Принцесса в башне 1 page. Ей досталась комфортная тюрьма

Ей досталась комфортная тюрьма.

Это обстоятельство Арианну немного утешило. Зачем отцу стараться обеспечивать ей комфорт, если он собирается казнить изменницу? – «Он не может убить меня», – убеждала она себя сотню раз, – «Он вовсе не жесток. Я плоть от его плоти и кровь от крови, его наследница и единственная дочь». – Если понадобится, она припадет к колесам его кресла, признает вину и будет молить о прощении. Она будет рыдать. Когда он увидит текущие по ее лицу слезы, то все простит.

Меньше уверенности в ней было, сможет ли она простить себя.

– Арео, – попыталась она оправдаться перед своим пленителем во время долгой и изнурительной скачки от Зеленокровой обратно в Солнечное Копье, – Я не желала девочке зла. Ты должен мне поверить.

Хотах не отвечал, только что‑то бурчал себе под нос. Арианна чувствовала его злость. Темная Звезда – самый опасный из ее маленькой группы заговорщиков – сумел от него сбежать. Он оторвался от своих преследователей и исчез в сердце пустыни с обагренным кровью мечом в руке.

– Ты знаешь меня, капитан, – спустя лиги пути вновь заговорила Арианна, – Ты знаешь меня с детства. Ты всегда охранял меня, как и мою мать, с тех пор, как вы вместе прибыли из Великого Норвоса, чтобы служить ее щитом в этой диковинной земле. Ты мне нужен. Я нуждаюсь в твоей помощи. Я не хотела…

– Что вы хотели, не имеет значения, – ответил Арео Хотах, – Важно то, что вы наделали, маленькая принцесса. – Его лицо сохраняло каменное выражение: – Мне очень жаль. Но принц приказывает, а Хотах подчиняется.

Арианна думала, что ее доставят к высокому трону отца под стеклянным куполом в Твердыне Солнца. Но Хотах привез ее в Башню Копья и сдал на попечение сенешаля отца Рикассо и кастеляна сира Манфри Мартелла.

– Принцесса, – обратился к ней Рикассо, – вы должны простить старому слепому человеку то, что он не сможет подняться вместе с вами. Этим ногам не осилить столько ступеней. Ваши покои готовы. Сир Манфри проводит вас туда, где вы будете ожидать милости принца.

– «Немилости», вы хотели сказать. Мои друзья тоже будут заточены здесь? – После пленения Арианну отделили от Гарина, Дрея и остальных, а Хотах отказался сообщить ей, что будет с ними. – Все решит принц, – только и заявил по этому поводу капитан. Сир Манфри был более откровенен: – Их отправили в Дощатый город, оттуда переправят на корабле в Гастон Грей, где они будут содержаться, пока принц Доран не решит их судьбу.

Гастон Грей был старым осыпающимся замком, построенным на скале в Дорнийском море – угрюмая и жуткая тюрьма, где гнили заживо и умирали самые мерзкие преступники.

– Мой отец хочет их убить? – она не могла в это поверить, – Все, что они сделали, они сделали из любви ко мне. Если отец хочет крови, пусть это будет моя.

– Как скажете, принцесса.

– Я хочу поговорить с ним.

– Он это предвидел, – он взял ее под руку и повел вверх по лестнице, все выше и выше, пока она не запыхалась. Башня Копья была высотой в полторы сотни футов, а ее камера оказалась на самом верху. Арианна оглядывала каждую дверь, мимо которой они проходили, гадая, не за ней ли заперта одна из Песчаных Змеек.

Когда за спиной захлопнулась и закрылась на засов ее собственная дверь, Арианна обследовала свое новое пристанище. Темница оказалась просторной и светлой, и не была лишена уюта. Пол устилали мирийские ковры, в комнате были красное вино для утоления жажды и книги, чтобы занять себя. В одном из углов стоял украшенный орнаментом стол для цивассы с фигурками, вырезанными из слоновой кости и оникса, хотя, даже будь она расположена к игре, сыграть было не с кем. У нее была пуховая перина, чтобы спать, и уборная с мраморным стульчаком, воздух в которой освежался ароматом трав из подвешенной корзинке. С такой высоты открывался великолепный вид. Одно окно выходила на восток, поэтому она могла любоваться восходом солнца над морем. Другое – открывало вид на Твердыню Солнца, Ветреные Стены и Тройные Врата за ними.

