Лекция Современные тенденции развития образования

Объем, особенности, всеобщность и практически системный характер происходящих в современном обществе изменений, разрушительных в одних случаях и созидательных в других, в сочетании с обрушившимися на человечество кризисами (экологическим, демографическим, экономическим, социальным) жестко поставили перед Человеком как главным действующим лицом истории проблему реальной оценки современного состояния, в том числе возможностей, перспектив в решении задач выживания, во-первых, и, во-вторых, выработки стратегии действия в построении будущего.

Достаточно перечислить наиболее характерные изменения, трансформации, преобразования и новообразования и выделить главные показатели их глубины и значения, как становится ясным, что мы живем практически уже в другом историческом мире, отличном от того его состояния, которое было еще 50 и даже 25 лет назад. Глобализация, мироцентрализация, технологизация, информатизация, «виртуальная экономика», финансизация, супернациональная монополизация, транснациональные экономические и финансовые структуры и т. д. преобразовывают прошлый мир. Информатизация становится основным производственным ресурсом, выполняет интегративные функции, практически подчиняющие интегративные структуры предшествующей эпохи — эпохи цивилизации (в ее стадиальном определении), и нивелирует действенность последних как ведущих. Изменяется целевая функция технического прогресса. Теряет действенность всеобщий эквивалент отношений (стоимость), трансформируется в финансизации как квазиэкономике. Изменяется принцип стратификации общества. Труд совместный оттесняется трудом всеобщим. Компьютеризация и телекоммуникация расширяют «пространство жизни человека», раздвигая рамки мира его бытия. Виртуальная реальность меняет, усложняет восприятие действительности. И все это происходит на фоне глубокого экологического, демографического и других кризисов.

Совершенно очевидно, что само фиксирование факта и общего масштаба изменений, которые оцениваются как «большой рубеж больших эпох и исторических народов», обозначаемый веком бифуркаций (по Э. Ласло), как наступление нового мирового порядка (по 3. Бзежинскому) или определяются как наступление цивилизации антропогенной, постцивилизации, неосферной эры и т. д., чрезвычайно важно уже само по себе и ставит перед человеком вопросы организации жизни в новых условиях. Однако в таких определениях еще не намечаются поиски основных векторов развития, в том числе и по причине отсутствия принципа исторического измерения современного состояния. Наиболее точная и четкая оценка характера происходящих изменений может быть дана лишь в контексте естественно-исторического процесса и по отношению к нему на всей дистанции его осуществления, и только в общем историческом пространстве можно реально измерить исторический уровень и установить характер происходящих в наши дни исторических изменений. Лишь в этом случае могут открыться возможности не только адаптироваться к происходящим процессам, выходить из критических ситуаций и реализовывать в большей или меньшей степени изначально заложенную в человеке способность творить новое, но и осуществлять более целесообразный выбор путей движения и развития общества в условиях нестабильности и одновременно его высокой динамичности.

Одним словом, сложный многоканальный, многохарактерный и многоуровневый процесс канализированных и беспорядочных изменений, явных и скрытых, реально разрушает сущностно значимые основания, определяю­щие тенденцию развития общества на протяжении длительного периода. Если принять определение, что «состояние мира в любое данное время — это функция исходного ряда сущностей и их отношений... и пройденного ими временного пути, того, что можно назвать временной зависимостью» [7. Р. 190], то тот ряд основных сущностей, который разрушается сегодня, связывается не только с модулем европейской цивилизации, по отношению к которому, как правило, измеряется современное общество и происходя­щие в нем события, но и с основаниями, заложенными в становление циви­лизации в ее стадиальном определении 6000 тыс. лет тому назад, на которых не только ставилась историческая система обществ цивилизации в ее древ­нейших вариантах на Востоке, но и на протяжении тысячелетий развивались в ее рамках (как ведущей в историческом процессе) системы-подсистемы (в том числе рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, социалисти­ческая) и другие культурно-исторические структуры разного уровня и емко­сти вплоть до середины XX в. И речь поэтому может идти о стадиально значи­мом историческом сломе, не менее мощном, чем неолитическая революция, и, естественно, несравнимом с внутренними переходами, например, от античности к средневековью или от феодального общества к капиталистическому. И поэтому все определения современности и поиски объяснения ее специфики, в том числе особенностей функционирования и развития современного человека, должны исходить из глубины исторической значимости преобразований современной действительности.

