Упадок абсолютизма

Как мы уже заметили, несмотря на то, что абсолютизм сохранил военную форму, постепенно в великой «армии» падишаха доминирующие позиции заняли гражданские элементы. Возможно, тенденция «армии» к перерождению в гражданский институт возникла из бюрократической структуры абсолютизма времен Мехмеда II. В течение всего XVII столетия и даже в начале XVIII (когда этот процесс достиг своего пика) эта тенденция повлекла за собой ослабление централизованных вооруженных сил. В свою очередь, на престиже и мощи единой армии держался весь абсолютизм, и дестабилизация вооруженных сил подрывала систему в целом.

Ослабление военной дисциплины началось сверху. С исчезновением старой военной аристократии как соперника государственной власти и причины ограниченности рабовладельческого хозяйства, основанного на рабах‑военных, оно достигло своих естественных границ. Гражданский чиновничий класс в рабовладельческом хозяйстве стал практически единственной силой в государстве, и в его среде без промедления начала расти коррупция. Продажа должностей началась с самой верхушки: сам Сулейман требовал от кандидатов подарки за назначения. Приходилось по нисходящей оплачивать свое место. Конечно, заслуги все еще продолжали играть важнейшую роль при повышении, но даже в этом случае приходилось оплачивать возрастающие налоги. В итоге деньги стали играть решающую роль, особенно в тех ситуациях, когда заслуги кандидатов были равноценны. А коррупция начала подрывать основы права. И даже высокоразвитая система шариата, управляемая прежней старой аристократией, не могла в полной мере повлиять на чиновников.

Рабовладельческая военная система была коррумпирована на всех уровнях центрального аппарата, начиная с процедуры выбора самого правителя. Мехмед II предложил пересмотреть систему наследования по старшинству. Он полагал, что на престол должен взойти самый удачливый из братьев, убив всех своих конкурентов. Только в этом случае система престолонаследования не будет пересматриваться. Конечно, стоит подчеркнуть личные качества падишахов, вершивших судьбу империи. Большая удача Османской империи, которой один за другим правили десять одаренных правителей, как и гаремная система, не смогли спасти от плачевных последствий. Османское государство обязано своей удачей хорошей наследственности (что совсем не редкость в правящих семьях). Без сомнения, личности первых трех правителей сыграли ключевую роль в становлении империи, не менее важную, чем географическое положение государства. Следующие императоры, вступившие на престол по праву рождения, Мурад II, Мехмед II и Сулейман, также были исключительными людьми, но все же во многом уступали своим прославленным предкам. Сильный характер Мехмеда I и Селима I позволил им овладеть троном в результате борьбы за власть, именно такой битвы жаждало общество той эпохи. А вот Баязиду I и Селиму II удалось сесть на престол благодаря самой османской системе, а не своим исключительным качествам. Различие между личными особенностями частично повлияло на смену военной ориентации гражданской.

Создавшиеся позже условия скорее работали на визиря, чем на падишаха. В итоге могущество визиря сохранялось долгие годы. В гражданском государстве XVII века принципы оспариваемого наследования, популярного в военных империях, значительно изменились если не в теории, то на практике. С фактическим военным соперничеством тоже было покончено. В итоге потенциальных наследников трона не убивали, а просто изолировали от активной деятельности. Со временем вошло в традицию выбирать не того, кто был самым успешным воином в семье, а старшего представителя фамилии. Такой правитель, вероятнее всего, предоставит чиновникам (из своего окружения) свободу действий.

Более того, таким образом можно было избежать споров о престолонаследии, в которые нередко вмешивались вооруженные силы. Подобные условия, создавшиеся для монархов, можно сравнить с аналогичной ситуацией в Сефевидской империи.

При таком раскладе монарх, являвшийся верховным главнокомандующим, мог, не справляясь со своими обязанностями, подать в отставку. И, следовательно, военная дисциплина подрывалась на корню. Сулейман, по‑своему принявший абсолютистскую обрядовость Мехмеда II, отстранился даже от работы с государственными советниками. Сейчас и в будущем правители не избирались по принципу высокой сознательности. В результате эта символическая отставка демонстрировала отказ нести ответственность. Сильную руку монарха‑главнокомандующего заменила бюрократическая власть великого визиря. Он получал свою должность исключительно благодаря гражданским качествам, и его власть ограничивалась только гражданским правом.

