защищенной женщиной, если он был голубем, то она непременно была красивой сизокрылой и верной голубкой. Было над чем задуматься тем, кто называл своего мужа в споре козлом например или уродом или еще хуже пьянью дерьмом, рванью и дебилом. Было жаль ту женщину которая так низко опускала себя в глазах посторонних людей, потому что называя такими словами своего мужа, она опускала прежде всего саму себя, каждый задумывался, что она оказывается достойна только такого мужа, и было ее жаль, и какое то чувство дискомфорта все время присутствовало при общении с ней, потому что каждый понимал, что общается с женой козла, значит с козой или с женой дебила-значит с дебилкой. Умная же за дебила не пойдет замуж не так ли?

Через две недели моя Антонина Григорьевна уже самостоятельно начала ходить, только пока еще держалась за ходунки. Было так трогательно смотреть как они стояли под стеночкой в коридоре со своим мужем и целовались как школьники то встречаясь то уже прощаясь. Она в этот момент стояла с ходунками, а он с палочкой, им по восемьдесят лет, а они свои чувства благодаря словам поддержки и комплиментам пронесли через всю свою жизнь и сохранили до глубокой старости. Хотя с их рассказов жизнь их тоже потрепала. Брак это у обоих уже второй, у каждого свои дети, общих детей нет. Когда мы сошлись, говорила Антонина Григорьевна я не любила этого человека, просто уважала, наши дети для нас стали общими и подружились между собой. А со временем пришла такая любовь через взаимопонимание, поддержку друг друга в тяжелые моменты жизни, что просто стало не выносило жить один без одного. Да что там жить, дышать трудно друг без друга. Мы сошлись в таком возрасте, сорок лет, что переделывать никого не нужно было, каждый уже состоялся как личность и имел какое то свое виденье жизни просто мы друг друга пытались услышать и друг другу уступить.

Наша палата была как перевалочная база, кого то выписывали, кто то привозила скорая, кто то попадал к нам уже после реанимации и так полный круговорот. Но каждый попадал уже в устоявшийся коллектив с традициями хорошего настроения, чистоты и добродушия. Только вот Посредине палаты лежала бабулька, за которой ухаживал сын и он никак не вписывался в наш дружный коллектив. Он жил обособленно, был сам по себе ни с кем не общался а приходил молча и молча уходил. Обязательно старался попасть так, чтобы был или обед или ужин, при этом съедал за маму почти всю еду и счастливым, удовлетворенным уходил домой, а мама оставалась полуголодной, грязной не ухоженной. Волосы этой бабули стали такими запущенными, превратились в сплошной ком похожий на мочалку, которую он собирался уже отрезать, потому как расчесать все это гнездо было не возможным. Бабуля уже перележала все сроки и доктор собрался ее выписывать домой. Но после очередного прихода своего сына у этой бабули открылась такая диарея, что все дружно подумали не подсыпал ли чего сынок, что бы маму не выписывали с больницы. Целых три дня доктор не могла остановить этот процесс. А для всей палаты это были дополнительные проблемы и стрессы. Бабуля ходила ели ели на ходунках добежать до туалета было не возможно с таким передвижением, а памперсов у нее не было и поэтому каждый раз всей палате приходилось нюхать ее «произведения искусств ЖКТ», а мне еще и все это убирать. Потому что каждый раз не будешь бегать ночью за санитарками, которые уже мирно спят и видят третий сон. Я же со всем коллективом очень была дружна и так долго уже здесь находилась, что мне даже было неловко беспокоить санитарок, которые были старше меня и относились ко мне как к своей дочке. Кормили меня горячими обедами и подстраховывали если мне нужно было отлучиться по своим делам в город или съездить домой на квартиру. Да и на заказы по патронажу передавали меня с рук в руки. Уже не фирма мне давала заказы, а наоборот я фирме.

