Комментарии

Три тома «Ричарда Феверела», вышедшие в свет в конце июня 1859 г., содержали 49 глав. Переиздавая роман в 1875 г., Мередит исключил первые три, сохранив от них лишь несколько абзацев, которые открывают ранее четвертую, а ставшую начальной главу «Обитатели Рейнем-Абби». Были сделаны и другие купюры. В 1896 г. текст подвергся новым сокращениям; в частности автор изъял еще одну главу, посвященную семейству Грандисонов, в котором сэр Остин находил идеальную, по его представлениям, невесту сыну.

В две стадии было устранено из произведения многое, выставлявшее персонажи – главным образом сэра Остина – в гротескном, карикатурном виде и бывшее, как, очевидно, понял Мередит из рецензий на первое издание, причиною того, что читатели увидели в баронете и его окружении не типы реальной жизни, а людей единичных в своей эксцентричности, образы, в которых запечатлена не столько действительность, сколько игра мысли и фантазии автора. Вместе с тем ослабилось создававшееся первыми главами, в которых подробно излагалась Система, впечатление, будто именно на ней концентрируется в романе внимание; новая экспозиция переносила акцент на основной для Мередита объект – принципы и типы человеческого поведения, и явственнее проступило, что Система была их выражением и производной. Некоторые купюры имели целью смягчить те места, которые в 1859 г. сочли непристойными священнослужители, под чьим нажимом фирма, поставлявшая книги библиотекам, не включила «Ричарда Феверела» в свои каталоги. Впрочем, эти уступки ревнителям нравственности занимали, кажется, незначительное место среди прочих соображений, которыми руководствовался Мередит, внося в роман изменения: он сохранил большинство из того, что могло быть воспринято как «вольное» и «малопристойное».

Правка была проведена непоследовательно, и в окончательной редакции (по ней, как отражающей последнюю авторскую волю, выполнен перевод) стройный первоначальный рисунок предстает зияющим рваными пустотами, а местами рассыпавшимся на мелкие фрагменты. Отличающие художественную манеру Мередита «сквозные» метафоры, проходящие через весь роман и образующие сложную, прихотливую структуру, лишились в ряде случаев своих организующих смысловых центров.

Метафорический узор начинается заглавием, ключевое слово которого (the Ordeal) повторяется впоследствии многократно. Существительное «ordeal» имеет два значения: историческое – «суд божий», то есть испытание огнем, водою или другими подобными средствами, которому подвергали в средние века подсудимых; более позднее, ставшее со временем основным – «тяжелое испытание». В экспозиции первого издания упоминалось о том, что отец сэра Остина «говаривал об особом испытании, уготованном их роду», и на смертном одре, «когда на легком предзакатном ветерке опали паруса рыцарской ладьи, увлекаемой волнами быстрого отлива», еще раз предостерег сына. Сэр Остин считал разговоры на эту тему бредом, но с уходом жены отцовские слова «прозвучали внезапно ему откровением. Он поверил, что его кровь несет в себе проклятие – яд возмездия, от которого не может очистить даже самая праведная жизнь… торжественно и высокопарно говорил он об Испытании Феверелов как о неотвратимом предопределении». Получив такое объяснение, слово «ordeal» выходит за пределы круга понятий и образов, которые подсказывает его современное значение; исторического в полном объеме оно тоже не получает, но тем не менее у него появляется некая средневековая окраска, сообщенная, в частности, фразой о «рыцарской ладье».

Введенный с легким средневековым колоритом мотив предопределенного испытания подсказывает аналогию между главным персонажем и рыцарем далеких времен. Мелкими штрихами она поддерживается до последних строк; все эти детали в окончательном тексте сохранились. С понятием «рыцарь» соседствует и ассоциируется, если не сливается полностью, в ряде моментов слово «герой», которое постепенно становится постоянной характеристикой Ричарда. От главы к главе метафора дополняется новыми штрихами и меняет свой оценочный смысл. Оттеняя сначала физическое и нравственное совершенство юноши, его способность к глубокому, искреннему, бурному чувству и смелым, решительным действиям, она противопоставлена описанию прозаического, расчетливого Века Труда и полемична по отношению к распространенному среди современников писателя мнению, что «герой исчез». Наивысшей точки достигают эти значения в тот момент, когда в бескорыстном порыве новоявленный рыцарь, воспитанник Системы, готовится «обходить ночью закоулки в поисках людей, которые нуждаются в помощи». Вместе с тем, по мере приближения к этой своей кульминации метафора накапливает комические оттенки. Набрав исподволь силу, ирония становится преобладающей, рельефно подчеркивая неприспособленность воспитанника Системы к реальной жизни, его незащищенность от ее опасностей. Уже в следующей после кульминации главе рыцарь обнаруживает полную неспособность помочь несчастной девушке, а затем, подобно упоминаемому ранее (гл. XXVIII) герою, предающемуся неге в садах Армиды, попадает в сети «чаровницы» и разлучается со своею верною дамою – женою Люси, более чем кто-либо нуждающейся в его защите. Одержимый визионерскими проектами спасения падших женщин, этот трагический Дон Кихот XIX века позволяет страдать самому для него близкому, дорогому, чистому существу.

Другая сквозная метафора начиналась в первой редакции с объяснения в экспозиции сути Системы: «…на земле мог бы еще утвердиться Золотой век или что-то к нему очень близкое, когда бы отцы прониклись серьезною ответственностью и человеческую природу изучали глазом ученого, с глубоким пониманием того, какая это сложная наука – жить; <…> если оградить юношу от дурных влияний и примеров, а в то же время укреплять его физическое здоровье; если ему помогать расти, подобно древу жизни посреди рая; если воспитать у него некоторую нравственную стойкость, прежде чем разовьется самопроизвольно Яблочная болезнь [the apple-disease, переведено А. М. Шадриным как «тяготение к запретному плоду»]; то взору предстало бы нечто приближающееся к совершенному Человеку, каковым баронет надеялся по собственному рецепту вырастить своего единственного сына». Проверяя эту концепцию, Мередит вскрывает ее несостоятельность. Соответственно, в метафорическом слое романа действие Системы показано как достижение и, аналогично библейской легенде, утрата рая.

В письме к одному из своих друзей Мередит писал: «Система <…> оправдывает себя, когда юноше выпадает удача найти прелестную девушку». Молодые люди «рождены, чтобы обрести свой рай», и с первой их встречи цветовой спектр переливается золотистыми тонами, а картинным фоном, на котором вспыхивает их любовь, возникает шекспировский зачарованный остров – символ земного рая (гл. XV, XIX). Реальным земным раем для новоявленных Адама и Евы должен был бы стать курортный остров Уайт у южного побережья Англии, куда они отправляются после венчания; но волею подстрекаемого врагом человеческого рода (гл. XXXIII) создателя Системы, который, по меткому определению Адриена, «хочет быть для своего сына Провидением» и, соответственно, на метафорическом уровне выступает богом-творцом, юной чете не дано вкушать назначенного ей блаженства. Действие движется к трагической развязке, и отныне настойчиво повторяются образы, символизирующие темные силы, чьими кознями совершается падение человека: дьявол, змий-искуситель, «чаровница», предстающая то изменчивой змеей древнего Нила, то обольстительницей с распущенными волосами, жалящими подобно змейкам, то ведьмой, колдующей с огнем, готовым сжечь ее самоё, то блуждающим огоньком или светящейся адским пламенем звездой. Оказываясь за вратами рая, герой становится пери – так в иранской мифологии назывались добрые волшебные существа, которые, происходя от падших ангелов, не могут войти в рай, пока не будет искуплен тяготеющий над ними грех.

