Глава 4. От усталости все мышцы болели так, что расслабиться Ян не мог, даже растянувшись на койке

От усталости все мышцы болели так, что расслабиться Ян не мог, даже растянувшись на койке. Он в последний раз просматривал свои списки. До отправления оставались считаные часы. Сейчас загружали последнее зерно, а в опустевших хранилищах убирали перегородки, чтобы можно было закатить тяжелую технику. Покрытые силиконовой смазкой и завернутые в синтетическую ткань, машины переживут летнюю стоградусную жару, которая продлится четыре года. А в Южгороде все это есть; там точно так же стоят на консервации грузовики, вертолеты и сельскохозяйственные машины – их возить не надо. С собой брали запасы замороженного продовольствия; цыплят, овец и телят, чтобы снова развести стада; домашнюю утварь – гораздо меньше, чем обычно, – и зерно, заполнявшее на сей раз большую часть вагонов. Цистерны уже наполнены водой… Ян записал и подчеркнул: вода. Первое, что надо сделать утром, – заскочить на компьютерную станцию управления и остановить опреснитель Севгорода. Все второстепенные линии завода по переработке морской воды уже были отключены. Минералы не извлекались, удобрения не производились. Завод выполнял только минимальную работу, заполняя водой систему каналов и туннелей общей длиной в 1300 километров. Теперь можно отключить все, вода здесь больше не понадобится.

Раздался стук в дверь; сначала настолько тихий, что Ян решил – показалось. Но стук повторился.

– Минутку!..

Он сгреб бумаги в кучу и бросил на стол. Потом прошаркал босиком по пластиковому полу на негнущихся ногах к двери и открыл. На пороге стоял Ли Сю, радиотехник.

– Я тебе помешал, Ян?

Ли казался встревоженным.

– Не так чтобы очень. Я тут с бумагами вожусь, вместо того чтобы спать.

– Быть может, я зайду попозже…

– Заходи уж, раз пришел. Выпьем чайку, а потом, может, нам удастся поспать.

Ли нагнулся, поднял стоявший за дверью ящик, который Ян поначалу не заметил, и внес его в комнату. Ян набрал кипятка из кухонного крана, разогрел чайник, заварил… Он ждал, что Ли заговорит первым. Ли был молчалив; голова у него работала, как привычные Яну печатные схемы. Мысль обрабатывалась, что внешне было незаметно, и появлялась только через какое‑то время – в виде завершенном и совершенном.

– Ты с Земли, – наконец сказал он.

– По‑моему, это факт достаточно известный. Молока?

– Спасибо. На Земле, как я понял, существуют разные слои общества, а не просто однородное население, как у нас здесь. Это верно?

– Пожалуй. Общество там разнообразно, ты же много видел телепрограмм с Земли. У людей разная работа, они живут в разных странах… Много различий.

Ли покрылся испариной; он был явно чем‑то озабочен и чувствовал себя неловко. Ян устало покачивал головой и гадал, к чему бы все это.

– А преступники там тоже есть? – спросил Ли.

Ян мгновенно насторожился, сонливость как рукой сняло.

Осторожно, подумал он. Надо быть очень осторожным, не сказать лишнего, не выдать себя.

– Наверно, должны быть и преступники, ведь полиция для чего‑то существует… А почему это тебя заинтересовало?

– А ты когда‑нибудь встречал преступников? Или вообще людей, нарушивших закон?

Сохранить спокойствие Ян не сумел. Слишком он устал, слишком обнажены были нервы.

– Ты что, легавый? Служишь здесь, что ли?

Ли поднял брови, но выражение его лица не изменилось.

– Я? Конечно нет. С какой стати я стал бы сообщать чужой полиции о делах на Халвмерке?

«Ты выдал себя, мой мальчик!» – подумал Ян. Когда он заговорил снова, он был так же спокоен, как Ли:

– Ну а если ты не легавый – откуда же ты знаешь это слово? Это земной сленг, ругательство, его не любят. Оно оскорбляет власти. Я никогда не встречал его ни в одной телепередаче, ни в одной книге, какие разрешены на вашей планете.