В наше время происходит разрушение одной исторической системы (выступающей в качестве ведущей в общем потоке осуществления естественноисторического процесса и определяющей исторически определенную стадию его) цивилизации и еще не формирование, но уже зарождение в хаотическидинамическом, хаотически структурируемом «состоянии» элемен­тов, структур нового, образующих функциональные связи и не образующих их; осуществляется естественный отбор, объективный и субъектно-ориентированный выбор устойчивых форм, организмов и т. д., характеризующих состояние исторического перехода общества в исторически новое (а не просто на новый уровень исторического развития) состояние. Но такой переход полагает формирование новой, еще неопределенной исторической системы и характеризует разрыв непрерывности (своего рода скачок), снятие системных характеристик цивилизации в ее стадиальном определении. А это объективно диктует необходимость творческих преобразовательных действий, обеспечивающих выход в новое историческое пространство, действий не ситуативных, а целенаправленных с расчетом на длительную дистанцию.

Определение перехода и понимание его как стадиально значимого (а не только уровневого) ставит задачи выявления структур, элементов, фактов и факторов, образующих реально действенные функциональные связи, способные формировать субстрат развития исторически новой системы и одновременно, по возможности, противостояния накапливанию иннерционных возможностей развития элементов разрушающих. В связи с этим ставится задача целенаправленного научного анализа состояния перехода, который в данном случае выступает как разрушение старых и формирование новых сущностей, значимых (при всем многообразии и различии форм, уровней развития разных обществ) для всего сообщества в его историческом определении в целом. Субъектные способности к преобразовательной деятельности человека как субъекта действия, равно как и реального носителя социального движения, в этом плане приобретают особый смысл и решающее значение в формировании исторически нового состояния. И именно поэтому встает вопрос о характере действенности субъектнообразующей процесса перехода и образования исторически нового общества. Субъектнообразующая социального движения и его исторического осуществления всегда сохраняла свое определяющее значение в конструировании социального мира, но в настоящее время возможности ее действия неизмеримо возрос­ли. И проблема человека как носителя социальной эволюции, как субъекта истории, как действенного начала в самом историческом движении, самореализующегося, самоутверждающегося в своих деяниях, становится решаю­щей в процессе стадиально значимого исторического перехода. От действий человека зависит не только сохранение жизни на земле в эпоху природных и техногенных катастроф, но и в значительной степени выбор путей организации его жизнедеятельности в процессе формирования структурно-содержательных феноменов исторически нового общества, исторически нового состояния, во-первых; возможности его роста-развития, во-вторых. Возраста­ет значение не только активности субъекта, но и его ответственности. Однако возрастает и необходимость более четкой оценки и самооценки, по­нимания (еще далеко не состоявшегося) значительного изменения самого че­ловека, его психологическихм социально-психологических, культурно-историче­ских характеристик на разном уровне и в разной форме их реального осуществления, оценки фактора самоизменения человека как субъекта действия, как личности, как индивида (его психических и психофизиологических характеристик, в том числе в контексте рассуждений и уже проводящихся экспериментов, связываемых с генной инженерией и т. д.) и одновременно как целостного человека современности, во-первых; и актуализируется задача раскрытия особенностей его поведения и отношений взаимодействия в ситуа­ции измененного мира и усложненной действительности, во-вторых.

Несмотря на то что об изменениях человека говорят и пишут в специальной литературе и что существуют серьезные психологические исследования, отмечающие, в частности, рост эгоизма, индивидуализма, стрессов, равнодушия, потери веры, ответственности, потери духовности, сокращения душевных контактов, опустошенности при одновременном усилении активности и целеустремленности других групп населения и т. д., они не определяют реального состояния и ситуации функционирования современного челове­ка.

Психоаналитические и психологические исследования, позволяющие получать порой чрезвычайно важные данные о способностях, возможностях, специфических особенностях не только отдельных индивидов, возрастных групп (например, подростков, юношества), но и современного человека в целом, наиболее часто осуществляются на локальном уровне и объективно связываются с «разорванными» характеристиками человека при отсутствии координации научных сил разных школ и стран и сопоставления всего многообразия данных об общих и специфических особенностях, тенденциях, намечающихся в его развитии.

Упускаются процессуально-результативные характеристики, психологические особенности исторического уровневого состояния человека как носителя социального в социальной эволюции, как субъекта исторического действия.

Практически отсутствуют целостные, направленные исследования особенностей развития современного человека в онтогенезе на всей возрастной дистанции, характера филогенетических изменений и культурно-исторических определений современного исторического типа человека, его психоло­гоисторического портрета (естественно, при удержании всего разнообразия индивидуального и личностного развития индивида) как субъекта исторического действия определенного времени в пространственно-временном континууме разворачивания социальной эволюции.

