Часть I. Алексей Игоревич Бессонов

Алексей Игоревич Бессонов

Узел проклятий

Мир Алекса Королева –

Текст предоставлен издательством http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=2671415

«Узел проклятий»: Эксмо; Москва; 2011

ISBN 978‑5‑699‑53492‑0

Аннотация

Эпоха меж двух великих войн, которая закончится крушением Империи Человечества, эра лютых псов, стремящихся урвать свой кусок, – время сильных и отчаянных. Для человеческой расы, стремящейся найти свое место в бескрайних просторах Галактики, это – эра проклятий, эра мужества и эра обмана. В отчаянном и обреченном противостоянии лживым политикам и мафиози, которые загнали их в ловушку, откуда, кажется, нет никакого выхода, двое молодых офицеров имперской СБ – Йорг Детеринг и Ярг Макс Фарж – вынуждены драться за свою честь зубами и клинками. Узел этих проклятий будет разрублен мечом, но навсегда останется шрамом в их сердцах…

Алексей Бессонов

Узел проклятий

Часть I

Осенний ветер, играя ветвями большой старой яблони, со стуком швырнул одну из них прямо в рифленый переплет окна второго этажа. На выложенную плиткой дорожку, обвивавшую массивный дом, хлопнулись несколько запоздалых предзимних яблок.

– К утру похолодает, – произнес высокий мужчина с красноватым носом, попыхивающий у окна длинной трубкой.

– Никогда не поселился бы в этом поясе, если бы не жена, – сипло ответили ему из глубины комнаты. – Здесь снег… ненавижу. Впрочем, вам все равно этого не понять, Тадек. Сколько раз в жизни вы видели снег?

Носатый повернулся к хозяину, устроившемуся в кресле спиной к камину, и зачем‑то одернул на себе темно‑фиолетовый камзол имперского прокурора.

– Раз пять, дорогой Джимми, и мне этого хватило, уж поверьте. Однажды меня даже заставили кататься на лыжах – никогда не встречал более идиотской забавы. Впрочем, пускай любители снегов развлекаются, как им угодно. Нам до них дела нет…

– А мне недавно приснились лошади на отцовской ферме: десятка два, почти диких красавцев – солнце, золотое поле, холмы на горизонте… ну, да вы знаете, что такое Орегон. И я, маленький, с восторгом смотрю на них снизу вверх.

– Насколько я помню, ваш брат и сейчас знатный заводчик. Где он заседает – в Исполнительном?

– Уже год как в планетарном сенате… Какое это имеет значение, Тадек? Я почти три десятилетия смотрю на всю эту мерзость, на это холодное лето, на этот снег… мне говорят: в действительности климат у нас просто райский, а наблюдение за сменой сезонов – это отдельное удовольствие… Тадек, Тадек, но мы‑то с вами знаем, что истинное наше призвание – это зеленые поля, лошади, гепарды и вечер с книгой…

– Вы раните меня, Джимми.

– А! Теперь у юристов правда приравнивается к нанесению телесных повреждений! Мой бог, куда катится Империя! Идите лучше сюда, я налью вам еще виски.

Хозяин упруго выскочил из кресла и, наклонившись над небольшим круглым столиком, поднял высокую бутыль с печатью на горлышке.

– Напитки вашего дядюшки я готов пить хоть ведрами, – доверительно сообщил ему прокурор.

– Разумеется. – Хозяин выпрямился с парой высоких стаканов в руках: чуть седоватый, не слишком высокий, плотно сложенный. – Прошу.

– Всякий раз, как вы так поворачиваетесь, я вижу в вас десантника, – усмехнулся прокурор, принимая с благодарным кивком свой стакан. – А ведь сколько лет?..

Джимми добродушно блеснул из‑под густых бровей выпуклыми черными глазами:

– После лампас мне не оставили выбора. Недавно снова сдавал аттестацию на чин, генеральский минимум – все в зачет. Так что…

– А еще жалуетесь на климат…

Имперский прокурор первого ранга Тадеуш Лоевски, почти полтора десятилетия просидевший на должности Исполнительного Прокурора Сената Империи Человечества, знал сенатора Лоури как облупленного. Лишь пять с небольшим лет генерал провел на службе в различных околосенатских ведомствах, после чего был избран, – и избирался уже третий раз подряд, потому что иначе и быть не могло… Семья Лоури первой удобрила Орегон своей кровью, вычищая бескрайние, всегда теплые равнины от хищников. Лоури, Маклеоды, Бенюки держали в своих руках не только земли и сверхприбыльный агробизнес, но еще – банки и шахты, транспортные компании и верфи. Такие всходы принесли плоть, кровь и пот, без всякой меры тратившиеся в первые годы колонизации.

