Правление Муавийи и Вторая фитна

Муавийя (661–680 гг.) восстановил единство арабов как правящего класса. По сути он восстановил систему, созданную Омаром и при Усмане превратившуюся в устойчивую политическую традицию, хотя сам он, будучи Омейядом, меньше опирался на поддержку своей семьи. Однако в основе восстановленного им единства лежали уже не авторитет Мухаммада и общее согласие его старых сподвижников. Скорее, он опирался на осознание мусульманами своих общих интересов, а также на военную мощь своих преданных сирийцев. Арабы, понимавшие шаткость своего положения в завоеванных провинциях и испытывавшие, подобно многим, ужас перед расколом в исламе, были рады одобрить соглашение, позволявшее разрешать споры на довольно привлекательных условиях, даже если одна из сторон – сирийцы – находилась в более выгодном положении. Таким образом, Муавийя не уповал на священность того факта, что он состоял в тесных отношениях с Мухаммадом. Войска сирийских арабов уважали его как личность и были готовы применить силу даже против других мусульман. Именно эта сила помогла убедить большинство мусульман в том, что это и есть человек, способный вернуть мусульманам единство и, соответственно, поверить в него как в исламского лидера.

Халифатское государство превратилось в светскую империю, уже не основанную непосредственно на исламе. Скорее, его внутренней и внешней поддержкой служил комплекс военной и материальной силы, который, в свою очередь, отчасти поддерживал ислам. В военном отношении Муавийя в случае кризиса мог рассчитывать на своих сирийцев – как мусульман, так и христиан, – чья относительно высокая дисциплина позволяла им выделяться (если не доминировать – пока) среди других арабов. Однако другие арабские войска все еще образовывали большую часть армии государства и находились в его распоряжении до тех пор, пока он контролировал Сирию. В финансовом отношении Муавийя точно так же мог полагаться только на доходы Сирии; но и здесь доходы с других областей были гораздо выше. Муавийя принял меры для повышения эффективности централизованного контроля доходов по сравнению с системой Омара. Введенная при Омаре фискальная система в отношении иракского Савада вела к формированию схожих налоговых механизмов в Сирии и других местах. Там первоначальные договоры были пересмотрены и подогнаны под общий уровень; и подушный налог горожан был градуирован, а не остался единовременной суммой из расчета на душу населения. Государство становилось все более централизованным.

Во время войн фитны многие мусульмане сохранили за собой право отказать в доверии любому конкретному кандидату, настаивая на том, что как арабами и мусульманами ими нельзя управлять без их личного согласия. Когда куфаниец Худжр ибн‑Ади, рьяный сторонник Али, воспользовался этим правом и отказался признать наместника Муавийи, оскорбив его и пригрозив поднять мятеж, Муавийя схватил его, привез в Сирию и после его повторного отказа приказал убить. Вполне справедливо куфанцы усмотрели в этом поступке нарушение свободы и личного достоинства члена племени и, пожалуй, принципа прямой индивидуальной ответственности мусульманина перед Богом. Муавийя – тоже вполне правомерно – считал свой поступок важным шагом на пути к целостности исламского общества.

Тем не менее Муавийя уважал свободу и достоинство мусульман, когда те признавали в нем правителя. Ислам был краеугольным камнем его политики. Ему пришлось одинаково усмирять и тех, кто вносит раскол в общину, декларируя местную власть, и тех, кто делал упор на власть центральную, но без религиозной миссии, на которой она зиждилась. Фактически, Муавийя представлял все мусульманское общество – джамаа. Как повелось со времен Мухаммада, правитель, выбирая политику мусульманской общины, если не руководствовался Кораном, то искал в нем прочную опору. Муавийя не был автократом, он оставался вождем арабов, первым среди равных. Принадлежа к тому же клану, что и Усман (омейя), он никак не выделял его по сравнению с остальными. Несмотря на свою зависимость от сирийцев, он обеспечил их лишь минимальными привилегиями. Его главной целью, принесшей ему победу в фитне, было единство в исламе.

