Бриенна 1 page. На первое тело они наткнулись в миле от перекрестка

На первое тело они наткнулись в миле от перекрестка.

Труп свисал между веток сухого дерева. На почерневшем стволе все еще были видны шрамы от убившей его молнии. Вороны здорово поработали над лицом мертвеца, а волки обглодали его ноги, которые немного не доставали до земли. Ниже колен остались только кости да лохмотья… и единственный изжеванный сапог, наполовину скрытый под глиной и мхом.

– Что это там торчит у него во рту? – спросил Подрик.

Бриенна заставила себя посмотреть. Лицо трупа было серо‑зеленым и наводило ужас. Его рот был открыт и раздут. Кто‑то впихнул меж его зубов острый белый камень. Толи камень, толи…

– Соль, – догадался септон Мерибальд.

В пятидесяти футах дальше они заметили второй труп. Животные ободрали его до костей, поэтому то, что от него осталось было разбросано по земле под сгнившим куском веревки, свисавшим с ветки вяза. Бриенна проехала бы мимо даже не заметив его, если б Собака не стала принюхиваться и не направилась к кустам, чтобы повнимательнее обнюхать кости.

– Что там у тебя, Собака? – сир Найл спешился и направился за псом, а вернулся держа в руках шлем. Череп оставался внутри, вместе с червями и другими насекомыми.

– Отличная сталь, – объявил он. – И помят не сильно. Какой‑то лев потерял свою голову. Под, не желаешь получить шлем?

– Только не этот. Внутри него черви.

– Их можно вымыть, парень. Ты щепетильный как девчонка.

Бриенна уставилась в его сторону.

– Он все равно для него будет велик.

– Не беда. Вырастет.

– Я не хочу, – ответил Подрик. Сир Хайл пожал плечами и выбросил шлем в кусты. Собака гавкнула и направилась к ближайшему дереву поднять подле него лапу.

Дальше едва ли сто ярдов пути обходились без нового трупа. Они были развешены на ясенях и ольхе, на буках и березах, лиственницах и вязах, на древних раскидистых ивах и величественных каштанах. У каждого на шее была петля из пеньковой веревки и кусок соли во рту. На некоторых были серо‑голубые плащи, на других плащи были алые, хотя они настолько выцвели под солнцем и дождями, что один цвет от другого можно было отличить с трудом. У тех, у кого не было плащей, на груди были вышиты гербы. Бриенна заметила топоры, стрелы, несколько лососей, сосну, дубовый лист, жуков, петухов, кабанью голову и полдюжины трезубцев. – «Это дезертиры», – поняла она. – «Осколки дюжины армий, бросившие своих лордов».

Некоторые мертвецы были лысыми – другие бородатыми, молодые и пожилые, высокие и низкие, толстые и худые. Но настигнутые смертью, с почерневшими и истлевшими лицами все они выглядели практически одинаково. – «На виселице все люди – братья», – эту мудрость Бриенна прочла в какой‑то книге, хотя и не могла припомнить в какой.

Наконец сир Хайл выразил вслух то, что у всех было на уме.

– Это те, кто участвовал в налете на Солеварни.

– Пусть Отец всевышний рассудит их по всей строгости, – произнес септон Мерибальд, у которого в городе был друг – пожилой септон.

Но то, кем являлись мертвецы и вполовину не так сильно беспокоило Бриенну как то, кто их повесил. Говорят, веревка была излюбленным методом казни Берика Дондарриона и его разбойничьей шайки. Раз так, то так называемый лорд‑молния мог оказаться где‑то неподалеку.

Собака залаяла, и септон Мерибальд огляделся вокруг и нахмурился.

– Не стоит ли поторопиться? Солнце скоро зайдет, а мертвецы в ночное время не слишком приятная компания. При жизни они были плохими и опасными людьми. Сомневаюсь, что после смерти они исправились.

– В этом я с вами не согласен, – откликнулся сир Хайл. – Эти ребята как раз из тех, кого смерть только красит. – Но он все равно пришпорил своего коня, и они немного ускорили движение.

