Глава III. Западно-европейские путешественники.

§1. Крымские татары в описаниях польских путешественников.

В конце XVIII – начале ХІХ вв. продолжительные зарубежные путешествия были очень популярны среди представителей образованной европейской знати. После событий 1783 г. Крым раскрылся для европейских пилигримов, хотевших изучить памятники античности и средневековья, лично познакомится с красотами природы, с традициями и бытом местных народов этого легендарного края. Именно с конца XVIII – начала ХІХ в. полуостров посещают многие европейские ученые, дипломаты, общественные деятели. Во время поездок многие из вояжеров вели дневниковые записи, которые в дальнейшем легли в основу их мемуаров и литературных произведений. Так в эпоху Просвещения получил развитие особый жанр путевых записок, или, как это принято в специальной литературе – травелога – рассказа о посещении отдаленных стран, культура которых несколько отличалась от европейской. Произведения иностранцев содержат множество ценных свидетельств, которые невозможно выявить в других источниках. Англичане, немцы, французы, поляки, посещавшие крымский полуостров, часто преследовали отличные от отечественных пилигримов цели. Зачастую они совершали не только туристические поездки или исследовательские миссии, но и занимались миссионерством и изучением мероприятий, которые предпринимало правительство для усиления военного потенциала южных территорий, завоеванных Российской империей.

Особый вклад в развитие и исследование Крыма внесли польские путешественники.

§1.1. Происхождение, субэтносы и мировоззрение.

Поскольку на научном уровне дискуссия об этногенезе крымских татар до сих пор не окончена, свидетельства и размышления польских путешественников на эту тему имеют немалое значение. Карлу Качковскому принадлежит единственный известный на сегодня дневник, изданный в Варшаве в 1829 году в четырех томах, где Крыму посвящена последняя книга: «Dziennik podróży do Krymu» («Дневник путешествия в Крым»). Лишь в наши дни появились первые переводы этого произведения на русский язык – четвертого тома в целом и отдельных страниц. В 1825 году Карл Качковский приехал в Одессу, где случайно повстречался с Адамом Мицкевичем, с которым даже собирался совершить совместную поездку в Крым. По неизвестным причинам поездка не состоя-лась, и К. Качковский отплыл в Крым самостоятельно. На полуострове он пробыл с 14 по 25 сентября. На основе своих наблюдений К.Качковский рассматривал крымских татар с позиций европоцентризма – как благородных, но все же варваров: «...отнеся их к скотоводческо-земледельческому народу, считаю это большим шагом в цивилизованное общество. Потому что самый трудный переход от первого состояния, т. е. охотничьего, ко второму – скотоводческому, был уже позади».[63] Однако склонности к сложным земледельческим операциям он в крымских татарах не увидел: «Не видно ни фиг, ни маслин, ни шелковиц, ни виноградных плантаций. Здесь больше занимаются пашней и скотоводством. Вообще сверх необходимого редко кто берет землю <...>. На Южном берегу татары еще более ленивы, так как щедрая природа их во всем одарила».[64] В первой половине 1843 года Эдмунд Хоецкий, по примеру Александра Пушкина и Адама Мицкевича, вместе с графом Ксаверием Браницким (бывшим польским гетманом и тестем новороссийского генерал-губер-натора Михаила Воронцова) со-вершил путешествие по Крыму, старательное описание которого оставил друзьям. Книга была издана в Варшаве через год в отсутствие автора его друзьями −«Wspomnienia z podróży po Krymie» («Воспоминания из путешествия по Крыму»), опубликованная в 1845 году в Варшаве – самая большая на сегодня среди произведений других вояжеров. У Эдмунда Хоецкого было достаточно времени, чтобы начать различать субэтносы крымских татар: «Чтобы хорошо узнать татар, надо их разделить на три части: первые – приморские, вторые – горцы и последние – степные. А поскольку не отличаются они религией, ни происхождением, все же это распределение является достаточным для предоставления каждой части присущих ей оттенков».[65] Особенности крымских татар, по мнению вояжера, распределяются так: «Приморские татары щедро одарены природой, не нужно им предаваться излишнему труду для выживания, живут на восточный лад в праздности и размышлениях …. Горцы менее счастливы, суждено им вести жизнь рабочую, и поэтому, как и из-за здорового воздуха гор, которым дышат, они намного выше, сильнее и мужественнее. Степные татары крепкого телосложения, все же имеют развитый ум и стать часто смиренную и спокойную».[66] Систематизация, предложенная вояжером, является одной из первых в европейской литературе вообще. Иногда приоритет подобного разделения приписывают Петеру Палласу на основании следующего фрагмента: «Татар, живущих в Крыму, можно разделить на три отдела. В первом – ногайцы, как доказывают черты их лиц, наименее смешанные потомки монгольской расы. Во втором отделе – татары, населяющие равнину, или степи Крыма до гор и северную часть последних, и которые в Перекопском уезде, где они наименее смешаны, сохранили много сходства с монголами в чертах лица, имеют редкую бороду, занимаются скотоводством более горных татар; пашут землю, но не имеют влечения к садовой культуре. Наконец, в третьем отделе – татары, населяющие южные долины гор, очень смешанная раса, по-видимому происходящая из разных остатков народов, загнанных в Крым во время монгольского владычества. Этот отдел, как мы уже говорили выше, обладает совершенно иными чертами лица, имеет более густую бороду, волосы светлее, чем у прочих татар, и не почитается последними, давшими ему презрительное имя – тат, истинными потомками их народа».[67] Однако при ближайшем рассмотрении можно заметить и принципиальное отличие во мнениях путешественников: так, П. Паллас причисляет к крымским татарам ногайцев из Северной Таврии, но не выделяет отдельно южнобережных жителей; классификация Э. Хоецкого, наоборот, отдельно включает «южнобережцев» и исключает ногайцев.