Упадок военной дисциплины осложнялся определенными внутренними проблемами, которые возникли на рубеже XVI столетия. Восстания курдских племен, друзов в Сирии (которым на время удалось создать небольшое государство), военных землевладельцев в Анатолии, а также нарушения субординации среди янычар в центре затрудняли борьбу против Австрии, Польши и Сефевидской империи. С 1632 года под предводительством падишаха Мурада IV абсолютизм вновь набрал силу. Но в то же время тип обновленной системы значительно изменился. Во главе провинций и местных налоговых учреждений оказалась городская знать. На своих местах городские представители достигали высоких должностей. В их обязанности входило представлять не только местные интересы, но и центральную администрацию. Начиная с этого времени знать (правда не всегда) выступала в качестве защитников населения. А центральное правительство нуждалось в тесном сотрудничестве с ней.

В ответ на изменения в провинциях грянули перемены и в самом Стамбуле. Рабовладельческое хозяйство подразумевало социальную изоляцию отдельных рабов, которые в целом составляли регламентированные войска. С усилением коррупции характер рабовладельческой системы заметно изменился. Представители главного подразделения «армии» начали передавать свой ранг детям – в результате была утрачена сама основа этой дисциплины. (В итоге представители калемийиа, невоенных рангов, соперничали с членами рабовладельческой системы за высшие должности.) Когда начались проблемы с янычарами, гражданская власть не стала ужесточать дисциплину в их рядах. Вместо этого их касту стали размывать необученными рекрутами, а затем вообще прекратили набор «чужаков», которые всегда не просто составляли основу армии, а являлись гордостью офицерского состава. При подобном раскладе новое пополнение уже не было необходимостью, и девширме постепенно исчез. Офицеры‑чиновники начали формировать привилегированную группу, представители которой, в отличие от старой аристократии, жили за счет жалований, а не старых военных земельных пожалований. Теперь эти пожалования выглядели как сбор налогов с крестьянских хозяйств и все больше воспринимались как личный источник доходов, не связанный с обязанностью нести военную службу. Возможно, таким способом правительство надеялось возродить бережное отношение к сельскому хозяйству.

В итоге к началу XVIII века вооруженные силы центра полностью перестроились на гражданский лад. Янычарам было позволено получать дополнительный доход с торговли и в то же время оставаться «армейскими служащими», свободными от налогов и прикрепленными к «армейскому» двору. Вскоре все гильдии ремесленников получили право, я полагаю, нечестными обходными путями пользоваться этими «армейскими» привилегиями. На основе заранее оплаченных указов или уставов мусульмане столицы и крупных городов получили своеобразный вариант военного статуса аскери. Соответственно, этот статус приобрел гражданское значение (в некоторых случаях все жители города: и мусульмане, и зимми – освобождались по этому статусу от уплаты налогов). Денежные средства, которые раньше предназначались для поддержки центральных военных учреждений, теперь стали источником дохода для класса рантье. А «платежные сертификаты» янычар превратились в оборотные инвестиции[388].

Основой абсолютизма был его военный престиж. Но теперь при общей децентрализации основная власть также была вынуждена измениться. Тщательно разработанная система назначений по принципу cursus honorum превратилась в фикцию. Неквалифицированные кандидаты получали назначения исключительно благодаря деньгам и связям (меняясь каждый год). Основной их целью было получить доход, а для выполнения своих прямых обязанностей они обычно нанимали квалифицированных работников. Эти работники зачастую не представляли непосредственно центральную власть. Обычно это были местные представители, хорошо знающие свои обязанности. И титулованные центральные чиновники просто утверждали их назначение. Местная администрация, в свою очередь, перешла в руки органов местной знати. Преимущественно их членами являлись новые представители класса землевладельце в, сформировавшегося из городских граждан. С распадом единой центральной армии губернаторы провинций основали свои войска, оплачиваемые из местной гражданской казны. Подобные местные войска в некоторых провинциях были даже крупнее, чем подразделения янычар, являвшиеся ядром центральной армии в столице.