Между тем объективно возникает вопрос об историческом изменении человека в процессе его реального перехода на стадиально новый уровень исторического развития общества, об исторически новом ставящемся типе человека, приходящего на смену человеку эпохи цивилизации (в ее стадиальном определении), естественно, как феномене, характеризующем общеисторический уровень его в социальной эволюции при всем разнообразии, многообразии его реальной представленности в сохраняющемся культурно-историческом и этническом разнообразии мира, а также, и это главное, в его индивидуальном проявлении. Безусловно, выделение культурно-исторического типа человека на уровне особенностей в его стадиальной градации (наряду со многими другими историческими характеристиками человека разных эпох и периодов, его культурным и образовательным уровнем, хорошо и глубоко прорабатываемыми в науке) — это проблема со многими неизвестными, которая является в своей действенной определенности делом будущего, но, как представляется, она является реальной и актуальной в характеристике субъекта исторического действия и сегодня. Стадиальные изменения в развитии современного общества, связанные с глубокими подвижками-изменениями условий его функционирования, обусловленные деятельностью развивающегося человека, принципиально изменяют возможности его развития и действия. В данном случае речь может идти о глубине изменений развития человека, которые могут быть сравнимы с ситуацией, когда исторически новый человек эпохи цивилизации ставился и пришел на смену человеку неолитической эпохи, где не только происходила смена технологических систем, структуры производства, но и принципиально изменялись системы отношений людей и на кардиально преобразовательном уровне (естественно, сначала в тенденции, длительно и постепенно) менялось мировоззрение человека, изменялось, развивалось его сознание и самосознание, проявлялись особенности мышления. И реальное видение, чувствование таких измене­ний требует их понимания и научной оценки на концептуальном уровне. Че­ловек глубоко рефлексирует на происходящие в мире и в обществе измене­ния.

Проблемы сознательной рефлексии человека, выступающего в качестве главного действующего лица в построении исторического будущего, обусловливаются не только причиносообразными характеристиками его предшествующей деятельности, приведшей к состоявшемуся слому прежней системы его исторического движения в процессе выполнения социальной эволюции, и не только сложной задачей построения субъектной позиции в проектировании этого будущего, но и реальным и явным изменением самого человека, его индивидного движения, обусловливающего, в свою очередь, подвижки в характеристиках субъектного осуществления человека. Изменения человека происходят многоуровнево, разнохарактерно, но целостно. И изменения эти особенно остро затрагивают растущего человека.

Что касается последнего, то здесь, в частности, происходят явные подвижки в характере (на способе и основаниях) познания и восприятия мира, всей действительности и в формах ее усвоения. Например, логическое мышление человека, его построение и формирование, открывшее человеку науч­но обоснованные закономерности развития мира и развития его самого, все­гда реализовывалось в деятельности и жизнедеятельности. Однако «фиксировалось» оно (условно и упрощенно, как результат) в наибольшей степени на соответствующем носителе при письменном оформлении (с самого нача­ла появления письменности с середины IV тыс. до н. э. — на папирусах, на глиняных табличках, тканях и, наконец, в книгах) еще при отсутствии его собственно научного уровня и статуса, но в условиях все более интенсивного роста знаний в целом.

Воспринимая мир целостно (правым и левым полушарием), человек читающий, обучающийся, приобретающий знания через книгу и линеированную, выстроенную форму подачи информации, скажем условно, «трениро­вал» свое собственно логическое, левополушарное, мышление. Но именно книга и чтение лежали в основе всей обучающей системы, системы образования как школьного, так и вузовского (любого, хотя и в общем пространстве активно воспринимаемой информации, подаваемой и в других формах). Интенсивное развитие СМИ, относительно широкое в наши дни внедрение в жизнь уже маленького ребенка телевидения, компьютеризация и активное использование Интернета не только предельно расширяют воспринимаемое пространство, усложняют его структуру и дают возможность использования новых схем формирования задач и их решений, путей поиска и выбора и т. д., но и значительным объемом, разнообразием, смешанностью форм, уровней, содержательных элементов и структур познавательных действий воздействуют на психику человека, изменяют его сознание и самосознание, расширяют и усложняют осуществление мыслительных процессов. Виртуальная реальность во все большей степени внедряется в реальный мир человека, активно развивается образное мышление (активизируя действенность правого полушария в целостном восприятии действительности, в целостном, системном, по А. В. Брушлинскому [2], формировании мыслительного процесса), расширяется и усложняется воспринимаемый человеком мир, фиксируется актуализация эмоциональной сферы.