Дальше по дороге лес стал редеть, но трупов меньше не становилось. Потом лес сменили грязные поля, а деревья – виселицы. Наши проезжавшие путники вспугивали огромные стаи ворон, рассевшиеся на трупах, но едва они проезжали мимо, как птицы возвращались на свои места. – «Они были ужасными людьми», – напоминала себе Бриенна, но все равно увиденное оставляло в ней горький осадок. Она заставляла себя рассматривать каждого мертвеца, разыскивая знакомые лица. Она решила, что узнала некоторых из тех, кто был в Харренхоле, но они были в таком состоянии, что об уверенности в этом не могло быть и речи. Никто из них не носил шлем в виде собачьей головы, да и вообще каких бы то ни было шлемов. По большей части перед повешеньем с них были сорваны все гербы и доспехи с сапогами.

Когда Подрик поинтересовался названием постоялого двора, в котором они надеялись найти ночлег, септон Мерибальд отчаянно ухватился за этот вопрос, возможно для того, чтобы отвлечь всех от мрачных часовых, охранявших дорогу.

– Его называют Старым Двором. Тут много столетий назад находился постоялый двор, хотя этот постоялый двор был построен только во время правления Джахаериса Первого, того, кто построил Королевский Тракт. Говорят, король Джахаерис с королевой переночевали здесь во время своего путешествия. После этого долгие годы этот постоялый двор называли в их честь «Две Короны», пока хозяин не пристроил к нему колокольню. После этого название сменили на «Звонаря». Позднее дом перешел во владение хромого рыцаря по имени Длинный Джон Хеддл, который, состарившись, занялся кузнечным делом. Он выковал новую вывеску для своего постоялого двора: трехголового дракона из черного железа и повесил его на деревянной перекладине. Чудище было таким огромным, что его пришлось делать из дюжины частей, соединив веревкой и проволокой. При каждом дуновении ветра оно начинало

(не хватает текста – прим. Consul)

– А дракон все еще там? – спросил Подрик.

– Нет, – ответил септон. – Когда постарел сын кузнеца, бастард Эйегона Четвертого поднял восстание против законнорожденного брата и сделал своим гербом черного дракона. Тогда эти земли принадлежали лордам Дарри, а его милость был бесконечно предан королю. От одного вида черного дракона его всего трясло, поэтому он срубил перекладину, разбил вывеску на куски и сбросил в воду. Одну из драконьих голов спустя много лет вынесло на Тихий Остров, хотя к тому времени она была не черной, а красной от ржавчины. Трактирщик так и не сделал новой вывески, поэтому люди забыли дракона и стали называть это место Речной Гостиницей. В те дни Трезубец разливался до задней двери дома, и половина комнат была расположена над водой. Говорят, гости могли забросить удочку прямо из окна и поймать форель. Кроме того, рядом находилась пристань парома, чтобы путешественники могли перебраться в город лорда Харровея и к Белым стенам.

– Мы оставили Трезубец далеко на юге, и постоянно едем на северо‑запад… не к реке, а от нее.

– Верно, миледи, – подтвердил септон. – Река переместилась. Семьдесят лет назад. Или восемьдесят? Это случилось, когда этим местом владел дедушка старой Маши Хеддль. Маша – добрая женщина, обожающая медовые пироги и кислолист. Когда у нее не было для меня свободной комнаты, она позволяла мне поспать у камина, и никогда не отпускала меня без свежего хлеба с сыром и немного зачерствевшими пирогами.

– Она до сих пор владеет гостиницей? – спросил Подрик.

– Нет. Львы ее повесили. Когда они убрались отсюда, я слышал, что один из ее племянников попытался вновь открыть гостиницу, но во время войн дороги для простых людей становятся слишком опасными, поэтому клиентов было мало. Он притащил туда шлюх, но и это его не спасло. Какой‑то лорд, как я слышал, убил и его тоже.

Сир Хайл скривился.

– Никогда не думал, что содержание гостиницы такое опасное дело.