Обследование заняло меньше времени, чем ей понадобилось развязать завязки сандалий, но, по крайней мере, помогло на время сдержать слезы. Арианна нашла тазик и бутыль с прохладной водой, омыла лицо и руки, но ничто не могло смыть ее скорбь. – «Арис», – думала она, – «мой белый рыцарь». – На глаза навернулись слезы, и внезапно она расплакалась, все тело затряслось от рыданий. Она вспомнила, как тяжелый топор прошел сквозь его плоть и кости, как его голова кувыркалась в воздухе. – «Зачем ты это сделал? Зачем так расстался с жизнью? Я тебя не просила об этом, никогда этого не хотела, я всего лишь хотела… хотела… хотела…»

Той ночью она молила о сне… в первый раз, но не последний. Но даже во сне она не обрела покоя. Ей снилось, как ее ласкает сир Арис Окхарт, улыбается, говорит о своей любви… но каждый раз из его тела торчали стрелы и кровоточили раны, окрашивая белую ткань в алый цвет. Какая‑то часть ее знала, что все это ночной кошмар, который ей только снится. – «Утром все исчезнет», – твердила себе принцесса, но когда наступило утро, она по‑прежнему была в темнице, сир Арис был мертв, а Мирцелла… – «Я не хотела такого, ни за что. Я не хотела причинить ей зла. Я всего лишь хотела сделать ее королевой. Если б нас не предали…»

– Кто‑то рассказал, – сообщил ей Хотах. Воспоминание об этих словах разжигало в ней гнев. Арианна зацепилась за него, распаляя в своем сердце огонь. Злость была лучше слез, лучше, чем скорбь и чувство вины. Кто‑то их выдал, и этому «кому‑то» она доверяла. Из‑за него умер Арис Окхарт, в равной степени сраженный шепотом предателя и топором капитана. Кровь на лице Мирцеллы тоже его работа. Кто‑то выдал. Кто‑то, кого она любила. И это ранило больнее всего.

Она нашла кедровый сундук со своей одеждой у подножья кровати, сняла грязную дорожную одежду и надела самое откровенное платье, какое смогла найти – тонкий шелк, который покрывал все, но не скрывал ничего. Принц Доран мог обращаться с ней как с ребенком, но она не желала одеваться как дитя. Она знала, что такое одеяние смутит отца, когда он явится покарать ее за то, что она сотворила с Мирцеллой. Она на это рассчитывала. – «Я должна ползать перед ним и рыдать, это заставит его почувствовать неловкость».

Она ждала его в этот же день, но, когда дверь наконец открылась, там оказались лишь слуги с обедом.

– Когда я смогу увидеться с отцом? – спросила она, но никто ей не ответил. Мясо козленка было зажарено с лимоном и медом. С ним подали виноградные листья, фаршированные смесью изюма, лука, грибов и жгучего драконьего перца. – Я не голодна, – заявила Арианна. Ее друзья на пути в Гастон Грей теперь питались только сухарями и солониной. – Уберите и приведите ко мне Принца Дорана. – Однако еду оставили, а отец не явился. Позже голод поколебал ее решимость, поэтому она села и перекусила.

