Институты судебного права в Новгородской и Псковской Судных грамотах.

Суд в Новгороде осуществляли новгородский владыка-архиепископ, княжеский наместник, посадник, тысяцкий. Князь не мог вершить суд без посадника, последний же осуществлял суд вместе с княжеским наместником, которому представлялось право пересмотра дела. Судебное сотрудничество посадника и наместника выражалось в деятельности их уполномоченных — тиунов: последние, каждый в отдельности и в присутствии представителей спорящих сторон (приставов) рассматривали дело, но не решали его окончательно. После этого дело переносилось в высшую инстанцию для доклада (окончательного решения) или на пересуд (для пересмотра). В суде высшей инстанции заседали сами наместник и посадник с 10 присяжными (из бояр и житьих людей). Эти присяжные составляли постоянно действующую судебную коллегию докладчиков, регулярно собиравшуюся во дворе архиепископского дома. Споры церковного человека с мирянином разбирал городской судья вместе с наместником архиепископа. Княжеские люди судились городским и княжеским боярами на территории резиденции князя (городища), пересуд по этим делам осуществлял сам князь в присутствии посадника.

На тысяцкого возлагалось руководство торговым судом и разбор дел полицейского характера (нарушение общественного порядка, мер и весов и т.п.). При участии посадника он разбирал споры новгородских и иноземных купцов. Споры купцов, ремесленников рассматривали корпоративные общественные суды — суды старост и братчины. Судебное право регламентировалось в ПСГ более обстоятельно, чем в Русской Правде. Процесс носил состязательный характер, но роль суда усилилась: вызов в суд по повестке («позовнице») и через судебного исполнителя («позовника»). Сохраняются упомянутые в Русской Правде судебные доказательства и появляются новые: судебный поединок («поле») и письменные доказательства, разделяющиеся на «доски» (частные расписки) и «записи» (официально заверенные документы). Возникает институт судебного представительства в судебном поединке («пособничество»), которым могли пользоваться только женщины, подростки, монахи, старые люди (ст. 68—69).