Метафора «сэр Остин – бог» выводит символический слой романа во внеземные сферы, где он наполняется и другими образами, соизмеримыми по масштабу с этим. Конфликты, возникающие в душах и сердцах героев, выплескивающиеся наружу в их действиях и поступках, осмысляются метафорически на всех этапах развития событий как столкновение Добра и Зла, олицетворенных высшими антагонистическими силами: христианскими богом и дьяволом, ангелами и дьяволом или божествами восточных средневековых дуалистических религий. Космические по размерам очертания вырисовываются на цветовом фоне романа после утраты рая. Угасают золотые тона (они теперь лишь мимолетно блеснут в чужой, враждебной среде, на груди у чаровницы) – доминируют красные, которые раньше проступали в гармонии с райским пейзажем, а теперь расползаются тревожно по небу сторуким гигантом Бриареем, вызывающим по ассоциации напоминание о мрачном Тартаре, где он обитает. Этот, как он дважды назван в романе, титан (на самом деле сторукие чудовища помогли богам победить титанов и стерегут их в недрах земли, но Мередит прибегает к контаминации, жертвуя дотошностью антиквара во имя художественной и символической выразительности образа) вырастает на закатном небе в тот час, когда впервые обсуждается проект филантропической деятельности Ричарда, и становится ее аллегорическим обозначением. Старания Ричарда спасти падшую женщину разбивают его семейное счастье и кончаются трагической катастрофой – метафорически Ричард представлен титаном, выступившим против социальных богов и, по мифу, обреченным на сокрушительное поражение. Служа предупреждением о неотвратимом гибельном исходе, метафора, наряду с зловещим смыслом, имеет и пародийный, вытекающий из несоответствия между подсказываемой ею картиною грандиозной битвы и ничтожными силами (отсутствием жизненного опыта) героя, намеревающегося в нее ринуться.

Многозначность отличает большинство сквозных метафор в романе. К тому же каждая имеет точки пересечения или целые общие участки разной протяженности с другими тематическими цепочками. Этими переплетениями образуется сложная, искусная вязь. Так, в дополнение к уже отмеченным нюансам, которые передает «титаническая» линия, некоторыми своими отрезками она принадлежит к подчеркивающей напряженную атмосферу совокупности обильно рассыпанных в тексте образов и лексики войны, поединков, оружия, фортификационных укреплений, боевого порядка войск. В свою очередь на этом уровне видны сцепления с большой группой аллюзий на троянский цикл, имеющих собственные художественные и смысловые оттенки.

В одном разговоре на склоне лет Мередит высказал сожаление по поводу того, что «писатели молодого поколения <…> мало читают» и редко в своих произведениях прибегают к «аллюзиям, которые свидетельствуют о культуре и умении распознавать характеры». Его собственные романы насыщены в необычайно высокой концентрации литературными аллюзиями, реминисценциями, закавыченными и скрытыми цитатами. Круг их источников – применительно, по крайней мере, к «Ричарду Феверелу» – составляют, в основном, обязательные для культурного человека середины XIX в. книги. Однако предстают они нередко в таком неожиданном повороте, что требуется напряжение мысли, воображения и памяти, для того чтобы их распознать и понять. Например, в старом неумолимом еврее Времени смутно угадываются, кажется, черты Шейлока, а образ плачущей новобрачной, превращающейся в ручей, контаминирует реминисценции нескольких античных мифов, не имея в виду ни один конкретный.

В сложном истолковании и художественной трансформации отразилась в романе Мередита литература, трактовавшая о воспитании детей, как текущая, так и прошедших десятилетий, как педагогическая и полемическая, так и художественная. Сопоставление с нею «Ричарда Феверела» выявляет, что Система сэра Остина, которою он так гордился как своим созданием, предназначенным открыть миру новые пути к полной его перестройке, оказывается в значительной мере эклектическим конгломератом идей, современных (в частности, Г. Спенсера) и давно выработанных европейскою мыслью, закрепленных в ее самых знаменитых книгах и через них ставших широко популярными, превратившихся в общие места и – что самое главное – не просто устаревших и нуждавшихся в обновлении, но даже, как, по мнению Мередита, показала практика многих десятилетий, себя не оправдавших.

Многие ситуации и мотивы в романе представляют параллели трем знаменитым произведениям европейской художественной литературы: «Истории сэра Чарлза Грандисона» (1754) английского писателя Сэмюела Ричардсона, запечатлевшего в нескольких томах свой идеал добродетельного джентльмена, «Эмилю, или О воспитании» (1762) Жан-Жака Руссо, «Годам учения Вильгельма Мейстера» (1795–1796) Иоганна Вольфганга Гёте. В таком же отношении находится «Ричард Феверел» и к хорошо известному английским читателям первой половины XIX в. дидактическому роману их соотечественницы Ханны Мор (1745–1833) «Целебс в поисках жены» (1809), в котором добродетельный молодой человек находил обладавшую всеми приличествующими девушке совершенствами невесту и они становились превосходною супружескою четою, обязанной своим счастьем тому, что связанные дружбою родители с обеих сторон, предусматривая этот брак, воспитывали с ранних лет детей идеально подходящими друг другу.

Ни одна параллель не развивается в «Ричарде Февереле» так, как в исходном сочинении, любая приводит к результату иному, обычно противоположному, все оборачиваются пародиями. Спорит Мередит подобным приемом, разрушая не только архаические, с его точки зрения, идеи, но и художественные штампы. В современной ему литературе одним из таковых он считал развязку несчастной семейной коллизии смертью молодой жены и освобождением умудренного неудачным браком героя для нового, безоблачного союза в спокойном будущем. К такому положению приходило действие, например, в «Дэвиде Копперфилде» (1849–1850) Диккенса и «Ньюкомах» (1853–1855) Теккерея. В противоположении этим знаменитым произведениям английской литературы рельефно проявляется полемическое содержание трагической концовки в «Ричарде Февереле», вызвавшей разноречивые суждения и оживленные споры, продолжающиеся до наших дней.

С ранних страниц романа Мередит настойчиво, искусно выстроенной серией последовательных намеков, частота которых и значимость постепенно возрастают, предупреждает о грядущей катастрофе, и тем не менее, как ни тщательно должен бы быть, казалось, подготовлен таким образом читатель к развязке, она в буквальном смысле слова застает его врасплох, обрушиваясь на него и ошеломляя как нечто совершенно неожиданное и, в его сознании, никак не вытекающее из цепи предшествующих событий. Вся система тревожных сигналов оказывается в конечном результате неспособной заставить его воспринять трагедию как закономерную и неизбежную, предотвратить спонтанное чувство протеста против случившегося и несогласие с автором. Подобное испытали первые читатели романа, а затем и каждое новое поколение, и это типичное впечатление отразилось в оценке, которую вынес Джон Бойтон Пристли, написавший одну из первых биографий Мередита (1926) и назвавший в ней «Испытание Ричарда Феверела» комедией, «которой силою навязана произвольная трагическая концовка». В разных вариантах, обрастая нюансами интерпретаций, но в главной сути оставаясь одной и той же, эта точка зрения развивается и в ряде литературоведческих работ нашего времени.