Впрочем, известный лингвист-ориенталист Илья Березин смотрел на вопрос проще, утверждая, что «татары разделяются на горных и степных, горные татары говорят наречием, близким к османскому, а степные – к татарскому».[68] Подобных же взглядов придерживался и другой известный российский, а затем советский востоковед Александр Самойлович: «Крымские татары делят себя на две части, как отмечал уже Радлов: на степных, с одной стороны, городских и горных – с другой».[69] Способность местных жителей к труду не вызвала у Эдмунда Хоецкого восторга: «Крымские татары тесно привязывают труд к своим потребностям; работают лишь столько, сколько нужно для собственного прокорма».[70] Э. Хоецкий обратил внимание и на расовые различия крымских татар: «В и так малом краю, среди 250 000 татар, проживающих в Крыму, отчетливо наблюдаются два племени совершенно различного корня. Первое, монгольское, отличается низким ростом, широким лицом, приплюснутым носом, выпуклыми щеками и косыми глазами. Татары второго племени, без малейшего сомнения кавказского происхождения, рослые и прекрасные, происходят, как кажется, от смешения крови генуэзцев, греков, может и готов».[71]Относительно же происхождения крымских татар вообще, то вояжер, несомненно, относил их к потомкам монгольских орд Чингисхана. В 1850 году с целью поправить рано утраченное здоровье Антоний Марчинковский осуществляет длительную поездку на Юг Украины: из Киева вдоль Днепра до Херсона, оттуда – в Одессу и морем – в Крым. В пути его сопровождали друзья, в частности Зенон Фиш – ближайший соратник в публицистической деятельности. Пространные воспоминания о путешествии, двухтомник «Stepy, morze i góry» («Степи, море и горы»). Антоний Марчинковский начал знакомство с евпаторийскими татарами с того, что повторил тезис обоих своих предшественников о вдохновении к труду туземцев: «...татары трудолюбивы тогда только, когда не имеют на что жить».[72]Подобно Эдмунда Хоецкому А. Марчинковский выводил начала крымских татар из армии Чингисхана. Крымскотатарская антропология также интересовала вояжера. В одном месте своих воспоминаний он писал: «Среди татар есть две отдельные расы, одна чисто монгольская: лицо сплющенное, глаза узкие, нос плоский, уста выдающиеся, цвет лица желтый, борода и усы плохо растут, вторая – с чертами расы кавказской: носы прямые, глаза черные, цвет лица белый; вид их напоминает черкесов и казаков».[73] Позднее он добавлял: «Трудно сказать, татары от прибытия сюда хранили чистоту своей расы или, смешанные с греками, генуэзцами, турками и черкесами, потеряли свою монгольскую физиономию... Племя Южного Крыма своей осанкой и прекрасными чертами лица полностью отличается от соседей и соплеменников своих, татар ногайских, в которых видимым есть след монгольского происхождения».[74] Летом 1895 года Эдвард Павлович отправился в Крым – посетил Ялту, окрестные поселения Южного берега и Севастополь. В конце 90-хгодовХІХ века опубликовал ряд своих воспоминаний, в частности из вояжа по Крыму Не был в целом оригинальным в антропологическом описании и Эдвард Павлович: «Среди людности татарской, которая преобладает в Крыму, выделяются два типа: монгольский, населяющий преимущественно степную часть – с косыми глазами и плоским лицом…. второй, вероятно кавказский, отмечается сходством черт, стройной и прекрасной осанкой».[75] Вояжер уделил внимание и национальному характеру крымских татар: «...он является спокойным и, право, пассивным; зато религиозность непреклонна. Они привязаны к своим обычаям, нарядам, образу жизни, и, несмотря на влияние правительственных городских и сельских школ, остались им до сих пор верны».[76] Других польских путешественников антропология и национальная психология крымских татар не интересовала.

