Оставайся открытым миру

Однажды два незнакомца забрели на нашу подъездную дорожку. Этих подростков я никогда раньше не видела. Один выдернул из снега шест снегоочистителя и стал бродить по заднему двору.

Я наблюдала за ними со второго этажа, боясь, как бы они что-нибудь не стянули. Я ожидала худшего просто потому, что не знала их. Не присматривают ли они дома для ограбления? Не собираются ли расколотить шестом окно?

Прежде чем я успела решить, что делать, муж вышел на улицу и поприветствовал их: «Эй, парни, как дела? Эта штука нужна нам для снегоочистителя, так что вам придется поставить ее на место».

Он поболтал с ними, они вернули шест на место, затем перелезли через соседскую изгородь, чтобы срезать путь домой. Я смотрела им вслед, пока они не скрылись из виду, по-прежнему сомневаясь относительно их намерений.

Весь день я чувствовала себя виноватой за то, что заподозрила худшее. В детстве я сама срезала путь по чужим дворам, чтобы побыстрее добраться до дома. Так же делала и моя дочь. Мы посмеивались над пожилой соседкой, которая сама шла домой прямиком через все дворы, но впадала в ярость, когда чужие детишки шатались по ее саду.

Я ожидала худшего просто потому, что не знала их. Не присматривают ли они дома для ограбления? Не собираются ли расколотить шестом окно?

В другой раз я ожидала худшего, когда увидела в аптеке стайку мальчишек в широченных штанах, которые шептались и хохотали, сбившись в кучку. Какая мысль первой пришла мне в голову? Воришки.

Мой муж, который в каждом человеке ищет лучшее, завязал с ними беседу. Он расспросил их, в какую школу они ходят и какие оценки получают.

Когда пришла моя очередь расплачиваться, мне не хватило 25 центов. Я окликнула мужа, чтобы он дал мне монетку. Он меня не услышал, зато услышал один из ребят. Он подошел ко мне, сунул руку в карман и протянул мне четвертак. «Держите, мисс», – сказал он.

Сердце мое растаяло.

Почему я всегда ожидаю от незнакомых людей худшего? Я подвергаю сомнению их поведение, но мне следовало бы подвергать сомнению собственное. Я захлопываю свое сердце и думаю, что это каким-то образом усиливает мою защищенность.

Интересно, закрываются ли сердца других людей, когда я говорю слишком громко или слишком много, или роняю бранные словечки, или пересыпаю свою речь саркастическими замечаниями, чтобы казаться остроумной?

Закрываются ли они, когда я слишком громко включаю музыку в стиле кантри или сигналю клаксоном машины, чтобы поздороваться или попрощаться с друзьями и родственниками?

Джордж Бернард Шоу писал, что главное – не просто иметь плохие или хорошие манеры, но проявлять эти самые манеры одинаково в общении с каждым. Что случилось бы, если бы мы каждого человека авансом считали хорошим, а не плохим? Каким был бы наш мир, если бы мы раскрывали свои сердца навстречу всем?

В детстве я пела по воскресеньям в церкви молитвенный гимн святого Франциска «Сделай меня проводником Твоего Мира». Но я никогда не понимала, как на самом деле быть этим проводником. Я повторяю эту молитву каждое утро в качестве декларации своей миссии, но стала понимать ее по-новому, когда моя сестра Джоанна прислала мне экземпляр книги «Несвязанная душа» Майкла Сингера.

Он писал о том, что все мы строим себе такую жизнь, которая защищает нас от обид и друг от друга, а в конечном счете – и от самой жизни. Мы закрываемся от других, чтобы защитить себя, а в итоге становимся пленниками своих страхов. Мы запираемся внутри себя, становясь испуганными человечками, которые не желают развиваться.

Почему я всегда ожидаю от незнакомых людей худшего? Я подвергаю сомнению их поведение, но мне следовало бы подвергать сомнению собственное. Я захлопываю свое сердце и думаю, что это каким-то образом усиливает мою защищенность.

А как оставаться открытым? Майкл Сингер говорит: секрет в том, чтобы перестать закрываться. Слишком многие страдают от блокировки сердца, вызванной страхом. Писатель Эммет Фокс сравнивал этот открытый духовный канал с водопроводным шлангом. Когда поливаешь лужайку, по нему течет бесконечный поток воды, если что-нибудь не преграждает ей путь. Наступи на шланг или согни его – и она не течет. Вода – источник – по-прежнему существует, но канал блокирован.

Бо̀льшую часть своей жизни я старалась защитить себя от боли и обид. Я научилась закрываться, как настоящий профессионал. А потом обнаружила, что мир наполняется возможностями тогда, когда остаешься открытой. Он становится куда более волшебным местом. Позвольте мне рассказать о зимнем вечере, когда одна женщина раскрыла свое сердце – и тем самым начала цепную реакцию.