Когда с едой было покончено, Арианне стало нечего делать. Она ходила кругами по своей комнате, два раза, три и трижды по три раза. Она уселась за столик для цивассы и подвигала фигурку слона. Потом забралась на подоконник и попыталась почитать, но буквы стали расплываться перед глазами, и она поняла, что снова плачет. – «Арис, милый, мой белый рыцарь, зачем ты сделал это? Тебе следовало сдаться. Я пыталась сказать это, но слова застряли в горле. Эх ты, отважный дурак! Я не хотела, чтобы ты погиб, Мирцелла тоже… о, боги сжальтесь, эта девочка…»

Наконец, она перебралась на перину. Мир окутался во тьму, и ей не оставалось ничего иного, только лечь спать. – «Кто‑то рассказал», – думала она, – «кто‑то рассказал». – Гарин, Дрей, Пятнистая Сильва были ее друзьями детства, ее близкими, как и кузина Тиена. Она не могла поверить, что они были способны на нее донести… но тогда оставался только Темная Звезда. Если предателем был он, то почему поднял меч на бедную Мирцеллу? – «Он хотел ее убить вместо того, чтобы короновать. Именно так он и сказал у Шендистоуна. Он заявил, что таким образом я смогу получить войну, которую хотела». – Но тогда какой смысл для Темной Звезды предавать. Если сир Герольд был червяком в яблоке, тогда почему он повернул меч против Мирцеллы?

«Кто‑то рассказал». – Мог ли это быть сир Арис? Неужели чувство вины белого рыцаря взяло верх над похотью? Неужели он любил Мирцеллу больше нее и предал свою новую принцессу, чтобы искупить предательство перед прежней? Возможно стыд от содеянного жег так сильно, что он предпочел расстаться с жизнью у Зеленокровой, чем жить с бесчестьем.

«Кто‑то рассказал». – Когда отец придет ее проведать, она должна знать кто. Но Принц Доран не явился ни на следующий день, ни на другой день тоже. В одиночестве принцесса вышагивала по камере, рыдала и бередила душевные раны. В дневные часы она пыталась читать, но книги, которые ей оставили, были смертельно скучны: громоздкие фолианты исторических и географических сочинений, снабженных комментариями карт и сухие, как пустыня, исследования законов Дорна, «Семиконечная Звезда», «Жития Верховных Септонов», огромный том о драконах, который неизъяснимым образом сделал их не интереснее ящериц. Арианне нужны были подобия «Десяти Тысяч Кораблей» и «Любовей Королевы Нимерии», что‑нибудь способное отвлечь ее от мыслей и позволить на час или два ускользнуть из башни, но и в этом ей было отказано.

С подоконника было видно только величественный купол из золота и цветного стекла, под которым торжественно восседал на троне отец. – «Скоро он призовет меня», – сказала она себе.

Кроме слуг к ней никого не допускали: Борс с его щетинистым подбородком, высокий и исполненный чувства собственного достоинства Тимот, сестры Морра и Мелли, маленькая и прехорошенькая Седра, старая Беландра, которая была горничной ее матери. Они приносили еду, меняли постель, убирали содержимое ночного горшка, но с ней не разговаривали. Когда она требовала вина, Тимот его приносил. Когда она желала свое любимое блюдо, фиги или оливы или перец перетертый с сыром, ей нужно было только сказать Беландре и все тут же появлялось. Морра и Мели забирали у нее грязную одежду и возвращали свежей и чистой. Каждый второй день приносили ванну и застенчивая малютка Седра терла ей спину и помогала расчесывать волосы.

Однако никто не перекинулся с ней и словом, не удостоил рассказом о новостях в мире за пределами ее клетки.

– Поймали ли Темную Звезду? – спросила она как‑то Борса. – Или они все еще за ним охотятся? – Мужчина только повернулся к ней спиной и ушел. – Ты что оглох? – закричала она. – Вернись и ответь мне. Я приказываю. – Единственным ответом был звук закрывающейся двери.

– Тимот, – попыталась она на следующий день, – что случилось с принцессой Мирцеллой. Я не хотела причинять ей зло. – В последний раз она видела маленькую принцессу, когда они ехали обратно в Солнечное Копье. Слишком слабая, чтобы удержаться в седле, она путешествовала на носилках. Место раны, нанесенной Темной Звездой, было перевязано шелковыми бинтами, а ее зеленые глаза лихорадочно блестели. – Умоляю, скажи мне, жива ли она? Что плохого, если я узнаю? Расскажи, как она? – Тимот не отвечал.

