Сэм и начальная стадия терапии

В самом начале Сэм не выглядел таким непривлекательным, как его описал его отец. Он был высоким, долговязым, неуклюжим, чересчур активным, и казался склонным к шалостям. Он отрицал какие бы то ни было проблемы. От утверждал, что находится у меня в офисе потому, что этого хотят его отец и мать. Он воспринимался мною как отвязавшаяся на палубе пушка. Изначально он не очень много говорил, но довольно много занимался тестированием границ. Как только он определил, каковы мои границы, он постоянно играл с границами раздражающим и провоцирующим образом, который вызывал как контртрансферное чувство желание от него избавиться. Например, зная, что не следует ставить ноги на стену, он мог приложить ботинок к стене и медленно вверх по стене передвигать ногу. Или он мог снять ботинок, а ногой в носке упереться в стену. Я прекрасно понимал некоторые из негативных и отвергающих чувств его отца.

Сэм использовал свой интеллект и воображение для того, чтобы создавать странноватые фантазии практически обо всем, что приходило ему на ум. Он управлял регрессией и ему, казалось, нравилось, когда я присоединялся к нему в этих полетах фантазии, особенно по поводу убийства и внеземной жизни — две темы, которых его семья не могла вытерпеть. Сэм напоминал мне пациента Линднера (1955) в работе "Кушетка с реактивным моторчиком".

Когда Сэм начинал проявлять свою "вымогательскую" сторону, я присоединялся к нему, восхищаясь множеством различных способов, которые он использовал, чтобы добиться того, чего хотел. По мере того как он отыгрывал свои техники и описывал свои манипуляции в других ситуациях, мы составили список, который мы назвали "Мутационные способности Сэма". Слово "мутационные" было предоставлено терапевтом, по просьбе Сэма найти мощное необычное слово, которое будет иметь оттенок значения способности изменять людей. В этот список входили (1) сделка; (2) шантаж; (3) обращение к авторитету; (4) попытка заставить других чувствовать себя чокнутыми; (5) юмор; (6) команда и приказ; (7) просьба;(8) наигранная благожелательность; (9) комплимент; (10) заставить поменяться местами; (11) организовать смятение; (12) настаивать.

Иногда в качестве защиты от его дикой фантазийной жизни мы играли в настольные игры. Эти игры фрустрировали его из-за его импульсивности. В фазе завершения терапии мы вернулись к этому типу структурированной активности, но с иной целью.

На первой стадии я установил нарциссический перенос-контрперенос через отзеркаливание и присоединение к его "экстраординарной и вымогательской" манере. Я чувствовал, что он пытается нащупать области безопасности в которых он мог бы переживать свое дикое и враждебное Я, не подвергаясь отвержению или попыткам причинить вред. Он в конечном итоге стал уважать мои границы, связанные с физическими действиями, в обмен на отсутствие границ в фантазировании и разговоре. Выражаясь иначе, я обеспечивал ему винникоттовское держащее окружение, одновременно перерабатывая его психотические и социопатические проективные идентификации. Обычным контртрансферным чувством было тревожное плавание, не зная, что Сэм может сделать и не будучи уверен в моих собственных реакциях (переживание отвязавшейся пушки). Эти чувства использовались для того, чтобы добиться эмпатии с ужасом, непредсказуемостью и отвержением, характеризовавшими внутреннюю жизнь Сэма.

Хотя поведение Сэма никак заметно не изменилось на сессиях, его мать сообщила, что его поведение дома и в школе становится все хуже и хуже. Он становился более провоцирующим, непослушным и воинственным. Регрессия была, возможно, вызвана его фантазиями, что то, что он говорит и как себя ведет, будет столь же приемлемым для других, как это было приемлемо для его терапевта. Он все более открыто принимался критиковать мать, обвиняя ее во всех своих неприятностях. Мать Сэма была не уверена, действительно ли он теряет контроль, или намеренно выражает ей свой гнев.

На своих сессиях Сэм производил впечатление, что все хорошо. Собственно говоря, на протяжении десяти лет терапии Сэм очень редко сообщал о каких-либо проблемах и упорно протестовал против каких бы то ни было намеков на то, что у него неприятности. Если он действительно говорил о какой-то "проблеме", он быстро приходил к выводу, что от меня никакой помощи, или что другие помогли ему больше. В какой-то момент он хотел завершить терапию из-за того, что я спросил его, что мне делать с информацией, которую я получаю от его матери, как, например, что он устраивает поджоги и бьет стекла. Каждый раз, когда я позволял себе основанное на реальности суждение по поводу дурного поведения Сэма вне сессий, Сэм замолкал, начинал приходить поздно или находил причину не посещать сессий. Было ясно, что Сэм не хочет или не может терпеть, чтобы реальность вторгалась в наши отношения. Переходя к другим защитам, Сэм отрицал, что он сделал что-то не то, обвинял свою мать во лжи, и наконец стал приносить жалобы на свою мать, намекая что она была источником любых зол и бед.