В том марте я планировала поехать на кливлендский международный фестиваль вместе с мужем, но большинство дорог были перекрыты. Снега навалило столько, что люди едва отваживались высунуть на улицу нос. Мы знали, что машина не выберется даже с нашей подъездной дорожки. А если и выберется, то в случае чего никто нас не спасет. В такой вечер не найдешь грузовика с буксиром. Только глупец выйдет из дома в такой вечер. По крайней мере, я так думала.

Муж согласился, но несколько часов спустя объявил: «Пойдем поужинаем. Пойдем пешком». Пешком? Мой муж собирается идти пешком?! Мне даже захотелось пощупать его лоб. У него действительно был жар – что-то вроде клаустрофобии. Проводить субботний вечер дома для такого экстраверта – это чересчур.

Он натянул на себя куртку, похожую на спальный мешок с рукавами. Новоявленному северному жителю пришлось смотреть в зеркало, чтобы выяснить, как застегнуть все эти крючочки, молнии и липучки.

Мы осторожно выбрались на подъездную дорожку и медленно пошли к «Найт-тауну» – джазовому клубу и ресторану, расположенному в полумиле от дома. Уже стемнело, на улицах никого не было. Пара призрачных фигур маячила впереди. Ни одной машины мы не увидели.

Мы закрываемся от других, чтобы защитить себя, а в итоге становимся пленниками своих страхов.

В ресторане, сидя за столиком, мы потихоньку оттаяли. Поболтали с персоналом, потом ушли. Мне хотелось побыстрее оказаться дома. Идти предстояло вверх по холму, а мои заледеневшие джинсы во время ужина отсырели и промокли.

Сквозь снежную дымку мы увидели три пары тормозных огней, горевших как красные глаза. Внедорожник и минивэн остановились, чтобы помочь машине, застрявшей на холме. Ее колеса не цепляли снег, она все время сползала вниз. Какому дураку вздумалось сесть за руль в такой вечер? – поразилась я.

Пожилая женщина, сидевшая за рулем, опустила стекло своего окошка. Я попыталась помочь ей вырулить, но у ее «кадиллака» не было сцепления с дорогой. Колеса проворачивались через каждые полметра. Ей ни за что не удалось бы взобраться вверх по холму. Она направлялась домой, а до него было еще около 16 километров. Как она оказалась здесь в такую погоду?

– Я весь день работала в кливлендской клинике, – пояснила она. – Я медсестра.

Медсестра? О Боже! Мы должны были доставить ее домой. Я посмотрела на холм. Даже если ей удастся на него въехать, что, если она застрянет по дороге домой? Дальше не будет никого, кто мог бы ей помочь. Сердце мое упало.

Мужчина из внедорожника достал длинный буксировочный трос. Он хотел втащить ее машину вверх по холму, но не смог закрепить трос. Тогда руководство взяла на себя женщина из минивэна. Она сообщила нам, что ее зовут Анджелой, затем велела медсестре забираться в машину и держать руль. Анжела крикнула моему мужу, чтобы он сел в ее минивэн и толкал машину женщины вверх по холму. Я не знала, что мне делать, поэтому забралась на заднее сиденье машины.

Минивэн мягко ткнулся бампером в «Кадиллак», потом еще и еще раз, пока тот медленно не пополз вверх по холму. Вместо того чтобы остановиться на вершине холма и выпустить нас, Анджела продолжала рулить вперед. Мой муж следовал за ней. Он понятия не имел, чью машину ведет и куда направляется. Как и я.

Лоретта – так звали медсестру – сказала мне, что ей 75 лет и что она уже 51 год работает медсестрой. «Если я выйду на пенсию, то могу случайно забыть, что с утра мне нужно встать с кровати», – пошутила она.

Минивэн Анджелы был полон свертков с номерами газеты New-York Times, которые она доставляла в магазины. Она об этом и словом не обмолвилась, но задержка из-за необходимости доставить Лоретту домой заставила бы ее опоздать на работу и испортила бы весь вечер. Но Анджела смеялась и болтала, словно во всем мире не нашлось бы занятия, которое она предпочла бы нашей маленькой прогулке.

Наш небольшой караван полз вверх по холму, потом дальше, все дальше, все 16 километров до дома Лоретты. Нам потребовалось больше часа, чтобы добраться туда. Лоретта пыталась сунуть каждому из нас по 20 долларов. Мы отдали ей эти деньги обратно. Она была благодарна нам, а мы – ей и таким людям, как она, которые идут на работу, чтобы заботиться о незнакомцах, даже в такой день, когда проще не выходить из дома.

Мы втроем распрощались с ней, затем мы с мужем забрались на заднее сиденье минивэна, кое-как разместились там среди стопок газет и весело смеялись всю дорогу, пока совершенно незнакомая женщина везла нас домой.