Глава 15. По небу все еще неслись клочья облаков, закрывая луну

По небу все еще неслись клочья облаков, закрывая луну. Бледная полоска на востоке предвещала зарю. В окнах моего дома горел свет – стало быть, Джералд Шервуд и все остальные меня ждали. А слева от меня темнели теплицы, и подле них, на фоне холма, точно призрак, смутно маячил высокий вяз.

Я направился было к дому – и тут цепкие пальцы ухватились за мои брюки. Вздрогнув, я опустил глаза – оказалось, я забрел в кусты.

Когда я в последний раз проходил по саду, никаких кустов здесь не было, только лиловые цветы. Но еще прежде, чем я нагнулся посмотреть, за что зацепился, мелькнула догадка.

Я присел на корточки, вгляделся – и в сером предутреннем свете увидел: цветов не стало. На месте лилового цветника растут невысокие кустики, лишь чуть повыше и пораскидистее тех цветов.

Сижу на корточках, смотрю, а внутри медленно холодеет: объяснение может быть только одно – эти кустики и есть цветы, каким‑то образом те Цветы, жители другого мира, превратили мои здешние цветы в эти кустики. Но зачем, зачем?!

Значит, даже и здесь, у нас дома, они нас могут настичь. Даже здесь они вольны разыгрывать с нами свои шуточки и расставлять нам ловушки. Что им вздумается, то и сделают; они накрыли этот уголок нашей Земли куполом времени – и хоть они еще не вполне здесь хозяева, но уже вмешиваются в нашу жизнь.

Ощупываю одну ветку – на ней по всей длине набухли мягкие почки. Весенние почки, еще день‑другой, и они лопнут, и проклюнется молодой лист. Весенние почки в разгар лета!

Но ведь я в них поверил. В те немногие последние минуты, когда Таппер умолк и задремал у костра, а на склоне холма появилось Нечто и заговорило со мной, и проводило меня домой, – в те минуты я в них поверил.

Да полно, было ли там что‑то на холме? Провожало ли оно меня? – спрашиваю себя теперь, обливаясь холодным потом.

Под мышкой у меня все еще осторожно прижат завернутый в куртку шар – «машинка времени»: вот он, талисман, ощутимое доказательство, что тот, другой, мир не померещился мне, а и вправду существует. Значит, надо верить.

Кстати, они говорили, что я получу свои деньги обратно, они за это ручались. И вот я вернулся домой, а полутора тысяч нет как нет.

Я встал, пошел было к себе – и тут же передумал. Повернулся и зашагал в гору, к дому доктора Фабиана. Не худо бы поглядеть, что происходит по другую сторону барьера. А те, кто ждет у меня дома, подождут еще немного.

С вершины холма я поглядел на восток. Там, далеко за окраиной Милвилла, протянулась яркая цепочка костров, вспыхивали фары сновавших взад и вперед автомобилей. Тонкий голубой палец прожектора медленно проводил по небу то вправо, то влево. А в одном месте, немного ближе к городу, горел огонь поярче. Тут, кажется, было особенно людно и оживленно.

Я пригляделся и увидал паровой экскаватор, а по обе стороны от него – черные горы свежевынутого грунта. До меня доносился приглушенный расстоянием металлический лязг: огромный ковш сваливал в стороне свою ношу, поворачивался, нырял в котлован и снова вгрызался в почву. Как видно, там пробуют подкопаться под барьер.

По улице с шумом и треском подкатила машина и свернула на дорожку к дому позади меня.

Доктор, подумал я. Видно, его подняли с постели ни свет ни заря, и теперь он возвращается от больного.

Я пересек лужайку, завернул за угол. Машина уже стояла на асфальте перед домом, из нее вылезал доктор Фабиан.

– Доктор! – окликнул я. – Это я, Брэд.

Он обернулся, близоруко прищурился.

– А‑а, вернулся, – Голос у него был усталый, – Там у тебя дома, знаешь, полно народу, тебя ждут.

Он так устал, что не удивился моему возвращению, он слишком измучился, ему было все равно.

Волоча ноги, он двинулся ко мне. До чего же он старый! Конечно, я и раньше знал, что наш доктор немолод, но он никогда не казался стариком. А тут я вдруг увидел, какой он сутулый, еле передвигает ноги, штаны болтаются как на скелете, лицо изрезано морщинами…

– Я от Флойда Колдуэлла, – сказал он. – У Флойда был сердечный приступ… Такой крепыш, здоровяк – и вдруг на тебе, сердечный приступ.

– Как он сейчас?

