МУАД'ДИБ 9 page

***

Однажды отец мой, падишах‑император, взял меня за руку, и наукой, усвоенной от матери, я почувствовала, что он взволнован. Он увел меня в зал портретов, к подобию личности герцога Лето Атридеса. Я отметила сильное сходство отца и человека с портрета: сухие, благородные лица с резкими чертами, на которых главенствовали холодные глаза. «Принцесса‑дочь, – обратился ко мне отец, – если бы только ты была старше, когда этот мужчина выбирал женщину!» В то время отцу был семьдесят один год, и выглядел он не старше человека на портрете, а мне было четырнадцать. Но, помню, в этот момент я поняла, что отец втайне хотел, чтобы герцог был его сыном, и мне стало жаль, что политические разногласия делали их врагами.

Принцесса Ирулан. «В доме моего отца»

Первая же встреча с людьми, которых было ему приказано предать, потрясла доктора Кайнса. Он‑то гордился, считая себя ученым, для которого легенды лишь ключ, намек на какие‑то культурные подосновы. Но мальчик словно вышел из древнего пророчества, глаза его и впрямь пронзали, и видом он был, как и следует, исполнен сдержанной прямоты.

Естественно, пророчество допускало некоторую неопределенность: из него не было ясно, приведет ли Мать Богиня мессию с собой или произведет его уже на планете. И все же предсказание странно соответствовало обоим новоприбывшим.

Они встретились утром, поближе к полудню, на краю посадочного поля Арракейна, рядом с административным зданием. Неподалеку грузно сел пузатый орнитоптер, мягко жужжа на холостом ходу, как сонное насекомое. Около него стоял часовой Атридесов с обнаженным мечом, вокруг него маревом дрожало облачко щита.

Заметив его, Кайнс насмешливо подумал: «Ну, Арракис приготовил для них неплохой сюрприз!»

Планетолог поднял руку, жестом приказав отстать своей охране из Вольного народа, и пошел вперед, к входу в это сооружение, – темной дыре в облицованной пластиком скале. «Каменный монолит так и прет из земли, – подумал он. – Но в нем совсем не так удобно, как в пещерах моего народа».

Какое‑то шевеление в темноте входа привлекло его внимание. Он остановился, воспользовавшись моментом, чтобы поправить одеяние и нечто на левом плече конденскостюма.

Входные двери широко распахнулись. Из них торопливо выступила охрана в форме Атридесов, все с тяжелым вооружением: мечи, щиты, станнеры, стреляющие медленными ампулами. Сзади шел высокий мужчина, темноволосый и темнолицый, с ястребиным лицом. На нем была джубба, плащ с нашивкой Атридесов на груди, и сидела она так, что было ясно: надевал он джуббу впервые. Она все оттягивала брючины конденскостюма сбоку. Не получался у него свободный размашистый шаг.

Рядом с мужчиной шел юноша, тоже темноволосый, но с более округлым лицом. Он был маловат для своих – Кайнс знал это – пятнадцати лет. Но в юном теле угадывался дух повелителя, уверенного в себе, словно глазам его было открыто многое, что сокрыто от прочих. И плащ на нем был такой же, как у отца, но шел он столь непринужденно, что, казалось, мальчик и вырос в подобной одежде.

«Махди будет видеть сокрытое от глаз людей», – гласило пророчество.

Кайнс тряхнул головой, напомнив себе: «Они всего лишь люди».

Рядом с ними шел третий, как и они, одетый для пустыни. Кайнс сразу признал его… – Гарни Холлек. Кайнс глубоко вздохнул, чтобы подавить в себе раздражение… Холлек осмелился учить его в присутствии герцога и его наследника.

– Герцога вы можете называть «милорд» или «сир». Правильно говорить и «благороднорожденный», но это обращение более формально. К сыну можно обращаться «молодой господин» или «милорд». Герцог – человек свободных взглядов, но не выносит фамильярности.