Так вот все это нам надоело, тем более что никакой благодарности от сына мы не слышала, и моя Антонина Григорьевна попросила дежурных медсестер, чтобы они заставили сына подежурить у мамы хотя бы одну ночь. Возмущаясь почему это ее Люсинька всю грязную работу делает за него сама да еще и басплатно. Девчонки это сделали с большим удовольствием, каждому хотелось посмотреть, что он будет делать, в такой ситуации, даже дали памперсов, которые у него было не допроситься, а я любезно предоставила ему свой топчан, на котором раньше ночью спала, а сама теперь легла на освободившуюся в палате кровать, мне можно было до поступления нового больного спать на освободившихся кроватях, только на своей постели.

Ночью я проснулась от какого то возьканья и уже знакомого запаха, мне стало очень интересно посмотреть на этот спектакль, так как все мы считали виновным именно сына, все думали, что он ее чем то накормил, а сам теперь чистенький, а я тут за него работу делаю. Но долго я выдержать не могла. Да и сына вдруг прорвало.

Картина следующая, у бабушки как всегда это случилось и в большом количестве и очень жидкой консистенции, он стал снимать ей памперс, но не на кровати, как это положено, в лежачем состоянии больного, а наоборот поставил ее на пол возле кровати и стал стягивать памперс как штаны или трусы. Все жидкое содержимое этого памперса начало выливаться на пол и на его туфли, он стал убирать свои ноги отскакивая и расставляя их в разные стороны, а потом решил посадить бабушку на топчан. Это было выше моих сил.

-Куда?! Выпалила я, не смей на мой топчан сажать!

- Люсинька умоляю вас помогите. Я была приятно удивлена оказывается, он даже вспомнил как меня зовут. Пока я принесла ему из туалета свой дежурный инструмент, ведро с водой и тряпку со шваброй, а также пока вытаскивала с тумбочки ему свои запасные перчатки, он уже по уши стоял в дерьме. Взяв в руки туалетную бумагу, он стал ею подтирать свою маму, а в этот момент у нее открылся «краник» и все содержимое полилось прямо ему на руки. Картина Репина «Приплыли» В палате никто не спал все дружно похихикали в подушки, бодрствовали и радовались, что возмездие состоялось.

Пока в бабушки была диарея ее организм обезвожился и ослаб. После того как все приостановилось, наша доктор попросила сына принести больной мяса, нормальный кусок мяса, чтобы в организме появился белок. Сын превзошел все наши ожидания и принес маме в маленькой баночке с под детского питания кусочек отварной говядины размером в пол спичечной коробочки. На наши, и доктора возмущения сын заявил, что они правильно с мамой питаются и считают килокалории и поэтому этого ей будет достаточно. А все остальное жиры и углеводы вредны для здоровья. Все отнеслись к нему с большим снисхождением, потому как принимали его за больного с вялотекущей шизофренией и чтобы человека не провоцировать оставили его в покое. Ему постоянно звонил телефон и он каждый раз произносил «ну хорошо переведите студентов в другую аудиторию».Чем еще больше у всех вызывал скептицизм.

Буквально на следующий день меня моя Антонина Григорьевна отпустила на Киевский вокзал за передачей из дома. Я всем сделала промоушн по поводу Сумского сала, так что все меня ждали уже с нетерпением. Когда же я все это привезла и разложила в палате на столе, не возможно было удержаться от выделяемой слюны. Потом когда резала ломтики пахнущего соломкой сала и выкладывала их на кусочки черного Сумского хлеба да еще рядышком клала зубок чеснока все говорили Люсинька, ну не томи душу давай уже раздавай, а я растягивала удовольствие и нагуливала еще больше им аппетит приговаривая «кто не пробовал украинского сала, тот просто прожил зря, ах! Какое же оно вкусное, какое мягкое, просто таит во рту, а какая тут прослоечка, да просто -песня». Бабулю я обошла сказав ей фразу: «Бабулечка я бы с у довольствием порадовала и вас, но так как правильно питающиеся евреи, считающие килокалории, не могут есть украинского сала, что ж не обессудьте. Почему то она мне была похожа на чистокровную евреечку. И умная такая как они. На что бабулечка горько заплакала и сказала: «Люсинька я твоя землячка, только с Днепропетровска и всю жизнь была хохлушкой и ела сало с детства. Живу вот только всю сознательную жизнь после института в Москве. Здесь вышла замуж, родила и воспитала уже будучи вдовой своего сына, дала ему очень хорошее образование. Он ведь у меня закончил МГИМО и сейчас там же преподает афганский язык. В палате образовалась гробовая тишина и полный ступор. Образ преподавателя МГИМО не каким образом не вязался с этим как нам казалось шизофреником.

