Как слагается режиссерский замысел постановки на основе изучения авторского текста

Режиссерский замысел постановки слагается в результате работы режиссера над текстом автора и вытекает из правильного понимания идеи пьесы.

Уже неоднократно мы говорили о том, что главный носитель действия на сцене — актер. Но не следует преуменьшать организующей и творческой роли режиссера в создании спектакля. Важен вопрос, каким методом будет работать режиссер: то ли его работа окажется настолько искусно им скрытой в творчестве актера, что зритель не заметит огромного труда и творческих разрешений режиссера в спектакле; то ли режиссер окажется заметным в спектакле настолько, что зрители будут говорить о сценическом разрешении данного литературного произведения и о приемах внешнего оформления, на протяжении всего спектакля следя за режиссерскими приемами и за раскрытием режиссерского замысла.

Режиссер вынашивает свой замысел, который зависит от того, как понял режиссер данное произведение, в какой степени {72} он увлечен автором, его идеями и образами, его стилистическими приемами.

Останавливаясь на том или ином замысле, режиссер прежде всего выясняет для самого себя, что он хочет сказать зрителям этим спектаклем. Режиссер — руководитель коллектива, творческий организатор, художник и «творец». Он должен быть художником со сложившимся мировоззрением, близким пролетариату и его большевистской партии, выразителем идей которой он должен явиться в спектакле.

Интерпретируя автора, режиссер через художественные образы авторского текста постигает ту подлинную действительность, которая стоит за художественным произведением автора. Но режиссер должен увидеть ее по-своему, он должен решить, критически подходя к автору, что помогает ему из произведения писателя создать новое художественное произведение, сценическое произведение — спектакль.

Так же как в основе произведения автора лежит определенная идея и ей подчинены все действия и живые образы, так же и в работе режиссера над созданием спектакля должна лежать идея постановки, которой подчинены все действия персонажей и все режиссерские куски. Например, если режиссеру надо ставить любимую Марксом трагедию «Прикованный Прометей» Эсхила, он может идти двояким путем: или путем археологической реконструкции театрального действия, бытовавшего в античном театре на грани IV и V веков до нашей эры, или путем приближения этой величайшей трагедии к приемам театра нашего времени.

Независимо от того, каким постановочным приемом режиссер будет осуществлять на сцене эту трагедию Эсхила, он должен продумать, каков замысел этой постановки, какое трагическое действие он должен раскрыть в кусках этого произведения.

Перед зрителем возникает могучий образ титана, похитившего для человечества огонь, который охранялся богами для того, чтобы человечество не могло воспользоваться даром всем овладевающего разума.

Прометей — это титан, борющийся за победу разума, могущего подчинить себе весь мир; это величайший революционер, порвавший с традициями олимпийского ареопага, опрокинувший жертвенники богов; это друг человечества, подлинный герой, которого не могут испугать никакие страдания, посылаемые на него Зевсом. Он века мог простоять прикованный к краю мира, отказываясь от всяких компромиссных предложений Океана или Гермеса, которые обещали его освободить от мук и изгнания, если он подчинится воле богов.

Разум — прометеев огонь — давал ему возможность предвидения эволюции человечества, когда оно в лице Геракла само придет и освободит его без всякого вмешательства богов. {73} Человечество силой прометеева огня — разума — найдет способы спасти своего героя и перейти к новому торжеству разума.

Если режиссер придет к выводу, что таков должен быть замысел постановки трагедии Эсхила «Прикованный Прометей», он для себя определит постановочную идею.

Исходя из задачи показать в лице Прометея борьбу за свободу разума, он соответственно поймет каждый образ, выведенный в трагедии. Прежде всего, сам Прометей будет для него живым носителем воли, стремящейся во что бы то ни стало победить любые силы, которыми Олимп в лице Зевса противодействует его героической борьбе. Соответственными красками он наделит образ брата Прометея — титана Гефеста. Он придаст огромное значение колебаниям, воплям и муке Гефеста, когда он должен по приказанию Власти и Насилия, посланцев Зевса, приковать Прометея к скале цепями навеки и пронзить клинком его грудь. Чертами некоторой тупости он наделит образ Океана, уговаривающего Прометея согласиться: на то, чтобы он был его ходатаем. Может быть, режиссер сопроводит появление Гермеса яркими радугами, освещающими его путь, и сделает очень пластическими движения этого посланца Зевса, но прежде всего он сделает его фигурой отрицательной во всей композиции спектакля. В тот момент, когда Прометей откажется отвечать на вопросы, переданные Гермесом от имени Зевса, и молния и смерч опрокинут скалу, к которой прикован Прометей, Гермес, оставшийся наверху, блистающий и белоснежный, возбудит отвращение и ненависть к себе у зрителей, смотрящих эту трагедию.

Режиссерский замысел продиктует постановщику целый ряд режиссерских кусков. Параллельно с текстом трагедии Эсхила явится у режиссера свой режиссерский сценарий, который поможет ему создать режиссерский экземпляр.

Режиссер, руководствуясь замыслом своей постановки, произведет соответственные вымарки и, не нарушая ритмической красоты текста, разработает действие в целом ряде таких сценических образов, которые наиболее явственно донесут этот его замысел до зрителей. Режиссер, создавая свое «сценическое произведение», должен по возможности глубоко и самостоятельно продумать любой авторский текст.

Следовательно, режиссерский замысел, возникающий в результате изучения авторского текста, является основой для нового этапа в работе режиссера. Он определяет структуру целостного произведения — спектакля. Продумывая детали спектакля, режиссер сталкивается в своей работе с проблемой декоративного оформления, с проблемой сценической техники, с технологическими моментами театрального искусства и прочим, что уже ближайшим образом не связано с работой режиссера над авторским текстом.