– Я сделал, что мог. Надо бы положить его в больницу, нужен полный покой. А положить нельзя. Из‑за этой стены я не могу отвезти его в больницу. Не знаю, Брэд, просто не знаю, что с нами будет. Сегодня утром миссис Дженсен должна была лечь на операцию. Рак. Она все равно умрет, но операция дала бы ей еще несколько месяцев жизни, может быть, даже год или два. А теперь ее в больницу не переправишь. Хопкинсы регулярно возили свою девочку на прием к специалисту, он ей очень помогал. Деккер – может, ты про него слышал. Великий мастер в своей области. Мы с ним когда‑то начинали в одной клинике.

Он все стоял и смотрел на меня.

– Пойми, – продолжал он, – я не в силах им помочь. Кое–что я могу, но этого слишком мало. С такими больными мне не справиться, одному это не под силу. Прежде я отослал бы их к кому‑нибудь, кто бы им помог. А теперь я бессилен. В первый раз в жизни я бессилен помочь моим больным.

– Вы принимаете это слишком близко к сердцу, – сказал я.

Он все смотрел на меня, лицо у него было бесконечно усталое и измученное.

– Не могу я иначе, – сказал он. – Они всегда на меня надеялись.

– А что со Шкаликом? Вы, верно, слышали?

Доктор Фабиан сердито фыркнул:

– Этот болван удрал.

– Из больницы?

– Откуда же еще? Улучил минуту, когда они там зазевались, потихоньку оделся и дал тягу. Уж такая это воровская душа, да и умом он тоже никогда не блистал. Его там ищут, но пока никаких следов.

– Домой потянуло, – сказал я.

– Естественно, – согласился доктор. – Послушай, а что это болтают, какие телефоны у него нашли?

Я пожал плечами:

– Хайрам говорил про какой‑то телефон.

Старик поглядел на меня так, будто видел насквозь.

– А ты об этом ничего не знаешь?

– Почти что ничего.

– Нэнси говорила, будто ты побывал в каком‑то другом мире. Это еще что за сказки?

– Нэнси вам сама говорила?

Доктор Фабиан покачал головой:

– Нет, это Шервуд сказал. И спрашивал меня, как быть. Он боялся об этом заговаривать – еще взбаламутишь весь Милвилл.

– И на чем порешили?

– Я ему посоветовал держать язык за зубами. Народ и так взбаламучен. Он только передал то, что ты говорил Нэнси про эти цветы. Надо ж было людям хоть что‑то сказать.

– Понимаете, доктор, все очень чудно. Я и сам толком ничего не знаю. Не стоит об этом говорить. Лучше расскажите, что творится у нас, в Милвилле. Что там за костры?

– Воинские части. Вызваны солдаты. Милвилл окружен. Какая‑то чертовщина, просто безумие. Мы не можем выбраться из Милвилла, и никто не может пробраться к нам, а они взяли и вызвали солдат. Что у них в голове, хотел бы я знать? На десять миль за барьером все население эвакуировано, кругом все время летают самолеты, и танки тоже прибыли. Сегодня утром пробовали взорвать барьер динамитом, толку никакого, разве что на лугу у Джейка Фишера теперь огромная яма. Только зря ухлопали свой динамит.

– Сейчас они пробуют подкопаться под барьер, – сказал я.

– Они много чего пробовали. Уже и вертолеты над нами летали, а потом пошли прямо вниз, на посадку. Думали, наверно, что Милвилл только кругом огорожен, а сверху нет. А оказалось, над нами и крыша есть. Валяли дурака целый день, разбили два вертолета, но все‑таки выяснили, что это вроде купола. Он круглый и покрыл нас как крышкой. Такой, знаешь, колпак или пузырь. И еще эти ослы репортеры понаехали. Тоже целая армия. В газетах, по радио, по телевидению только и разговору, что про наш Милвилл.

– Как же, сенсация, – сказал я.

– Да, верно. А мне неспокойно, Брэд. Все держится на волоске. У людей слишком натянуты нервы. Все перепуганы, взвинчены. Любой пустяк может вызвать панику.

Он подошел ко мне совсем близко.

– Что ты думаешь делать, Брэд?

– Пойду домой. Меня там ждут. Пойдемте?

Доктор Фабиан покачал головой.

– Нет, я уже там был, а потом меня вызвали к Флойду. Я, знаешь, совсем вымотался. Пойду лягу.

Он повернулся и, тяжело волоча ноги, двинулся к дому, потом оглянулся:

– Будь поосторожнее, мальчик. Из‑за этих цветов слишком много шума. Говорят, если бы твой отец не стал их разводить, ничего бы не случилось. Многие думают, что твой отец затеял какое‑то черное дело, а теперь и ты в него ввязался.

– Ладно, буду смотреть в оба, – сказал я.