§1.2. Хозяйственные занятия. Жилища и гостеприимство.

Главным занятием крымских татар всегда являлось скотоводство. Это было настолько очевидным для польских вояжеров, что они не всегда акцентировали на нем внимание, описывая преимущественно другие занятия. Карл Качковский, например, встретил на своем пути село Дерекой, чьи жители, «татары достаточно зажиточные, главный товар торговли – орехи, которые называются фундуком. Много его отправляется в Одессу по рублю и сорок копеек».[77] Эдмунд Хоецкий обратил внимание на иные занятия. Например, по его наблюдениям, крымские татары с Южного берега отдают предпочтение пассивному садоводству: «...под тенью своих фруктовых деревьев в облаке табачного дыма считают фрукты и ожидают времени сбора, спокойно взирая на них».[78] О степных жителях ему известно, что они «обрабатывают в поте лица землю и занимаются кормлением стада, занимаясь крупными сделками – шкурами и хлебом, они зарабатывают значительные суммы».[79] Антонию Марчинковскому пришлось встретиться также с городскими крымскими татарами: «Татары не отличаются богатством; в Евпатории есть только двое татар – купцов-капиталистов, остальные либо нанимаются на работы, либо торгуют мелкими, преимущественно турецкими, товарами».[80]Подобная ситуация сложилась и в других городах полуострова. Неожиданно большое внимание обратил на хозяйство туземцев Эдвард Павлович. Сначала он описал занятия южнобережных татар: «Управление с садами фруктовыми и овощными, на чем специализируется татарская раса, а также многочисленные винные погреба – кроме того, неустанные занятия на пристани, где движение товаров требует длительных услуг – гарантирует работнику устойчивый ежедневный заработок. Обладатели же ездовых лошадей от их найма также имеют немалую выгоду».[81] Но без внимания вояжера не осталось также хозяйство в других частях Крыма: «Кормление овец и лошадей составляет главное занятие в степи; горцы же овладели торговлею, а коров, учитывая нехватку пастбищ в окрестностях гор, имеют немного».[82] По воспоминаниям Анны Воланьской-Дзедушицкой и Адама Сераковского, важным занятием крымских татар является работа извозчиками на железнодорожных станциях, некоторые возницы имели такой авторитет, что вояжеры предпочитали заказывать именно их услуги. Значительное внимание путешественники обратили и на жилища крымских татар. Карл Качковский записал: «Татары везде нас принимали гостеприимно. Дома их чистые, украшенные полотенцами (в одном из них насчитали их 44). Они висели вокруг стен. Края рушников искусно вышиты, у богатых прибавляется к ним золото и серебро. Дома не имеют стиля, крыши построены открытыми, плоскими, служащими одновременно и потолком. Окна без стекол, только с удлиненными деревянными решетками. Вокруг стен лежат низкие диваны (скорее матрасы), покрытые перкалем, на них подушки, удобные для спинок. Весь пол застелен рогожей или грубой дерюгой, словом, их дома приятны чистотой».[83] Что до функционального назначения крыш, то «по ним ходят и переходят из дома в дом. Крыша также является местом, где женщины делают некоторые свои работы, такие как сушка плодов, льна и т. д. Наконец, домашний скот, возвращающийся с пастбищ, также там размещается».[84] Что характерно, дома с плоской крышей, так запомнившиеся вояжеру, строились исключительно в горных районах, будучи, по мнению этнографа Бориса Куфтина, лучше всего приспособленными к сейсмоактивной местности.