Известно, что в историческом развитии мышление осуществлялось на разных уровнях. Заложенное изначально в сущностные характеристики ставшего человека как особая способность, выделяющая его из всего другого живого, оно как процесс имело разные уровни организации, исторически разные типы представленности. Условно и грубо в рамках общей, собственно исторической характеристики можно, в частности, говорить о следующих, сменяющих друг друга типах мышления: ритуальном действенном, свойственном раннему обществу (скажем, верхний палеолит); мифологическом (собственно мифологическом), зарождение и полное господство которого свойственно было неолитическому обществу, но сохранило разные свои позиции и в мышлении человека последующих периодов, в том числе человека современного; мифопоэтическом (или измененном в соответствующей степени мифическом) при «вычленении» в качестве особого, но на уровне его первоначального становления рационального для древнейшего периода цивилизации с тенденций прогрессивного развития; рационально-мифическом, свойственном эпохе Античности, когда мифологическое мышление сочеталось со все укрепляющимся и развивающимся, активно заявляющим о себе рациональным, и о рациональном, активно развивающемся с эпохи Возрождения и утвердившемся в качестве господствующего в Новое время [5 и др.]. То есть на протяжении всей стадии цивилизации ставилось и активно развивалось, в качестве определяющего в развитии знаний, рациональное мышление. Вышеотмеченные изменения в восприятии действительности современным человеком, явное расширение образного мышления, отмечаемая многими исследователями мифологизация в оценках, восприятии и отношениях к реальному миру и т. д., как представляется, свидетельствуют о явных предпосылках усложнения, углубления мышления, главное, об изменении его типа (в принятом здесь определении), в частности, в рамках усложнения интегральной «работы» мозга при более сложном взаимодействии разных его полушарий. Естественно, это очень упрощенная схема некоторых изменений в развитии современного человека. Процесс изменения его сознания, мышления, ценностей, потребностей гораздо глубже и серьезнее, он многохарактерный, разноуровневый и неоднозначный. И он не изучен еще в его системном видении, в том числе и в силу трудности экспериментального его исследования и отсутствия соответствующих методологических подходов. Человек воспринимает мир на основе заложенных в нем физиологических и психофизиологических особенностей, но возможности его развития-роста огромны и допускают разные формы, уровни его роста как действенного субъекта, преобразующего действительность. Сложнее сохранить высокий уровень ответственности и осторожности, в том числе в эпоху такого сложного исторического перехода, как современный, когда роль и значение субъектнообразующей в историческом выполнении социальной эволюции значительно возрастает, в том числе в выборе путей движения общества.

В контексте вышеуказанного имеет смысл, как представляется, обратить, в частности, внимание (но лишь на уровне фиксации) на два момента, связанных с особенностями функционирования современного человека как субъекта исторического действия: во-первых, на некоторые особенности общей ситуации взаимодействия действенных субъектов в условиях изменения восприятия ими действительности, конкретнее, определенных ее сторон и, вовторых, на характеристику и значение изменений познавательного пространства и мировоззренческих позиций в системе отношений взаимодейст­вия Человек — Мир, что приобретает значение в понимании всей сложности такого функционирования.

Первое. Рост эмоционального фактора в результате проявления кризисных ситуаций, разрушения стабильности в обществе и актуализации рефлек­сии на реально осуществляющиеся многие, в том числе глобально значимые, изменения объективно обостряет сферу межсубъектных отношений на разных уровнях и в разных формах, в том числе таких ставших особенно сложными, как отношения межэтнические, охватывающие всех людей Зем­ли.

Всякое «размывание-уравнение» в общем потоке нововведений вызыва­ет силу сопротивления и тенденцию к сохранению устойчивости; растекание и миграционные потоки увеличивают потребность и необходимость связи с определенным ядром, приобщения к чему-то надежному. Это усиливает тенденции к «провоцируемому» обострением ситуации этническому, группово­му и личностному противостоянию, самоопределению-отделению, в том числе и в агрессивной форме. Последнее в значительной степени увеличива­ется потребностью самоутверждения и утверждения в новом принципиально измененном политическом и экономическом пространстве, этнокультур­ной общности объективно требует внимания, отношения и своего места в новом мировом порядке.