Действительно, комическая струя пронизывает роман на всем его протяжении. Прежде всего традиционно комедийными являются сюжетные линии: измена жены мужу с его другом; противоборство отца любви молодых людей и их уловки для того, чтобы его обмануть. Комичен сам сэр Остин, смешон Ричард во многих ситуациях, комедийны и другие персонажи. Но в комедию безжалостно вторгается трагедия, беря в ней начало и неразделимо с нею сплетаясь. Насколько сэр Остин комичен в своем женоненавистничестве, настолько же его намеренное одиночество трагично. Самый несчастный момент в жизни Клары, определяющий ее трагическую судьбу, проходит в обстановке буффонады.

Европейская литература задолго до Мередита овладела приемом смешения трагического с комическим, и не в этом, следовательно, коренилось особое впечатление развязки. Не вызывала она никогда возражений и с точки зрения психологического или жизненного правдоподобия. Ее эффект состоял в разрушении художественного стереотипа, прочно утвердившегося в читательском сознании – не только у современников писателя, но через мощную литературную традицию и в нашем. Суть этого резкого отступления от штампа хорошо объяснил Роберт Льюис Стивенсон: «Ричард Феверел», по его словам, «достигает уже счастливой концовки, а затем внезапно вас обманывает и кончается плохо… в действительности, он уже кончился счастливо последнею беседою Ричарда и Люси, а слепая алогичная пуля, которая все разрушает, имеет к нему столь же малое отношение, как муха к комнате, куда она жужжа залетела через открытое окно. Он мог бы так закончиться, но необходимости в этом не было».

В романе много автобиографического. Среди друзей автора находились прототипы некоторых персонажей. Рейнем-Абби напоминает одно из мест, где жил Мередит; там же, где он бывал в Германии, когда учился в школе Моравских братьев, бродит и обрекший себя на добровольное изгнание Ричард. Нашла отзвуки в романе личная трагедия писателя, которого в 1857 г. покинула жена, оставив ему на руках четырехлетнего сына. В первом издании тема супружеской неверности акцентировалась сильнее, чем в последующих, где Мередит ее приглушил, полагая, вероятно, что как писатель он слишком поддался боли свежей раны. Было бы, однако, неверно связывать непосредственно сэра Остина и его Систему с исканиями автора, имевшими целью воспитание сына. Тем не менее в какой-то мере этот образ служил, конечно, по удачному выражению одного английского исследователя, «предостережением самому себе». Автобиографической чертой была гордость Ричарда: этим чувством был преисполнен Мередит в детстве, оно прививалось ему всем воспитанием его как джентльмена, культивировалось отцом, который, сын портного, тянулся за аристократами и слыл по этой причине среди знакомых «графом Мередитом».

На русский язык роман переводится впервые.

В. Рак

^[1] Боборыкин П. Д. Воспоминания. В двух томах. М., 1965, т. 2, с. 219.

^[2] Боборыкин П. Д. Воспоминания. В двух томах. М., 1965, т. 2, с. 214.

^[3] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Изд. 5-е, т. 38, с. 305.

^[4] Хералдз Колледж – геральдическая палата.

^[5] Риччо Давид (1533? –1566) – придворный музыкант шотландской королевы Марии Стюарт, ее фаворит, возвысившийся до секретаря и доверенного советника, убитый заговорщиками, возглавляемыми лордом Дарнли, мужем королевы. Жену Мередита звали Мери.

^[6] Речь идет о мизантропе Тимоне Афинском (конец V в. до н. э.). В трагедии Шекспира он изображен щедрым, хлебосольным вельможею, который «людскому роду стал врагом», после того как, разорившись, обратился за помощью к друзьям, толпившимся вокруг него, когда он был богат, но встретился с холодной неблагодарностью и равнодушием.

^[7] В первой редакции эта деталь соотносилась с упоминанием о том, что Феверелы с гордостью выводили свое генеалогическое древо из старинных норманских родов, принимавших участие в завоевании Англии (1066 г.).

^[8] Имеется в виду, что учение древнегреческого философа материалиста Эпикура (341–270 до н. э.) о мудром наслаждении удовольствиями земной жизни было Адриеном воспринято в его широко распространенном, имеющем многовековую традицию истолковании как теоретического обоснования безразличия к добру и злу. Съезжавшиеся к Эпикуру друзья и последователи жили в его саду, который он завещал после смерти своей школе.

^[9] Гиббон Эдуард (1737–1794) – английский историк, автор знаменитой многотомной «Истории упадка и падения Римской империи» (1776–1788). Блестящий, изысканный стилист, он выражал свое рационалистическое отношение к излагаемому материалу и освещаемым событиям тонкой иронией, особенно в главах, посвященных возникновению христианской религии. В этом аспекте он воспринимался Адриеном в одном ряду с древнеримским поэтом Горацием (65–8 до н. э.), признанным в истории литературы мастером «мягкой», «изящной» сатиры.

^[10] Турн – царь италийского племени рутулов, мужественно сражался с высадившимися остатками спасшихся троянцев, но был убит в жестоком поединке с их вождем Энеем. Метафорическое упоминание о безрассудстве Риптона построено на игре сведениями из мифологии: в троянской войне Афина Паллада, богиня мудрости, была на стороне греков, победивших троянцев, но Турну, тоже противнику троянцев, она не помогала.

^[11] Блейз (англ. Blaize) – фамилия омонимична английскому слову «blaze», имеющему значение как существительное «пламя, яркий огонь» и как глагол «гореть ярким пламенем».

^[12] Фритредер – сторонник направленного против крупных землевладельцев (к числу которых принадлежал и сэр Остин) движения за свободу торговли и невмешательство государства в частнопредпринимательскую деятельность.

^[13] Магическое противоборство. – Для образного объяснения сути дальнейших событий Мередит прибегает к понятиям зороастризма – дуалистической религии, распространенной в древности и раннем средневековье в Иране и соседних с ним странах. По учению зороастризма, содержание мирового процесса составляет вечная борьба добра и зла, в которой человек обладает свободой мысли и поступков, а потому может стать на любую сторону, но должен духовной и телесной чистотой бороться с силами зла, так что в конечном итоге совместными усилиями добро победит. В ритуале зороастризма главная роль отводилась огню как воплощению божества справедливости. Жрецами зороастризма были маги.

^[14] Здесь обыгрывается английская пословица «возить уголь в Ньюкасл», которой соответствует русская «ездить в Тулу со своим самоваром» (Ньюкасл – центр английской угледобывающей промышленности).

^[15] В Евангелии (Деяния апостолов, гл. 27) рассказывается, что корабль, на котором апостола Павла везли на суд в Рим, попал в сильную бурю, две недели носился по морю неуправляемый и разбился на мели.

^[16] Магическое противоборство. – Для образного объяснения сути дальнейших событий Мередит прибегает к понятиям зороастризма – дуалистической религии, распространенной в древности и раннем средневековье в Иране и соседних с ним странах. По учению зороастризма, содержание мирового процесса составляет вечная борьба добра и зла, в которой человек обладает свободой мысли и поступков, а потому может стать на любую сторону, но должен духовной и телесной чистотой бороться с силами зла, так что в конечном итоге совместными усилиями добро победит. В ритуале зороастризма главная роль отводилась огню как воплощению божества справедливости. Жрецами зороастризма были маги.