Не сводя глаз с приближающейся группы, Кайнс подумал: «Скоро они узнают, кто истинный хозяин Арракиса… А сейчас… или они снова прикажут своему ментату полночи допрашивать меня? Или же они считают, что я должен сопровождать их в инспекционном полете по месторождениям специи?»

Смысл вопросов Хавата не ускользнул от Кайнса. Им нужны были базы Империи. А о базах они узнали, конечно, от Айдахо.

«Придется приказать Стилгару отослать голову Айдахо этому герцогу».

Герцог со спутниками были уже лишь в нескольких шагах, под их сапогами поскрипывал песок.

Кайнс склонил голову:

– Милорд герцог.

Подходя к этой одинокой фигуре у орнитоптера, Лето разглядывал стоящего – высокий, худой, в свободном балахоне, конденскостюме и низких сапогах. Капюшон его был откинут назад, лицевая вуаль сдвинута в сторону, освобождая длинные волосы песочного цвета, редкую бороду. В глазах под густыми бровями светилась та же синева в синеве. Он чернил глазницы.

– Вы здешний эколог?

– Мы предпочитаем здесь старый титул, милорд, – сказал Кайнс, – планетолог.

– Как угодно, – ответил герцог. Он поглядел вниз на Пола. – Сын, это судья перемены, разрешитель споров, поставленный здесь, чтобы все было выполнено правильно во время перехода к нам власти над файфом. – Он глянул на Кайнса. – А это мой сын.

– Милорд, – сказал Кайнс.

– Вы из Вольного народа? – спросил Пол. Кайнс улыбнулся:

– Я здесь свой и в стойбище и в деревне, молодой господин, но я слуга его величества – планетолог Империи.

Пол кивнул, удивленный силой, исходящей от этого человека. Холлек показал Кайнса Полу еще из окна верхнего этажа административного здания: «Вон тот, посреди группы фрименов… тот, что сейчас идет к орнитоптеру».

Пол быстро поглядел на Кайнса в бинокль: прямой твердый рот, высокий лоб. Холлек шепнул ему на ухо: «Странный человек. Говорит, как чеканит: все четко, никаких рваных краев, как обрезал».

А герцог позади проговорил: «Типично для ученого».

Теперь, оказавшись лишь в нескольких футах от него, Пол чувствовал в Кайнсе силу, личность… словно бы королевскую кровь, привыкшую к повиновению.

– Я понимаю, что мы должны поблагодарить вас за конденскостюмы и эти плащи, – сказал герцог.

– Надеюсь, что они будут сидеть хорошо, милорд, – ответил Кайнс. – Их делали мастера из Вольного народа, по возможности, в соответствии с размерами, которые дал мне этот ваш Холлек.

– Я удивился, когда вы сказали, что не можете взять нас в пустыню без этих одеяний, – сказал герцог. – Мы можем запасти много воды. Долго быть там мы не собираемся, к тому же нас будет прикрывать с воздуха эскорт – вон он над головой. Едва ли нас собьют.

Кайнс поглядел на него, на напитанную водой плоть и проговорил:

– На Арракисе нельзя заранее быть уверенным в чем‑нибудь. Можно говорить только о вероятностях.

Холлек дернулся:

– К герцогу следует обращаться только «милорд» или «сир»!

Лето кодовым жестом руки просигналил ему прекратить: «Мы вступили на новый путь. Следует учитывать это».

– Как прикажете, сир.

– Мы обязаны вам, др. Кайнс, – сказал Лето. – И эти костюмы, и забота о нас… я не забуду.

Внезапно, повинуясь порыву, Пол произнес цитату из О. К. Библии: «Дар есть благословение дающему».

В утреннем воздухе слова прозвенели, пожалуй, громковато. Эскорт из фрименов, остававшийся на корточках в тени у дома, повскакал, не скрывая возбуждения. Один громко выкрикнул:

– Лисан‑аль‑Гаиб!