– Беландра, – сказала она несколько дней спустя, – если ты когда‑нибудь любила мою мать, сжалься над ее бедной дочерью и скажи, когда мой отец намерен придти и со мной увидеться? Пожалуйста. Пожалуйста. – Но Беландра тоже словно проглотила язык.

«Может это пытка, придуманная мне отцом? Не железо и не дыба, а простое молчание». – Это было так похоже на Дорана Мартелла, что она рассмеялась. – «Он думает, что искусен, но он всего лишь жалок». – Она решила наслаждаться тишиной, и использовать время для исцеления и подготовки к будущим испытаниям.

Нет ничего хорошего в зацикливании на сире Арисе, думала она. Вместо этого, она заставила себя думать о песчаных змейках, особенно о Тиене. Арианна любила всех своих незаконнорожденных сестер, начиная со вспыльчивой и темпераментной Обары и заканчивая маленькой Лорезой, самой младшей из них. Той было всего шесть лет. Но Тиену она любила больше всех, как сестру, которой у нее никогда не было. Она не была близка со своими братьями: Квентин был в Айронвуде, а Тристан слишком мал. Зато, она все время проводила с Тиеной и еще с Гарином, Дреем и Пятнистой Сильвой. Иногда к их забавам присоединялась Ним, а Сарелла вечно встревала туда, куда ее не звали, но большей частью их компания состояла из пятерых. Они плескались в прудах и фонтанах Водяных Садов и сражались, взгромоздившись на спину друг друга. Они с Тиеной вместе учились читать, скакать на лошади, танцевать. Когда им было по десять, Арианна стянула бутылку вина, и они напились. Они делили еду, постель и украшения. Они разделили даже первого мужчину, но Дрей был так возбужден, что спустил все Тиене на пальцы, пока та распускала завязки его штанов. – «Ее руки опасны», – воспоминание заставило ее улыбнуться.

Чем больше она думала о них, тем больше скучала. – «Насколько я знаю, они должны быть прямо подо мной». – Ночью Арианна попыталась стучать по полу каблуком сандалии, но никто не ответил. Тогда она свесилась из окна и выглянула вниз. Она увидела другие окна внизу, чуть поменьше, чем у нее, и некоторые были не более бойницы для лучников.

– Тиена! – позвала она, – Тиена, ты там? Обара? Ним? Вы слышите меня? Эллария? Кто‑нибудь? Тиена?! – Принцесса провела пол ночи, высунувшись из окна, и кричала, пока ее горло не начало саднить, но никто не откликнулся. Это испугало ее больше, чем она могла себе представить. Если Песчаные Змейки были заключены в Башне Копья, то, конечно, слышали ее крики. Почему же они не отвечают? – «Если отец причинил им вред, я никогда ему не прощу», – поклялась она себе.

Тем временем прошло две недели, и ее терпение истончилось до толщины пергаментного листа.

– Я незамедлительно желаю говорить с моим отцом, – заявила она Борсу своим лучшим повелительным тоном. – Доставь меня к нему. – Он не пошевелился.

– Я готова увидеться с принцем, – объявила она Тимоту, но тот отвернулся, словно ничего не слышал. Следующим утром она ожидала у двери, пока ее не отопрут. Она стрелой пронеслась мимо Беландры, выбив тарелку с яичницей прямо на стену, но стражники схватили ее прежде, чем она сумела пробежать три ярда. Она их тоже знала, но они были глухи к ее мольбам. Они затащили ее, брыкающуюся и извивающуюся, обратно в камеру.

Тогда Арианна решила действовать хитростью. На Седру она возложила свои лучшие надежды. Девочка была юна, наивна и доверчива. К тому же принцесса вспомнила, как однажды Гарин хвастался, что затащил ее в постель. Во время очередного купания, пока Седра намыливала ей плечи, она начала болтать обо всем и ни о чем.