Ли стало совсем неуютно; он медленно ломал руки, забыв о своем чае. Заговорить ему было трудно, но, когда он все‑таки начал, – слова полились потоком:

– Конечно, ты можешь так сказать, ты все это знаешь. Ты знаешь, как выглядит Земля и другие места… А я давно уже хотел поговорить с тобой, но боялся тебя обидеть. Ты сам ничего не говорил, у тебя, наверно, есть причины, потому я и пришел сейчас. Пожалуйста, выслушай меня, не прогоняй, я не хочу тебя оскорбить, поверь. Но вот ты здесь – ты здесь все эти годы, – быть может, это значит, что тебе нельзя улететь. Но я знаю, что ты честный и вообще хороший человек, а улететь не можешь. Почему? Я не думаю, что ты легавый, ты бы не стал этого делать. Но раз ты не легавый – значит, ты преступник… Нет, наоборот, ты… Ну, быть может…

Он сбился и умолк; разговаривать о таких вещах здесь было не легче, чем на Земле.

– Так ты полагаешь, что если даже я не преступник, то все равно попал на эту планету по каким‑то причинам, так? – Ли быстро кивнул. – А почему я должен с тобой об этом разговаривать? Это тебя совершенно не касается.

– Я знаю, – с отчаянием сказал Ли. – Извини, мне не надо было спрашивать. Но это для меня очень важно!

– Для меня тоже. Заговорив с тобой, я могу здорово себе навредить. И тебе тоже, кстати. То, что я тебе скажу, должно остаться между нами…

– Обещаю!

– Тогда слушай. Да, я на самом деле поссорился с властями. И то, что я здесь, – своего рода наказание. Меня сослали. И жить, как сейчас, я буду только до тех пор, пока снова чего‑нибудь не натворю. Например – пока не скажу тебе того, что сказал.

– Я не хотел спрашивать – но мне надо знать. Я должен тебе рассказать кое‑что. Это риск, но чувствую, что попытаться стоит. Я должен сказать тебе – или все бросить, а этого мне не пережить. – Ли выпрямился и поднял голову, словно ожидая удара. – Я нарушил закон.

– Ну что ж, молодец. Ты, наверно, единственный на этой планете, у кого хватило характера на такое признание.

Ли приоткрыл рот.

– И это тебя нисколечко не волнует?

– Ни в малейшей степени. Я даже восхищаюсь тобой. Но что же ты натворил?

Ли расстегнул карман куртки и достал что‑то маленькое и черное. Потом протянул Яну плоский и прямоугольный предмет с рядом крошечных кнопочек сбоку.

– Нажми вторую. – Ян нажал, и из коробочки полилась тихая музыка. – Я это сам сделал, но из казенных деталей. Их совсем немного, никто и не заметил бы. Вместо пленки цифровая память на молекулярном уровне, поэтому такая маленькая и получилась. Может записывать музыку, книги – что угодно. И ее должно хватить на тысячу часов.

– Это замечательно, и я тут никакого преступления не вижу. Наверно, все механики частенько использовали детали для собственных нужд, со времен создания самой первой машины. Материалов ты потратил так мало, что на это никто и внимания не обратит, а конструкция твоя меня просто восхищает. Вряд ли это можно назвать нарушением закона.

– Это еще не все.

Ли поднял с пола ящик и поставил на стол. Он был сделан из листов светлого сплава, согнутых на станке и скрепленных крошечными заклепками. Видно было, что мастер работал с любовью. Ли набрал комбинацию цифр и, открыв ящик, повернул его к Яну. В ящике ровными рядами лежали магнитные кассеты.

– Это все от людей, прилетавших на кораблях, – сказал Ли. – Я их выменял на свои рекордеры. Они всем очень нравятся, и я их делаю все больше и больше. Есть один человек, который снабжает меня всем необходимым. Наверно, это незаконно?

Ян откинулся назад и кивнул:

– Это на самом деле незаконно. Ты даже не знаешь, сколько законов нарушил. Никому об этом не говори, а если спросят меня – я ничего не слышал. Мгновенная смерть – самое легкое, что с тобой случится, если тебя разоблачат.

– Неужели? – Ли напрягся и побледнел еще сильнее.

– Да, дорогой. Зачем ты все это мне рассказал?

– У меня была идея – но теперь это неважно. – Он встал и взял свой ящик. – Я, наверно, лучше пойду.

– Подожди. – Ян уже понял, зачем пришел радиотехник. – Ты боишься потерять кассеты, верно? Если их оставить, то жара их погубит. А старейшины проверяют весь личный багаж, как никогда прежде, и им захочется узнать, что у тебя в ящике. И ты хочешь, чтобы я тебе помог. Верно?

