Третий курс. Начало ипохондрии

(продолжение)

Как провел остаток лета, не помню, но зато хорошо помню начало третьего курса. Начали мы изучать клинические дисциплины и теоретические, ко ужеимеющие отношение к клинике. Пошли такие предметы, как патологическая ана­томия, патологическая физиология, фармакология, тера­пия, хирургия. Учиться стало гораздо интереснее. Говорят, третий курс самый трудный. Второй закончил, считай себя студентом, третий — доктором. Так у нас говаривали. Я же больших трудностей в учебе не испытывал, а патологическаяанатомия оказала на меня совершенно потрясающее действие. Все болезни приводили к смерти. А мнительным я и так был.

На третьем курсе я заболел. Так до сих пор и не знаю, что со мной было. У меня, начиная с конца сентября, каждый день к 15.00 поднималась температура до37,2—37,6°, а 20.00 она нормализовалась. Во время подъема температу­ры я чувствовал себя разбитым, подавленным, не в своей тарелке. Голова становилось тяжелой, появлялись неприят­ные ощущения в области сердца. Кстати, это — подарок мне на всю жизнь. Неприятные ощущения в сердце я испытываю до сих пор, и какая-то несвежесть в голове есть. Когда я чем-то увлечен, этого не замечаю, когда же я оста­юсь по-настоящему с самим собою, то это хоть чуть-чуть, но чувствую. С этих пор я сплю только на левомбоку. Тя­жесть тела маскирует неприятное ощущение, и я засыпаю. Это сейчас. Тогда же я ко всем этим переживаниям отно­сился весьма серьезно и стал обследоваться вначале амбулаторно, а потом меня положили на обследование на ка­федру диагностики, где как раз я и проходил терапию. Ис­кали у меня ревматизм, туберкулез, бруцеллез, невроз. Об­следовали и желудочно-кишечный тракт. Лежал я больше месяца, а толку не было. Потом был профессорский обход. Профессор обратил внимание на мои большие глаза, и вы­писали меня с диагнозом «дистиреоз». В больнице я встре­тил весть о том, что у нас впервые запустили спутник. Ну, в общем, жизнь моя уже была отравлена болезнью. Кроме того, я разочаровался в медицине и хотел уйти из институ­та. Мама попросила меня окончить институт. Отец по-пре­жнему настраивал меня на хирурга.

После обхода я выписался, но состояние мое не улучши­лось. Температура так же беспокоила по вечерам. Понятно, что заключение меня не удовлетворило. Я поставил себе диагноз «сердечная форма ревматизма» и приготовился ждать порока сердца и умереть от стеноза митрального кла­пана лет в 40-—45. В учебнике всеоб этом подробно напи­сано. Меня тогда не успокаивало, что с этой болезнью мод­ный тогда конькобежец Гришин установил мировой рекорд в беге на 500 м. У меня, конечно, будет бородавчатый эн­докардит и порок сердца. Кроме того, на этом этапе я не­долго болел саркомой локтевого сустава и раком горла. Как «раком» горла я болел, точно не помню. Как «саркомой» заболел, я помню. Пытался я запрыгнуть в уходящий трам­вай и упал, стукнулся локтем. Там возникла какая-то опу­холь, потом какое-то болезненное небольшое круглое уп­лотнение, которое я и принял за саркому. Тем более что на лекции по патологической анатомии нам рассказывали, что саркома часто развивается в костях после удара. При­ходится удалять руку, но это мало помогает, потому что опу­холь метастазирует в легкие, от чего человек умирает. Да и в клинике терапии я видел одного мальчика, у которого не было ноги. Мне было нетрудно догадаться, что лежит он в клинике по поводу метастазов саркомы в легкие.

(Вечный Принц уже болен ипохондрическим неврозом, или неврозом навязчивых состояний. Он еще пока учится, и учится успешно. Кроме того, он еще и смирный, законопослушный. Од­нако он требует к себе уже пристального внимания, С ним нужно заниматься, заниматься профессионально. Он нужда­ется и в хорошем педагоге. Когда же мы начнем с такими людьми возиться? Ведь ясно, что он потом заболеет. Но вот когда разовьется гипертонический криз, инсульт, язва или рак, вот тогда мы ему и окажем помощь. А пока пусть мучается, пусть как-то сам выкручивается. Будет он, конечно, и за медицинской помощью обращаться. Знаете ли вы, сколько таких больных? Несколько лет назад читал я одну такую статистику. 6 % больных занимают 75 % времени врача. Это тихие спокойные люди. Конфликтов они не устраивают. Если им не помогают в районной поликлинике, то они обращаются в специализированные или ведомственные, меняя одних врачей на других, посещают экстрасенсов, биоэнергетиков, снимают порчу у астрологов и колдунов, принимают пищевые добавки, постепенно приходя во все большее отчаяние. Иногда они пы­таются добровольно уйти из жизни. Грабить их легко. Они сами отдают деньги. В суд они на вас не подадут. Правда, я вечным принцам советую лечиться у тех, кто плату с них возьмет после выздоровления. — М.Л.)