Кайнс обернулся, резким движением руки, условленным знаком, отослал их назад. Бормоча что‑то, они отступили подальше к зданию.

– Очень интересно, – проговорил Лето.

Жестко глянув на герцога и Пола, Кайнс произнес:

– Туземцы пустыни весьма суеверны. Не обращайте на них внимания. Они не причинят вреда. – А сам припомнил строки пророчества: «И они приветствуют вас святыми словами, а дары ваши будут благословением».

В представлении Лето вдруг выкристаллизовался облик Кайнса, в основном по краткому словесному портрету, с оговорками и подозрением составленному Хаватом, – этот человек был из Вольного народа. Кайнс явился сюда со свитой из фрименов, быть может, это значило лишь, что Вольный народ проверял свое право входа в города… но вся группа казалась почетной свитой. По виду Кайнс был горд, он привык к свободе, речи его и поступки ограничивало только собственное разумение. Так что вопрос Пола был и точен и уместен.

Кайнс стал туземцем.

– Не пора ли отправляться, сир? – спросил Холлек.

Герцог кивнул:

– Я полечу на собственном топтере. Кайнс может сесть спереди проводником. Ты и Пол займете место сзади.

– Минутку, будьте добры, – сказал Кайнс, – с вашего разрешения, сир, я должен проверить, правильно ли вы одеты.

Герцог было открыл рот, но Кайнс выговорил:

– Своя плоть мне дорога не менее, чем ваша… милорд. Я прекрасно знаю, кому перережут глотку, если что‑нибудь случится с вами, пока вы оба находитесь на моем попечении.

Герцог, нахмурясь, подумал: «Какой деликатный момент! Если я откажусь, он может обидеться. А если этот человек окажется впоследствии для меня бесценен? И все же… чтобы он встал рядом без щита между нами, прикоснулся ко мне, когда я так мало знаю о нем?»

Сомнения вихрем промчались в его голове, по пятам преследуемые решением.

– Мы в ваших руках, – сказал он и распахнул одеяние, Холлек рядом качнулся на пятках, но застыл на месте. – И если вы будете столь добры, – продолжил герцог, – хотелось бы получить описание этого костюма от привыкшего к нему человека.

– Безусловно, – произнес Кайнс. В первую очередь он ощупал под верхним балахоном плечевые уплотнения, давая по ходу дела пояснения. – В общем, это микросэндвич – высокоэффективный фильтр и система теплообмена. – Он подрегулировал плечевые уплотнения. – Контактирующий с кожей слой порист. Охладив тело, пот проходит сквозь него… нормальный процесс испарения. Следующие два слоя, – Кайнс затянул грудь потуже, – содержат теплообменные волоски и солепоглотители. Соль регенерируется.

Герцог в удивлении поднял руки и произнес:

– Весьма интересно.

– Вдохните поглубже, – сказал Кайнс. Герцог повиновался.

Кайнс ощупал подмышечные уплотнения, подтянул одно.

– Телодвижения, особенно дыхание, – сказал он, – и осмотический эффект создают прокачивающее усилие. – Он слегка ослабил нагрудную перевязь. – Сконденсированная вода поступает в специальные карманы, откуда вы сосете ее через трубку у шеи.

Герцог опустил вбок подбородок и заглянул вниз, к концу трубки:

– Удобно и эффективно, – объявил он. – Умно спроектировано.

Кайнс нагнулся, чтобы осмотреть уплотнения на ногах.

– Моча и кал обрабатываются в карманах на ягодицах, – сказал он, поднимаясь, пощупал шейную перевязь, поднял вверх откидывающуюся полу. – В открытой пустыне фильтр прикрывает лицо. Губку вставляют в ноздри, а заглушки уплотняют нос. Вдыхайте через фильтр на рту, выдыхайте через носовую трубку. В хорошем, исправном костюме, изготовленном фрименами, вы теряете не более наперстка жидкости в день, даже если он застигнет вас в Великом Эрге.