Бабуля была накормлена до отвала украинским салом, хлебом с чесноком и была вымыта и причесана, сидела как роза. Я подарила ей свою новую футболку и лосины в которых после своего хламья она смотрелась как современная бабуля. В ее ушах как оказалось были красивые золотые серьги с натуральным жемчугом. И теперь когда она сидела причесанная, чистая, вымытая моими банными принадлежностями, намазана кремом, побрызгана дезодорантом, эти серьги очень ей шли и она была просто красавицей, совершенно другим человеком. И когда пришел ее сын, первое что он спросил: «а где мама?ее что перевели в другое отделение?» на что все жители палаты дружно ответили нет, просто Люсинька ее как, свою землячку взяла под свою опеку.

Пока я расчесывала ей помытые, но скомканные в мочалку волосы бабуля рассказала мне почти всю свою жизнь. А за сына рассказала такие подробности, что мне стало его очень жаль и я уже смотрела на него совсем другими глазами. Но более того после инцидента с салом и прической которая теперь так шла в косичках с ленточками этой красивой пожилой женщине, мы с ее сыном Юрой поближе познакомились и даже подружились. Он сам мне поведал свою историю, только она отличалась тем, что в ней были факты о которых мама даже не догадывалась. Оказывается будучи успешным преподавателем, ездившим на шикарной машине и человеком который успешно работал еще и на фондовой бирже, ему приходилось просто отбиваться от студенток, которые ходили за ним толпами, но он защищал докторскую диссертацию и ему пока было не до женитьбы, и все таки перед одной студенткой не смог устоять и женился. Все бы ничего, но тут на бирже Юра потерял девяносто тысяч долларов, на погашение которой, продал машину и взял кредит в банке. И тут все пошло поехало, закрутилось колесо в обратную сторону, молодая жена окончив свой вуз быстро сбежала к маме домой от всех этих проблем, а Юре приходилось работать преподавателем и днями заниматься репетиторством, то английского то афганского языков, чтобы погасить кредит и проценты банка. Маминой пенсии хватало только на то, чтобы заплатить за квартиру да продержаться с продуктами месяц на плаву. Вот и придумывал разные способы всевозможных диет, чтобы не покупать в нормальных количествах еду. Поэтому пребывание мамы в больнице было как никогда более благоприятным для нее, чем дома, потому что здесь хоть нормально кормили, а дома кроме каш она ничего и не ела, потому что не было с чего сготовить.