Как известно, важнейшим механизмом в определении и самоопределении человека в целом — на индивидном и групповом уровнях — является идентификация и как результат — формирование идентичности. Процесс идентификации становится в этом плане важнейшим действенным факто­ром в определении и самоопределении этноса. В сложном процессе исторического перехода, когда объективно возникает проблема разделения, формирования позиций и интеграции сил, феномен идентификации резко активизируется на всех уровнях и в разных формах, что особенно жестко проявляется в сфере этнической, и это закономерно. При этом в силу того что в отношениях и взаимоотношениях этносов и их идентификации наличествуют как когнитивный, так и аффективный компоненты, проявляют себя как социально-психологические, так и культурно-исторические нача­ла, именно аффективный и социально-психологический компоненты в услови­ях нестабильности и ситуативно обусловленного повышенного интереса к этнической идентификации превалируют в поведении этносубъектов, что чрезвычайно важно учитывать при решении проблемы снятия, напряжений в построении и развитии межэтнических отношений. Совершенно очевидна необходимость субъектного решения проблемы — решения, полагающего, в частности, целенаправленную действенность интеллектуальной элиты сообщества и конкретных обществ в формировании условий осуществления снятия напряженности и актуализации толерантности (в ее широком понимании) при опоре на приемы, целенаправленно ориентированные как на когнитивную, так и на эмоциональную сферу человека, с одной стороны; с другой — на поднятие статуса этнокультурных достижений и особенностей, а также ориентацию на актуализацию общечеловеческих проблем современности (прежде всего, экологических, космических, экономических, демографических и др.) — при широком использовании в этом плане информационных возможностей. И значимым фактором, активно действующим в этом плане, может и должна стать этническая идентификация, и поэтому поддерживающие ее утверждение мероприятия, но в соответствующем их осуществлении. Культурное разнообразие, этнокультурное многообразие еще надолго останутся действенными факторами в обустройстве человеческого мира как важное условие развития системы Социум. Возникший исторически на соответствующем этапе естественно-исторического процесса этнос несет на себе исторические, культурные, социально-психологические, психологические характеристики, складывающиеся как сложные феномены, имеющие тенденции и инерцию исторического движения. Сегодня же актуальным, однако, становится формирование особых задаваемых «надэтнических» пространртв межэтнических и межкультурных связей на соответствующих значимых основаниях, создающих эффект этнической причастности, нивелирующих этнокультурное разделение (которое по ряду параметров происходит объективно или политически направленно) при воздействии в призывах к толерантности не только на когнитивную, но и на эмоциональную сферу, с учетом при этом ценностных ориентации и потребностной сферы этносов (при любом статусе их в реальном мире) как реальных субъектов исторического процесса. В качестве наиболее действенного фактора здесь выступает идентичность, но в ее многоплановой, многоуровневой и одновременно иерархизированной представленности с тенденцией развертывания интегральных связей в реальном развитии.

В этом плане можно, например, направленно создавая психологические условия развития и расширения соответствующих потребностей (используя информацию и интеллектуальный потенциал имеющихся и специально организуемых международных организаций), ориентированных в том числе и на приобщение к позициям или на реальное занятие субъектной позиции действования в пространстве современного мира при регулировании и использовании любых способностей и возможностей разных этносубъектов, учитывать объективно складывающуюся необходимость в определенных связях и отношениях взаимодействия в реализации этих потребностей, формировать структуры иерархической идентификации, актуализируя принятие определенных общезначимых ценностей на каждом уровне иерархии. Политизированным вариантом, но лишь условно близким (по схеме) к такой иерархизированной структуре идентичностей (при разноплановой идентификации и действенных значениях факторов, ее обусловливающих) выступают США, где представители разных этнических групп (при всех издержках и нюансах реальных ситуаций) идентифицируют себя как америкацев (не по материку, а именно по стране и ее культуре). На новом уровне и в несколько другом плане (чем отличие, например, европейца от азиата) формируется, очевидно, идентичность европейская, которая является порождением уже современных процессов, в том числе глобальных перестроек в экономике. И если приведенные варианты в реальности еще не снимают этнических конфликтов, то сама структура многоуровневой идентификации является перспективной. Об этом, в частности, говорят исторические факты объединения малых этнических групп под знамена своего большого этноса при сохранении привлекательности или объективной значимости такого объединения.

При всех сложностях реальной представленности этнической проблемы этносубъект в современном историческом переходе является активным действенным фактором при разных знаках такой действенности. Однако совершенно очевидно, что при открытости культурных пространств, благодаря СМИ, процессам миграции и культурно-экономическим и политическим контактам, невиданным в таком размере и широте в прежние времена, массовая культура не только расширяется, разнообразится, но и усредняется как в локальных очагах, так и в целом на континентах в подвижном поиске новых форм. Одновременно создается особое пространство действия нового, еще неинтегрального и нецелокупного даже, но с тенденцией к последовательному движению в этом направлении совокупного субъекта (различного рода международных организаций, в частности), формируется способность психологического восприятия разнообразия культур как данности, принятия этого факта, при всех сложностях и конфликтах (и даже военных), без жесткого отторжения и активного игнорирования, основанного часто на полном непонимании в предшествующие периоды, с учетом другого. В этом плане представляется продуктивной позиция С. К. Бондыревой, ставящей вопрос о необходимости в процессе воспитания толерантности замены понятия другого — на иного (т.е. такого, как и я, но просто иного) [1]. Представители различных этносов уже более четко слышат и видят другого, независимо от принятия или неприятия его. Это проявляется не только в особом характере миграционных потоков, характере функционирования и количестве диаспор, в частности, в европейских странах, но и в особенностях и условиях нового совместного сожития. В этом плане в самой культуре Человека происходит сдвиг, обусловленный реальной ситуацией движения общества. А на сцену исторического действия выходят новые этносубъекты, и изменяются многие важные структурно-содержательные особенности процесса социального движения, в частности, за счет новых характеристик действенности этнического фактора. И не учитывать этого действенного момента в современном историческом пространстве перехода нельзя, поскольку в числе факторов, меняющих современную историческую действительность, человеческий фактор, в том числе фактор «этнических преобразований», играет не меньшую, чем огромные преобразования в производственной сфере, но еще плохо осознаваемую роль.