– Опасно быть простолюдином, когда великие лорды затевают игру престолов, – ответил септон Мерибальд. – Я прав, Собака? – Тот гавкнул в ответ.

– Так теперь у гостиницы есть имя? – встрял Подрик.

– Чернь кличет ее гостиницей у перекрестка. Старший Брат рассказывал мне, что две племянницы Маши Хеддль вновь ее открыли. – Он поднял свой посох. – Если боги будут милостивы к нам, то тот дым за виселицами окажется идущим из тех самых гостиничных труб.

– Они могут смело называть ее Виселичной Гостиницей. – Подсказал сир Хайл.

Как бы ни называли этот постоялый двор, он был большой, возвышаясь на три этажа над грязной дорогой. Его стены, башенки и трубы были сложены из прекрасного белого камня, который призрачно сиял на фоне серого неба. Южное крыло было построено на массивных деревянных сваях, стоящих над пожухлыми бурыми зарослями сорной травы. Крытая соломой конюшня с колокольней были пристроены к северному крылу. Вся конструкция была окружена низкой стеной из сломанных белых, поросших мхом, камней.

«По крайней мере, эту гостиницу никто не пытался сжечь», – В Солеварнях они обнаружили только смерть и опустошение. К тому времени, когда Бриенна со своими компаньонами переправились с Тихого Острова на берег, все мертвые были преданы земле, а выжившие убрались прочь. Но труп города остался, покрытый пеплом и не погребенный. В воздухе оставался запах гари, а крики парящих над головой чаек казались почти человеческими, словно плач потерявшихся детей. Даже замок казался покинутым и заброшенным. Он был сер, как пепел окружавшего его города. Замок состоял из квадратной цитадели, опоясанной куртиной,[12]построенной так, что она возвышалась над гаванью. Замок был заперт. Когда Бриенна с остальными высадились на берег, на укреплениях замка не было никаких признаков движения, кроме вывешенных знамен. Только после того, как Собака пролаяла четверть часа, а септон Мерибальд колотил в ворота посохом, наверху показалось женское лицо, поинтересовавшееся причиной шума.

Паром к тому времени уже уплыл, и начинался дождь.

– Я святой септон, миледи, – прокричал Мерибальд. – А это добрые путники. Нам нужно укрыться от дождя и ночлег на ночь.

Женщина была непреклонна к его просьбам.

– Ближайшая гостиница на перекрестке на запад отсюда, – ответила она. – Нам здесь не нужны чужаки. Убирайтесь. – Едва она исчезла, ни молитвы Мерибальда, ни лай Собаки, ни даже проклятья сира Хайла не могли больше вернуть ее назад. В конце‑концов, им пришлось переночевать в лесу, сделав себе укрытие из веток.

Но в гостинице на перекрестке кипела жизнь. Даже не добравшись до ворот, Бриенна услышала стук молота – слабый, но постоянный. Он был похож на стальной звон.

– Кузница, – уверенно сказал сир Хайл. – Либо у них есть собственный кузнец, либо это призрак прежнего хозяина кует новую вывеску. – Он пришпорил коня. – Надеюсь, у них найдется и призрак повара. Хрустящий жареный цыпленок поможет вернуть мне душевное равновесие.

Во дворе оказалось море грязи, зачавкавшей под копытами. Здесь звон молота был громче, и Бриенна заметила красный отсвет от кузни за дальним концом конюшни за воловьей повозкой со сломанным колесом. Кроме того, она заметила в конюшне лошадей и маленького мальчика, качавшегося на ржавой цепи, свисавшей с древней балки, возвышавшейся над двором. Перед крыльцом, наблюдая за ним, стояли четыре девочки. Младшей было не больше двух лет. Она была голенькой. Старшей – девять‑десять. Она стояла, заботливо обняв малютку.

– Девчушки! – позвал их сир Хайл. – Бегите, зовите мамку.

Мальчуган соскочил с цепи и удрал в конюшню. Девочки, занервничав, остались на месте. Через мгновение одна из них ответила:

– У нас нет мамки, – а другая добавила: – У меня раньше была, но ее убили.