Лоевски знал, что свое колоссальное имперское содержание, равно как средства на свиту, охрану и прочее, лорд Лоури отправляет в благотворительные фонды. Что секретарши у него из семей фермеров‑арендаторов, а охранников он набирает исключительно в своем легионе, почетным шефом которого состоит. Исполнительного Прокурора подобные казусы не волновали ни в малейшей степени, более того, сам он вел себя примерно таким же образом: рожденный в одном из старейших замков Кассанданы, лорд Лоевски не мог прикоснуться и к пенсу имперского жалованья.

– Юшманов начинает меня бесить, – хмыкнул Лоури, глянув на циферблат карманных часов.

– Уже десять минут, – кивнул Лоевски. – Но у него всегда так…

Прокурор сделал, наконец, глоток. Мягкий аромат «Лоури фэктори оф Орегон» сразу же привел его в мечтательное настроение. Ему был крайне неприятен разговор, ради которого Лоури ждал на своей вилле сенатора Юшманова, но Лоевски понимал, что разговор этот неизбежен. Он затянулся, выдохнул и снова повернулся к окну: небо было серым, словно несуществующим вовсе, и лишь холодный ветер все так же гулял в роскошном фруктовом саду. Сад являлся любимым капризом сенатора, капризом, не позволяющим забыть далекую ослепительно солнечную родину.

– Летит, – с неудовольствием произнес прокурор и потянулся к оставленному на столике стакану.

Людей на вилле Лоури сейчас не было вовсе. К полуночи сенатор заказал для себя и Лоевски две пары профессионалок, а что касается охраны… Легион‑генерал Джеймс Лоури еще с лейтенантской юности привык орудовать мечом плечом к плечу со своими солдатами.

– Я открою, – хозяин выпрыгнул из кресла и метнулся к двери.

Лоевски покачал головой. Он все так же смотрел в окно.

Свист коптера стих. Через некоторое время прокурор услышал хлопок двери в холле. Лоевски пожевал губами, выколотил в пепельницу догоревшую трубку и достал из длинного кожаного кисета другую, с вытянутым янтарным мундштуком. Торопливо набив ее табаком, он успел сделать глоток: дверь кабинета щелкнула.

Юшманов, круглонеопрятный в своем дорогом деловом костюме, вкатился колобком, затормозив возле камина.

– Вы посмели явиться сюда со свитой, – холодно произнес Лоевски.

– Но я не умею управлять этой чертовой хренью! – живо возразил ему гость, наводя прицел на бутыль посреди столика. – Не надо меня путать, Прокурор! Это вы, колонисты, с детства приучены ездить и летать на всем… у нас в Метрополии другие порядки.

– Попробуйте виски, Николаус. – Лоури уже вернулся в свое кресло: откинув правый подлокотник, он достал оттуда заиндевевший стакан, налил до половины и протянул Юшманову. – Присаживайтесь: на столе у нас чудные бисквиты.

Сенатор живо запустил в глотку содержимое своего стакана и вцепился зубами в бисквит.

– Превосходный напиток, – сообщил он, прожевав.

Лоури добросовестно налил ему полный:

– Вы, я полагаю, знаете, о чем пойдет разговор, ради которого мы…

– Давайте без трепа, – сощурился Юшманов. – Здесь не Аврора и не Кассандана. Что именно вы готовы сдать? Могу повторить для недоумков: моих работодателей интересуют только две вещи – «возраст принятия решения» и бюджет Метрополии.

– Возраст вообще не может дискутироваться, – подняв брови, произнес Лоевски. – Это решение разрушит Вооруженные силы.

– Да? – повернулся к нему Юшманов. – А что же делать Сенату Человечества с миллионами материнских жалоб? С жалобами матерей, чьих четырнадцатилетних детей утащили на смерть обещаниями райских благ?

– Вы сами просили без трепа, – вздохнул Лоури. – И позволю себе заметить, что любая деятельность вербовщика вне стен офиса – незаконна. Так что пускай ваши двинутые мамочки засунут себе свои «утащили» в одно широко известное место. Если мамаша считает, что судьба имперского солдата позорна, я лично приглашу ее на сессию, и пускай она повторит это для всех. Особенно для матерей солдат, не пришедших с войны…

– Я еще хотел бы знать, на какую такую смерть их «утащили»? – повернулся Лоевски. – Если мне не изменяет память, первое жалованье кандидата в рядовые, находящегося в учебном лагере, сопоставимо с заработком квалифицированного оператора в тяжелой промышленности. Или я не прав, сенатор?