– Наперсток в день, – повторил герцог. Нажав пальцем на лобовую ленту костюма, Кайнс сказал:

– Она может натирать. Если будет раздражать, пожалуйста, скажите мне – я подтяну ее чуть повыше.

– Благодарю, – отозвался герцог. Он пошевелил плечами, когда Кайнс отошел на шаг. Костюм теперь казался удобнее и не мешал движениям.

Кайнс повернулся к Полу:

– Что же, парень, теперь глянем и на тебя.

«Хороший человек, придется, правда, научить его правильно обращаться», – подумал герцог.

Пока Кайнс обследовал костюм, Пол стоял не шевелясь. Этот скрипящий гладкий костюм он натягивал на себя со странным чувством. Его сознание говорило, что никогда не приходилось ему до сих пор надевать конденскостюм, и все‑таки каждое новое прикосновение адгезионных лент под руководством неопытного Гарни казалось инстинктивным, естественным. А затягивая потуже грудь, чтобы добиться максимального подкачивающего эффекта от дыхательных движений, он знал, что делает и почему. И, туго затянув ленты на шее и лбу, он понимал, что делается это во избежание появления водянистых мозолей.

Кайнс выпрямился, озадаченно шагнул назад.

– Ты уже носил конденскостюм? – спросил он.

– Нет, я надеваю его впервые.

– Значит, кто‑то отрегулировал его?

– Нет.

– Твои пустынные сапоги опущены на лодыжках. Кто сказал тебе так сделать?

– Просто… по‑моему, так правильно.

– Действительно, так правильно.

Кайнс тронул щеку, припоминая легенду: «Он будет ведать пути ваши, словно рожденный на них».

– Мы теряем время, – сказал герцог, показав на ожидающий топтер, и направился к нему первым, ответив кивком на приветствие часового. Он вскарабкался внутрь, застегнул пристежные ремни, проверил управление и приборы. Аппарат покачивался, пока остальные забирались.

Кайнс пристегнулся, оглядел комфортабельную кабину, мягкие подушки, серо‑зеленую обшивку, поблескивающие приборы. Прохладный и чистый воздух омыл его легкие, едва двери захлопнулись и ожили кондиционеры.

«Слишком уж мягко», – подумал он.

– Все в порядке, сир, – доложил Холлек.

Лето подал мощность на крылья, попробовал, как они собираются и опускаются, – раз, другой. Они были уже метрах в десяти над землей, перья на крыльях были плотно сложены, и задние реактивные двигатели со свистом разгоняли машину по крутой дуге.

– К югу‑востоку за Барьер, – сказал Кайнс. – Я сказал, чтобы руководитель пустынных работ сосредоточил там свое оборудование.

– Хорошо.

Герцог развернулся к воздушному эскорту, аппараты окружили орнитоптер, защищая его. Они направились на юго‑восток.

– Конструкция и технология изготовления свидетельствуют о высоком уровне знаний.

– Когда‑нибудь я покажу вам фабрику одного из стойбищ, – проговорил Кайнс.

– Это будет интересно, – сказал герцог. – Я знаю, такие костюмы изготавливаются еще и в некоторых гарнизонных городках.

– Грубые поделки, – сказал Кайнс, – любой из жителей Дюны, если он только ценит свою шкуру, носит костюм пустынной работы.

– И потеря воды в таком костюме не более наперстка в день?

– Если вы одеты должным образом, шапочка на голове сидит плотно и все прочие уплотнения в порядке, основным источником потерь воды останутся ладони, – объяснил Кайнс. – Можно носить и перчатки, если вы не собираетесь что‑нибудь делать. Фримены в пустыне чаще натирают руки соком креозотового кустарника. Он уменьшает потливость.

Герцог глянул налево, на изломанный горный ландшафт под собою, на разрывы ущелий, желто‑коричневые полосы, пересеченные черными линиями трещин. Словно кто‑то уронил эту страну сверху, да так и оставил обломки на месте.