– Я знаю, тебе приказали не говорить со мной, – сообщила она, – но мне никто не запрещал с тобой болтать. – Она говорила о жаре, о вчерашнем ужине, о том какой медлительной и неповоротливой становится Беландра. Принц Оберин вооружил своих дочерей, чтобы они не были беззащитны, но у Арианны Мартелл не было иного оружия кроме коварства. Поэтому она смеялась и очаровывала, не требуя от Седры ничего в ответ, ни слова, ни кивка.

Назавтра за ужином она опять принялась забалтывать Седру, пока та ей прислуживала. На этот раз она ухитрилась упомянуть о Гарине. При звуках его имени Седра бросила на нее испуганный взгляд и чуть не расплескала вино, которое наливала. – «Похоже, это работает, не так ли?» – подумала Арианна.

Во время следующего принятия ванны, она говорила о своих друзьях, особенно о Гарине.

– За него я боюсь больше всего, – поделилась она с девочкой. – Сироты – люди свободолюбивые, они рождены для странствий. Гарину нужны солнечный свет и свежий воздух. Если его запрут в сырую каменную клетку, как он выживет? В Гастон Грей он не протянет и года. – Седра не отвечала, но когда Арианна встала из воды, ее лицо было бледно, и она так сильно сжала губку, что намочила водой мирийский ковер.

И все же понадобилось еще четыре дня и две ванны, чтобы девушка стала ее.

– Пожалуйста, – зашептала Седра, после живописующего рассказа Арианны о том, как Гарин выбрасывается из окна своей камеры, чтобы напоследок, перед смертью, вновь ощутить вкус свободы. – Вы должны помочь ему. Пожалуйста, не дайте ему умереть.

– Я могу меньше, чем ничего, пока заперта здесь, – зашептала она в ответ. – Мой отец не встретится со мной. Ты единственная, кто может спасти Гарина. Ты его любишь?

– Да, – шепнула Седра, краснея. – Но каким образом я могу помочь?

– Ты можешь тайно пронести мое письмо, – сказала она. – Ты сделаешь это? Рискнешь… ради Гарина?

Глаза Седры расширились, она кивнула.

«У меня есть ворон», – торжествовала Арианна, – «но к кому его послать?» – Единственным из ее заговорщиков, что ускользнул из сетей ее отца, был Темная Звезда. Тем не менее, к настоящему моменту сир Герольд мог быть уже схвачен, а если нет, то наверняка бежал за пределы Дорна. Следующая ее мысль была о матери Гарина и сиротах Зеленокровой. – «Нет, не они. Это должен быть кто‑то обладающий реальной властью, однако не замешанный в заговоре, хотя и симпатизирующий нам». – Она раздумывала, не обратиться ли ей к матери, но леди Мелларио была далеко в Норвосе. К тому же, принц Доран уже много лет не прислушивался к мнению своей жены. – «Нет, и не она. Мне нужен лорд, достаточно великий, чтобы устрашить моего отца и принудить его меня освободить».

Самым могущественным из дорнийских лордов был Андерс Айронвуд, Королевская Кровь, лорд Айронвуда и защитник Каменной тропы, но Арианна знала, что не стоит искать помощи у человека, воспитавшего Квентина. – «Нет». – Брат Дрея, сир Дизель Далт однажды добивался ее руки, но был чересчур верным долгу, чтобы пойти против своего принца. К тому же, хоть Рыцарь Лимонной Рощи и мог нагнать страху на мелких лордов, у него не было средства повлиять на Принца Дорна. – «Нет». – То же самое было верно и в отношении отца Пятнистой Сильвы. – «Нет». – В конце концов, Арианна решила, что у нее есть две реальные надежды: Хармен Уллер, лорд Адовой рощи и Франклин Фаулер, лорд Небесной Сферы, хранитель Перевала Принца.

«Половина Уллеров наполовину безумна», – твердила молва, – «а вторая половина еще хуже». – Эллария Сэнд была родной дочерью лорда Хармена Уллера. Она и ее малютки также были брошены за решетку вместе с остальными Песчаными Змейками. Это могло разгневать лорда Хармена, а Уллеры в гневе были опасны. – «Возможно, чересчур опасны». – Принцесса не желала более подвергать опасности чью‑то жизнь.