[85] Известен путешественнику и обычай разделять дома на женскую и мужскую половины. Гостеприимство крымских татар также очень быстро стало «общим местом» в записках польских вояжеров. Сам К. Качковский писал о нем так: «Татары на всем Южном берегу чрезвычайно гостеприимны, еще больше, чем по ту сторону гор, потому что их редко кто посещает. Как только куда-нибудь приезжаем, сразу же сходятся люди, внимательно к нам присматриваются, каждый прикладывает руку к груди, любезно приветствуя словом «Хошкелдин!» («Счастливого прибытия!»). Ответ со стороны путника – «Хошкельдук!», и уже полное расположение с их стороны».[86]Что касается платы за услуги, то «ни один татарин не упоминал о плате, но и без кривляний и без благодарности принимал дары, которые ему преподносились».[87] Эдмунд Хоецкий также оставил в целом положительные отзывы о домах крымских татар: «Несмотря на бедность татар чистотой их помещений можно засматриваться. Домик, обычно прижатый к скале, построенный в виде куба и с огородом на крыше, еженедельно белят и моют. Комнату внутри, чистую, отбеленную, обкладывают по полу подушками и софами, стены украшают вышитыми полотенцами и скатертями. Лошади, подушки и одеяла – вот три вещи, которые та-тары стараются иметь наилучшими».[88] Подобно своему предшественнику Эдмунд Хоецкий акцентировал внимание на гостеприимстве крымских татар: «Постучав в любой дом, можно быть уверенным, что мед, молоко и фрукты тотчас будут выставлены дорогому гостю без единого требования платы за это».[89] Вообще, практически во всей путевой литературе «гостеприимство отмечается как общая черта всех полуостровных жителей».[90] В другом поселке вояжер остановился на ночь в доме местного муллы, где «внутри есть отдельная комната, предназначенная только для путешественников». Оставил Э. Хоецкий и описание этого дома: «Гостевая комната чистая, вокруг украшена коврами и диванами, под потолком развешаны шитые золотом полотенца».[91] Что интересно, Антоний Марчинковский впервые остановился на ночлег в крымскотатарском доме в том же поселке в Байдарской долине, что и Карл Качковский ровно за 25 лет до него. Вот как он описал первое впечатление: «Тот же вид, что и в наших крестьянских избах, только другая отделка и прочая меблировка; прежде всего, пол устлан рогожей; вместо скамей матрасы, или софы, обитые материей, с подушками по кругу, которые служат для удобного сидения, на одной стене – полки, занавешенные шторами, на них – много подушек и одеял... Но характерная вещь – это развешанные на шнурках возле потолка полотенца, вышитые цветным хлопком, будто цветами и птичками …. Окошки маленькие, низкие, без стекла, отверстие только было перегорожено тремя деревянными досками. Перед домом, на столбах навес».[92]Так же как и Карл Качковский Антоний Марчинковский наблюдал разделение дома на мужскую и женскую («geniceon» по терминологии вояжера) части. Эдвард Павлович внутри традиционного жилища не побывал, однако оставил небольшое описание внешнего вида поселения: «Деревни татарские, расположенные обычно на склонах гор, – из глины и обломков скал – построены таким образом, что нижнюю их часть составляет помещение, а верхнюю – террасы, на которых, как в полуденной Италии, нередко видны грядки овощей или кустарники».[93]