Старшая из них вышла вперед, спрятав малютку за спиной.

– А вы, кто такие? – Потребовала от них она ответа.

– Добрые путники, ищущие ночлег. Мое имя Бриенна, а это септон Мерибальд, которого хорошо знают в здешних краях. Мальчик – мой оруженосец, Подрик Пейн, а рыцарь – сир Хайл Хант.

Внезапно стук молота прекратился. Девочка на крыльце очень внимательно, как только мог десятилетний ребенок, оглядела их с ног до головы.

– Я – Уиллоу. Вам нужны кровати?

– И кровати и эль, и горячая еда, чтобы набить живот, – откликнулся сир Хайл, спешившись. – А ты кто, хозяйка гостиницы?

Она покачала головой:

– Это моя сестра – Джейн. Но ее нет. Мы все едим конину. Если вы ищите шлюх, то здесь их нет. Моя сестра их выгнала. Но у нас есть кровати. Есть несколько перин, но в основном матрацы с соломой.

– И, без сомнения, блохи, – ответил сир Хайл.

– У вас есть чем платить? Серебро?

Сир Хайл рассмеялся.

– Серебро? За ночлег и конскую ляжку? Ты, видимо, решила нас ограбить, детка?

– Нам нужно серебро. Иначе можете отправляться спать к мертвецам в лес. – Уиллоу внимательно пригляделась к ослику, мешкам и бочкам на его спине.

– Это еда? Где вы ее достали?

– В Девичьем Пруду, – ответил септон. Собака гавкнула.

– А ты так допрашиваешь всех прохожих? – поинтересовался сир Хайл.

– У нас не так много гостей. Не то, что до войны. В основном в эти дни по дорогам бродят воробьи или кто похуже.

– Похуже? – переспросила Бриенна.

– Воры, – ответил юношеский голос со стороны конюшни. – Разбойники.

Бриенна обернулась и увидела приведение.

«Ренли», – Даже удар в сердце не смог бы поразить ее сильнее.

– Милорд? – выдохнула она.

– Лорд? – мальчишка откинул со лба клок черных волос, свалившихся на глаза. – Я простой кузнец.

«Нет, это не Ренли», – поняла Бриенна. – «Ренли мертв. Ему было двадцать один. Он умер у меня на руках. А это просто мальчик».

Мальчик выглядел совсем как Ренли в тот день, когда впервые появился на Тарте. – «Нет. Моложе. У него более тяжелая челюсть и гуще брови». – Ренли был стройным и изящным, а у этого мальчишки были мощные плечи и мускулистая правая рука, как часто бывает с кузнецами. На нем был длинный кожаный фартук, но надет он был прямо на голый торс. Его щеки и подбородок покрывала темная щетина. Его шевелюра напоминала скорее черный спутанный клубок отросших ниже ушей волос. У короля Ренли волосы были такими же угольно‑черными, но его волосы всегда были вымыты и аккуратно расчесаны. Иногда он подрезал их коротко, иногда оставлял отрастать до плеч, а иногда затягивал на затылке в хвост золотой лентой, но никогда не позволял им спутаться и выглядеть грязными от пота. И хотя его глаза были точно такого же голубого оттенка, глаза лорда Ренли всегда были теплыми, приветливыми и полными смеха, а у мальчишки глаза горели ненавистью и подозрением.

Септон Мерибальд тоже это заметил.

– Мы никому не хотим зла, парень. Когда этой гостиницей владела Маша Хеддль, она всегда угощала меня медовым пирогом. Иногда она даже позволяла мне спать в кровати, если в гостинице были свободные места.

– Она мертва, – ответил парень. – Ее повесили львы.

– Повешение в этих местах, видимо, любимое развлечение, – сказал сир Хайл Хант. – Нужно присмотреть в здешних местах клочок земли. Буду сажать коноплю, продавать из нее веревки и быстро поправлю дела.

– Эти дети, – обратилась Бриенна к девочке по имени Уиллоу. – Они… твои сестры? Братья? Близкая или, может, дальняя родня?