При Муавийе произошло повторное завоевание большей части Хорасана, и там были основаны города‑гарнизоны. Методично покорялись многие восточноиранские земли, в том числе средняя часть долины Амударьи. На короткие периоды гарнизоны располагались на значительных территориях Анатолии, в восточном Средиземноморье арабы сохраняли превосходство военно‑морских сил, и был осажден Константинополь. Однако на византийские территории продвинуться почти не удалось, за исключением покорения нагорья Армении. К западу от Египта впервые были заняты восточные земли берберов в Магрибе вплоть до области, соответствующей современному Алжиру. Как подобало армии, восстановившей государство халифата, силы завоевателей постоянно пополнялись. Но их экспансивный напор уже не был столь несокрушимым. В областях, которые не удалось покорить сразу, сформировалось новое политическое соотношение, и дальнейшие завоевания стали возможны благодаря ресурсам полноценной крупной империи, полной сил и энергии, и массовому энтузиазму, приносившему успех еще во времена Омара и Усмана.

Муавийя настоял, чтобы при его жизни мусульмане признали преемником его сына Язида. (Язид, пожалуй, был единственным человеком, кого готовы были признать сирийцы, так как представитель любого другого рода привел бы с собой собственную семью и новые клановые связи, а это нарушило бы хрупкое равновесие сил, поддерживаемое Муавийей.) Язид продолжал политику Муавийи в течение четырех неспокойных лет (680–683 гг.), но оказался менее удачливым правителем. В северо‑восточном Иране его помощники по прежнему делали успехи, но в споре с Византией он выбрал оборонительную тактику. Незадолго до смерти Муавийи четырехлетнюю осаду Константинополя пришлось прекратить, и арабы понесли при этом большие потери. Даже в пределах Сирии группы горцев‑христиан совершали набеги при поддержке византийцев. Язиду пришлось начать царствование с укрепления границы с Византией. А его ставленник в Магрибе спровоцировал восстание берберов, увенчавшееся их победой.

Вскоре Язиду пришлось озаботиться вспышкой Второй фитны у себя дома. Старинные мусульманские рода Медины отказались признать его и подняли волну сопротивления. Поднять восстание в Куфе предложили второму сыну Али и (по матери Фатиме) внуку Мухаммада, Хусайну. Однако сирийскому правителю удалось запугать куфанцев еще до прибытия нового вождя. Хусайн и его крохотное войско отказались сдаться; их окружили в пустыне неподалеку от Карбалы и убили (680 год). Затем восстание поднял сам Хиджаз; самой видной фигурой этого движения стал Абд‑Алла ибн аз‑Зубайр, сын одного из ближайших сподвижников Мухаммада, который сопротивлялся Али после смерти Усмана.

Этот мятеж был почти подавлен, когда Язид умер, не оставив подходящего наследника из числа своих родственников. После его смерти большинство мусульман оказало доверие самому известному из кандидатов на халифат, Ибн‑аз‑Зубайру, который теперь назначал правителей провинций из своей столицы – Мекки. Но вражда племен в одних областях и религиозные распри в других подорвали его авторитет. Местные правители, признававшие Ибн‑аз‑Зубайра, по сути руководили провинциями самостоятельно, каждый сам за себя. В Сирии арабские племена поделились на кайситов, относительно новых иммигрантов, и калбов, относительно давно закрепившихся на этой территории, с которыми поддерживал тесные связи Муавийя. Калбы выдвинули в противовес Ибн‑аз‑Зубайру двоюродного брата Муавийи, Омейяда Марвана (прежде главного советника Усмана) и, победив кайситов, сделали его «антихалифом» в этой провинции[82].

В других местах активизировалась партия протеста, ассоциируемая с Али; но и она распалась на фракции. Несмотря на то, что какое‑то время хариджиты были готовы поддержать Ибн‑аз‑Зубайра, вскоре в Иране и Аравии банды хариджитов установили два отдельных режима. Аравийская группировка контролировала большую часть полуострова. Равенство и пуританизм достигли у них таких высот развития, что тогдашний правитель подлежал свержению с престола за любое прегрешение, которое группа посчитает нужным осудить. В принципе хариджиты не делали различий между арабами и неарабами: важным было лишь то, был ли человек мусульманином. Однако иранская группировка (называемая азракитами) считала отступниками всех мусульман, не признававших ее позицию, и буквально приговаривала их к смертной казни.