Чтобы Юре было легче переносить тяготы его жизни я ему в подробностях рассказала о своей. Он просто был в шоке. И его горе оказалось по сравнению с моим смешным и мелким. Он понимал, что все живы никого не потерял, а деньги можно заработать и вернуть, для этого потребуется только время и его усилия. Мы с Юрой заключили бартер пока мама будет лежать в больнице я буду за ней присматривать, а он будет учить меня английскому языку. В палате воцарилась совершенно иная аура. Теперь моя Антонина Григорьевна и другие учили вместе со мною или повторяли, английский язык. Юре мы теперь по братски оставляли с обеда и с ужина добытые лишние порции и когда он приходил кормили его уже всей палатой. Теперь он уже со всеми общался и бежал к нам как на работу. Мы увидели совершенно другого человека, с глубокими познаниями философии и психологии, веселого и азартного мужчину. Просто ему нужно было выговориться и снять с себя весь этот груз лежащий у него на душе камнем. Мы делали ему чай вставляя в его огромную чашку кипятильник. Через несколько дней Юра пришел весь совершенно в другом наряде, на нем сидели классно черные обтягивающие, микровельветовые джинсы и такая же в тон рубашка, только вот прическа желала быть лучше. Заросшая лысина и как у собаки Бульки закрутившиеся над ушами волосы выглядели очень глупо. Юра за своими проблемами опустился, у него не было человека, который мог бы его поддержать в трудную минуту, а здесь он нашел поддержку и опору сразу от нескольких женщин, которые дарили ему и комплименты и слова поддержки. Мы с Антониной Григорьевной сказали Юре, что к такому наряду шла бы стильная короткая прическа под троечку, которая ему бы была к лицу. Юра спросил во сколько закроют дверь, мы ответили -в 20:00, но если надо мы тебя выведем через санпропускник, пообещали мы, он исчез и через час перед нами стоял красивый современный стильный мужчина в начищенных до блеска туфлях, с новой прической, которая действительно шла ему к лицу и с запахом потрясающего мужского одеколона. Медсестры не унимались «Люся что ты сделала с мужиком, его теперь студентки разорвут как обезьяна газету.» А мне было и хорошо на душе и в то же время грустно, вот как наше первое впечатление может быть обманчиво, что за бутафорией мы не сможем разглядеть хорошего глубокого человека. И осуждаем, даже не задумываясь, а может у человека есть на то причина поступать так, а не иначе. Все в палате, включая нашего доктора и весь медперсонал прошли великий урок «не суди да не судимый будешь».

А бабулю благополучно выписали в один день с моей Антониной Григорьевной и я уже перейдя к другой больной в этой же палате, с ними дружно распрощалась.

Судьба же Глафиры сложилась следующим образом. Выйдя ночью в туалет, она подскользнувшись, не удачно упала на каменный пол. От чего у нее случился двойной перелом позвоночника, из за которого она стала не движима, а ее лицо потянуло, и при этом полностью блокировалась речь, когда ее увезли в реанимацию и на следующий день пришла сестра мужа забирать ее вещи, она сказала: «Ну что ж это ей расплата за все ее грехи» и мне поведала такую историю: «У них с моим братом было двое прекрасных детей сын и дочь. Но она их так с детства воспитывала, что они все ее копировали. Она на мужа и на свою мать могла орать благим матом и они делали тоже самое. Она настраивала детей друг против друга, что они став взрослыми вообще между собой даже не общались. Но самый страшный грех который Бог ей не простит это смерть ее невестки и сына на ее совести. Когда сын женился у них через год родился мальчик с диагнозом Синдром Дауна. Вся наша родня сразу сказала, ну что ж языком своим дурным невестка заработала такое проклятие, за то что в селе, от куда была родом и в городе где работала, всех называла дебилами. Мальчика, своего родного внука, она заставила невестку сдать в специальную школу интернат, для таких больных, хотя невестка с сыном сопротивлялись, но так как они пока жили вместе она просто выгоняла их на улицу с этим ребенком. Им пришлось уступить и сдать своего ребенка в интернат. А вскоре дети получили квартиру и отошли, но ребенка так с интерната и не забрали. Детей больше заводить не хотели -боялись, а через десяток лет невестка стала гулять от мужа, хотя жили они очень хорошо и муж при всем этом ее сильно любил. Изменяла она мужу со своим кумом, самым близким и верным другом ее мужа, тобишь сына Глафиры, а он даже можно сказать способствовал их отношениям, то за грибами в лес пошлет свою жену с кумом, то в командировку уедет, а кума попросит, чтобы тот, что либо помог жене по дому сделать. Семьи жили очень дружно между собою, вместе воспитывали детей кума, часто невестка сидела с ними дома, все праздники отмечали вместе, ну вообщим как и полагается между дружными кумовьями. Но Глафира все не унималась, что мол этот дебил, ее сын, совсем слепой, нужно ему открыть глаза, да не только ему а и его куме, и не просто так, а в присутствии жены, чтобы ей некуда было отпираться. И вот в подходящий момент, она по