^[17] Фокс Гай (1570–1606) – главный участник так называемого «порохового заговора», имевшего целью взорвать парламент во время его открытия в присутствии короля (5 ноября 1605 г.). Фокс должен был поджечь бочки с порохом, сложенные в подвале здания. Имя Фокса приведено в его романском соответствии, которое сам Фокс принял во время службы в испанской армии и которое употреблялось в полемической литературе XVII в., чтобы подчеркнуть связь заговорщиков с врагами Англии.

^[18] Имеется в виду поверье, будто скорпион, окруженный огнем, сам себя жалит и убивает.

^[19] В романе Вальтера Скотта «Айвенго» (1819) Робин Гуд во главе своих стрелков и король Ричард Львиное Сердце берут совместным приступом замок разбойничающих феодалов и освобождают заточенных там пленников.

^[20] В сборнике «Застольные беседы» («Table-Talk») английского поэта-романтика Сэмюела Кольриджа (1772–1834) содержится следующее сравнение: «У большинства людей опыт подобен кормовым огням корабля, которые освещают лишь пройденный путь».

^[21] Скакун железный – паровоз.

^[22] Квакеры – протестантская религиозная секта, этические правила которой предписывают абсолютную честность, скромность, аскетизм. В XIX в. секта имела распространение среди британских промышленников. В «Капитале» К. Маркс рисует образ квакера, который, будучи привлечен к суду за то, что заставлял детей работать по 20 часов в сутки, отказывается давать присягу на Библии, считая это богохульством.

^[23] Французский военный инженер Анри де Латюд (1725–1805) за время своего тридцатилетнего заточения трижды совершал побеги из самых крепких тюремных замков, в том числе из Бастилии, о чем рассказал в мемуарах, а также в отдельной брошюре.

^[24] Уайлд Джонатан (1682–1725) – предводитель воровской шайки, скупщик краденого и полицейский осведомитель. Мальчики читали, вероятно, повесть английского писателя Генри Филдинга (1707–1754) «Жизнь покойного Джонатана Уайлда Великого» (1743), в которой «деяния» преступника служили материалом для политической сатиры. Другие жизнеописания Уайлда были к тому времени, когда происходит действие романа, основательно забыты.

^[25] Римские императоры Юлиан Отступник (331–363, прав. 361–363) и Константин I Великий (280?–337, прав. 306–337) упоминаются здесь как просвещенные правители, рассудительные, благоразумные, мягкого характера; в противоположении им Каракалла (188–217, прав. 211–217) и Нерон (37–68, прав. 54–68) – как неукротимые в жестокости и нравственной распущенности деспоты. Нерон поджег Рим и, любуясь грандиозным пожаром, пел и аккомпанировал себе на лире. Для цинического миросозерцания Адриена характерно, что на одной стороне противопоставления он помещает и Константина, возведшего христианство в ранг государственной религии, и Юлиана, восстановившего в правах язычество.

^[26] В решающем сражении 2-й Пунической войны (202 до н. э.) римское войско по приказанию полководца Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего (ок. 235 – ок. 183) издало в начале битвы неожиданный громкий крик, так перепугавший боевых слонов противника, что большинство из них ринулось назад и смяло ряды карфагенян. Перед остальными слонами римляне расступились и, пропустив их в проход, забросали с боков стрелами, так что, обезумев от боли, животные тоже бросились на свое войско.

^[27] Приют Дафны. – Имя нимфы Дафны, превращенной богами в лавр, чтобы избавить ее от преследования Аполлона, происходило от названия этого дерева в древнегреческом языке.

^[28] Имеется в виду «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо (конец второй книги).

^[29] В ремарке фермера, идущей вразрез с обычным предубеждением протестантов, слышны отголоски споров вокруг вопроса о предоставлении католикам гражданских прав, которых они были лишены с XVII в. (соответствующий акт парламента был принят в 1829 г.).

Самыми ярыми приверженцами англиканской церкви и противниками католиков были в этой борьбе аристократы-тори.

^[30] Речь идет, вероятно, о песне «Маркитантка» французского поэта П.-Ж. Беранже (1780–1857).

В произношении фермера искажено оригинальное название песни («La Vivandiere»).

^[31] Ироническая ссылка на строку «Ребенок – отец Мужчины» («The Child is father of the Man») из стихотворения без названия («Му heart leaps up when I behold») английского поэта-романтика Уильяма Вордсворта (1770–1850).

^[32] (в подлиннике: the Mother of Plenty – Мать Изобилия). – Имеется в виду римская богиня плодов Помона (возможно, в контаминации с Деметрой – богиней плодородия и земледелия). В первом издании этот пассаж соотносился с упоминанием о том, что возраст, в котором пребывает Ричард во время описываемых событий («простое отрочество», по терминологии сэра Остина), Адриен иронически назвал «антипомоновским», то есть бесплодным. Как продолжение этой метафоры возникнет в конце романа (с. 457) ремарка того же Адриена о древнеримской богине посевов и плодородия Опе.

^[33] Речь идет о системе воспитания в иезуитских школах.

^[34] Возможно, реминисценция автобиографической поэмы У. Вордсворта «Прелюдия» (соч. 1799–1805, изд., 1850), где, вспоминая детские годы, проведенные на лоне природы, автор говорит «Хороший был посев для моей души» («The Preludel», I, 301).

^[35] Речь идет об английском государственном деятеле Уильяме Питте, первом графе Четеме (1708–1778), занимавшем долгие годы руководящие посты в правительстве. В сознании англичан его имя связывалось с большими успехами экспансионистской политики, в результате которой Англия приобрела огромные владения в Индии и Северной Америке.

^[36] Итонский колледж – старинное привилегированное учебное заведение для мальчиков из дворянских семей; большое внимание в нем уделялось физической культуре.

^[37] Святой Грааль – легендарная изумрудная чаша, из которой пил Христос на тайной вечере, предмет поисков рыцарей Круглого Стола.

^[38] Фердинанд и Миранда. – Начало главы построено на образах и реминисценциях пьесы Шекспира «Буря» (Фердинанд, Миранда, Ариэль, Калибан, Просперо).

^[39] Благодетельный волшебник Просперо, отец Миранды, поощряет любовь молодых людей и способствует ее счастливому исходу. Комментируемая фраза выступает в романе первым предупреждением о трагической развязке.

^[40] Вечерняя звезда – планета Венера. В романе этот образ приобретает символический смысл, ассоциируясь с возлюбленной Ричарда – Люси.

^[41] Египетская царица Клеопатра (69–30 до н. э.) и герцогиня феррарская Лукреция Борджиа (1480–1519) упоминаются здесь как женщины необычайной красоты.

^[42] Завоеватель – прозвище герцога норманского Вильгельма (1027 или 1028–1087), завоевавшего Англию в 1066 г. и основавшего англо-норманскую монархию, со времен которой ведут начало многие древнейшие дворянские роды страны.

^[43] Труд знаменитого английского юриста Уильяма Блэкстона (1723–1780) «Комментарии к законам Англии» (1765–1768).

^[44] Риптон искажает слово; правильно: Гэвелкинд – исторический обычай, официально признанный в некоторых графствах Англии законом, по которому имущество покойного родителя наследуют равными долями все его сыновья. Риптон застрял на введении к четырехтомному труду Блэкстона.