Дух шариата достиг в свое время триумфа в Османской империи, даже несмотря на то что приобрел парадоксальный вид – смесь абсолютизма с милитаризмом. Теперь этот синтез сменился децентрализацией и превосходством местных групп. Причем когда‑то эти группы были главными союзниками шариата.

Особенно явно проявились печальные последствия упадка абсолютизма. Для османского общества в целом они были крайне пагубными. Бюрократическая система, будучи жизненно важной для абсолютизма, параллельно с ним приходила в упадок. После смерти Сулеймана все реже и реже проводились регулярные переписи. Небрежность, ставшая нормой, нарушила безупречный порядок государственной отчетности, даже несмотря на то что в конце XVII века могущественные визири из семейства Кепрюлю старались восстановить ее в первоначальном виде. Подавать жалобы в центр на местный произвол стало практически бессмысленно. Со снижением бдительности центральной власти в упадок пришло и общее благосостояние государства. В условиях аграрного общества естественным путем возвысились новые земельные эксплуататоры, вытеснив тех, кто занимал свои позиции со времен османских завоеваний. Из‑за снижения дисциплины армия больше не являлась монопольным землевладельцем. Появилась возможность для бесконтрольного появления и процветания новых эксплуататоров.

Эффект демилитаризации и децентрализация усугублялись более глобальными последствиями эпохи империй пороха. Вооруженные огнестрельным оружием войска сформировали постоянную армию, которая не могла существовать только за счет грабежей. Чем чаще велись военные действия между великими державами, тем больше притока наличных денег требовал центральный аппарат. Одна из великих пороховых империй, Испания, нашла надежный источник дохода – серебро Нового Света. Она поспешила вложить его в торговые связи Афро‑евразийской Ойкумены, ближайших соседей Османской империи. В результате этих действий регионы с развивающейся экономикой обрели новые возможности (вся Западная Европа, за исключением Испании, серьезно проигрывала, игнорируя связи с мусульманским миром). Однако к XVII веку в аридной зоне, где дальнейшая экспансия была невозможна, результаты оказались плачевными. Широкий поток серебра из Нового Света стал причиной мировой инфляции цен, основанных на стоимости этого металла. Положение элиты, вложившейся не в землю, а в другие объекты инвестирования, оказалось крайне неустойчивым. Она лишилась своих капиталов. Все это тормозило экономическое развитие и вылилось в социальный раскол общества.

Напряженная ситуация отразилась на состоянии государственных финансов и в дальнейшем стала причиной ослабления центра и упадка военной дисциплины. Однако сильнее всего негативные последствия сказались на деревне. Если раньше западные путешественники отмечали, как процветает крестьянство при османах, то сейчас они наблюдали только нищих и задавленных непосильных гнетом сельских жителей. Земли не обрабатывались, деревни пустели, а крестьяне бежали в города в поисках лучшей доли. Естественно, с уменьшением доходов от земли ослабло и процветание городов.

Несмотря на то что сельское хозяйство уже пострадало, еще долгое время этот процесс не затрагивал армию. Уже к XVII веку ситуация в государстве накалилась до предела. Государственные источники были уже перераспределены, и правительство (при нормальных условиях) не могло собрать их в достаточном количестве, чтобы провести радикальные реформы. Но все же при могущественных визирях абсолютистская традиция находила силы для проведения этих реформ. И для своего времени эти реформы были предельно эффективны.

В течение двух десятилетий в начале XVII века государство преследовали неудачи. Внутренние беспорядки разрушали страну. А в середине столетия христиане, к позору османов, почти дошли до Босфора. Но, даже несмотря на это, империя продолжила наступления на севере к Черному морю (а в Эгейском море Крит был окончательно взят под контроль). Это случилось, когда абсолютизм второй раз, хоть и ненадолго, достиг своего апогея (а Османская империя – максимума своего развития) при визирях Кепрюлю. Чтобы пресечь самые беспринципные формы коррупции, первый великий визирь из этой семьи Мехмед Кепрюлю (1656–1661 гг.) устроил кровавую расправу над вельможами. Он не оставил без внимания даже гарем падишаха, воспользовавшись его денежными средствами и казнив фаворитов. Более того, он не пощадил и улемов, приложив руку к их фондам. Хотя самые устоявшиеся нарушения военной дисциплины он предпочел не заметить. Его сын Ахмед Кепрюлю (1661–1676 гг.) воспользовался результатами жестоких действий отца, и уже его правление было более умиротворенным. Семье Кепрюлю удалось восстановить империю. Более того, уже после смерти Ахмеда османская армия предприняла вторую попытку захватить Вену (1683 г.), которая была намного более серьезно подготовлена и вылилась в гораздо более кровавое побоище, чем при Сулеймане.