§1.3 Женщины и девушки.

Поскольку по мусульманским обычаям женщин в крымскотатарских поселениях приходилось прятать от глаз чужеземцев, то вполне понятен интерес польских путешественников к этой стороне жизни крымских татар. Проявил интерес Карл Качковский: «Их женщины очень заняты хозяйством. За этим их чаще всего и можно видеть, тогда они не так тщательно закрываются. Заинтересовавшись лицами татарок, я встал у зеркала и по отражению пристально всматривался в невестку, хлопотавшую по дому. Все татарки красят волосы красно-коричневой краской. Для этого они употребляют порошок, называемый киной, который торговцы привозят в Крым из Константинополя. Надо признать, что темно-кирпичный цвет волос очень помогает украшению лица».[94] Эдмунд Хоецкий был гораздо основательнее в своих воспоминаниях. «Татарские женщины, насколько их можно видеть, прекрасные, черноволосые, с большими темными глазами, которые блестят как угли из-под накинутых на них белых пелерин. Замужние дамы обрезают косы и завивают голову белым платком, концы которого свисают до колен. Девушки заплетают волосы в бесчисленное количество тонких косичек и разбрасывают их по плечам. На голове носят маленькую феску или красную шапочку, обшитую золотыми и серебряными монетами».[95] Обрисовал путешественник также и тенденции в моде крымских татарок: «Все любят бижутерию и различные женские украшения. Девушки и женщины, мужья которых дали обет воздержания, не используют белила и различные мази. Зато все замужние рисуют брови и ресницы черным, лицо смазывают белым и красным, ногти на руках и ногах, как и пятки – темно-желтым. Характерная вещь, что с недавних пор татарки начинают медленно вводить некоторые изменения в одежде, некогда бывшие неприемлемыми. Жительницы Бахчисарая ежегодно изобретают какие-то новые моды, а крестьянки, насколько возможно, стремятся им подражать».[96] Э. Хоецкий, единственный из польских вояжеров, остановился на некоторых свадебных обрядах крымских татар. В частности, он описал обычай выплачивать приданое просом, причем гора зерна должна быть выше роста невесты. Поэтому некоторое время назад постепенно начали отказываться от традиции в пользу фиксированной меры проса, поскольку шансы на замужество у невысоких девушек оказывались малы. Антоний Марчинковский во время вояжа так ни разу и не увидел кого-то из крымскотатарских женщин вблизи, поэтому вынужден был довольствоваться описаниями других путешественников, в частности Олимпиады Шишкиной, в чем он сам признался. Характерно, отмечал путешественник, что даже княжны не знают никакого другого языка, кроме татарского, не видят никого, кроме членов семьи, и, по их собственному выражению, «имеют в жизни три гроба – один в доме отца, второй – в доме мужа, а третий, собственный гроб, – в земле».[97] Одним из наиболее впечатляющих зрелищ, связанных с обычаями и традициями крымских татар, которые наблюдали польские путешественники, стал танец дервишей в Бахчисарае. Поскольку подобные явления привлекали наибольшее внимание в эпоху Романтизма, неудивительно, что именно Эдмунд Хоецкий и Антоний Марчинковский описали его. По словам Э. Хоецкого, «когда должна начаться их служба, собираются десятком и становятся плечом к плечу в очень тесный круг. В то же время тонким протяжным голосом начинают петь молитвы медленно начинают перегибаться то в одну, то в другую сторону, скоро их движения становятся все быстрее, наконец, стремительно наклоняясь то вперед, то назад, чуть не ударяясь о землю головой, издают пронзительный гортанный звук попеременно на низких и высоких тонах…так долго рычат, прижимаясь, друг к другу, порой можно только услышать громкий возглас одного из них в поощрение их движений, или носовой и плаксивый голос старшего, который во время того странного богослужения поет непрестанно, наконец, захлебываясь от усталости и крика, падают один за другим на землю, еще некоторые продолжают из последних сил, но скоро и эти, измученные, присоединяются на полу к своим предшественникам. Дервиши отдыхают минуту, после чего покидают мечеть».[98]

§2. Крымские татары в описаниях английских путешественников.

Большой вклад в изучении Крымского полуострова и крымских татар внесли английские путешественники. С 1783 по 1854 гг. Крым посетили около десятка странников из Великобритании, путевые заметки которых были изданы после окончания их путешествий. Среди британских подданных, посетивших Крым, было и много женщин, осуществлявших на полуострове самые различные миссии.[99] Произведения авторов-женщин, опубликованные в Англии за долгий период, с конца XVIII до начала XX в.в. являются красочной, наглядной и информативной сокровищницей сведений о Крымской земле в основном историко-этнографический характера. В жанровом отношении эти источники были многообразны: путевые записи, дневники, письма, отчеты о путешествиях и т.п. В «крымских» травелогах англичанок реализуются особенности, характерные для жанра путешествия. Эффект повествования прослеживается в четкой хронологической последовательности событий, очевидцем которых был автор (часто в форме писем или очерка). В путевых записях присутствует огромное количество деталей, относящихся к местному колориту (подробному описанию жизни и быта местных народов), а также, что немаловажно, мотив дороги - своеобразный каркас, на который нанизываются разнообразные сведения о чужой земле.