Второе. Отмеченные выше глобально значимые изменения, приведшие буквально к преобразованию общей ситуации функционирования общества, принципиальные подвижки в широте, дистанциях и формах движения и передвижения человека, средств производства, различного рода изделий и т. д., всеохватывающее активное действие-воздействие СМИ оказали огромное влияние на изменение восприятия человеком мира (при этом на разных уровнях культуры и в разной форме осуществления и при разной оценке воспринимаемого), стимулировали активизацию адаптационных механизмов и обострили проблему выбора в новом пространстве-времени его жизнедеятельности (что для человека имеет огромное, но мало учитываемое значение), прессингуя его психологически на сознательном и бессознательном уровнях.

Разрушение многих прежних норм и установок, смена ценностей вызывают, как отмечалось выше, «рефлекс защиты» и потребность поиска прикрытия, с одной стороны; с другой — поиска своего Я в усложнившемся мире, поиска, сопровождающегося порой глубоким уходом «в себя». Вместе с явно повышенным эмоциональным фоном и нарушением устойчивости ситуации это приводит, в частности, к росту религиозной направленности. Рост религиозного влияния в наши дни можно рассматривать как особую форму не только защиты, но и самоопределения, стремления к идентификации с наиболее устойчивыми традициями, с четко «понятными» смыслом и значением (принимаемыми на веру) и потому успокаивающими, отграничивающими от нестабильности (появление в этом плане различного рода сект можно, очевидно, рассматривать так же, как реакцию на вышеназванные причины, как более короткий путь идентификации и легче осваиваемой дистанции сближения с предметом идентификации). Религия выступает как особая форма субъектной деятельности, специфический способ адаптации, пространство идентификации. Это особый путь становления порядка из хаоса, структурирования мира в миропонимании человека. Выстраивая свой особый строй отношения к миру (в отличие от науки), она обеспечивает особую форму культурно-психологической связи и социально-психологической коммуникации и представляет своего рода психологическое напряжение в эмоционально пристрастном отношении к окружающему миру.

Религиозное же разграничение, углубление его в современных условиях есть закономерность и потребность устойчивой идентификации. Попытки Папы Римского Иоана IV наметить объединительные линии как необходимость объединения в решении глобальных для общества проблем пока не нашли серьезного отклика. И это не случайно. Древнейшие формы религиоз­ных представлений возникали и развивались в процессе становления циви­лизации вместе (что важно учитывать) с появлением рационального мышления в его особой первоначальной форме. Но лишь на определенном уровне развития общества стадии цивилизации появились исторически поч­ти одновременно Великие религии мира как форма проявления (при нали­чии уже определенного опыта) нового уровня духовного бытия человека. Показательно, что появление древнейших форм религии с ее многобожием и одновременно (сначала слаборазвитых) форм рационального мышления, еще погруженных в мифологическое-мифопоэтическое мышление, фикси­ровали новый стадиальный уровень, связанный с переходом к цивилизации. Возникновение же в так называемое осевое время (первые века до н. э. — первая половина 1-го тыс. н. э.) Великих учений и появление Великих значи­мых в истории человечества религий — христианства, буддизма и ислама (7 в. н. э.), их оформление и распространение практически совпадало, вер­нее, шло почти рядом с развитием и формированием в качестве уже самосто­ятельного, хотя еще не утвердившегося окончательно, рационального знания, хотя и при не уступившем еще своих позиций мышлении мифологическом, но на новом уровне его представленности. (Пути движения науки и развития религий в этом плане, в сопоставлении их на исторической дистанции в це­лостном развитии мысли человека, еще изучены мало, хотя это имеет прин­ципиально важное значение.)