^[45] Возможно, имеется в виду сцена отхода ко сну Адама и Евы в раю из четвертой песни поэмы «Потерянный рай» английского поэта Джона Мильтона (1608–1674). В поэме и романе перекликаются описания восхода луны.

^[46] Святая Цецилия (ум. 230) считается покровительницей музыки, особенно церковной, и обычно изображается играющей на каком-нибудь инструменте.

^[47] Имя (женский эквивалент имени Чарлз) и фамилия дамы ассоциируют ее с героем романа «История сэра Чарлза Грандисона» (см. с. 514), чем лишний раз внимание читателя обращается на традиционный, архаический характер Системы сэра Остина, приведшей его к выбору невесты для сына в семье, где культивируются идеалы ушедшего века. О леди Каролине в первой редакции рассказывалось, что она происходила по прямой линии от сэра Чарлза, являя всем своим образом мысли и поведением «одетое в юбку подобие своего замечательного предка». Она жаждала иметь сына, который стал бы духовным потомком сэра Чарлза, но судьба дала ей восемь дочерей, младшую из которых, чтобы хоть как-нибудь удовлетворить свою мечту, она назвала Каролой. В сэре Остине она узрела осуществление идеала: «дух сэра Чарлза воскрес, чтобы смешать свою кровь с ее кровью и положить начало потомству нравственных Паладинов по образцу сэра Чарлза». Ирония состояла в том, что это был единственный доставшийся ей шанс пристроить хотя бы одну из дочерей.

^[48] Ричард сравнивается с героем философской повести Вольтера «Простодушный», чья бурная любовь не признавала препятствовавших ей законов и обычаев цивилизованного мира.

^[49] Кипарисовые ветки с древнейших времен были у разных народов атрибутом похоронного обряда, само дерево считалось символом траура. В пятой главе первого издания (ставшей после сокращения второй) Ричард, увидев обращенное к нему вершиною отражение в озере кипариса, рассказывал своему другу о том, что, по семейному преданию, это предвещает ему несчастье. Сон Люси Ричард толкует в благоприятном смысле, потому что исчезает навечно зловещая примета. Но символический образ кипариса, предупреждающий о трагедии, возникает несколько раз в дальнейшем повествовании.

^[50] Григорианские песни – ритуальные песнопения католической церкви, называемые по имени папы Григория I Великого (ок. 540–604, папа с 590), который осуществил их реформу.

^[51] В первом издании сообщалось, что предок Ричарда, военачальник, «располагаясь на границе Уэльса, смешал свою кровь с королевской кровью Граффудов». В этой детали отразилось семейное предание Мередитов, согласно которому они вели происхождение от древней уэльской знати.

^[52] Эскалибур – волшебный меч, который легендарный король Артур получил от Девы Озера и который он, чувствуя приближение смерти, ей вернул, повелев одному из рыцарей бросить в озеро.

^[53] Джонсон Сэмюел (1709–1784) – английский писатель, критик и лексикограф, чей толковый словарь английского языка (1755) многие десятилетия считался нормативным. Замечание Адриена иронично, ориентированный на «книжный» язык, словарь не включал, естественно, грубоватое, просторечное существительное «spiflication» (от глагола to spiflicate – поколотить, измордовать), вошедшее, кстати, в употребление много позже того времени, когда Джонсон издал свой труд.

^[54] Кличка лошади должна подсказать читателю ассоциации, которые, не будучи еще на этой стадии никак соотносимы непосредственно с содержанием романа, родили бы тем не менее смутное ощущение тревоги. Кассандра предсказывала гибель Трои, предупреждала об опасности, заключенной в деревянном коне, оставленном греками.

^[55] Имеется в виду ставшая крылатым выражением фраза «carpe diem» («хватай день», «лови момент») из оды Горация (I, 11, 8).

^[56] Согласна христианской мифологии, до своего бунта против бога сатана был ангелом высшего чина.

^[57] Эта продолжаемая и далее (с. 198) метафора, характеризующая жестокость Ричарда, который в своей неумолимой свирепости подверг Бенсона более тяжелому наказанию, чем тот заслуживал, восходит к сюжетной коллизии комедии Шекспира «Венецианский купец».

^[58] Муза истории Клио.

^[59] Согласно популярной английской легенде, графиня Годива (XI в.), нагая, прикрывшись только волосами, проехала по улицам Ковентри, потому что лишь на этом условии ее муж соглашался исполнить ее просьбу не облагать город тяжелым налогом.

^[60] Аллюзия на сказку «Красавица и Чудовище» (в русской традиции – «Аленький цветочек») французской писательницы М. Лепренс де Бомон (1711–1780).

^[61] Речь идет, по-видимому, о древнегреческом философе-неоплатонике Прокле (412–485), который, по словам его ученика и биографа Марина, был «самым счастливым из людей, прославляемых во все века», и «щедро был наделен всеми так называемыми внешними благами».

^[62] В оценках леди Блендиш и сэра Остина этот поэт (см. выше, примеч. к с. 86) противопоставлен ироничному Гиббону (см. выше, примеч. к с. 25) и своему литературному антагонисту, революционному романтику Дж. Г. Байрону, поэту мятежных настроений и бурных страстей, как певец природы, патриархальной деревенской жизни, умиротворенной духовной гармонии, проникнутой религиозным чувством. Мнение о Байроне как «эгоисте» основывалось на общераспространенном убеждении, что в героях всех своих поэм он изображал самого себя.

^[63] Суждения, высказываемые в комментируемом отрывке из письма леди Блендиш, продиктованы ее представлениями о рыцарском идеале, о котором она говорила в романе ранее (с. 111). Боярдо Маттео (1441–1494) – итальянский поэт; леди Блендиш читала его знаменитую поэму «Влюбленный Роланд» на сюжеты средневекового эпоса, в которой изящные рыцари, нежные любовники, совершают подвиги в честь прекрасных дам, проходя через сказочные приключения. Итальянский поэт Франческо Берни (1497–1535) переделал поэму Боярдо, обновив ее стилистически, а также придав бурлескно-пародийный характер героике и фантастике рыцарских романов; в этом отношении он был предшественником Сервантеса. Сэр Джон Фальстаф – персонаж исторической хроники Шекспира «Генрих IV» и комедии «Виндзорские насмешницы», «жирный рыцарь», обжора, пьяница, лгун, хвастун и сластолюбец, насмехающийся над феодально-рыцарским кодексом.

^[64] Сравнение с ослицей библейского пророка Валаама, которая, увидев ангела с мечом, загораживавшего ей незримо для ее хозяина дорогу, остановилась и, несмотря на побои, не двинулась с места (Четвертая книга Моисея: Числа, гл. 22, ст. 22–31).

^[65] Речь идет о св. Симеоне Столпнике (ок. 390–459), который посвятил всю жизнь суровому изнурению плоти, причем более тридцати лет провел в пустыне на столпе.

^[66] В первом издании приводился следующий афоризм сэра Остина: «Грех – чуждый элемент в нашей крови. Это – Яблочная болезнь, с которой природа боролась с времен Адама». Как средство выработать иммунитет против этого недуга была задумана Система (см. пояснения выше, с. 512).