Ли не ответил. Все и так было яснее ясного.

– Ты собирался просить меня, чтобы я спрятал их в моем оборудовании? Чтобы жизнью рисковал ради твоих паршивых кассет?

– Я же не знал!

– Догадываюсь, что не знал. Вот что, сядь‑ка, а то ты мне на нервы действуешь. Выплесни чай в раковину, я тебе налью кое‑чего получше. Такого же незаконного, как твои кассеты, разве что наказания разные получаются.

Ян отпер ключом дверцу шкафа и вытащил пластмассовую бутыль, полную мертвенно‑прозрачной жидкости. Налил два высоких стакана и один из них пододвинул Ли.

– Выпей. Тебе понравится.

Он поднял свой стакан и выпил половину. Ли подозрительно понюхал, пожал плечами и отхлебнул большой глоток. Глаза у него полезли на лоб, но он сумел проглотить, не закашлявшись.

– Это… Я такого никогда не пробовал. Ты уверен, что это можно пить?

– Более чем. Ты видал яблочки, что у меня за цехом растут? Маленькие такие, с твой палец. Они очень сладкие, и сок отлично сбраживается, если правильно дрожжи положить. Я делаю яблочное винцо, где‑то процентов на двенадцать алкоголя. А потом сую его в морозильник и выкидываю лед.

– Здорово придумал.

– Должен сознаться, что идея не оригинальна.

– Но это же такой простой способ концентрировать спирт! А знаешь – я попробовал, и мне нравится.

– Это тоже не оригинально. Давай‑ка я тебе долью. А потом ты мне покажешь что‑нибудь из твоих записей.

Ли нахмурился:

– А как же смертная казнь?

– Ну, будем считать, что мои первые страхи рассеялись. Это был своего рода рефлекс. А корабли опаздывают, может, и вовсе не придут – так с какой стати меня должны пугать земные кары, когда Земля так далеко отсюда? – Он порылся в кассетах, выборочно читая названия. – Совершенно безобидные вещи. Конечно, по меркам этой планеты есть кое‑что жареное, но никакой политики.

– Что такое политика?

Ян снова наполнил стаканы и заглянул в свой.

– Эх ты, провинциал. Деревенщина. Ты даже не знаешь, что значит это слово. Ты когда‑нибудь слышал, чтобы я рассказывал о Земле?

– Нет. Но я никогда об этом не задумывался. А о Земле мы знаем. Из фильмов и…

– Здесь, на Халвмерке, вы ничего не знаете. Эта планета – тупик на самом краю цивилизации, концлагерь, где ничего не происходит и некуда идти. Заселили ее, наверно, принудительно, скорее всего политзаключенными. Где‑нибудь должны храниться документы на этот счет, но теперь это уже неважно. Сельскохозяйственная машина, оборудованная бессловесными фермерами и задуманная для продовольственного снабжения других миров, при минимальных издержках и максимальных прибылях, – вот что такое ваш Халвмерк. А Земля… Там все по‑другому. Наверху элита, внизу пролы, а между ними каждый сидит на своем месте, словно гвоздь, забитый в доску, – не шевельнешься… Никому это не нравится, кроме тех, кто на самом верху, – но у тех власть и сила, и так оно и идет, без конца. Это капкан. Трясина. И выхода нет, никакого. Я попал сюда, потому что выбора не было: эта планета – или смерть. А больше я тебе ничего не скажу. Так что оставляй свои записи. Я их тебе сохраню. И на кой черт нам беспокоиться из‑за каких‑то дурацких кассет? – Он с неожиданной яростью грохнул стаканом по столу. – Слушай, что‑то там происходит, а я не знаю что. Корабли всегда приходили вовремя, а на этот раз не пришли. И могут вообще не прийти. Но если придут – у нас есть зерно, оно им будет нужно…

Усталость и алкоголь сморили его. Он проглотил то, что оставалось на донышке, и махнул рукой в сторону двери. Прежде чем открыть ее, Ли обернулся:

– Ты ничего мне не говорил, верно?

– Верно. И никогда не видел этих проклятых кассет. Доброй ночи.