Они пересекли неглубокую котловину, четкая линия очерчивала песчаный язык, впадавший в нее из каньона в северной части. Песок тянул свои пальцы в котловину, – сухая песчаная дельта на темной скале.

Кайнс откинулся назад, думая о пропитанной водой плоти под этими костюмами. Поверх балахонов они надели пояса щитов, на поясах – капсульные станнеры, на шеях – монетки передатчиков срочного оповещения. И у герцога и у сына в наручных ножнах у кулака виднелись ножи. Ножны были заношены. Вид этих людей удивил Кайнса странной смесью мягкости и мощи. Они совсем не походили на Харконненов.

– В вашем донесении, когда настанет пора доложить императору о смене правительства на планете, вы сообщите, что мы соблюдали правила? – спросил Лето. Он глянул на Кайнса, потом снова вперед, на курс.

– Харконнены ушли, вы пришли, – ответил Кайнс.

– И все в порядке? – спросил Лето. Челюсти Кайнса напряглись:

– Как планетолог и судья перемены я непосредственно подчиняюсь Империи… милорд.

Герцог мрачно улыбнулся:

– Но мы оба представляем себе действительное положение дел.

– Я напоминаю вам, что его величество поддерживает мою работу.

– В самом деле? И в чем же она заключается?

В наступившем молчании Полу подумалось: «Он слишком крепко навалился на этого Кайнса». Пол глянул на Холлека, но менестрель‑воин глядел вниз, на пустынный ландшафт.

– Вы, конечно, имеете в виду мои функции планетолога? – жестко проговорил Кайнс.

– Естественно.

– В основном это биология и ботаника сухих земель и кое‑какие геологические работы – бурение коры, эксперименты. Возможность одной планеты трудно исчерпать.

– Вы проводите исследования специи?

Кайнс повернулся, Пол обратил внимание на суровый очерк щеки:

– Любопытный вопрос, милорд.

– Имейте в виду, Кайнс, теперь это мой файф. И мои методы иные, чем у Дома Харконненов. Пока я знаю результаты ваших исследований, я спокоен. – Он посмотрел на планетолога. – Харконнены не поощряли работ в этой области, не так ли?

Кайнс глянул назад не отвечая.

– Можете говорить открыто, – сказал герцог, – не опасаясь за свою жизнь.

– Императорский суд отсюда действительно далеко, – пробормотал Кайнс, думая: «Чего добивается от меня этот мягкий, налитый водой пришелец? Неужели он считает меня дураком, способным записаться к нему на службу?»

Не отрывая глаз от курса, герцог хихикнул:

– Слышу кислую нотку в вашем голосе, сэр. Мол, явились на планету с толпой ручных убийц, не так ли? Да еще хотят, чтобы все тут же признали, что они не Харконнены.

– Читал я вашу пропаганду, которой вы затопили деревни и стойбища, – ответил Кайнс. – Любите доброго герцога! Ваш корпус про…

– Эй, там! – рявкнул Холлек. Оторвавшись от окна, он наклонился вперед.

Пол положил ладонь на руку Холлека.

– Гарни, – сказал герцог и обернулся, – этот человек слишком долго прожил под пятой Харконненов.

Холлек осел назад: «Эйя!»

– Ваш Хават искусен, – сказал Кайнс, – но цель его достаточно ясна.

– Значит, вы откроете нам эти базы.

Кайнс резко ответил:

– Они – собственность его императорского величества.

– Но их же не используют!

– Их можно будет использовать.

– Разве его величество соперничает со мной?

Кайнс твердо глянул на герцога:

– Арракис мог бы стать раем, если его правители умерили бы прыть в погоне за специей.

«На мой вопрос он не ответил», – подумал герцог и добавил:

– Неужели планета может стать раем за так, бесплатно?

– Зачем деньги, – отвечал Кайнс, – если на них нельзя купить необходимого?

