Четвертое сентября, воскресенье

На следующее утро небо было ясным, и речка в долине приятно журчала. Итиро позвал с собой Касукэ, Сатаро и Эцудзи, и они все вместе направились к дому Матасабуро. Чуть ниже по течению они перешли вброд речку, а затем сорвали по ветке ивы, стоявшей на холме, и, ободрав кору, сделали хлыстики. Размахивая ими, они поднимались выше и выше. От быстрого шага мальчишки тяжело дышали.

— Неужели Матасабуро и правда ждет нас у родника?

— Ждет. Матасабуро не может соврать.

— Жарища. Хоть бы ветерок подул.

— О, смотри-ка — подул!

— Это Матасабуро напустил.

— Что-то солнце поблекло.

На небе появилось несколько белых облаков. Между тем мальчишки забрались довольно высоко. Все дома внизу, в долине, казались крошечными, а деревянная крыша маленького домика Итиро поблескивала, будто выкрашенная в белое.

Дорога нырнула в лес, и сразу стало сыро и темно. Вдруг они вышли к роднику — к месту встречи. До них донесся голос Сабуро:

— Эй! Вы здесь?

Все быстро побежали наверх. За поворотом стоял Матасабуро. Высунув кончик языка, он смотрел, как четверо мальчишек карабкаются наверх.

Наконец, они добрались до Сабуро, но так запыхались, что ничего поначалу не смогли сказать. Потом нетерпеливый Касукэ задрал голову в небо, крикнул: «Хо-хо!» и выпустил изо рта белый пар. Сабуро громко рассмеялся.

— Долго же я вас ждал. А сегодня еще и дождь вроде собирается.

— Тогда пойдем быстрее. Только вот воды попьем.

Отерев пот, мальчишки уселись на корточки, стали черпать и пить прохладную воду, бившую ключом из белой-белой скалы.

— Мой дом неподалеку отсюда. Как раз в конце той лощины. Потом зайдем, ладно?

— Ладно, но сначала пошли на поле.

Когда все тронулись в путь, родник загудел, будто хотел предупредить их о чем-то, да и деревья как-то разом зашелестели.

Мальчишки прошли по опушке леса, миновали несколько насыпей и подошли к долине Уэ-но нохара.

Тут они оглянулись назад и еще раз посмотрели на запад. За многочисленными холмами, которые, набегая друг на друга, то попадали на свет, то погружались в тень, раскинулась бесформенная синяя луговина, тянувшаяся вдоль речки.

— Смотрите. Речка.

— Словно пояс божества Касуга Мёдзин,^[93] — сказал Матасабуро.

— Как ты сказал? — спросил Итиро.

— Словно пояс божества Касуга Мёдзин.

— А ты что, видел пояс божества?

— На Хоккайдо видел.

Никто ничего не понял, и все промолчали.

С этого места начиналась долина Уэ-но нохара: среди красивой травы стоял одинокий большой каштан. Ствол и корни его совсем почернели, в нем зияло огромное дупло, а на ветвях висели старые веревки и разорванные соломенные сандалии.

— Если еще чуток пройти, там траву косят. А еще лошади пасутся, — сказал Итиро, энергично шагавший впереди всех по тропинке среди скошенной травы.

Сабуро, шедший следом, сказал:

— Здесь нет медведей, поэтому можно пускать лошадей на вольный выпас.

Через некоторое время под большим дубом они увидели множество мешков, перевязанных веревками, повсюду были навалены кучи травы.

Две навьюченные лошади, увидев Итиро, громко зафыркали.

— Братец! Ты здесь? Братец! Мы пришли! — крикнул Итиро, оттирая пот.

— Эй, эй! Я здесь. Сейчас подойду, — из дальнего оврага раздался голос.

Вдруг выглянуло яркое солнце, и вслед за ним появился, улыбаясь, старший брат Итиро.

— Хорошо, что пришли. Молодец, всех привел. Добро пожаловать. На обратном пути поведу лошадей и отведу вас. Сегодня, наверное, будет облачно. Пока я тут скошенную траву сгребаю, вы можете поиграть на пастбище. Там сейчас около двадцати лошадей.

Брат собрался уходить, но затем опять обернулся и сказал.

— Только за насыпь не заходите. Заблудитесь еще. А я ближе к полудню вернусь сюда.

— Хорошо. Мы здесь поиграем.

Старший брат Итиро ушел.