Ян знал, что миновало целых три часа; но казалось – и секунды не прошло с тех пор, как голова коснулась подушки, – и вот уже свет и звонок выдирают его из сна. Он с трудом протер слипшиеся веки, ощущая мерзкий вкус во рту. А день будет очень длинный. Пока заваривался чай, он вытряхнул из пузырька две тонизирующие таблетки, посмотрел на них – и добавил еще одну. Очень длинный будет день.

Ян допивал чай, когда в дверь громко постучали. Не успел он встать, как дверь распахнулась. Один из Тэкенгов – Ян забыл, как его зовут, – просунул голову внутрь:

– Все зерно загрузили. Кроме этого вагона. Как ты велел.

Лицо его было грязным, потным, и выглядел он уставшим не меньше Яна.

– Хорошо. Дайте мне десять минут. Можете начинать резать крышу.

Нелегальные записи Ли заперты и опечатаны вместе с инструментом; одежда и личные вещи, которые могут понадобиться в дороге, лежат в сумке… Ян помыл посуду и стал убирать ее в шкаф – на потолке появилась красная светящаяся точка. Точка превратилась в линию и начала описывать окружность по металлу потолка. Ян вытолкнул в дверь кровать, стол и стулья; а круг тем временем замкнулся, и металлический диск со звоном упал вниз, пробив пластиковый пол. Ян перекинул сумку через плечо и вышел, заперев за собой дверь.

Его вагон‑мастерская был последним. Казалось, что все работают разом. От ближайшего хранилища вверх по стенке вагона змеился толстый шланг. Человек на крыше крикнул, махнул рукой – шланг зашевелился, наполнившись потоком зерна… В первый момент приемщик не смог его удержать, и Яна осыпало золотым дождем; потом тот налег на шланг всем телом, и зерно полилось в вагон через прорезанное отверстие. Ян снял с плеча огромное зерно, длиной со средний палец, сморщенное от обезвоживания в вакууме. Чудо‑продовольствие, выведенное в лаборатории, насыщенное белками, углеводами и витаминами. Из него можно сделать питание для новорожденных, испечь хлеб для взрослых и сварить кашу для стариков – и каждый получит все, что необходимо ему в его возрасте. Совершенное продовольствие. Для рабов. Ян сунул зерно в рот и стал медленно жевать. Что твердое – так и должно быть; но ведь никакого вкуса у этого зерна, мерзко.

Заскрипел металл – это угловые домкраты подняли вагон над бетонным фундаментом. Люди уже суетились в черной яме под ним и громко чертыхались, спотыкаясь в темноте, когда опускали и устанавливали колеса. Все происходило одновременно. Рабочие еще выбирались из ямы, когда подъехал задним ходом танк‑буксировщик. Пока вагон прицепляли к танку, грузчики закончили свои дела на крыше, и подача зерна прекратилась. Все действия были настолько скоординированы, что люди наверху еще закрывали пластиком только что прорезанные люки – а вагон уже тронулся с места. Те прокатились немного с протестующим криком – и спрыгнули вниз. Вагон медленно затащили на рампу и остановили, включив тормоза. Слесари‑механики полезли под вагон проверять шины, которые четыре года никто не осматривал.

Поезда составили, пока Ян спал. Это был его третий переезд, но впечатление оставалось таким же сильным, как в первый раз. Для коренных жителей Халвмерка это было делом обычным, но и они радовались перемене в своей монотонной жизни. Ян радовался еще больше; наверно, потому, что привык к новизне и разнообразию во время путешествий на Земле. Здесь великим облегчением была любая возможность избавиться от каждодневной рутины, любая перемена. Теперь же – когда так резко изменилась вся окружающая обстановка, к которой он успел привыкнуть, с тех пор как они прибыли сюда, – перемены были разительны. Несколько дней назад здесь был оживленный город, окруженный полями, уходившими за горизонт. Сейчас все поменялось. На улицах не осталось ни одной машины: все они были заперты в массивных зернохранилищах. Да и самих улиц не осталось. Надувные купола общественных зданий сняты и убраны. А остальные дома – передвижные – совершенно изменили свой облик! Они стояли теперь не на земле, а на мощных колесах, выстроившись в длинные ряды вместе с фермерскими домами, которые подкатили сюда же. Там, где раньше был город, остались только фундаменты, словно город снесло каким‑то немыслимым шквалом.

