Даниэль. Я знала, что мама и бабушка устроят сцену, если я пойду в больницу с Анной – а особенно с ее матерью

Я знала, что мама и бабушка устроят сцену, если я пойду в больницу с Анной – а особенно с ее матерью, – но сейчас меня заботило не это. Гораздо важнее было попасть к мистеру Террапту, поэтому я и решилась на разговор.

Мы сидели на кухне и готовили ужин. Я чистила картошку, а бабушка – яблоки для пирога (пироги у нее – пальчики оближешь). Мама занималась всем остальным.

– И когда снег наконец сойдет? – сказала бабушка. Фермеры обожают говорить про погоду. Вкусный горячий яблочный пирог – именно то, что нужно в такой промозглый снежный вечер. Я набрала побольше воздуха и решилась:

– Я хочу навестить нашего учителя. Мама Анны отвезет ее и Джессику. Я бы хотела поехать с ними.

– Никуда ты не пойдешь ни с этой девчонкой, ни с ее матерью. Сколько можно повторять! – рявкнула бабушка.

– Мама, – сказала мама, – позволь мы сами поговорим. Пригляди, пожалуйста, за плитой. Даниэль, пойдем.

– Ох и не нравится мне это, – проворчала бабушка. Яблочные очистки скользнули мимо общей кучи и упали прямо на пол.

Я была так благодарна маме за то, что она увела меня. Я люблю бабушку, но она сделана из железа. Несгибаема. И ее ничуть не волновало, что речь идет о больном учителе. Учитель, думала она, – это тот, кто колотит тебя линейкой по пальцам или веслом по заднице. Она совершенно не понимала, что особенного мы все нашли в мистере Террапте. Он во всем виноват, и точка.

– Сдается мне, учитель ваш сам напросился, – сказала бабушка как‑то вечером, моя посуду. – Если бы он не распускал мальчишек, этого Питера например, ничего бы и не случилось.

Я замерла с тарелкой и полотенцем в руках.

– Хороший учитель ему задал бы как следует. Парень давно уже порки просит.

Тарелка грохнулась о кухонный пол. Сама собой.

А вот мама меня понимала. Я рассказывала ей о мистере Террапте много раз, и она знала, почему он особенный. Мы сели рядышком на мою кровать и стали смотреть на стену напротив. Туда я повесила портрет мистера Террапта, который сама нарисовала.

– Ты уверена, что хочешь его навестить? – спросила мама.

– Да.

– Будет нелегко. К нему подключены трубки и разные приборы. Он не сможет ни посмотреть на тебя, ни что‑нибудь сказать.

– Да, знаю. Люк уже туда ходил. Говорит, было страшно.

– И мне не хочется, чтобы ты общалась с Анной или ее матерью, но все‑таки, думаю, лучше пойти туда с друзьями.

– Чарли может подбросить меня, а потом забрать.

Пружины скрипнули – я повернулась к маме. Похоже, она вот‑вот согласится.

– Пожалуйста!

Анна

Пришло время ехать в больницу. Джессика с матерью уже сидели у нас. Мамы пили кофе на кухне – теперь они часто это делают. А мы с Джессикой пытались читать книжки, но даже ей с трудом удавалось сосредоточиться.

– Даниэль приехала! – объявила я, завидев сворачивающий на нашу заснеженную дорожку пикап.

Мы с мамой подошли к двери встретить ее.

– Боже мой, – тихо пробормотала мама. Она и не заметила, что я гляжу прямо на нее. – Тот самый красный пикап.

Она что, его уже видела? Ничего не понимаю.

– Даниэль, привет! – сказала я, когда та поднялась по ступенькам. – Это моя мама, Терри.

– Здравствуй, Даниэль, – сказала мама. – Давай, заходи скорее в тепло.

Даниэль потопала ботинками о коврик, чтобы стряхнуть снег. Я взяла ее куртку и повесила на вешалку.

– Очень приятно наконец с тобой познакомиться, – продолжала мама. – Анна мне столько про тебя рассказывала!

Они пожали друг другу руки.

– Мне тоже очень приятно, мэм, – промычала Даниэль. – Спасибо, что берете меня с собой.

– Очень рада, что ты едешь с нами. И можешь звать меня Терри.

Я провела Даниэль в дом. Когда я обернулась, мама стояла у двери и смотрела на улицу. Через несколько долгих мгновений она перевела взгляд на меня, улыбнулась и сказала:

– У нас есть еще несколько минут. Покажи Даниэль наш дом, только быстренько, а потом поедем.

– А ты на что смотрела? – спросила я.

– Ни на что, правда.

– Там мой брат, Чарли, он меня привез, – пояснила Даниэль.

– Не знала, что у тебя есть брат, – сказала я.

– Ага, ему двадцать семь лет. Сильно старше меня. Он работает на ферме с папой и дедушкой.

Я посмотрела на маму. Ей тоже двадцать семь.

– Он всюду ездит на этом красном форде, – добавила Даниэль.

– И всегда ездил, – отозвалась мама. – У него по‑прежнему вмятина на водительской двери?

– Да, мэм, – ответила Даниэль.

Я раскрыла рот. Что происходит? Откуда мама это знает? И почему Даниэль не потрясена так же, как я? Я посмотрела на маму, но ничего не успела сказать (да я и не знала что).

Мама повторила:

– Анна, поторопись, а то не успеешь дом по казать.