Лорд Фаулер был более безопасным выбором. Старый Ястреб – так его называли. Он никогда не ладил с Андерсом Айронвудом, между их домами было кровавое соперничество, тянущееся тысячу лет, с тех пор как Фаулер предпочел Мартелла Айронвуду во время Войны Нимерии. К тому же, близнецы Фаулера были известны как друзья Ним, но какое это имело значение для Старого Ястреба?

Несколько дней Арианна провела в раздумьях, составляя текст тайного письма.

– Отдайте человеку, который принесет это письмо сто серебряных оленей, – начала она. Это нужно было для уверенности, что письмо доставят. Она писала, где она находится, и умоляла освободить ее. – Кто бы ни спас меня из этой темницы, он не будет забыт, когда я выйду замуж. – «Это заставит прибежать героев». – Чего бы ни добивался принц Доран, она остается законной наследницей Солнечного Копья, и человек, который однажды на ней женится, будет править Дорном вместе с ней. Арианна могла только молиться, чтобы ее спаситель оказался моложе, чем те седобородые старцы, которых отец сватал ей все эти годы. – Я желаю консорта с зубами, – заявила она, когда отказывала в последний раз.

Она не посмела попросить бумагу из опасения пробудить подозрения у своих тюремщиков, поэтому писала на обратной стороне страницы из «Семиконечной Звезды». И вложила его в руку Седры при следующем купании.

– У Тройных Ворот есть место, где караваны запасаются припасами прежде, чем пересечь большую пустыню, – объясняла она. – Найди какого‑нибудь путешественника, направляющегося на Перевал Принца, и пообещай ему сто серебряных оленей, если он вручит письмо в руки лорда Фаулера.

– Сделаю, – Седра спрятала письмо в лифе платья, – Я найду кого‑нибудь еще до заката, принцесса.

– Хорошо, – сказала она, – расскажешь мне завтра, как все прошло.

Но девушка не вернулась ни завтра, ни послезавтра. Когда настало время купания, пришли Мора и Мели, которые наполнили ей ванну и остались, чтобы потереть спину и расчесать волосы.

– Седра заболела? – поинтересовалась она, но не дождалась ответа. – «Должно быть, ее поймали», – только и могла она думать, – «что же еще могло произойти?» – Ночью она уснула с трудом из‑за мучившего ее страха перед будущим.

Когда утром Тимот принес завтрак, Арианна потребовала к себе Рикассо. Совершенно ясно, что она не могла принудить принца Дорана уделить ей внимания, но простой сенешаль не мог проигнорировать приказ законной наследницы Солнечного Копья.

Однако смог.

– Ты передал ему мои слова? – потребовала она ответа при следующей встрече с Тимотом, – Ты сказал ему, что он мне нужен? – Когда мужчина не ответил ей, Арианна схватила бутылку красного вина и вылила ее содержимое ему на голову. Слуга выбежал, обтекая вином, его лицо превратилось в маску уязвленного достоинства. – «Мой отец решил меня здесь сгноить», – решила она, – «Или строит планы, как выдать меня за какого‑нибудь старого омерзительного дурака, и намерен продержать меня взаперти до брачной ночи».

Арианна Мартелл выросла в ожидании того дня, когда выйдет замуж за великого лорда, выбранного ей отцом. Ее учили, что в этом было предназначение принцессы… хотя, надо сказать, ее дядя Оберин придерживался другого мнения.

– Если хотите выйти замуж, выходите, – втолковывал он своим дочерям, – Если нет, то получайте удовольствие там, где вы его найдете. Его в этом мире и так мало. Однако, выбирайте хорошенько. Если вы посадите себе на шею дурака или животное, не думайте, что я освобожу вас от него. Я дал вам средства, чтобы вы сами могли это сделать.

Свобода, которую принц Оберин позволял своим незаконнорожденным дочерям, никогда не распространялась на законную наследницу принца Дорана. Арианна должна была выйти замуж, она это понимала. Дрей хотел ее, она знала, и его брат – Дезиль, рыцарь Лимонной Рощи – тоже. Деймон Сэнд зашел настолько далеко, что осмелился просить ее руки. Но Деймон был незаконнорожденным, а принц Доран не намерен был выдавать ее за дорнийца.