Рациональное и иррациональное в человеке, рациональное и иррациональное в его развитии объективно присутствуют в познании мира человеком, в отношении его к действительности, в разной мере и по-разному сочетаясь в процессе его развития при постоянном увеличении способностей осваивать и понимать мир, при этом длительное время при прессинге рационального (чему обязано человечество своими достижениями) вплоть до современно­сти, когда в проблемном поле знаний ставятся новые вопросы (см. ниже).

В силу особого места Веры (религиозной и нерелигиозной) в сознании человека в целом и условий возникновения Религии как исторического феномена на определенном уровне развития разделенного общества (в противовес неразделяемому родовому), характера ее истоков, глубоких психологических переживаний и эмоционального напряжения, лежащих в отношении к ней, связанных с потребностью глубокой идентификации, а также культурно-исторической обусловленности вышеназванные религии не могут расформироваться в одну за счет принципиальных уступок. Однако основные глобальные религии, как представляется, могут снять свои противоречия или, более правильно, расхождения, но не в синтезе, не просто в объедине­нии, невозможном в силу вышеуказанных их особенностей и характеристик. Они могут быть представлены в новой, другой, более емкой системе, основан­ной на Вере (как всеобще значимые феномены, представленные здесь в осо­бой форме), — системе, интегрирующей и реализующей определенные духовные общечеловеческие ценности и потребности на уровне и в пространстве, которое поднимется над пространствами вышеназванных религий, но в плане не интегрирующего, а другого, более широкого пространства Веры, где сохранятся права этих религий и право выбора религии, права Веры во всей глубине ее и многоплановости. Рождение такой системы, естественно, полагает ее пози­цию как правомочного действенного компонента нового Социума.

Изучение и понимание психологических оснований и особенностей «исторических» начал, исторического фактора, «исторической» действенности не только в событиях, процессах истории, но и «в человеке», в формирова­нии его жизненной позиции, развитии деятельности, построении будущего становятся особенно важными в переломные моменты, когда теряется вера, ломается идентичность, слабеет свое Я.

Переход же общества в исторически новое состояние (если такой переход можно определить, подобно современному, как стадиальный) формирует объективно новый уровень рефлексии сознания на новую действитель­ность, мир во все большей степени воспринимается и по-новому понимает­ся. И здесь особый смысл приобретает изучение, раскрытие характера про­цесса становления и тенденций развертывания и осуществления новой кар­тины мира. Нельзя сказать, что тема картины мира и образа мира обойдена вниманием в контексте искусства, философии и других сфер зна­ний. Сам феномен картины мира многослоен — это видение мира индиви­дом, его образ мира, это картина мира определенного общества и это картина мира, свойственная эпохе, отражающая ее особенности. Так мы говорим о картине мира древнего человека, картине мира, отраженной в мифологии, картине мира современного общества. И наиболее часто это определение картины мира — как данность, результат, наличие. В то же время действен­ная сторона картины мира, в частности как «прессингующая» поведение, от­ношения человека, раскрыта достаточно мало. На индивидуумном уровне в плане психического определения понятия «образ мира» (понимаемого как основание картины мира или как картина мира) в контексте восприятия и деятельности, в частности ее движения, было четко сформулировано А. Н. Леонтьевым в его последних работах [3]. Тема эта нашла продолжение и глубокое раскрытие в специально посвященной ей работе С. Д. Смирнова [6] и др.

В то же время степень и характер действия картины мира как особого общественно значимого феномена, — во-первых, в дифференцированном и иерархизированном плане, системно и в разных емкостях, «объемах» ее представленности, во-вторых, практически мало исследуется или (в вышеназванном плане) содержательно совсем не исследуется. Четко обозначил мысль о действенном влиянии картины мира в индивидуальной деятельности Б. В. Раушенбах, раскрывая законы перспектив и доказывая их множествен­ность. Создав, по существу, новую теорию перспектив, Б. В. Раушенбах определяет особенности древнеегипетской живописи и их причинную обу­словленность. Последняя связывается со способом мышления, общеистори­ческим уровнем развития общества и художника и т. д. Способ же мышле­ния связывался им не только с общим культурно-историческим развитием общества, но и с таким феноменом, как картина мира, которую он поставил в принципиально новую позицию — позицию действенную, что имеет особо важное методологическое значение, во-первых, во-вторых, выделяет ее не просто как вписанную в историческую ситуацию, а как образующую саму историческую действительность. «Древнеегипетский художник передавал не свое зрительное восприятие, а общее для всех, объективное "на самом деле" и передавал это наилучшим возможным способом» [4. С. 108].