Достаточно неоднозначный вклад в изучение Крыма внесла английская путешественница Элизабет Кравен (1750–1828), которая осуществила вояж по Тавриде в 1786 г. В зарубежной и отечественной историографии за этой женщиной прочно закрепилась репутация не только писательницы и светской львицы, но и скандально известной авантюристки. Цель её пребывания на полуострове до конца не ясна, однако большинство исследователей связывает вояж путешественницы с разведывательной миссией, организованной англичанами для изучения военного потенциала российской армии в Северной Таврии и на Крымском полуострове. Э. Кравен родилась в известной аристократической семье графа Беркли 17 декабря 1750 г. 30 мая 1767 г. она вышла замуж за Уильяма Кравена. Спустя 13 лет лорд и леди Кравен расстались, после чего Элизабет отправилась в путешествие по Европе. В феврале 1786 г. она пребыла в Россию, где встретилась с Екатериной II. После посещения Санкт-Петербурга английская аристократка направилась в Крым весной того же года. По всей вероятности, она выполняла задание английского адмиралтейства, которое обратилось к ней с просьбой изучить военно-морские порты и крепости юга России. Результатом путешествия Элизабет Кравен стала книга «Путешествия через Крым в Константинополь», которая была издана в Лондоне в 1789 г., пробудившая большой интерес в английском окружении. На русском языке её травелог был издан в 1796 г. в Москве в переводе М. Руднича. Труд представляет собой собрание писем леди Элизабет к маркграфу Бранденбургскому Христиану Фредерику Чарльзу Александру. Это произведение является важным и ценным, потому что рассказывает о Крыме после присоединения полуострова к Российской империи. Англичанка стала очевидцем главнейших шагов, предпринимавшихся властями по преобразованию социально-экономической жизни в Тавриде в 80-е гг. ХІХ. Труд заключает в себе семь писем (XXXVIII – XLIV), затрагивающих Крым. Большую заинтересованность Э. Кравен проявила по отношению к крымским татарам, в особенности их семейный быт, традиции и религиозные обычаи. В одном из писем, написанных во время нахождения в Карасубазаре, она детально описала национальный костюм татарской женщины; рассказала о процессе богослужения в главной мечети города, а также охарактеризовала ремесло местного населения, которое занималось в основном производством сафьяна и других изделий из кожи[100]. Немаловажным вкладом в изучение быта и традиций крымских татар можно считать известного ученого, путешественника и преподавателя Эдварда Кларка (1769–1822).Он посетил Крым в 1800 г. Находясь в Бахчисарае, Эдвард Кларк посетил Ханский дворец. Вояжер осмотрел все комнаты дворца, а также заметил некоторые изменения, произошедшие с внешним обликом этого архитектурного сооружения, после посещения Екатерины II, по мнению англичанина, дворец понемногу лишался своей восточной идентичности, так как над его восстановлением трудились только европейские мастера, владевшие очень отдалёнными представлениями о традициях восточной архитектуры. В 1821 и 1823 гг. в Лондоне были изданы две интересные работы английской путешественницы Мери Холдернесс. «Замечания касательно обычаев Крымских татар, написанные в течении четырехлетнего пребывания среди этого народа» и «Новая Россия: Путешествие из Риги в Крым, через Киев с прилегающим отчетом о Колонизации, а также о нравах и обычаях колонистов Новороссии, к которому добавлен записки о крымских татарах» представляют собой ценнейший источник по истории и этнографии народов Крыма первой половины XIX в.[101] Мэри Холдернесс, английская путешественница, жившая в Крыму в деревне Карагоз в 1816-1820 гг., отмечала в Бахчисарае и Карасубазаре мануфактуры по заточке ножей. Татары-наездники носили зимой огромные просторные плащи, называемые «боурка», которые изготавливали из шерсти ржаво-коричневого цвета, либо выкрашивали в черный, кроме того, носили плащи из шкур овец.[102] М. Холдернесс более подробно рассказывала о женских ремеслах, ювелирном и кожевенном производстве: вся крымская обувь изготавливалась в Бахчисарае и Карасубазаре, а потом направлялась в другие города. Все крестьяне носили обувь из грубой воловьей кожи, которую автор сравнивала с русскими лаптями, а также отмечала ценность воловьей кожи.[103] Крымские татары разводили в большом количестве овец и закалывали ягнят в очень раннем возрасте, тогда их шкурки после соответствующей обработки весьма ценились и вывозились в Москву.[104] Женщины носили массу ювелирных изделий местного производства: различные украшения из серебра, стекла, латуни, свинца, а также золота с цветными камнями; широкие бархатные пояса, украшенные большими в форме ладони пряжками из тех же металлов.[105] «Татарские женщины прядут и ткут ткани для белья себе и своим мужьям. Жены мурз носят белье из местного шелка, и, хотя оно не лучшего качества, все же достаточно дорого. Крестьяне летом носят одежду полностью из белого полотна и выглядят весьма аккуратно».[106] Путешественница отмечала, что в грязную погоду все носят высокие деревянные башмаки; «их тапочки, расшитые серебром, стоят очень дорого, некоторые из них, которые мне пришлось видеть, были тонко сработаны и стоили 25 рублей пара».