Однако, отразив эту атаку (Вена осталась неприступной благодаря совместным усилиям немцев и поляков), союз трех могущественных христианских держав – Австрии, Венеции и России – доказал, что обладает достаточной силой, для изгнания Османской армии из Венгрии и установлению временного контроля над Мореей (южной полуостров Греции) и Азовом. В дальнейшем, несмотря на то что в начале XVIII века некоторые территории удалось отвоевать (Азов, Морея, Белград), османы потерпели в Европе поражение. С середины XVII столетия империи не удавалось продолжить наступление не только в Европе, но и на всех пограничных территориях. Вооруженные силы государства уже не представляли собой единой машины завоеваний.

Хотя армия продолжала существовать, с начала XVII века она основывалась на новых элементах, появившихся в результате эволюции империи. Остатки централизованной сухопутной армии все еще поддерживали авторитет власти, но теперь они использовались как средство сохранения внутреннего порядка и защиты привилегий. Однако децентрализованные и находящиеся под гражданским контролем местные резервы справлялись с этой задачей не менее эффективно. Такое положение вещей сохранялось в течение всего XVIII века.

Упадок абсолютизма нередко принимают за упадок империи и общества в целом. Подобные выводы преждевременны. Османское общество вело активную жизнь на протяжении всего XVII столетия, причем не только в военном, но и в интеллектуальном плане, хотя многие творческие открытия, сформировавшие стиль империи, относятся к XVI веку, ставшему триумфом абсолютизма. В XVII веке в условиях феноменальных преобразований на Западе (в которые также оказалась вовлечена элита восточноевропейских христиан) любая слабость Османской империи оборачивалась для нее тяжелейшими последствиями. Общество, остававшееся на аграрном уровне, потеряло надежду на возрождение не только из‑за Запада. Те же факторы, что вызвали великие преобразования на Западе, одновременно обострили проблемы аграрного общества. Остается только удивляться, как в свете такого неравенства османам все еще удавалось контролировать свои владения в Восточной Европе, даже несмотря на открытую вражду с христианами. Более того, Османская империя нашла в себе силы вернуть отвоеванные земли и не поддаваться на провокации до самого конца XVIII века. С позиции стандартов прошлого Османская империя вступила в XVIII столетие довольно могущественным государством, хотя и отличным от того, каким оно было на пике абсолютизма. Упадок абсолютизма доставил немало проблем, но новые институты довольно эффективно справились с задачами.

Сами османы понимали, что величие их империи заметно пошатнулось. Нередко восстания старой аристократии преследовали конкретную цель – сократить власть офицеров и корпуса янычар и восстановить прежние нормы военных гази. Центральные власти неизменно надеялись на возвращение абсолютизма. Некоторые писатели осуждали коррупцию старой военной системы и советовали провести кардинальные реформы, восстановив порядок времен Сулеймана. Однако в децентрализации общества была своя особая логика. Имперская власть, которая обычно улаживала конфликты между конкурирующими провинциями, предоставила правовую защиту, в результате на локальном уровне возникла определенная автономия. Губернаторы полуавтономных провинций нередко добивались порядка и процветания на своих землях за счет личных отношений с местным населением и правящими семьями, преимущественно местной знатью, хотя раньше в основе управления лежала безличная комбинация норм шариата и бюрократии. Если естественные формирования населения получали признание, то оно становилось более благожелательным. Когда, наконец, в XIX веке центральные власти добились своей заветной цели – восстановления абсолютизма, западные эксперты позволили себе говорить об ущемлении свободы населения.