На широкой центральной улице стояли две колонны поездов. Все дома, такие разные в бытность жилыми постройками или магазинами – с навесами и лестницами, с клумбами и палисадниками, – теперь оказались одной формы и одного размера. Теперь это были вагоны громадного поезда, сцепленные друг с другом и совершенно одинаковые. В каждом поезде двенадцать вагонов, перед каждым поездом локомотив‑тягач.

Тягачи были совершенно потрясающие. Громадные. Яну до сих пор трудно было поверить, что электростанция таких размеров способна двигаться. За исключением того времени, когда их использовали на Дороге, машины на самом деле работали в качестве электростанций. Поднятые домкратами в стационарное положение, они вырабатывали с помощью атомных реакторов всю электроэнергию, необходимую городу и фермам, – и терпеливо ждали обратного превращения в локомотивы.

Громадные. Вдесятеро больше любого грузовика, виденного Яном на Земле. Проходя мимо, он хлопнул ладонью по шине тягача. Жесткая, твердая шина; колесо такое высокое, что он не смог бы дотянуться до верха. Крепежные гайки размером с большую тарелку. Два рулевых колеса спереди, четыре ведущих сзади. Позади передних колес лесенка в водительский отсек. Пятнадцать ступенек вверх, вдоль сверкающей позолоченной поверхности прочно проклепанного металла. Спереди батарея прожекторов, ярких настолько, что могли мгновенно ослепить человека, будь он настолько глуп, чтобы на них смотреть. В вышине поблескивало стекло водительского отсека. А на самом верху – снизу не видно – рядами расположены ребристые трубы охлаждения атомного реактора, мощности которого достаточно, чтобы осветить небольшой город. Ян не смог удержаться и, проходя мимо, погладил отшлифованный металл. Вести такую машину – это непросто.

Его ждал Иван Семенов.

– Поведешь головной тягач?

– Это твоя работа, Иван. Самое ответственное дело. В этом кресле должен сидеть начальник поездов.

Улыбка у Ивана вышла слегка кисловатой.

– Как бы мы друг друга ни называли, Ян, по‑моему, оба мы знаем, кто начальник поездов в нынешнем переходе. Об этом все говорят. Теперь, когда дело сделано, люди считают, что ты был прав. И все знают, кто здесь руководит на самом деле. У Хайна друзей немного. Он лежит в постели, почесывает свой гипс и ни с кем не хочет разговаривать. Народ ходит мимо его вагона и смеется.

– Мне очень жаль, что пришлось его покалечить. Но я и сейчас уверен, что другого выхода не было.

– Может, ты и прав. Но во всяком случае все знают, кто теперь руководит. Так что бери головной тягач.

Он развернулся и пошел прочь; Ян ничего не успел ответить.

Головной тягач!.. Взять на себя такую ответственность Ян был готов. Но, кроме ответственности, он чувствовал и радостное возбуждение. Ему предстояло не только самому повести одно из этих чудовищ – но и пойти впереди всех!.. Ян невольно улыбался, все быстрее и быстрее шагая к голове состава. К головному тягачу.

Толстая дверь моторного отсека была открыта, и Ян увидел инженера‑бортмеханика, колдовавшего над системой смазки. Ян бросил ему свою сумку – «Возьми‑ка прибери куда‑нибудь» – и, не дожидаясь ответа, начал подниматься по лесенке. Слева лежала пустынная Дорога в окружении убранных полей, и чем выше он поднимался – тем дальше и дальше уходила она к отступавшему горизонту. Позади растянулись две колонны поездов, готовые к походу. Он подтянулся на поручнях и прыгнул через проем люка в водительский отсек. Второй водитель – штурман – сидел в своем кресле, перелистывая контрольные листы. В соседнем отсеке, среди многоярусных шкафов с радиоаппаратурой, располагался инженер‑связист.

Спереди – широченное окно из армированного стекла, а над ним ряд телеэкранов. Под лобовым стеклом длинные ряды приборов, сообщавших информацию о самом тягаче, о поезде, который он ведет, и обо всех остальных поездах, идущих следом.

Напротив приборной панели – единственное пустое кресло, стальное, с подушками на сиденье, спинке и подголовнике. Перед ним – руль и рычаги управления. Ян медленно опустился в это кресло, ощутив всем телом его упругую прочность; поставил ноги на педали, потянулся вперед и положил руки на прохладное рулевое колесо.

– Начинаем проверку, – сказал он. – Готовимся к старту.