На небе появились прозрачные облака, солнце стало похоже на белое зеркало, мчащееся навстречу облакам. Поднялся ветер, по некошеной траве прошла волна. Итиро шел первым прямо по узкой тропинке, пока они, наконец, не подошшли к насыпи. В одном месте в ней был проход, поперек него лежало два толстых бревна. Косукэ хотел было подлезть под них, но Касукэ сказал:

— Наверное, их можно подвинуть, — и, схватившись за конец бревна, опустил его, чтобы все смогли через него перепрыгнуть.

Вдалеке на небольшом холме паслись семь лошадей, сверкавших атласными шкурами. Они плавно помахивали хвостами из стороны в сторону.

— Эти лошади стоят больше тысячи иен каждая. В будущем году они будут участвовать в скачках, — сказал Итиро, подходя к ним.

Лошади тоже подошли к ребятами, словно им было совсем одиноко. Затем они вытянули морды, будто чего-то просили.

— А, соли просят, — решили ребята и протянули ладошки, которые лошади тут же стали лизать, и лишь Сабуро, видимо, не привыкший к лошадям, спрятал руки в карманы.

— Эй, а Матасабуро лошадей боится, — сказал Эцудзи.

— Не боюсь, — ответил Сабуро, сразу же вытащил руку из кармана и подставил ее лошади, однако только лошадь потянула шею и высунула язык, он, переменившись в лице, быстренько убрал руку обратно в карман.

— Эй, Матасабуро лошадей боится, — опять сказал Эцудзи. Тогда Сабуро покраснел как рак, помолчал и сказал:

— Давайте устроим конные скачки. Все задумались, как бы им это устроить. И тогда Сабуро сказал.

— Я много раз видел скачки. Но на лошадях нет седел, поэтому мы не сможем сесть на них верхом. Давайте каждый будет погонять свою лошадь, и победит тот, чья лошадь первой добежит во-он до того большого дерева.

— О, это интересно! — сказал Касукэ.

— Нас заругают. Если пастухи увидят.

— Да ничего страшного. Лошади, которых отправляют на скачки, должны ведь тренироваться, — сказал Сабуро.

— Ну, тогда вот это моя лошадь.

— А это моя.

— Тогда пусть эта будет моя.

Мальчишки взмахнули ветками ивы и колосьями мисканта, однако лошади даже не пошевелились. Опустив головы, они по-прежнему щипали траву, будто внимательно разглядывали, что же растет вокруг них. Итиро хлопнул в ладошки и крикнул: «Но! Пошли!».

И тут вдруг все семь лошадей, грива к гриве, поскакали вперед.

— Здорово!

Касукэ подпрыгнул и побежал вслед. Однако из затеи ничего не вышло. Во-первых, лошади скакали ноздря в ноздрю, да и к тому же не так уж и резво. Но все равно, было очень интересно, и мальчишки с криками: «Но! Но!» бежали следом.

Лошади проскакали совсем немного и остановились. Ребята чуть передохнули, и вновь принялись взялись за прутья. И вот лошади сделали круг и вернулись на холм — туда, где в насыпи был проход.

— Ой, лошади убегут! Лошади убегут. Держите их. Держите! — закричал, побледнев, Итиро.

А лошади уже подбегали к проходу.

Итиро разволновался и с криками: «Тпру-тпру!» изо всех сил помчался за ними, но, когда он, наконец, добежал, две лошади уже скрылись в проходе.

— Быстрее, гоните их обратно! Бегите быстрее! — закричал Итиро срывающимся голосом, положив толстое бревно на место.

Трое мальчишек пролезли под бревном. Две беглянки уже остановились и теперь стояли за насыпью, спокойно пощипывая траву.

— Хватайте осторожно. Осторожно, — крикнул Итиро и крепко схватился за табличку, прикрепленную к поводьям одной из лошадей.

Касукэ и Сабуро попытались схватить другую лошадь, но та, испугавшись, стремглав понеслась на юг вдоль насыпи.

— Братец, лошади убегут, лошади убегут! — что было мочи кричал Итиро позади.

Сабуро и Касукэ изо всех сил бежали за беглянкой.

Однако она на сей раз, видимо, и, правда, решила сбежать. То поднимаясь над высокой травой, то, исчезая в ней, она, грудью рассекая зеленые волны, неслась вперед, куда глаза глядят. У Касукэ уже ноги одеревенели, и он уже перестал понимать, куда бежит.

Все вокруг посинело, закружилось, и, он рухнул в густую траву. Перед глазами мелькнула бурая грива лошади и белая шапка Сабуро, бежавшего вслед за ней.