Видеть как все, видеть в рамках установленной картины мира и при этом с разных позиций — этот момент всегда выступал как действенный фактор на всех уровнях его представленности: индивидуальном, групповом, общества в целом и, наконец, «всех» в исторически определенном пространстве, в том числе крупных «исторических емкостей», таких как исторические фазы, стадии, — фактор, который еще следует в этом плане изучать во всем многообразии его проявления и действенности. Совершенно очевидно, что в современном переходе общества на исторически новую стадию проблема картины мира встанет во весь рост и значение ее в организации деятельности человека будет многозначно и активно действенным.

В формировании картины мира участвуют практически все формы познания и отношения видения и восприятия мира, при том, что оно выравнивалось, становилось мощным организующим началом, сдерживающим в действительности, в настоящем, и одновременно проектирующим будущее.

Особая роль в формировании картины мира принадлежит науке. XX в. выступал аккордным в развитии теоретических знаний, формирующихся на протяжении всей истории цивилизации, и одновременно парадоксальных открытий разного уровня и характера: теории множеств и теории дополнительности Бора, соотношении неопределенности Гейзенберга, неравновесной термодинамики и т. д., приводящих к революционным сдвигам в фундаментальных понятиях, к «нарушениям» многих устоявшихся законов науки. Объективно сформировалась ситуация допустимости множественности концептуальных подходов в познании мира при отрицании многих парадигм, в семантическом поле которых стало невозможно решать многие новые проблемы, объяснять новые открывшиеся явления. Не случайно возникли плюралистические концепции в системе некоторых постмодернистских направлений, в том числе отрицающих существование парадигмально независимых критериев оценки явлений и существование объективной истины (например, теория П. Фейерабенда). Не случайно остро встает вопрос о науке в новом историческом пространстве и в этом плане – о научно обоснованной деятельности субъекта будущего времени. Совершенно очевидно, что знаниевое пространство будет иным, чем то, в котором сформировались мы и пока еще формируются люди сегодня (хотя и при больших сдвигах, в том числе отмеченных выше). Но также совершенно очевидно, что роль рационального в познании мира не только сохранится, но и вырастет, уже в силу мощности и точности технологических систем, научных задач, стоящих перед человеком и т. д., а также в силу специфики процесса мышления и обеспечения его интегральной действенностью обоих полушарий мозга, где роль левополушарного мышления, связанного с логическим построением, логическим постижением мира, будет особенно важной, в том числе и в научном постижении эмоций и всего иррационального в действии человека. В то же время уже хорошо установлено значение интуиции в науке, роль эвристических открытий, возникших на подсознательном уровне, эмоционального напряжения, сочетания образного и логического мышления (становящегося в наши дни особенно значимым, но малоизученным, в частности, в сфере образования современных детей, подвергающихся прессингу телевидения).

Пространство знаний усложнится в своих структурно-содержательных характеристиках. В нем найдут свое место и интуиция, и логика, сохраняющая свой высокий потенциал, и действие, и вера (а какая наука может существовать без веры в выведенные законы и теории), и четкий эксперимент. Она будет мощной, более маневренной. Одним словом, определилась четкая тенденция к перестройке системы знаний, объективно происходящей уже в наши дни, их организации и самоорганизации, которая горячо обсуждается в системе научных знаний, но еще не стала фактором, учитываемым в познании и оценке современного человека, тем более растущего, которому предстоит пройти через горнило перестроек в системе научных знаний, изменения в которой еще не стали предметом специального обсуждения по отношению к поколениям, определяющим будущее, где осуществляется произвольный поиск и только естественное, часто не осмысленное самодвижение.

Одним словом, в ситуации огромных подвижек в сфере технической, экономической, демографической и т. д. все более актуальным становится вопрос о человеке, его позициях, о понимании им ситуации своего человеческого движения, развития и самоосуществления в этом изменяющемся мире, о смысле его жизнедеятельности и деятельности как реального субъекта исторического действия, призванного созидать исторически новое состояние.

Вышеизложенное, представленное здесь для обсуждения, касается лишь некоторых или малоизучаемых, или совсем не изучаемых аспектов широко обсуждаемых проблем собственного изменения человека, но обсуждаемых чаще вскользь, рядом с человеком, на уровне его присутствия и изменения его отношения к действительности в рамках определенных сфер межсубъектных отношений (в данном случае общезначимых этнических). Сегодня же самой острой в обсуждении изменений, происходящих в обществе, является проблема самого человека, человека сегодняшнего и человека будущего – субъекта осуществления этого будущего. И решение этой проблемы требует пропускания через человека всех изменений, связанных с реальными человеческими отношениями в современном мире, поиска предметов его идентификации, условий реализации его потребности – состояться, выразиться. Но главное – найти себя.