Джеффри. Террапт в коме. Я знаю, что это такое

Террапт в коме. Я знаю, что это такое. Помню с самого детства. Кома – это ужасно. Ноги моей в больнице больше не будет. Ненавижу больницы, от них одни беды. Я бы хотел навестить Террапта, но я не могу. Совсем не могу. Люк сказал, что ему было страшно. Знаю. Люди в коме умирают.

Я должен был лежать в коме… не Майкл.

Я должен был лежать в коме… не Террапт. Снежок Питера должен был попасть в меня. А теперь наш учитель умрет. Это отстой. И школа отстой. Все отстой. Лучше бы мне по‑прежнему было на все наплевать.

Анна

Я слышала, как Люк рассказывал Джеффри, что он ходил в больницу навещать мистера Террапта, и что это было ужасно, и что мистер Террапт лежал без сознания и не шевелился. Но я все равно не передумала – я тоже хотела пойти к нему. Но только мне одной это не по силам. Поэтому я попросила Джессику и Даниэль сходить со мной вместе.

Мы сидели и обедали молча. С тех пор как произошел несчастный случай, мы не особенно разговаривали.

– Анна, что случилось? – спросила Джессика. Она всегда знает, когда что‑то не так.

– Ничего, – ответила я и принялась крошить бутерброд с маслом и вареньем.

– Ну скажи, – подхватила Даниэль.

Я по‑прежнему молчала. Сосредоточенно отламывала от бутерброда кусочки и складывала их рядом с ним.

– Давай же, – настаивала Даниэль.

– Я хочу навестить его.

Тишина. Я собрала крошки в кучу. Я заметила, что Даниэль и Джессика тоже ничего не едят. Мы все уставились на свои бутерброды.

– Я тоже, – наконец сказала Джессика.

– Правда? – спросила Даниэль. – Девочки, а вы не боитесь?

– Я боюсь, – ответила я и подняла на них глаза. – Давайте пойдем вместе. Пойдете со мной?

– Я пойду, – сказала Джессика, отодвигая еду в сторону.

– Думаете, родители вам разрешат? – спросила Даниэль.

Она обращалась к нам обеим, но ответила я:

– Я уже спросила маму. Она сказала, что отвезет нас.

– Я попробую, – сказала Даниэль. – Я хочу пойти.

– Мы сильнее, когда мы вместе. Помните? – спросила Джессика. – Так мистер Террапт нам говорил.

Ее голос стал тише, когда она произнесла его имя. Мы замолчали и больше не говорили о нем. Было слишком больно.