^[67] Погруженное в священные воды реки Стикс, окружающей подземное царство, тело древнегреческого героя Ахилла приобрело чудесную крепость, так что его не могло пробить никакое оружие. Уязвимой осталась лишь пята, за которую его держали; в это место он и был поражен под Троей гибельной стрелой.

^[68] Напоминая заглавия нравоучительно-дидактических руководств для молодежи, издававшихся в большом числе в XVIII – начале XIX вв., эта характеристика книги сэра Остина своим пародийным звучанием подчеркивает, что его труд подобен этим сочинениям и что Система сложилась из общих мест и ходячих представлений, хорошо известных еще в предшествующем столетии.

^[69] Речь идет о публичных опытах, демонстрирующих действие электрического тока на группу людей, соприкасающихся друг с другом.

^[70] Эта и следующая цитаты взяты из неопубликованного стихотворения Мередита, написанного, вероятно, вскоре после выхода его первого поэтического сборника (1851) и, во всяком случае, задолго до того, как писатель приступил к «Испытанию Ричарда Феверела». Далее (с. 224, 452) цитируются еще два стихотворения тех же лет. Вставляя свои ранние поэтические сочинения в роман и приписывая два из них зеленому юнцу, а одно – мелкому писаке Сендо, Мередит подвергает иронической переоценке романтический склад мысли, настроения и идеи, которыми они были проникнуты.

^[71] Сюжет стихотворения Мередита «Два дрозда» («The Two Blackbirds»). Птица в клетке оплакивает утраченную свободу, а вольная – свою убитую подругу; но родство настроений длится лишь одно лето, потому что на следующее вольная находит новую подругу. Этот сюжет Мередит заимствовал из стихотворения «Дрозд», написанного его женою еще до выхода за него замуж.

^[72] Фиеско Джованни Луиджи, граф Лаванья (1523–1547) – генуэзский патриций, руководитель заговора, который он организовал с целью захвата власти. В трагедии Ф. Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе» (1783), из которой Адриен цитирует, слегка перефразируя, реплику Фиеско, последний изображен коварным честолюбцем, рядящимся в тогу республиканца, чтобы привлечь ревнителей свободы, но одновременно притворяющимся беспутным искателем развлечений, чтобы усыпить бдительность властей.

^[73] Луций Юний. – Согласно легенде, Луций Юний Брут, основатель Римской республики, первый римский консул (509 до н. э.), в юности притворился слабоумным, чтобы усыпить подозрительность своего дяди Тарквиния Гордого, убившего его отца и брата и завладевшего их богатством.

^[74] Франкателли Чарлз (1805–1876) – знаменитый английский повар.

^[75] дворец Гесперид (ср. с. 472); в христианской традиции, на которую опирается Мередит, вводя этот символ в роман, миф о саде Гесперид истолковывался как предание о земном рае.

^[76] Утренняя звезда – та же, что и Вечерняя звезда, планета Венера, называемая так, когда она видна на рассвете.

^[77] Предполагается, что в этом своем раннем стихотворении, написанном, вероятно, до женитьбы, Мередит изобразил свою будущую жену (ср. примеч. к с. 217). В романе оно соотносится с портретным описанием Беллы Маунт (с. 365), которая в судьбе Ричарда играет роль девы неблагородного металла.

^[78] О деве Марии, узрев ее в конце своего пути, автор «Божественной комедии» говорит:

Будь даже равномощна речь моя Воображенью, – как она прекрасна, И смутно молвить не дерзнул бы я. («Рай», XXXI, 136–138; пер. М. Лозинского)

Итальянский художник Гвидо Рени (1575–1642) написал несколько картин на сюжет о Марии Магдалине; о какой из них идет речь, неясно.

^[79] Слова, которые произнес Гай Юлий Цезарь, приняв решение перейти отделявшую его провинцию от Северной Италии реку Рубикон и выступить против Римского сената (49 г. до н. э.). Напоминая о том, что переход Рубикона был первым шагом Цезаря к гибели от кинжала, это изречение служит здесь отдаленным предвестником трагического финала. Тема Рубикона всплывет еще раз в начале гл. XXIX (с. 265), а затем в гл. XXXII будет упомянут «тлен державного Цезаря» (с. 311).

^[80] Имеется в виду сказка об Али-бабе и сорока разбойниках из «Тысячи и одной ночи».

^[81] Метафора евангельской притчи о нанятых работниках (Евангелие от Матфея, гл. 20).

^[82] Менелай – в древнегреческих мифах спартанский царь; его женою была Елена Прекрасная, похищенная у него сыном царя Трои Парисом, из-за чего разгорелась война, завершившаяся победою греков над троянцами и полным сожжением города, который греки называли также Илионом.

^[83] В юности Елена Прекрасная была похищена, без ее согласия, героем Тесеем, но освобождена братьями и возвращена в Спарту; Парис ее увез по ее желанию.

^[84] Имеется в виду прямой, «греческий» нос. Имя богини, рифмующееся в подлиннике со словом, обозначающим «орлиный» нос (aquiline – Proserpine), употреблено для создания комического эффекта.

^[85] В поэме «Освобожденный Иерусалим» итальянского поэта Торквато Тассо (1544–1595) волшебница Армида удерживает прельщенных ее красотою рыцарей-крестоносцев в своих садах, где они, наслаждаясь негою и утехами сладострастия, забывают о своем воинском долге.

^[86] Имеется в виду повесть из «Тысячи и одной ночи» (в современном русском переводе: «Рассказ о двух везирях и Анис аль-Джанлис», ночи 34–38).

^[87] Уэст-Энд был аристократическим районом Лондона.

^[88] Употребленное в подлиннике слово «random» намекает на то, что хвастливые заявления Риптона имели своею опорою порнографическую книжку. В первом издании намек был ощутим отчетливее, так как это слово было напечатано с заглавной буквы.

^[89] Ричард направился в Гайд-парк, излюбленное место прогулок светского общества.

^[90] Рукописное начертание первой буквы имени Люси (L) схоже с символом, которым обозначается сокращенно английская денежная единица фунт стерлингов.

^[91] Цитата из Библии: «И сказал человек: вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа» (Бытие, гл. 2, ст. 23).

^[92] Джонсон Сэмюел (1709–1784) – английский писатель, критик и лексикограф, чей толковый словарь английского языка (1755) многие десятилетия считался нормативным. Замечание Адриена иронично, ориентированный на «книжный» язык, словарь не включал, естественно, грубоватое, просторечное существительное «spiflication» (от глагола to spiflicate – поколотить, измордовать), вошедшее, кстати, в употребление много позже того времени, когда Джонсон издал свой труд.

^[93] Для венчания без предварительного оглашения в церкви прихода, где жил один из вступающих в брак, требовалась лицензия, которую выдавала Коллегия юристов гражданского права в Лондоне.

^[94] Имеется в виду первый акт трагедии. В своем эссе «О комедии и комическом» (1877) Мередит ссылался на «проницательного автора, который сказал, что конец комедии часто становится началом трагедии».

^[95] Рубикон был перейден 10 января. Напоминание о холодной зимней погоде, контрастирующее с ясным весенним днем, в который совершается венчание Ричарда и Люси, усиливается далее образами смерти и увядания: реки Ахерона, протекающей в царстве теней, престарелой Берри (дословно: осенней ягоды), лысого Цезаря.

^[96] Философская география – очевидно, вымышленная книга.