«Именно», – подумал герцог и произнес:

– Обсудим это потом. Как раз сейчас мы, похоже, вылетаем за пределы Барьера? Лететь тем же самым курсом?

– Тем же самым, – пробормотал Кайнс.

Пол выглянул из окна. Каменные развалины под ними стали уступать место мягким складкам, резким обрывом переходившим в каменную равнину. За обрывом до горизонта громоздились полумесяцы дюн, и то тут, то там на песке виднелся темный мазок, неровное пятно, – а может быть, это проступали скалы. В нагретом воздухе Пол не мог точно разглядеть.

– Есть внизу какие‑нибудь растения? – спросил Пол.

– Немного, – отвечал Кайнс. – Зона жизни этих широт в основном образована теми, кого мы зовем – малые похитители влаги. Они нападают друг на друга, отнимая выступившие капли росы. Некоторые участки пустыни просто кишат жизнью. И все они научились выживать в этих условиях. Если вы затеряетесь где‑то внизу, придется или приспособиться к этой жизни, или умереть.

– Значит, они крадут воду друг у друга? – поинтересовался Пол. Мысль эта взбесила мальчика. Тон выдавал его.

– Бывает и так, – отвечал Кайнс, – но я хотел сказать несколько иное. Видите ли, моя планета требует особого отношения к воде. Ее приходится все время искать. Нельзя терять ничего, в чем есть вода.

«… Моя планета!» – подумал герцог.

– Возьмите градуса на два к югу, милорд, – сказал Кайнс, – с запада надвигается песчаный заряд.

Герцог кивнул. Он уже заметил вздыбившееся светло‑коричневое облако пыли. Он наклонил топтер набок, замечая на крыльях догонявшего эскорта молочно‑оранжевые блики рассеянного пылью солнечного света.

– Обойдем бурю по краю, – сказал Кайнс.

– Этот песок, должно быть, и впрямь опасен, если влететь прямо в облако, – заметил Пол. – Неужели он может разъесть даже самый прочный металл?

– На такой высоте это не песок, а пыль, – ответил Кайнс, – опасны отсутствие видимости, вихри, засорения воздухозаборников.

– А мы сегодня увидим настоящий добывающий комбайн? – спросил Пол.

– Весьма вероятно, – отвечал Кайнс.

Пол откинулся назад, вопросов он более не задавал, пытаясь в состоянии сверхвосприятия, как учила его мать, зарегистрировать личность. Кайнс был записан теперь в его памяти: тон голоса, черты лица, каждый жест. Небольшой бугорок на левом рукаве балахона – там нож в ручных ножнах. Грудь тоже странно вздымалась. Говорили, что в пустыне в поясе носят необходимые вещи. Судя по всему, под балахоном была скрыта всякая всячина, но никак уж не пояс‑щит. Одеяние Кайнса на шее было сколото медной булавкой с гравированным подобием зайца. Другая булавка со схожим изображением свисала с угла капюшона, отброшенного за плечи.

Холлек повертелся в своем кресле рядом с Полом, потянулся назад и извлек оттуда свой бализет. Пока Холлек настраивал инструмент, Кайнс оглядывался по сторонам, а потом все свое внимание уделил курсу.

– Что бы вы хотели услышать, юный господин? – спросил Холлек.

– Выбирай сам, Гарни, – ответил Пол.

Холлек приложил ухо к деке, тронул струну и мягко пропел:

Наши отцы ели манну в пустыне,

Где земля опаляет, где смерчи проходят.

Боже, выведи нас из ужасной земли!

Спаси нас… ах, спаси нас –

Выведи из сухой и безводной земли.

Кайнс глянул на герцога и сказал:

– Вы путешествуете с небольшим отрядом охраны, милорд. Все ли из них одарены таким количеством талантов?

– Гарни, – усмехнулся герцог, – о, Гарни, у нас – один. Я ценю его глаза. Они не упускают ничего.

Планетолог нахмурился.