– Нет. – Уиллоу очень знакомым образом уставилась на нее. – Они просто… не знаю… иногда их приводят сюда воробьи. Другие приходят сами. Раз ты женщина, почему одеваешься как мужчина?

За нее ответил септон Мерибальд:

– Леди Бриенна – женщина‑воин. А сейчас ей нужны сухая постель и теплый очаг. Как и всем нам. Мои старые кости говорят мне, что снова пойдет дождь, и совсем скоро. Так у вас найдется для нас место?

– Нет, – ответил юноша‑кузнец.

– Да, – ответила девочка Уиллоу.

Они уставились друг на друга. Потом Уиллоу топнула ногой.

– У них есть еда, Джендри. А малышка – голодна. – Она свистнула и словно по волшебству появились другие дети. Оборванные, нестриженные мальчишки повылезали из‑под крыльца, осторожные девочки опасливо выглянули в окна. У некоторых из них в руках оказались арбалеты, натянутые и заряженные.

– Нет, нужно назвать эту гостиницу «Арбалетный двор», – изменил мнение сир Хайл.

«Сиротский двор ей подойдет куда лучше», – подумала Бриенна.

– Ват, помоги им с лошадьми, – распорядилась Уиллоу. – Вилл, опусти камень, они не причинят нам вреда. Танси, Пэт, бегите за дровами и разложите огонь. Джон Пенни, помоги септону с мешками. Я покажу им комнаты.

В конце‑концов, они поселились в трех соединенных между собой комнатах. В каждой из них была кровать с периной, ночной горшок и окно. В комнате Бриенны был даже собственный камин. Она заплатила несколько медяков сверх того за дрова.

– А мне где спать, в вашей комнате или с сиром Хайлом? – спросил Подрик, когда она открывала ставни.

– Это не Тихий Остров, – ответила она. – Можешь остаться со мной.

Следующим утром она намеревалась отправиться собственной дорогой. Септон Мерибальд собирался в Наттен, Ривербенд и в городок лорда Харровея, но Бриенна не видела никакого смысла следовать за ним далее. В конце концов, с ним за компанию оставалась Собака, а Старший Брат уверил ее, что ей не найти Сансы Старк у Трезубца.

– Я собираюсь подняться до рассвета, пока спит сир Хайл. – Бриенна не могла простить ему Хайгарден… и его собственные слова о клятвах насчет Сансы.

– Куда мы отправимся сир? Я хотел сказать, миледи?

На этот вопрос Бриенна пока не могла ответить. Они оказались на перепутье, причем в буквальном смысле: здесь пересекались королевский тракт, река и столбовая дорога. Последняя вела на восток через горы в Долину Аррен, где жила тетка леди Сансы и где правила до своей смерти. На запад вел речной путь, который по Красному Зубцу вел в Риверран к деду Сансы, который сидел в осаде, но оставался жив. Либо они могли направиться дальше по королевскому тракту на север мимо Близнецов, через Перешеек, болота и трясины. Если ей удастся найти способ миновать Ров Кайлин и то, что находится за ним, то королевский тракт привел бы их как раз к Винтерфеллу.

«И, наконец, я могу отправиться на юг», – подумала Бриенна. – «Я могу приползти в Королевскую Гавань и признать свое поражение перед сиром Джейме, вернуть меч и найти корабль, идущий домой на Тарт, как увещевал меня Старший Брат». – Подобная мысль была очень горькой, но какая‑то часть ее соскучилась по отцу и замку, а другой ее части было интересно, если б Джейме стал ее утешать, следовало бы ей поплакать у него на плече? Разве не этого хотят мужчины – нежных, беспомощных барышень, которых требуется защищать?

– Сир? Миледи? Я спрашивал, куда мы отправимся?

– Вниз. Ужинать, в общий зал.