[107] Р. Лайолл, английский врач и ботаник, путешествовший по Крыму в 1822 году, в Бахчисарае отмечал торгово-ремесленные лавки шорников, оружейников, башмачников и особенно ножовщиков, чьи товары очень славились в Константинополе и имели хорошую закалку, хотя и были грубо сработаны. Путешественник купил в лавке много мелких кожаных кошельков, кисетов для табака, записных книжек, мелких серебряных монет, которые намеревался дарить там, где он бы останавливался пообедать или на ночлег.[108] Он писал, что Карасубазар издавна славился производством красного и желтого сафьяна, и не без основания, этот сафьян имеет отличное качество, он очень мягок, как шелк, в тоже время и прочен. Множество кожевенных, мыльных и свечных заводов находится в Карасубазаре, а также черепичных мастерских, т.к. все дома имеют наклонную кровлю, покрытую черепицей.[109]Также он описал национальную крымско-татарскую одежду, турецкую кофейню, а также порядок мусульманского богослужения в одной из городских мечетей, исследовал быт и обычаи народа. Особое внимание вызывает восьмая часть его сочинения, в которой повествуется о поэзии, медицине и народном образовании крымско-татарского этноса Его двухтомный труд «Travels in Russia, The Krimea, The Caucasus and Georgia» («Путешествие в Россию, Крым, Кавказ и Грузию») был издан в 1825 году в Лондоне.[110] О Карасубазаре в своем очередном письме писала Миледи Кравен, посетившая Крым в 1786 г.: «Главная торговля этого города состоит в кожах, которыми мы называем сафьянами разных цветов: желтой, красной, зеленой и голубой. Его можно купить очень дешево и он так мягок, как атлас. Бесчисленное множество баранов, которыми поля покрыты, доставляют им очень много дешевых кож. Здесь-то и продаются прекраснейшие и самые дорогие мехи. Пестрые ягнячьи кожи также весьма хороши».[111] В Крыму побывала Мария Гатри, одна из многочисленных путешественников конца XVIII начала XIX века. Все ее заметке о Крыме и крымских татарах были изложены в сочинении «Путешествие в Крым», которое было опубликовано в Лондоне в 1802 г. Она посетила почти все крупные города полуострова. Особый интерес представляет антропологическая характеристика крымских татар. Мария Гатри выделила среди них три основных типа: в степной части полуострова обитали татары (или ногайцы) с широкими скулами, узкими глазами, по мнению исследовательницы похожие на калмыков; второй тип она связывала с местным (готским населением), которое обитало в горах, а третий принадлежал настоящим крымских татарам с чертами лица подобными европейским, населявшим предгорья и долины Крыма. Кроме того, английская путешественница изучила их национальный костюм, жилища, характер и нравы, способы приготовления национальных блюд, а также погребальный и свадебный обряды.[112] Большое внимание путешественница уделила ремеслу крымско-татарского народа. Очередное письмо она посвятила обработке кож и изготовлению сафьяна в Карасубазаре: процесс очистки кож начинался с замачивания их на 24 часа в холодной воде, чтобы очистить их от крови, далее мясистые участки соскребали специальными скребками. Далее шкуры вымачивали в течение десяти дней в холодной известковой воде, чтобы размягчить шерсть и облегчить их удаление.[113] Следующие 15 дней кожи вымачивали в чистой холодной воде, потом промывали в проточных водах, последняя вода была насыщена раствором собачьего помета, который полностью размягчал остатки шерсти и позволял окончательно очистить ее. Шкуры сушили, далее пропитывали четыре дня настоем из пшеничных отрубей, далее — в медово-водном настое (28 фунтов к пяти ведрам), вскипяченном и остуженном до температуры парного молока, потом кожи помещались под пресс в емкость с отверстиями в дне, чтобы стекла вода. Далее — в раствор соли (1 фунт к пяти ведрам воды). Следующим этапом была окраска кож. Готовили крепкий отвар из полыни однолетней (четыре фунта к десяти ведрам воды) краситель всех цветов, в которые окрашивали кожи в Тавриде, Астрахани и других татарских городах, состав этой краски до сих пор составляет секрет. Для получения красного цвета фунт порошковой кошенили смешивали с 10 ведрами желтого отвара полыни, кипятили полчаса с 5 или 6 драхмами квасцов, затем заливали раствором кожи в специальных сосудах. Далее кожи дубили в настое дубовых листьев, кожи становились мягкими и эластичными. Промытые в воде кожи натирали оливковым маслом и лощили с помощью деревянных роликов. На этом оканчивался процесс производства сафьянов. В желтый цвет сафьян красили крепким отваром полыни (20 фунтом к 15 ведрам), не добавляя никаких примесей, кроме двух фунтов квасцов, добавляемых постепенно и частями. Окрашенные в два этапа кожи также промывали, натирали маслом и придавали лоск. Существовали некоторые различия в окраске в желтый цвет: кожи помещали не в соль и медовый раствор, а в настой отрубей и далее в отвар дубовых листьев, затем разминали ногами два дня, полоскали и развешивали на шесте, чтобы стекла вода. М. Гатри пишет, что не смогла раздобыть точные сведения по поводу окраски кож в зеленый и синий цвета, однако хочется отметить, что ее наблюдение является наиболее полным и богатым подробностями описанием технологии древнейшего в Крыму производства сафьянов.[114]