Не пропустив даже ноты мелодии, разговор перебил Холлек:

Ведь я как филин в пустыне, оу!

Ай‑я! Как филин в пусты‑не!

Герцог потянулся вниз, взял микрофон с приборной доски, нажатием большого пальца включил его и произнес:

– Лидер эскорта Гемма. Летающий объект слева в секторе 5, определите.

– Птица, – сказал Кайнс и добавил – У вас острые глаза.

Громкоговоритель на панели затрещал, потом выговорил: «Эскорт Гемма. Объект обследован с максимальным увеличением – это большая птица».

Глянув в указанном направлении, Пол заметил вдали крошечное пятнышко, шевелящуюся точку, и подумал: «Насколько же насторожен отец! Все чувства в полной готовности».

– А я и не знал, что столь крупные птицы могут так далеко залетать в пустыню, – сказал герцог.

– Должно быть, орел, – ответил Кайнс, – земные существа приспособились и к этим местам.

Орнитоптер летел над голой каменистой равниной. Глядя вниз с высоты в две тысячи метров, Пол заметил на неровной земле тени их топтера и эскорта. Земля внизу казалась плоской, но неровная тень свидетельствовала об обратном.

– А кто‑нибудь выходил живым из пустыни? – спросил герцог.

Музыка Холлека притихла. Он наклонился вперед, желая расслышать ответ.

– Не из глубокой пустыни, – ответил Кайнс. – Несколько человек вышли из второй зоны. Они выжили потому, что шли каменистыми местами, где мало червей.

Интонации в голосе Кайнса привлекли внимание Пола. Он весь собрался, как учили его.

– Ах‑х, черви, – сказал герцог. – Хорошо бы поглядеть хотя бы на одного!

– Это может случиться уже сегодня, – проговорил Кайнс. – Где специя, там и черви.

– Всегда? – спросил Холлек.

– Всегда.

– А черви и специя как‑нибудь связаны? – спросил герцог.

Кайнс обернулся, и Пол увидел, как шевельнулись его сухие губы:

– Они защищают пески со специей. У каждого червя есть своя территория. Что касается специи… кто знает? Те экземпляры червей, которые мы обследовали, заставляют предположить, что в их органах происходят сложные химические реакции. В трахеях мы находим следы соляной кислоты, вообще, более сложные кислоты имеются повсюду. Я подарю вам свою монографию об этом.

– Значит, щит бесполезен? – спросил герцог.

– Щит! – Кайнс пренебрежительно усмехнулся. – Да только включите щит неподалеку от червя – и ваша судьба решена! Черви немедленно забывают про все границы участков и бросаются на щит. Никто из включивших в пустыне щит не выжил после подобной атаки.

– Как же тогда происходит ловля червей?

– Убить червя целиком можно только одним способом – высоковольтным разрядом по каждому сегменту, – ответил Кайнс. – Их можно оглушить и разорвать на части взрывчаткой – но каждый сегмент живет собственной жизнью. Кроме атомного взрыва, я не знаю другого способа уничтожить крупного червя. Они невероятно живучи.

– Значит, их никогда не пытались перебить? – спросил Пол.

– Слишком дорого, – согласился Кайнс. – Слишком большие площади.

Пол откинулся. Чувство правды, восприятие оттенков интонаций говорили, что Кайнс лжет, отделывается полуправдой. Он подумал: «Если специя и черви как‑то связаны, покончить с червями – значит покончить и со специей».

– Скоро никому больше не придется выходить пешком из пустыни, – произнес герцог. – Вот передатчик на груди. Нажми кнопку – и спасатели уже в пути. Скоро такие будут у каждого из наших работников. Мы организуем специальные спасательные отряды.

– Весьма похвальное намерение, – отозвался Кайнс.

– Но тон ваш выдает несогласие, – возразил герцог.

– Несогласие? Почему же? Я не против, но статические разряды после песчаных бурь забьют любой сигнал. А передатчики статика закорачивает. Знаете ли, это уже пробовали, но Арракис строг к приборам. К тому же, когда червь вышел на охоту, много времени не остается. Чаще всего не больше пятнадцати или двадцати минут.