^[97] О том, что Цезарь был лысым, писали римские историки (например, Светоний); лысым его запечатлели и некоторые античные скульптурные изображения. Упоминание о том, что в момент своего наивысшего торжества и могущества Цезарь был уже отмечен печатью увядания, служит в метафорическом слое романа очередным предупреждением о повороте действия к трагической развязке.

^[98] Шуточно обыгрывается название романа Вальтера Скотта «Обрученные» (1825).

^[99] Намеки на свадебные обычаи: голову невесты украшал венок из померанцевых цветов, а когда жених и невеста отправлялись в церковь или же молодыми супругами покидали дом невесты после свадебного завтрака, в них кидали старый башмак.

^[100] По английскому обычаю после венчания происходит свадебный завтрак, за которым каждый из гостей получает кусок свадебного торта (отсутствующим друзьям это угощение посылается). Затем молодые отправляются в путешествие.

^[101] При осаде испанского города Сарагосы наполеоновскими войсками (1808–1809) прославилась мужеством девушка по имени Августина, занявшая на артиллерийской батарее место своего погибшего возлюбленного. Ее подвиги воспел Байрон в первой песне поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда» (строфы 54–56).

^[102] Имеются в виду Англия, Шотландия и Ирландия, составлявшие в XIX в. Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии.

^[103] Речь идет о популярной кулинарной книге английского врача Уильяма Китченера (Kitchiner, 1775–1827). Меняя гласную (Kitchener), Мередит создает игру слов, делая фамилию производной от существительного «кухня» (a kitchen).

^[104] Возможно, реминисценция комедии Шекспира «Бесплодные усилия любви», где с этим титулом почтения о Купидоне говорит один из персонажей (д. III, сц. 1, строка 172).

^[105] Традиционное так называемое «большое путешествие» английского юноши из дворянской семьи, предпринимавшееся с целью завершения образования.

^[106] Роу – аллея для верховых прогулок в Гайд-парке, по обочинам которой прохаживались и сидели пешеходы, собиравшиеся посмотреть на всадников.

^[107] Династия Плантагенетов правила в Англии в 1154–1399 гг., то есть в эпоху, с которой соотносится понятие «добрая старая Англия».

^[108] В английском суде адвокат выступает в парике.

^[109] Имеется в виду рассуждение Гамлета в сцене на кладбище (д. V, сц. 1): «Александр умер, Александра похоронили, Александр превращается в прах; прах есть земля; из земли делают глину; и почему этой глиной, в которую он обратился, не могут заткнуть пивную бочку?

Державный Цезарь, обращенный в тлен, Пошел, быть может, на обмазку стен» (Пер. М. Лозинского).

^[110] Терпин Ричард (1706–1739) – знаменитый английский разбойник.

^[111] Мысль о том, что человек сам отвечает за свои поступки и не должен перекладывать ответственность за них на внешние обстоятельства или посторонние силы сэр Остин выражает, обыгрывая перевод термина «deus ex machina» (лат. бог из машины), обозначающего драматургический и сценический прием древнегреческого театра, состоявший в том, что в решающий момент на сцене появлялось божество (актера спускали с помощью специальной машины) и приводило действие к развязке, определяя своею волею конечную участь действующих лиц. Сэр Остин имеет в виду, что сам управлял машиною, а не был божеством, которое действует тогда и так, как этого захочет автор пьесы или постановщик, то есть (в соотнесении с толкованием леди Блендиш) случай.

^[112] Манихейство – религиозное учение, возникшее на Ближнем Востоке в III в. из синтеза мифов разных восточных народов, включая зороастризм (см. примеч. к с. 35). Существующее состояние человека оно объясняло следствием смешения двух субстанций, называемых Разумом и Материей, или Добром и Злом, или Светом и Тьмой. Весь смысл мировой истории – в освобождении части Света, полоненной Князем Тьмы, и протекает этот процесс в непрестанной борьбе добра и зла, бога и дьявола.

^[113] В первой главе первого издания пояснялось, что «Великой Догмой помпельмуса» называл Адриен «Котомку пилигрима», «из-за того что в ней часто и без снисхождения упоминалась первая ошибка, которая была допущена в раю» (помпельмус, разновидность грейпфрута, считался тем самым плодом, который вкусила Ева в раю). О Бенсоне в первом издании говорилось, что он «был Великой Догмой помпельмуса, выраженной в одном взгляде».

^[114] Маунтфокон (Mountfalcon) – смысловая фамилия, первый элемент которой – глагол «взмывать ввысь» (to mount), второй – существительное «сокол» (a falcon), что будет далее обыграно в репликах персонажей и названии главы XXXIX.

^[115] Бегума – обращение к знатной даме в Индии, соответствующее русскому «госпожа»; в европейском употреблении – индийская княгиня, знатная дама.

^[116] Афоризм принадлежит Мередиту, который, возможно, так перефразировал пословицу «Слово – серебро, молчание – золото».

^[117] Имеются в виду две притчи, которыми английский писатель Джозеф Аддисон (1672–1719) иллюстрировал в сатирико-нравоучительном журнале «Зритель» (1711, № 94) свое популярное изложение современных ему идеалистических представлений о времени. В первой, источником которой он ошибочно указал Коран, рассказывается о том, как однажды утром архангел Гавриил, подняв пророка Мухаммеда (Магомета) с постели, вознес его на Небо через семь небес, через ад и рай, показав их ему во всех подробностях; затем Магомет 90 ООО раз беседовал с Аллахом, и, когда после этого был возвращен на землю, его постель была еще теплой, а из опрокинутого при отправлении в путь кувшина не успела вытечь вода. Во второй притче мудрец предлагает египетскому султану, насмехающемуся над этим рассказом, окунуть голову в ведро с водой. В этот короткий промежуток времени султан успевает в своем воображении прожить долгую жизнь, наполненную разнообразными событиями.

^[118] Обыгрывается английское выражение «идти за своим носом» (to follow one's nose), то есть руководствоваться чутьем, инстинктом.

^[119] Святая Елена – местечко на берегу острова Уайт.

^[120] Закат солнца изображен здесь аллегорически как борьба титана Гипериона, отца бога солнца Гелиоса (Гиперион было также одним из имен самого Гелиоса), и сторукого чудовища Бриарея, одного из тех, кто помог олимпийским богам победить титанов. Об аллегорическом значении образа Бриарея см. выше, с. 513.

^[121] В эпоху, когда был написан роман, поборники филантропической деятельности, например писатель Чарлз Кингсли (1819–1875), представляли ее современной формой рыцарских подвигов в защиту несчастных и угнетенных, вдохновляемой идеалами столь же возвышенными, как и в те далекие времена.

^[122] В комплиментах Адриена звучали вольные любовные мотивы, подобные тем, которыми проникнуты стихотворения древнегреческого поэта Анакреона (ок. 570 – ок. 478 до н. э.).

^[123] Имеется в виду ода Ф. Шиллера «К радости» (1785).

^[124] Греческий миф рассказывает, что юноша Леандр каждый вечер переплывал Геллеспонт (пролив Дарданеллы), чтобы на противоположном берегу встретиться со своею возлюбленною Герою. В поэме Байрона «Дон Жуан» о ее герое говорится, что он был превосходный пловец и «переплыл бы даже, несомненно, И Геллеспонт, когда бы пожелал» (песнь II, строфа 105; пер. Т. Гнедич).

