Общий замысел и характер исследования

Научность того или иного текста заключается вовсе не в степени строгости логических обоснований некоторой новой истины. Они лишь внешне отличают научные статьи от пророческих и духовидческих писаний, где сразу предъявляется готовая истина в том виде, как она была получена путем трансцендентальной апперцепции, откровения свыше, интуитивных озарений и т.п. Все равно интуитивные догадки и откровения исследователей прячутся в аксиомах формальных теорий и в посылках логических доказательств; более того, они-то и составляют самую соль работы, ту крупицу истины, ради которой научные тексты пишутся и читаются. Если же этой иррациональной, боговдохновенной крупицы нет – текст пуст и тавтологичен.

Наука – это попытка выражения, овеществления личных интуиций и откровений, рождающихся как "вещь в себе", в материале общезначимых понятий; цель этой попытки – помочь различным участникам совместной деятельности сопоставить в каком-то едином пространстве индивидуальные картины мира и выделить, объективировать их общезначимое ядро. Понятийные схемы, социальные познавательные стереотипы выполняют функцию разменных монет, орудий такого сопоставления. При этом цепочкам логических доказательств отводится служебная роль мостов или дамб, соединяющих новооткрывшиеся островки истины с одним из искусственных материков формализованного знания. Наука – социальный феномен, общественная форма присвоения новых идей.

Идея, лежащая в основе настоящей работы, в своем естестве невыразима в понятиях. Но для нужд общественного пользования, в одной из своих интерпретаций она может быть представлена как продолжение классической работы Боулдинга "Теория систем – скелет науки"^[1] в направлении ко "Всеобщей классификации всего", вполне традиционном для общероссийского сумасшедшего дома. От простейшего представления об иерархии системных классов, предложенного Боулдингом, здесь осуществляется переход к исследованию более сложных отношений на множестве понятий, образов и феноменов культуры.

Новый шаг состоит во введении представления о трех фундаментальных категориях, именуемых ниже "формами движения", "формами деятельности" и "формами развития". Эти категории играют структурообразующую роль своего рода концептуальных координат в пространстве общечеловеческой культуры, по отношению к которым, в частности, любые системные классы выступают как производные, получаемые в качестве суперпозиции проекций на три указанные концептуальные пространства. На этой основе может быть осуществлен предварительный обзор структуры многомерного пространства всеобщей классификации культуры в целом и несколько более детализированный анализ отдельных его областей, представляющих наибольший практический интерес.

Несмотря на развитие методов и средств формализации, имевшее место в последние сорок лет, изложение подобных представлений и сегодня встречается с той же трудностью, на которую натолкнулся еще Боулдинг: общепринятые выразительные средства для описания большинства системных классов, по-видимому, отсутствуют. Для первых шагов по избранному пути оказывается достаточным использовать прием, предложенный самим Боулдингом: вместо постулирования или описания системного класса как такового указать на соответствующую предметную область, тем или иным образом нашедшую отражение в культуре. Для описания отношений внутри системных классов приходится привлекать представления различных научных дисциплин, сопоставленных соответствующим предметным областям. Максимальную трудность при этом, как можно догадаться, вызывает описание отношений между наиболее фундаментальными классами систем. Здесь приходится прибегать к различным аналогиям и (в качестве крайнего средства, окончательно лишающего работу претензий на научную респектабельность) художественным образам, заимствуемым из арсенала мировой культуры.

Но подобный прием, использованный Боулдингом, создает едва ли не больше проблем, чем решает. К теории систем с полным основанием могут быть отнесены слова Гегеля о системе логики: «Это царство теней, мир простых сущностей, освобожденных от всякой чувственной конкретности. Изучение этой науки, длительное пребывание и работа в этом царстве теней есть абсолютная культура и дисциплина сознания. Сознание занимается здесь делом, далеким от чувственных созерцаний и целей, от чувств, от мира представлений, имеющих лишь характер мнения. Рассматриваемое со своей отрицательной стороны, это занятие состоит в недопущении случайности резонирующего мышления и произвола...»^[2]

«...Я слишком часто встречал чрезмерно ярых противников, не способных сообразить такой простой вещи, что взбредшие им в голову мысли и возражения содержат категории, которые суть предпосылки и которые сами должны быть подвергнуты критическому рассмотрению, прежде чем пользоваться ими. Неспособность осознавать это заходит невероятно далеко; она приводит к основному недоразумению, к тому плохому, т.е. необразованному способу рассуждения, когда при рассмотрении какой-то категории мыслят нечто иное, а не самое эту категорию».^[3]

«Часто мы встречаем выражение: неизвестно, что нужно мыслить под понятием; но при этом не нужно мыслить ничего другого, кроме самого понятия. Смысл данного выражения состоит, однако, в тоске по уже знакомому, привычному представлению...»^[4]

Автору не остается ничего иного, кроме как указать на эту грозную опасность и затем ввергнуть в нее читателя, точнее – переложить на него основной труд по высвобождению содержания из-под оболочки намекающих на него случайных и необязательных интерпретаций. "Сколько я ни старался после многолетних занятий этой наукой устранить это несовершенство, я все же чувствую, что у меня достаточно причин, чтобы просить читателя быть ко мне снисходительным. Право же на такое снисхождение дает мне прежде всего то обстоятельство, что для содержания я нашел в прежней метафизике и прежней логике преимущественно только внешний материал."^[5]

***

Мне уже приходилось излагать свое интуитивное видение смысла известной работы Боулдинга на семинарах С.П.Никанорова по теории систем в 1979 году. Как видно из сохранившихся стенограмм, оно было воспринято со вниманием, сочувствием, но без понимания. Затем волею судеб автор на двенадцать лет выпал из рядов системного движения, и все соответствующие представления были им прочно забыты. Настоящая работа не имеет к теории систем никакого отношения ни по своим истокам, ни по установкам, ни по целям, которые первоначально перед нею ставились. Тем полезнее для дела будет вернуться ко взглядам 79 года по завершении изложения (см. Приложения 1 и 2).

Чтобы не тратить время на проблемы источников и обоснований излагаемой системы взглядов, можно для простоты считать, что она имеет характер некоего частного откровения, – правда, не таких масштабов и предметного богатства, как "Роза мира". В отличие от целостных картин, являвшихся великим визионерам, излагаемое содержание просачивалось в поле сознания малыми дозами в течение двух десятилетий. Решающую роль, безусловно, сыграло творческое сотрудничество с моим другом Виктором Криворотовым на протяжении 1983-87 годов. Он является вдохновителем и полноправным соавтором многих ключевых идей данной работы, но не несет никакой ответственности за ту несовершенную форму, в какую они здесь облечены.