– И что же вы посоветуете? – спросил герцог.

– Вам нужен мой совет?

– Да, совет планетолога.

– И вы последуете ему?

– Если он будет разумным.

– Очень хорошо, милорд. Никогда не путешествуйте в одиночку.

– А если отряд разметала буря и ты вынужден идти на посадку? – спросил Холлек. – Что‑нибудь сделать можно?

– Что‑нибудь можно сделать всегда, – ответил Кайнс.

– А что сделаете вы? – спросил Пол.

Кайнс сурово глянул на мальчика, вновь перевел взгляд на герцога:

– Я проверю, цел ли конденскостюм. Там, где червь не достанет, в скалах, я бы остался у аппарата. В открытых песках я постараюсь немедленно отойти от машины, подальше и побыстрее. Достаточно километра, а потом укроюсь под балахоном. Червю достанется аппарат, но он, может быть, минует меня.

– А потом? – спросил Холлек.

– Надо подождать, пока червь не уберется восвояси. – Пожал плечами Кайнс.

– И это все? – спросил Пол.

– Когда червь удалился, можно попробовать уйти из этого места, – продолжил Кайнс. – Идти надо тихо, избегать гремящих песков, приливов в пылевых котловинах – прямо к ближайшим скалам. Их много. Так что можно и добраться.

– Гремящие пески, что это? – переспросил Холлек.

– Определенное состояние песка при уплотнении, – ответил Кайнс. – Легкий шажок по ним отзывается барабанным боем. Черви никогда не пропускают такого.

– А приливы в пылевых котловинах? – продолжил герцог.

– Котловины – это такие углубления в пустыне, столетия заполняемые пылью. Некоторые настолько велики, что в них есть и течения и приливы. Они поглотят любого, кто по неосторожности вступит в них.

Холлек откинулся назад и провел рукой по струнам. Наконец он запел:

Дикие твари рыщут доныне,

Ожидая заблу‑удшего,

Ох‑х‑х, не искушай же демона пустыни

Во избежание ху‑у‑удшего.

Всюду угрозы…

Он резко оборвал песню, наклонился вперед:

– Впереди пылевое облако, сир.

– Вижу, Гарни.

– Его мы и ищем.

Пол перегнулся, чтобы заглянуть вперед, и заметил километрах в тридцати перед ними желтое облако пыли на поверхности пустыни.

– Одна из ваших фабрик‑краулеров, – сказал Кайнс. – Она на поверхности, – значит, под ней специя. Облако – это выброшенный песок, когда специя уже отсортирована. Такое облако не спутаешь с другим.

– Над ней летательные аппараты, – сказал герцог.

– Вижу двух… трех… четырех наблюдателей, – проговорил Кайнс. – Они ждут появления следа червя.

– Следа? – переспросил герцог.

– Песчаной волны, движущейся к краулеру. На поверхность выбрасывают и сейсмозонды. Иногда черви передвигаются так глубоко, что не видно никакого следа. – Кайнс оглядел небо. – Вблизи должен быть и носитель, только я его что‑то не вижу.

– А червь приходит всегда? – спросил Холлек.

– Всегда.

Нагнувшись вперед, Пол тронул Кайнса за плечо:

– А какой величины участок у червя?

Кайнс нахмурился. Дитя это задавало взрослые вопросы.

– В зависимости от размера.

– А какие вариации? – поинтересовался герцог.

– Большой охраняет три‑четыре сотни квадратных километров, маленькие же… – он умолк. Герцог внезапно включил тормозные двигатели. Аппарат вздыбился, в хвостовых гондолах двигатели, пошептывая, затихали. Теперь он стал уже орнитоптером, крылья которого медленно вздымались и опускались. Не отпуская управления, герцог указал левой рукой на восток от фабрики‑краулера.