^[125] Согласно варианту мифа об аргонавтах, рассказанному в «Метаморфозах» Овидия, Медея своим волшебством омолодила престарелого Эсона, отца Ясона. Комментируемая фраза – цитата из комедии Шекспира «Венецианский купец» (акт V, сц. 1, строка 14).

^[126] Сати – в Индии вдова, предающая себя сожжению после смерти мужа.

^[127] В эпоху Английской буржуазной революции XVII в. «кавалерами» назывались роялисты, сражавшиеся на стороне Карла I (1600–1649); «круглоголовыми» (по коротко остриженным волосам) – сторонники революционного парламента, пуритане. Ремарка Адриена имеет в виду, что выбор, сделанный миссис Дорайей, противоречил ее политическим убеждениям: в первом издании говорилось, что она «не простила Кромвелю казни Мученика Карла».

^[128] Совпадение фамилии дамы с начальным элементом фамилии лорда Маунтфокона служит первым сигналом о сходстве их натур, которое далее оттеняется сравнениями дамы с хищной птицей.

^[129] Ричмонд – небольшой городок на Темзе недалеко от Лондона, одно из любимых мест отдыха столичных жителей.

^[130] В античном городе Пафосе на острове Крите находился храм Афродиты (Венеры). Слова Адриена содержат намек на профессию дамы: жрицы богини любви отдавались за деньги.

^[131] Беллона – римская богиня войны; Мередит прибегает к игре созвучия между именами богини и дамы (Белла).

^[132] Аспазия (ок. 470–410 до н. э.) – одна из выдающихся женщин античности, отличавшаяся умом, образованностью и красотою; ее дом был местом, где собирались философы, поэты и художники. В многовековой традиции она стала типом красавицы легкого поведения, обладающей всеми интеллектуальными совершенствами.

^[133] Брентфорд-эйт, Кью, Хаммерсмит, Патни, Баттерсийский мост – местечки на Темзе, пригороды Лондона и его районы в их последовательности по пути из Ричмонда.

^[134] Брентфорд-эйт, Кью, Хаммерсмит, Патни, Баттерсийский мост – местечки на Темзе, пригороды Лондона и его районы в их последовательности по пути из Ричмонда.

^[135] Король-Мученик – прозвище английского короля Карла I (ср. примеч. к с. 358). В первом издании говорилось, что миссис Дорайя составила о мальчике Риптоне впечатление как о своем единомышленнике, который «искренне считает ее Карла Мучеником».

^[136] Красавка. – В подлиннике: Bella Donna; игра слов: «белладонна» (ядовитое растение) и «прекрасная дама» (что подчеркивается раздельным написанием с заглавных букв), кроме того, первый элемент созвучен с именем дамы.

^[137] Кающаяся Грешница – так называлась трагедия (1703) английского драматурга Николаса Роу (1674–1718).

^[138] Поэтическая справедливость (poetic justice) – термин, употреблявшийся с последней четверти XVII в. для обозначения концепции, согласно которой в художественном произведении добро должно торжествовать, а зло наказываться.

^[139] Перефразированные слова из трагедии Шекспира «Гамлет»: «Такой святыней огражден король…» (д. IV, сц. 5, строка 124; пер. М. Лозинского).

^[140] Даная – дочь аргосского царя, заключенная от взора мужчин в подземелье, куда, в виде золотого дождя к ней проник Зевс.

^[141] Перефразированная цитата из трагедии Шекспира «Ричард III» (д. I, сц. 2). Сломив ненависть к себе леди Анны, чьего мужа он убил, Ричард III произносит:

Кто обольщал когда-нибудь так женщин? Кто женщину так обольстить сумел? (Пер. А. Радловой) Совпадение имен персонажей и цитаты придают изображенной в романе ситуации пародийный характер по отношению к сцене соблазнения в трагедии. Пародия подчеркивает нелепость поведения героя.

^[142] Метафора из трагедии Шекспира «Антоний и Клеопатра» (д. I, сц. 5). Разлученная с Антонием, египетская царица, изливая свою тоску в монологе, произносит следующие слова:

…Все ли шепчет он: «Где змейка нильская моя?» Он раньше Так звал меня… (Пер. Б. Пастернака).

^[143] Притворство Беллы, рассчитанное на то, чтобы одержать победу над простодушным и неопытным Ричардом, сравнивается с тактическим приемом древних парфян, которые, имитируя бегство, на полном скаку, глядя через плечо, осыпали преследователей стрелами и наносили им тяжелый урон.

^[144] Casus belli (лат.) – основание, повод для объявления войны. Мередит опять играет созвучием с именем Беллы Маунт: при другом грамматическом окончании (bellae) выражение приобретает в данном контексте значение «ошибка Беллы», «положение дел Беллы».

^[145] Уимблдон – пригород Лондона; здешний пустырь был местом проведения различных массовых мероприятий.

^[146] Слова из молитвы, произносимой священником при закапывании гроба.

^[147] Это деталь одежды упоминается как давно вышедшая из моды (галстуки или шейные платки из тонкой белой льняной ткани носили приблизительно до 1820 г.).

^[148] Возможно, параллель сцене в погребе Ауэрбаха, когда загорается пролитое неосторожно Зибелем колдовское вино, которым угощает присутствующих Мефистофель («Фауст», строки 2299–2301)

^[149] Маунтфокон (Mountfalcon) – смысловая фамилия, первый элемент которой – глагол «взмывать ввысь» (to mount), второй – существительное «сокол» (a falcon), что будет далее обыграно в репликах персонажей и названии главы XXXIX.

^[150] Побережье Сассекс – участок южного побережья Англии.

^[151] Римские императоры Юлиан Отступник (331–363, прав. 361–363) и Константин I Великий (280?–337, прав. 306–337) упоминаются здесь как просвещенные правители, рассудительные, благоразумные, мягкого характера; в противоположении им Каракалла (188–217, прав. 211–217) и Нерон (37–68, прав. 54–68) – как неукротимые в жестокости и нравственной распущенности деспоты. Нерон поджег Рим и, любуясь грандиозным пожаром, пел и аккомпанировал себе на лире. Для цинического миросозерцания Адриена характерно, что на одной стороне противопоставления он помещает и Константина, возведшего христианство в ранг государственной религии, и Юлиана, восстановившего в правах язычество.

^[152] Поэма шотландского пастора Роберта Блера (1699–1746) «Могила» (1743) посвящена размышлениям о бренности всего земного, неминуемо поглощаемого и разрушаемого всесильной смертью.

^[153] Остров Уайт расположен у побережья графства Гемпшир.

^[154] Мысль о том, что человек сам отвечает за свои поступки и не должен перекладывать ответственность за них на внешние обстоятельства или посторонние силы сэр Остин выражает, обыгрывая перевод термина «deus ex machina» (лат. бог из машины), обозначающего драматургический и сценический прием древнегреческого театра, состоявший в том, что в решающий момент на сцене появлялось божество (актера спускали с помощью специальной машины) и приводило действие к развязке, определяя своею волею конечную участь действующих лиц. Сэр Остин имеет в виду, что сам управлял машиною, а не был божеством, которое действует тогда и так, как этого захочет автор пьесы или постановщик, то есть (в соотнесении с толкованием леди Блендиш) случай.

^[