Касукэ лежал на спине и смотрел в небо. Оно ослепительно сияло, кружилось, и по нему быстро-быстро бежали облака. Все вокруг звенело.

Наконец, Касукэ встал, и, еле переводя дыхание, зашагал в ту сторону, куда убежала лошадь. В траве, остались ее следы и следы Сабуро — вроде чуть заметной тропинки. Касукэ рассмеялся. А затем подумал: «Наверное, лошади стало страшно, и она где-то остановилась».

Касукэ старательно шел по следу. Однако не прошел он и ста шагов, как дорожка, которая показалось ему протоптанной тропинкой, разделилась на две или три и затерялась в зарослях патрии и высокого будяка. Теперь стало непонятно, куда они ведут.

— Эй! — закричал Касукэ.

— Эй! — откуда-то донесся голос Сабуро.

Касукэ решительно двинулся по средней дорожке. Она то и дело прерывалась в крутых местах, где лошади не пройти, и заворачивала куда-то в сторону.

Небо потемнело, стало тяжелым, все вокруг затянуло дымкой. Прохладный ветер зашелестел в траве, облака и дымка вдруг разорвались и быстро понеслись перед глазами.

Касукэ подумал: «Плохи дела, сейчас начнется самое скверное». Именно так и случилось: следы вдруг исчезли напрочь.

«Совсем беда. Совсем беда», — думал Касукэ, и от этих мыслей у него колотилось сердце.

Трава нагибалась, шептала «пати-пати», шелестела «сара-сара». Туман стал густым, а одежда совершенно промокла.

Касукэ во все горло закричал.

— Итиро, Итиро, иди сюда!

Но никакого ответа не последовало. Капли черного холодного тумана сыпались, словно мел, осыпающийся со школьной доски, все вдруг затихло и стало мрачным-мрачным. Из травы доносился лишь звук капель: «кап-кап».

Касукэ решил поскорее вернуться к Итиро и ребятам и повернул в обратную сторону. Однако, как ему показалось, место, где он скоро оказался, было совсем не тем, где он проходил прежде. Во-первых, вокруг было слишком много будяка, да и к тому же повсюду были разбросаны камни, которых до этого он не видел. И, наконец, перед глазами оказалась огромная долина, о которой он раньше не слыхал. Мискант шуршал, окрестный пейзаж скрылся в тумане, словно поле без конца и без края.

Налетел порыв ветра, стебли мисканта протянули множество тоненьких ручек, они колыхались из стороны в сторону, будто бы говоря:

— Господин Запад, господин Восток. Господин Запад. Господин Юг. Господин Запад.

Касукэ сильно устал. Он закрыл глаза, его стало клонить набок. Затем он поспешно повернул назад. Вдруг в траве показалась узкая черная дорожка. На ней было множество следов от копыт. Касукэ, сам не свой от радости, засмеялся и бодро зашагал вперед.

Но вот незадача — дорожка то становилась совсем узкой, то вновь расширялась, да и к тому же вроде как шла по кругу. Наконец, она довела до большого каштана с обугленной верхушкой и опять разделилась на несколько тропинок.

Наверное, здесь собираются дикие лошади: сквозь туман можно было различить круглую поляну.

Касукэ поник и вновь пошел по черной дороге. Медленно покачивалась какая-то неизвестная трава, а, когда порыв ветра налетал чуть посильнее, казалось, будто кто-то подает ей знак — она наклоняется, чтобы не коснуться Касукэ.

Небо сверкало и звенело: «киин-киин». А в тумане прямо перед глазами появилось нечто черное, напоминающее дом. Касукэ сначала остановился, как вкопаный, не веря собственным глазам: неужели это и в самом деле чье-то жилище? Он неуверенно пошел к нему, но вблизи «дом» оказался большой холодной скалой.

Белесое небо кружилось и подрагивало, с травы разом слетели капли.

«Мы заблудились и спустились на противоположную сторону долины, теперь и мне, и Матасабуро остается только умереть». Эти слова Касукэ то ли сказал про себя, то ли прошептал вслух. А затем закричал.

— Итиро, Итиро, ты здесь? Итиро!

Опять стало светло. Трава разом вздохнула.

Вдруг он ясно вспомнил чьи-то слова:

— В городе Исадо, ребенка местного электрика по рукам и ногам связал горный леший.

Черная дорога внезапно исчезла. Все вокруг на какое-то мгновение затихло. А затем задул сильный ветер.

Небо сверкало и трепыхалось, как флаг, на нем загорались искры. Касукэ упал в траву и заснул.