Арианна и это принимала. Как‑то к ним с визитом приехал брат короля Роберта, и она сделала все, чтобы соблазнить его. Но она была еще наполовину ребенком, и принц Ренли казался скорее смущенным, чем воспламененным ее заигрываниями. Позже, лорд Хостер Талли пригласил ее в Риверран познакомится с его наследником, тогда в благодарность она поставила Деве свечу, но принц Доран отказал. Принцесса даже начала подумывать о хромоногом Уилласе Тирелле, но отец отказал ей в посещении Хайгардена, где она могла с ним увидеться. С помощью Тиены она попыталась уехать вопреки его воле… но принц Оберин перехватил их у Вайта и вернул обратно. В тот же год принц Доран попытался выдать ее за Бена Бисбари, мелкого лордика, которому было никак не менее восьмидесяти, в равной степени слепого и беззубого.

Бисбари умер пару лет спустя. Это немного обезопасило ее положение, не могли же ее заставить выйти замуж за мертвеца. А лорд Кроссинг женился снова, так что с этой стороны угрозы тоже не было. – «Элден Эстермонт еще жив и не женат. Лорд Росби и лорд Грандисон тоже». – Грандисона называли Серобородым, но к тому времени, как она повстречалась с ним, его борода побелела как снег. На пиру в его честь, он заснул между переменой рыбного и мясного блюд. Дрей сказал, что для него это вполне уместно, поскольку его эмблемой был спящий лев. Гарин подбивал посмотреть, сможет ли она, не разбудив, завязать в узел его бороду, но Арианна воздержалась. Грандисон показался приятным стариком, менее ворчливым, чем Эстермонт и надежнее, чем Росби. Но все равно она никогда не пойдет за него. – «Если только Хотах не встанет за спиной со своим топором».

Но на следующий день никто не пришел жениться, и день спустя тоже. Седра тоже не вернулась. Она попыталась перетянуть на свою сторону Мору и Мели, но впустую. Если бы она имела дело с ними по отдельности, можно было на что‑то надеяться, но вместе сестры стояли стеной. К этому времени принцесса уже с радостью приняла бы прикосновение раскаленного железа или скоротала вечерок на дыбе. Одиночество сводило ее с ума. – «Своими делами я заслужила плаху, но он лишил мня даже этого. Скорее предпочтет спрятать меня подальше и забыть, что я вообще жила». – Она представляла, как мейстер Калеот пишет воззвание, где ее брата Квентина объявляют наследником Дорна.

Дни приходили и уходили, один за другим, так много, что Арианна потеряла им счет. Она все больше времени проводила в кровати, пока не стала оставаться в ней все время, вставая только, чтобы сходить в уборную. Пища, которую приносили слуги, оставалась нетронутой и холодной. Арианна спала и просыпалась, затем снова засыпала, и все равно чувствовала себя слишком слабой, чтобы встать. Она просила Матерь о милосердии, Воина о мужестве, затем засыпала опять. Свежая еда сменяла старую, но она к ней не притрагивалась. Однажды, когда она почувствовала себя особенно сильной, она перенесла всю еду к окну и выбросила ее во двор, и ничто ее больше не искушало. Это усилие настолько ее истощило, что она насилу доползла до кровати и проспала полдня.

Затем настал день, когда ее разбудила чья‑то жесткая рука, которая трясла ее за плечи.

– Маленькая принцесса, – произнес знакомый с детства голос, – вставай и оденься. Принц зовет тебя. – Над ней нависал Арео Хотах, ее старый друг и защитник. Он говорил с ней. Она сонно улыбнулась. Было приятно увидеть это покрытое шрамами и рубцами лицо, услышать грубый и глубокий голос с едва заметным Норвоссийским акцентом. – Что ты сделал с Седрой?

– Принц отправил ее в Водные Сады, – ответил Хотах, – он хочет говорить с тобой. Но сперва, ты должна умыться и поесть.