Общий зал был набит детьми. Бриенна попыталась их сосчитать, но они не могли постоять на месте даже мгновение, поэтому некоторых она сочла дважды, а некоторых ни разу, пока, наконец, она не отказалась от этой затеи. Они сдвинули столы вместе, образовав три длинных линии, и старшие мальчики снимали с них лавки. Старшие означало, что им было лет десять‑двенадцать. Джендри был почти взрослым мужчиной, но приказы, словно королева замка слугам, отдавала Уиллоу.

«Если б она была аристократкой, то для нее отдавать приказы, а им – подчиняться, было бы вполне естественно». – Бриенну заинтересовало, не могла ли Уиллоу оказаться кем‑то большим, чем она выглядела. Девочка была слишком юной и обыкновенной, чтобы оказаться Сансой Старк, но она была как раз подходящего возраста, чтобы оказаться ее родной сестрой, а даже леди Кейтлин говорила, что у Арьи нет красоты сестры. – «Каштановые волосы, карие глаза, худая… может это быть она, или не может?» – Она помнила, что у Арьи Старк были каштановые волосы, но Бриенна не была уверена насчет цвета глаз. – «Каштановые волосы и карие глаза, или нет? Могло так случиться, что она все же выжила в Солеварнях?»

Снаружи померкли остатки дневного света. В доме Уиллоу зажгла четыре сальных свечи и велела девочкам поддерживать жаркий огонь в очаге. Мальчишки помогли Подрику снять с ослика поклажу и притащили вяленую рыбу, баранину, овощи, орехи, круги сыра, а септон Мерибальд хлопотал на кухне за готовкой овсянки.

– Мои апельсины, увы, закончились, и сомневаюсь, что я увижу их до следующей весны, – жаловался он какому‑то малышу. – Ты когда‑нибудь пробовал апельсины, парень? Сжимал его в руке и пил его прекрасный сок? – Когда мальчонка отрицательно помотал головой, септон взъерошил его волосы. – Если будешь хорошо себя вести и поможешь помешивать овсянку, тогда весной я принесу тебе один.

Сир Хайл стянул сапоги и уселся у огня, вытянув ноги. Когда Бриенна села рядом, он кивнул на дальний угол комнаты.

– Там на полу, где нюхает Собака, потеки крови. Их постарались отскрести, но кровь впиталась в пол, и полностью ее удалить не получится.

– На этом постоялом дворе Сандор Клиган убил трех людей своего брата, – напомнила она ему.

– Это так, – согласился он. – Но сказал, что они умерли здесь первыми… или последними.

– Ты боишься горстки детишек?

– Четверо было бы горсткой. Десяток было бы уже слишком. А это какая‑то какафония. Детей надо замотать в пеленки и повесить куда‑нибудь на стену, пока девчонки не отрастят грудь, а мальчишки не подрастут и начнут бриться.

– Мне их жалко. Все они потеряли родителей. А у некоторых их убили прямо на глазах.

Хант закатил глаза.

– Я забыл, что разговариваю с женщиной. Твое сердце такое же жидкое, как и овсянка нашего септона. Как такое возможно? Где‑то внутри нашей мечницы живет мамаша, жаждущая рождения. То, что тебе действительно хочется, это розовенького младенца, сосущего твою грудь. – Осклабился сир Хайл. – Я слышал, что для этого нужен мужчина. И лучше всего, муж. Почему бы не я?

– Ты до сих пор не отказался от приза…

– Единственный приз, который мне нужен – это ты, единственный ребенок лорда Селвина. Я знал людей женившихся на дурочках и сосунках ради приданного в десять раз меньше Тарта. Я, признаюсь, конечно, не Ренли Баратеон, но у меня есть определенное преимущество – я до сих пор жив. Некоторые, правда, могут сказать, что это единственное, что у меня есть. Поэтому свадьба будет на руку нам обоим. Земли мне, и полный замок всего этого для тебя. – Он обвел рукой комнату с детьми. – Уверяю, я способный. Я отец, по крайней мере, одного бастарда. В прошлый раз, когда я приходил ее навестить, ее мать вылила на меня кастрюлю супа.

Она от ушей до шеи залилась румянцем.