Все, что он видел, было мороком.

Прямо перед его глазами вышагивал Матасабуро, выбрасывая ноги вперед, и молча смотрел в небо. Откуда-то поверх привычного серого пиджака появилось стеклянное пальто. К тому же он был одет в сверкающие стеклянные ботинки.

На плечи Матасабуро падали синие тени от каштана. Тень Матасабуро, тоже синяя, падала на траву. А еще налетали порывы ветра. Матасабуро не смеялся и ничего не говорил. Он просто молчал, свернув в трубочку язык, и смотрел. Неожиданно Матасабуро взлетел в небо. И его стеклянное пальто засверкало.

Вдруг Касукэ открыл глаза. Быстро-быстро летела серая дымка.

Лошадь лениво паслась прямо перед ним. Ее взгляд напугал Касукэ, и он отвел глаза в сторону.

Потом он подпрыгнул и схватил лошадь за повод. А откуда-то сзади выбежал Сабуро, который, наверняка, опять сворачивал в трубочку свой бесцветный язык.

Касукэ задрожал.

— Эй! — из-за тумана донесся голос старшего брата Итиро.

Загрохотал гром.

— Эй! Касукэ! Ты здесь? Касукэ! — донесся и голос Итиро. Касукэ подпрыгнул от радости.

— Эй! Я здесь, я здесь! Итиро! Эй!

Старший Итиро с братом вдруг появились прямо перед ним. Касукэ громко расплакался.

— А мы тебя искали-искали. Совершенно вымокли. Опасно здесь. — Старший брат Итиро привычным жестом схватил лошадь за шею и накинул уздечку.

— Ну, пойдем.

— Матасабуро испугался, — сказал Итиро, подмигнув Сабуро.

Сабуро молча кивнул, и, наверняка, опять свернул язык в трубочку.

Вслед за старшим братом Итиро они пару раз поднялись и спустились по пологим склонам. Затем какое-то время шли по широкой черной дороге.

Раза два смутным белым всполохом сверкнула молния. Донесся запах горелой травы, и в тумане медленно поплыл дым.

Брат Итиро крикнул:

— Дедушка! Нашлись, нашлись! Все нашлись!

Дедушка стоял в тумане.

— Мы так волновались, так волновались. Повезло. Эй, Касукэ! Замерз? Давай-ка сюда.

Касукэ и на самом деле почувствовал себя внуком этого старика.

Около корней большого, наполовину сгоревшего каштана смастерили небольшой шалаш из травы. Внутри ярко горел огонь.

Лошадь заржала.

— Как же вас жалко. Плакали, небось. Вот эти клецки-данго называют клецками старателей, что работают на приисках. Давайте-ка поедим. Клецки сейчас уже поджарятся. А докуда же вы дошли?

— До спуска Сасанаганэ, — сказал старший брат Итиро.

— Вот беда! Очень опасно. Если дальше спускаться, там и человеку, и лошади конец. Эй, Касукэ, давай данго есть. И это тоже ешь. Давай, давай.

— Дедушка. Я пойду, отведу лошадь? — спросил старший брат Итиро.

— Хорошо, хорошо. А то придет пастух, ругаться будет. А мы еще немного подождем. Скоро посветлеет. Ох, как я волновался. Я тоже ходил до подножья горы Торако. Ну, все хорошо закончилось. Глядите, светлеет.

— С утра такая хорошая погода была.

— И опять будет хорошая. Дождь-то кончился, вроде? Старший брат ушел. По шалашу шуршал дождь — «гаса-гаса-гаса». Дедушка засмеялся и посмотрел вверх. Старший брат вернулся.

— Стало светло. Дождь закончился.

— Хорошо, хорошо. Ну, вы у огня просохните, а я опять пойду траву косить.

Вдруг дымка разошлась. Полился солнечный цвет. Солнце уже чуть склонилось на запад, а дымка, будто огарок свечи, медленно таяла, сверкая.

С травы скатывались блестящие капли, листья, стебли и цветы впитывали солнечный свет осени.

Вдалеке на западе синее поле смеялось так ослепительно, будто только что перестало плакать, а вокруг дальних каштанов светился синий ореол.

Все уже устали, Итиро первым спустился на равнину. Дойдя до источника, Сабуро молча расстался со всеми и в одиночку зашагал в сторону своего дома.

По пути домой Касукэ сказал.

— Все-таки он и, правда, бог ветра. Сын бога ветра. Они там вдвоем гнезда вьют, наверху.

— Кто знает, — ответил Итиро.