Лоури махнул рукой.

– Мы готовы подвинуться в бюджете, – сказал он. – И очень сильно, не глядя даже на то, что наше голосование вызовет бурю в крупных колониях. Но вопрос, о котором мы говорим…

– Вопрос все равно будет обсуждаться в комитете, – пожал плечами Юшманов. – А цифры могут быть изменены в ту или иную сторону. Цифры, друзья мои, и на большее вам рассчитывать не приходится. Не стану спорить, вы можете здорово подпортить нам кровь при фракционном голосовании, но кардинально изменить уже ничего нельзя.

– То есть, – прищурился Прокурор, – таможенный сбор будет вынесен на бюджетный комитет в любом случае?

Сенатор Юшманов поднял на него смеющиеся глаза:

– Конечно. Иначе я не стал бы лететь сюда через полпланеты.

– Просто поразительно, до чего мы дошли, – развел руками Лоури. – И до чего дойдем в дальнейшем…

– Ай, не надо! – отмахнулся Юшманов. – Вы еще разрыдайтесь. Если упрямые колонисты не хотят содержать Метрополию, мы заставим их раскошелиться законодательным порядком. Это – простой и естественный ход вещей, не так ли, джентльмены? Колонии стали вызывающе богатыми… Конечно, подобное развитие событий следовало предусмотреть еще лет тридцать назад, но проклятая война все поставила с ног на голову.

– То есть рост благосостояния колоний вам, коллега, не совсем по вкусу?

– Он мне совсем не по вкусу, и вы не хуже меня знаете, почему. Ситуация, когда в стремительно богатеющем государстве власти приходится униженно выпрашивать у нуворишей пару пенсов – абсолютно ненормальна. И не надо мне говорить о росте налоговых поступлений. Я финансист, я прекрасно вижу все своими глазами. Метрополия практически потеряла контроль над финансовыми потоками колониальных компаний. Им уже не нужны наши банки – завтра они станут плевать на наши постановления. Значит – все, точка: необходимые нам средства мы будем изымать путем принятия тех или иных решений на уровне Сената Человечества. В противном случае, у нас получится не государство с сильной центральной властью, а какой‑то бардак.

– Бардак уже начался после введения колониальных таможен, – хмыкнул Лоевски. – Появление реальных, а не декларативных пошлин вызовет сумасшедший бум контрабандных перевозок, с которым не справится ни транспортная жандармерия, ни оперативные силы местных прокуратур… никто.

– Может, мы все‑таки перейдем к цифрам? – заерзал Юшманов.

Лоури встал и, пожевав в коротком размышлении губами, с улыбкой протянул ему руку:

– Мы очень благодарны, дорогой коллега, за ту информацию, которую вам угодно было предоставить. Сейчас, увы, я не могу взять на себя смелость предлагать вам какие‑либо сделки. Я, как вы понимаете, не один на свете… еще раз благодарю вас.

Сенатор Юшманов вскочил на ноги, недоуменно переводя взгляд с непроницаемого Лоури на ухмыляющегося Лоевски, и наоборот.

– Вы это серьезно? – Растерянность в его глазах выглядела совершенно детской.

Лоури смиренно покачал головой.

– Вам это даром не пройдет, господа…

– Еще бы, – негромко, но отчетливо произнес Лоевски, когда Юшманов шмыгнул в распахнутую хозяином дверь кабинета.

Прокурор раскурил погасшую трубку и, подойдя к окну, проследил взглядом за поднимающимся в вечернее небо коптером Юшманова. Ему страстно хотелось плюнуть вслед.

– И что теперь? – спросил он Лоури, когда тот вернулся в свое кресло.

– Теперь придется делать то, о чем мне не хотелось даже думать. Мы будем громить их бизнес‑структуры в «олдовых» мирах и начнем, пожалуй, с Кассанданы…

– Мне поговорить с людьми СБ?

– Давно пора. Давайте‑ка выпьем еще по капле и вспомним, какие из мафиозных семей мы разглядывали в лупу… как раз для такого случая. Разворачивайте досье, Тадек, шлюх нам привезут еще не скоро.