Заключение

Историографический анализ работ предыдущих исследователей показал существенную неизученность записок путешественников конца XVIII – начала ХХ века в качестве источника по истории Крыма и крымских татар. Также неудовлетворительной является ситуация с изучением отдельных элементов творческого наследия путешественников по Крыму, их биографии малоизвестны, а более половины произведений не переведены и не введены в научный оборот. В данной работе была собрана, упорядочена и проанализирована вся известная информация о русских и западноевропейских путешественников в Крыму. Также введены в научный оборот все известные материалы: мемуары, дневники, исторические произведения, автобиографии, путевые письма, газетные очерки и воспоминания как таковые, что позволило обобщить наследие путешественников и рассмотреть путевые записки вояжеров в качестве целостного самостоятельного корпуса источников по истории Крыма и крымских татар. Наибольшее внимание вояжеров среди крымских народов привлекали крымские татары, причем в путевых записках прослеживаются не только фольклорные и бытовые мотивы, но и содержатся серьезные размышления о происхождении, национальном сознании, субэтнических группах и расовых особенностях крымскотатарского населения, наблюдения над его экономической жизнью, общественным укладом и мировосприятием. Творческое наследие русских и западноевропейских путешественников по Крыму и крымским татарам конца XVIII – начала ХХ века является значительным вкладом не только в собственно крымскую, но и в европейскую культуру. Его систематизация, классификация и другие исследования позволили значительно расширить круг вопросов, связанных как с феноменом путешественников по Крыму, так и с историей Крыма в целом. Можно утверждать, что в совокупности все записки русских и западноевропейских путешественников являются вполне самостоятельным, завершенным и самоценным корпусом исторических источников, который в значительной мере освещает вопросы истории, географии и экономики, хозяйства и инфраструктуры, культурного достояния и этнографии крымских татар. Всестороннее изучение и введение в научный оборот наследия вояжеров положительно повлияет на развитие не только отдельных аспектов источниковедения и историографии Крыма, но и всей отечественной исторической науки. В результате проведенного исследования русских и западноевропейских записок путешественников и этнографов, можно сказать, что крымские татары в период c конца ХVIII начала ХХ века имели развитую культуру: быт, традиции, обычаи. В ходе анализа путевых записок путешественников было установлено, что ремесленное производство крымских татар имело очень древние корни, базировалось на местном сырье, использовались архаичные инструменты, а технология производства тех или иных изделий часто составляла местный секрет и передавалась от поколения к поколению. Особенности крымскотатарского ремесла, одежды, жилища, свадебных обрядов нашли отражение не только не только в письменных документах, но и в материальных источниках. Сегодня богатые этнографические коллекции хранятся и экспонируются в музеях Крыма, Украины, России. Частные коллекции также хранятся в Турции, Узбекистане, Росиии и Румынии.