Вот такая невеселая жизнь стала у меня на третьем кур­се. Занятия как-то отвлекали, но ненадолго. В общем, бо­лезнь уже стала моделировать мою жизнь. Спортом я, ко­нечно, прекратил заниматься. Мне многие хотели помочь. Давали разные советы: взять себя в руки, не обращать вни­мания, выпить, завести девушку. (Все эти советы, мягко говоря, идиотические. Если человек может держать себя в руках, то вы этого не заметите. Как можно не обращать внимания на плохое самочувствие, да еще и неизвестно от чего? Выпить? Это из огня да в полымя. А как заводить девушку? О ней вы подумали? Она что, лекарство? Секс — это для наиболее здоровых. Как профилактическое средство он годится, но как лечебное — нет. Как ни странно, дети от секса бывают. А их нужно заводить, когда мужчина здоров, ибо известно, что генофонд больше зависит от состояния мужчины. Краткое пояснение для непосвященных. Все яйце­клетки девочки к моменту ее рождения уже заложены. Но все вредности на них. Лет с 12—14 они по очереди начинают созревать. Здоровый мужчина, если два месяца не пил и не бо­лел инфекционными заболеваниями, гарантированно выдаст на гора здоровый сперматозоид. А здоровый ген, встретившись с больной парой, на свет все-таки произведет, скорее всего, здоровый признак. Я не моралист и не советую женщинам, заниматься им сексом или не заниматься, если они не в браке. Но вот ребенка нужно заводить от здорового во всех от­ношениях (физическом, психическом, духовном и экономичес­ком) мужчины. — М.Л.)

Я выбрал совет — завести девушку. Своих не брал. Не нравились, да и сплетен не оберешься. Пригласил я ту са­мую, которая меня приглашала на выпускной бал. Она стала еще толще и еще менее для меня привлекательной. Но ведь речь идет о лекарстве, а оно необязательно должно быть сладким. Хорошо помню эту ситуацию. Сижу где-то в де­вятом ряду прямо посередине в театре музыкальной коме­дии. Идет какая-то оперетта. В это время я как раз страдал «ревматизмом». Пока артисты пели, было все более или менее гладко. Но когда стали выступать танцоры, у меня все перевернулось. Я видел их чистые и здоровые клапаны, сер­дца, сравнивал со своими, на которых уже развиваются бо­родавки. Почему-то я решил, что у меня начался бородавча­тый эндокардит. Им будет сорок, они еще будут танцевать, а яуже буду в могиле или близко к этому. Конечно, всего этого я ей не говорил. Что она думала, что чувствовала, я могу только себе представить. Больше я к такому методу лечения не прибегал. Она же после нашего похода в театр даже поступила в институт, зная мое отношение к девуш­кам без образования. Но продолжения не последовало. Институт она бросила, а зря.

Таким образом, ядотянул до зимней сессии, которую ус­пешно сдал. По-видимому, уже начинала работать зачетка, где практически были одни пятерки.

На каникулы я поехал в Ленинград. И вообще на все зимние каникулы еще со школьных времен я ездил в Ле­нинград набираться интеллигентности. Я всегда посещал Эрмитаж, иногда несколько дней подряд, Русский музей и другие музеи. Счастлив был, когда меня, сопровождал по моим прогулкам по городу и музеям мой старший двоюрод­ный брат. Назовем его Эрудит. У его родителей я жил, но­чевал с ним в одной комнате. Если у меня и есть какой-то относительно заметный налет интеллигентности, то этим я обязан ему Легко мне с ним не было. Он былочень иро­ничным, очень начитанным, а Ленинград знал лучше лю­бого экскурсовода. Вся многочисленная наша родня с ним из-за его ироничности не хотела иметь дела, А меня он це­нил и моими биологическими знаниями пользовался, Ценил еще он и нашего общего старшего брата. Тот занимал­ся палеонтологией и археологией, и во многом его превос­ходил. Эрудит окончил технологический институт. Работал младшим, а потом старшим научным сотрудником. Диссер­тации не защитил. Был еще президентом полузапрещенного киноклуба, что позволяло мне смотреть некоторые кино­фильмы, которые простые смертные видеть не могли. Мно­го сведений я получил от него, а много взял в музеях. Тогда же я ознакомился с древнегреческой мифологией и Библи­ей, в основном изучая сюжеты картин и скульптур. Все это позволило мнекак-то выделиться в нашей среде. На пере­рывах между лекциями я рассказывал о греческих богах и героях, и я заметил, что мой Цветок тоже подходила к моей группе и с удовольствием слушала. Так что приобщение к культуре у меняносило еще четко выраженный сексуаль­ный характер. (Неудачная любовь неплохо развивает. — М.Л.) Тогда же я познакомился с «Илиадой» и «Одиссеей», Пос­ле того как все это я прочел раз десять, я стал получать удо­вольствие от этого чтения. Вначале я в музеях получал об­разование, потом стал получать и наслаждение. Теперь в какой бы город я ни приехал, если там есть музей изобра­зительных искусств, то обязательно туда схожу. В Москве я обязательно посещаю музей им. А. С Пушкина.