Кекс с каруселью

Элмвуд‑Спрингс, штат Миссури

1978

Утром она отправилась к тете Элнер, та обещала ей горшок с вьюнком.

– Я до смерти рада, что ты будешь жить в старом доме Соседки Дороти, – сказала тетя Элнер. – Знаешь, милая, я многих с тех пор переслушала.

– Там была студия?

Тетя Элнер уселась за стол в кухне.

– Не знаю, студия или что, но все происходило прямо в гостиной. Оттуда вещалась передача, каждый день с полдесятого до десяти, часы можно было сверять. Я ни разу не пропустила.

Дена потянулась за печеньем.

– А что это было, программа новостей, вроде того?

– Программа новостей? Пожалуй, можно и так сказать. Да у нее там все было. И музыка – в гостиной стоял орган, на котором играла Мама Смит, а как Мама Смит умерла, его отдали в церковь. Разные люди пели, играли и вообще творили что хотели. Дороти давала советы по хозяйству, делилась рецептами, ну и разговоры всякие были.

– О чем разговоры?

– Да обо всем. Руби Робинсон, медсестра, говорила о здоровье, Эндрю – о религии. Кто хотел прийти поговорить – пожалуйста, приходи. А то и просто засовывали голову в окно и болтали о всяком.

– О каком?

Тетя Элнер засмеялась:

– Да кто о чем. Один собаку потерял, другой хочет объявить «обед‑из‑того‑что‑есть» или что‑нибудь еще.

– Какой такой обед‑из‑того‑что‑есть?

– А у вас что, в Нью‑Йорке, нет таких обедов?

– Я не знаю, может, и есть, смотря что это за обеды такие.

– Обед, на который все что‑нибудь приносят. У нас такие проводятся в церкви каждую первую пятницу месяца. Почему бы тебе не сходить? Очень веселое мероприятие. Никогда не знаешь, что тебе придется отведать, каждый месяц все разное приносят. Однажды пришла Бесс Труман.

– На обед‑из‑того‑что‑есть?

– Нет, на передачу Соседки Дороти. Столько разных людей приходило, письма присылали. Она проводила конкурсы, на которых можно было выиграть мешок муки. Соседка Дороти выпустила очень хорошую поваренную книгу. Я‑то свою где‑то посеяла, а у Нормы, может, и сохранилась.

– Какая она была?

– Кто, книга?

– Соседка Дороти.

– А‑а, хорошая такая женщина, с двумя детьми.

– Какой у нее был голос?

– Очень милый, как будто она рада, что ее слушают. Жаль, тогда не было магнитофонов, я бы с удовольствием снова послушала ее передачи. Мне их так не хватает. Я к ней привыкла. Соседка Дороти замечательно скрашивала одиночество, вот что я тебе скажу. Мне, конечно, нравилось жить на ферме, пока Уилл был жив, но неудобство жизни за городом в том, что людей совсем не видишь. Ближайшие соседи жили в двенадцати милях от нас. С Уиллом особо не разговоришься, и я, бывало, прямо изголодаюсь по звуку человеческого голоса. Если бы не Соседка Дороти, мне было бы вдвойне одиноко. А так словно к тебе каждый день заходит поболтать соседка. С ней вроде и жизнь полегче казалась. А по вечерам с фермы был виден красный огонек ее радиомачты. Не знаю, как назвать ее передачу, но она всегда приносила мне облегчение. Съешь хоть все печенье, милая моя, все равно я собиралась отдать его птицам.

Дена взяла еще одно и намазала маслом и джемом.

– А вы с ней встречались, тетя Элнер? С Соседкой Дороти?

– А как же, конечно. Она была близкой подругой твоей бабушки. А ты вспомни‑ка, Дена, ты ведь ее тоже видела. Не припоминаешь?

– Нет. Когда?

– Ой, да много раз. Анна Ли, ее дочь, со своей подругой Пэтси устроила на задней веранде небольшой детский сад. Туда ты и ходила. Не помнишь?

– Вы уверены, что это была я?

– Да, уверена. Помню даже тот раз, когда тебе исполнилось, видать, четыре и они закатили тебе и всем твоим друзьям‑малышам деньрожденьскую вечеринку. Мамочка нарядила тебя как китайскую куклу, она работала в универмаге братьев Морганов и одевала тебя в симпатичнейшие платьица. Пришли твои дедушка с бабушкой, мама пораньше ушла с работы, и я пришла, и Норма – да все.

– Неужели? – Дена была удивлена.

– Ты была таким счастливым, веселым ребенком и совсем, ни капельки не избалованным.

– Я была счастливой?

– О да. Мы все были счастливы, что наша Малышка с нами. Надо сказать, потерять тебя было страшным огорчением.

– Я даже вечеринку в честь дня рожденья не помню.

– Да помнишь, как же. Знаешь, у меня, может, и фотокарточка есть где‑то в вещах Герты. Кажется, мы в тот день фотографировались, если не ошибаюсь. Погоди‑ка, я пороюсь в комоде, поищу ту коробку. Вдруг да найду. Подожди минутку.

Дена слышала, как она открывает и закрывает ящики.

Потом раздалось громкое «Ага!», тетя Элнер вернулась в кухню и протянула Дене фотографию:

– Погляди. И если это не счастливый ребенок, то я обезьяний дядюшка.

На фотографии маленькая светловолосая девочка сидела с краю небольшого стола, в окружении других детей. Девочкой была Дена, а еще там была ее мама, она стояла у стены, сцепив руки за спиной. Она улыбалась и с любовью смотрела на Дену. Фотограф поймал удачный момент. Дена никогда не замечала, чтобы мама так смотрела на нее, никогда не чувствовала такой любви, какую сейчас подглядела.

Еще одна деталь на снимке привлекла ее внимание. Это был кекс с чем‑то вроде миниатюрной карусели на верхушке.

– Что это?

– Соседка Дороти тебе спекла. Это ее знаменитый кекс с каруселькой. Розовый с белым, ты же помнишь, правда?

По дороге домой Дена пыталась вспомнить. Что‑то было связано с этим кексом, но что? Что‑то, что она видела прежде. И вдруг до нее дошло.

Дома Дена вышла на заднюю веранду. Она стояла, глядя на давнюю фотографию, и плакала. Это была та самая карусель, которая ей много раз снилась. То самое место, куда она хотела вернуться, где она однажды была счастлива.