– Моему отцу всего лишь пятьдесят четыре. Он еще не так стар, чтобы жениться и родить наследника от новой жены.

– Да, это риск… если твой отец снова женится, и если его невеста окажется способной зачать, и если ребенок окажется мальчиком. Но я делал ставки и похуже.

– И проигрывал. Поиграйте с кем‑нибудь еще, сир.

– И это советует мне дева, которая ни с кем никогда не играла. Если б попробовала, то переменила свое мнение. В темноте ты, как все женщины, ни чем ни хуже любой красавицы. Твои губы просто созданы для поцелуев.

– Губы как губы, – ответила Бриенна. – Все губы одинаковы.

– Потому что все они созданы для поцелуев, – радостно согласился Хант. – Оставь сегодня свою дверь незапертой, я нырну в твою постельку и докажу, что прав.

– Если попробуешь, то уйдешь евнухом. – Бриенна поднялась и ушла от него.

Септон Мерибальд спросил, может ли он произнести молитву, не замечая маленькую голую девчушку, ползущую по столу.

– Конечно, – сказала Уиллоу, перехватив голышку прежде, чем та влезла в кашу. Они склонили головы и поблагодарили Отца и Мать за их промысел… все кроме темноволосого парня из кузницы, который во время молитвы сидел, скрестив руки на груди. Бриенна не одна это заметила. Когда молитва подошла к концу, септон Мерибальд, поглядев в другой конец стола, спросил:

– Ты не любишь богов, сынок?

– Не ваших богов. – Резко вскинулся Джендри. – Мне нужно работать. – Он выскочил прочь не съев ни кусочка.

– Значит, он любит каких‑то других богов? – поинтересовался Хант.

– Бога Света, – пискнул один тощий мальчик лет шести.

Уиллоу стукнула его по лбу ложкой.

– Бэн Большой Рот. Пища – там. Ешь лучше, и не утомляй м’лорда своей болтовней.

Детишки набросились на ужин словно волки на раненного оленя, раздирая треску, растащив ячменный хлеб по кусочкам, и с ног до головы измазавшись овсянкой. Даже громадный круг сыра прожил недолго. Бриенна довольствовалась рыбой, хлебом и морковью, а септон из трех кусков один ел сам, а два других отдавал Собаке. За дверью начался дождь. Внутри общего зала был слышен треск огня, шумно жевали, и Уиллоу шлепала детишек своей ложкой.

– Однажды эта малютка станет какому‑нибудь малому жуткой женой, – сказал сир Хайл. – Возможно, тому бедняге‑мастеру.

– Кто‑то должен отнести ему еды, пока она еще есть.

– Вот ты и отправляйся.

Она завернула кусок сыра, ломоть хлеба, сушеное яблоко и два кусочка вяленой трески в кусок тряпицы. Когда Подрик встал, чтобы проводить ее на улицу, она велела ему остаться доесть ужин.

– Я не надолго.

Во дворе шел сильный дождь. Бриенна прикрыла еду краем плаща. Пока она шла мимо конюшни какая‑то лошадь заржала. – «Они тоже голодны».

Джендри находился в кузнице, по‑прежнему с обнаженным торсом и в кожаном фартуке. Он лупил по мечу, словно тот был его личным врагом. Пропитавшиеся потом волосы упали на лоб. Она мгновение его изучала. – «У него глаза Ренли и его волосы, но иное сложение. Лорд Ренли был скорее гибким, чем мускулистым… не таким как его брат Роберт, который был знаменит своей силой».

Он не замечал ее, пока не остановился стереть со лба пот. Джендри увидел ее стоящей в дверях:

– Чего тебе надо?

– Я принесла ужин, – она развязала тряпицу и показала.

– Если б я хотел есть, я поел бы сам.

– Кузнецам нужно есть, чтобы подкреплять силы.

– Ты что, моя мать?

– Нет. – Она положила еду. – А кто твоя мать?

– Какое тебе дело?

– Ты родился в Королевской гавани. – Это было совершенно ясно по его выговору.