Должно быть, она выглядела жалким созданием. Арианна сползла с кровати, слабая, как котенок. – Пусть Мора и Мели приготовят ванну, – сказала она ему, – скажи Тимоту, пусть принесет немного еды. Ничего тяжелого. Немного холодного бульона, кусочек хлеба и фрукты.

– Хорошо, – ответил Хотах. Она в жизни не слышала звука приятнее.

Капитан подождал, пока она примет ванну, расчешет волосы и поест принесенных ей сыра и фруктов. Она выпила немного вина, чтобы успокоить желудок. – «Я испугана», – вдруг осознала она, – «в первый раз в жизни я боюсь своего отца». – Это заставило ее так расхохотаться, что вино прыснуло сквозь нос. Когда пришло время одеваться, она выбрала простое льняное платье цвета слоновой кости, с вышитыми на рукавах и лифе пурпурными виноградными гроздьями. Драгоценностей она не надела. – «Я должна выглядеть строго, скромно и покаянно. Я должна броситься к его ногам и молить о прощении, иначе я никогда больше не услышу человеческого голоса».

Когда она была готова, уже настали сумерки. Арианна думала, что Хотах проводит ее в Твердыню Солнца, где она услышит суд отца. Вместо этого он доставил ее в покои принца, где они застали Дорана Мартелла сидящим за столом для цивассы. Его страдающие подагрой ноги покоились на подбитой бархатом скамеечке. Он поигрывал ониксовым слоном, вращая его в красных распухших пальцах. Принц выглядел хуже, чем когда‑либо при их встречах в прошлом. Его лицо было бледным и отекшим, его конечности настолько воспалились, что ей было больно даже просто на них смотреть. Когда Арианна увидела его в таком состоянии, у нее зашлось сердце, но… почему‑то она не бросилась на колени и не начала молить, как планировала. Вместо этого она произнесла:

– Отец.

Когда он поднял голову, чтобы взглянуть на нее, его темные глаза затуманились от боли. – «Это из‑за подагры», – поразилась Арианн, – «или из‑за меня?»

– Странный и коварный народ, эти волантийцы, – проворчал он, отставив слона в сторону. – Однажды, я видел Волнатис, на пути в Норвос, где я впервые встретил Мелларио. Звенели колокольчики и на ступенях танцевали медведи. Арео помнит тот день.

– Я помню, – отозвался Арео своим глубоким голосом, – Медведи танцевали, колокольчики звенели, а принц был одет в красное, золотое и оранжевое. Моя леди спросила меня, кто это сияет так ярко.

Принц Доран вымученно улыбнулся:

– Оставьте нас, капитан.

Хотах стукнул топорищем своего боевого топора об пол, сделал разворот на пятке и удалился.

– Я велел им поставить столик цивассы в твои покои, – произнес ее отец, когда они остались наедине.

– С кем я должна была играть? – «Почему он завел речь об игре? Неужели подагра лишила его разума?»

– Сама с собой. Порой лучше изучить игру, прежде чем попытаться в нее сыграть. Как хорошо ты знаешь эту игру, Арианна?

– Достаточно, чтобы играть.

– Но недостаточно, чтобы выигрывать. Мой брат любил битву ради нее самой, но я играю только в те игры, которые могу выиграть. Цивасса не для меня. – Он долго изучал ее лицо, прежде чем сказать: – Зачем? Объясни мне, Арианна. Скажи зачем?

– Ради чести нашего дома. – Голос отца заставил ее разозлиться. Он звучал так несчастно, измученно, так слабо. – «Ты принц!» – хотелось крикнуть ей, – «Ты должен быть в ярости!»

– Твое безволие позорит весь Дорн, отец. Твой брат поехал в Королевскую Гавань вместо тебя, и они убили его.

– Думаешь, я этого не знаю? Оберин встает передо мной, всякий раз, как я закрываю глаза.

– Наверняка, он советует тебе открыть глаза, – она без спросу уселась напротив отца за столик цивассы.