– Как и многие другие. – Он сунул заготовку меча в кадку с дождевой водой. Горячая сталь яростно зашипела.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Бриенна. – Твоя мать еще жива? А твой отец, кто он?

– Ты задаешь слишком много вопросов. – Он вновь положил меч на наковальню. – Моя мать умерла, а отца я никогда не знал.

– Ты – бастард.

Он принял это как оскорбление.

– Я – рыцарь! Этот меч, когда я его закончу, будет моим.

«Разве рыцарь стал бы работать в кузнице?»

– У тебя темные волосы и голубые глаза, и ты родился в тени Красного Замка. Разве никто раньше не замечал твоего лица?

– А что не так с моим лицом? Оно не настолько уродливо, как твое.

– В Королевской гавани тебе, должно быть, приходилось видеть короля Роберта.

Он пожал плечами.

– Иногда. Издали, на турнирах. Однажды в септе Бейлора. Золотые плащи оттолкнули нас, чтобы дать ему пройти. В другой раз я играл возле Грязных ворот, когда он возвращался с охоты. Он был так пьян, что едва меня не растоптал. Он был огромным жирным пьяницей, но куда лучшим королем, чем его сыновья.

«Они не его сыновья. В тот день, когда Станнис встречался с Ренли, он говорил правду. Джоффри и Томмен никогда не были сыновьями Роберта. Этот же мальчишка…»

– Послушай, – начала Бриенна. Потом она услышала, как залаяла Собака, громко и неистово. – Кто‑то приближается.

– Это друзья, – не удивившись, ответил Джендри.

– Какие друзья? – Бриенна прильнула к двери в кузницу, уставившись в дождь.

Он пожал плечами.

– Скоро сама увидишь.

«Возможно, я не желаю с ними встречаться», – подумала Бриенна, увидев, как с брызгами сквозь лужи на двор въезжает первый всадник. За шумом дождя и лаем собаки она расслышала легкий лязг мечей и кольчуг под потрепанными плащами. Она сосчитала проехавших всадников. – «Два, четыре, шесть, семь». – Судя по тому, как некоторые из них держались в седле, они были ранены. Последний из приехавших был огромным, крупным, как целых двое его товарищей. Его лошадь была в крови и пене, шатаясь под его весом. Кроме него все его спутники были с поднятыми капюшонами. Его лицо было широким и безволосым, мертвенно бледным, его щеки были покрыты язвами.

Бриенна втянула воздух и вытянула Верный Клятве из ножен. – «Их слишком много», – подумала она, испугавшись. – «Их слишком много».

– Джендри, – тихо сказала она. – Тебе понадобятся меч и доспехи. Это не твои друзья. У них нет друзей.

– О чем это ты? – парень подошел и встал позади нее с молотом в руке.

Вспыхнула молния, осветив спешившихся с лошадей всадников. На мгновение ока тьма сменилась ярким, как день светом. Сине‑серебристым светом вспыхнул топор, молния засияла на кольчугах и латах, и под темным капюшоном предводителя всадников мелькнула оскалившаяся стальная морда с рядами железных клыков.

Джендри тоже это заметил.

– Это он.

– Нет, не он. Его шлем.

Бриенна попыталась изгнать из голоса страх, но рот был сух словно пустыня. Теперь она отлично поняла, кто завладел шлемом Пса.

«Дети», – вдруг промелькнуло у нее в голове.

Дверь в гостиницу распахнулась. Наружу вышла Уиллоу с арбалетом в руках. Девочка что‑то прокричала всадникам, но шум капель во дворе, заглушил ее слова. После Бриенна услышала голос человека в шлеме Пса:

– Только попробуй выстрелить, и я засуну этот арбалет тебе в щель и им же трахну. Затем я выдавлю твои трахнутые зенки и заставлю проглотить.

Ярость в его голосе заставила Уиллоу дрожа отступить.

«Семеро», – вновь отчаянно подумала Бриенна. Она знала, против семерых у нее нет никаких шансов. – «Нет шансов и нет выбора».