Опубликован 1966–1967)

Русский писатель, земский и военный врач, режиссер‑ассистент МХАТа, Михаил Афанасьевич Булгаков (1891–1940) прославился своими прозаическими произведениями – «Записки юного врача», «Дьяволиада», «Собачье сердце», «Белая гвардия», «Театральный роман» («Записки покойника») и др., а также пьесами – «Дни Турбиных», «Бег», «Зойкина квартира», «Кабала святош» («Мольер») и др. Главным произведением писателя стал философско‑сатирический роман «Мастер и Маргарита» (1928–1940, опубликован 1966–1967).

Как‑то Булгакову попала повесть А.В. Чаянова «Венедиктов, или Достопамятные события жизни моей», посвященная пребыванию сатаны в Москве и борьбе героя произведения за душу возлюбленной, оказавшейся во власти дьявола. Фамилия героя была Булгаков. Это настолько поразило писателя, что подтолкнуло его к созданию собственного произведения, где он продолжил борьбу своего однофамильца, только совсем в другом русле.

За 12 лет, с 1928 по 1940 г., Булгаков написал восемь редакций романа, имевших разные названия и подзаголовки: «роман о дьяволе», «фантастический роман», «Черный маг», «Копыто инженера», «Черный богослов», «Великий канцлер», «Сатана», «Подкова иностранца», «Князь тьмы», «Мастер и Маргарита». Несколько раз писатель сжигал отдельные главы, а в 1930 г. и первоначальную рукопись (при этом они горели великолепно). Роман, первоначально задуманный как апокрифическое «евангелие от дьявола», без линии Мастера и Маргариты, затем усложнился, вобрал в себя судьбу автора. В нем были отделены мухи от котлет: бытовая сатира от философии, ершалаимское псевдоевангелие от московской дьяволиады. Эпилог Булгаков написал и внес последнюю правку в текст за несколько дней до своей кончины. Е.С. Булгакова, жена писателя, сохранила рукопись и в 1966–1967 гг. с подачи Константина Симонова опубликовала ее (с некоторыми сокращениями) в журнале «Москва».

Кот Бегемот на Андреевском спуске в Киеве

За основу современных сцен писатель взял хорошо знакомый ему быт Москвы, для дьяволиады он использовал целый ряд эзотерических сочинений, а для «пилатских» глав – «Жизнь Иисуса» Э. Ренана, «Пилат и Кайфа» Г.А. Мюллера, Книгу Бытия, Евангелие от Луки и апокрифы.

Прототипов персонажей второго ряда в Москве было пруд пруди. Что касается Воланда и его свиты, а также гостей бала – они все порождение фантазии автора и родня мировой чертовщины – от гётевского Мефистофеля до недотыкомки Ф. Сологуба. В главных героях – Мастере и Маргарите – знатоки находят автобиографические черты Булгакова и его жен.

Квартиру 50 в доме № 10 по Б. Садовой, в которой Булгакова приютил свояк, писатель сделал «нехорошей квартирой», местом, где правил бал сатана и куда сходились все линии романа.

Главные события в московской их части происходят в Страстную неделю накануне Православной пасхи 5 мая 1929 г., а в ершалаимской – накануне Пасхи в начале нашей эры.

Этот роман, пожалуй, можно и не пересказывать – его и так знают все, а многие наизусть (несмотря на то что его ввели в школьную программу). К тому же читатели закрепили прочитанное еще и просмотром одноименного телесериала В. Бортко. Сам автор назвал свое сочинение «евангелием от Воланда», а пересказывать евангелие – кощунство, даже если это «благая весть» от сатаны. Но все же, только не сюжет, а «в целом».

Дьявол, чье имя начинается на «В» и которое поначалу никак не могут выяснить персонажи – Воланд, решил устроить ежегодный бал полнолуния в столице нашей родины – Москве. Посетить безбожный город, где в каждом окне по атеисту, он хотел с томиком прозы, причем такой, где о нем не было бы сказано ни слова, но была бы видна его безграничная власть на земле.

Чуждый всякому творчеству, дьявол вдохновил падкого до гордыни Мастера на писание романа о давней истории, в которой Христа предал ученик, а римский наместник, умыв руки, послал Его на крест. Воланду нужен был заведомо сниженный образ Иисуса, и Мастер прекрасно справился с поставленной задачей, безупречно восстановив внешнюю канву событий, но извратив подлинный их смысл. Когда же Мастер, написав и помыкавшись с устройством романа по редакциям, вдруг засомневался и сжег свою рукопись, Воланд тут же любезно представил сгоревший фолиант, сопроводив свой подарок сакраментальным афоризмом‑оксюмороном: «Рукописи не горят», который можно перевести как «чертовщина какая‑то».

Имя Мастера так и не прояснилось до конца романа, оставшись буквой «М» на шапочке, как на костюме лагерного узника, что лишний раз подчеркнуло: подобных мастеров, готовых услужить дьяволу, всегда есть в избытке. Когда роман был готов, Воланд со свитой явился за произведением Мастера.

Еще до своего «явления» Воланд подсунул Мастеру Маргариту, даму бездетную, с положением в «свете» и даже любимую мужем, но неприкаянную и вздорную, поскольку заняться ей было абсолютно нечем, кроме как умащать кожу кремом и подыскивать себе любовников. Маргарита априори готова была заложить душу дьяволу за любой свой каприз. Разве не каприз, когда после бала Воланд разрешил ей попросить об одной‑единственной награде за ее дьявольский труд, а она, вместо того, чтобы вызволить из неизвестности Мастера, потребовала Фриду, которой сгоряча пообещала помощь, – только потому, что это сильно тревожило ее проданную дьяволу душу. Маргарита нужна была Воланду не только как королева бала, но и как человек, подталкивающий Мастера к скорейшей публикации своего романа, то бишь сатанинской пиар‑компании. Согласившись быть королевой на балу сатаны, Маргарита получила невидимость, а с нею и видимость власти. Бал же был обставлен с размахом, достойным истинной королевы (впрочем, в жилах Маргариты текла кровь французской королевы Марго).

Ну а в оставшееся от развлечений время Воланд общался с Мастером и рассказывал слушателям те главы о суде над Иешуа Га‑Ноцри и его казни, которые не успел рассказать Мастер. Вот, в принципе, и все. Прочее – философия.

Осталось ответить самому себе на ряд вопросов, которые всплыли при обдумывании этого очерка.

Чем привлек меня когда‑то этот роман? Словом, пластикой, силой воображения автора, воскресившего литой прозой Ершалаим и в несколько развязной манере преподнесшего Москву. Образцовой гофманиадой, наконец. Этим он соблазнил многих, это бесспорно. А чем еще? Критикой и развенчанием безбожных москвичей, погрязших по пояс в том, в чем они увязли сегодня с макушкой? Что ж, сильно и остроумно, но это всего лишь фельетон. Великих фельетонов нет по определению. Исключая нашу жизнь, конечно.

Описанием семьи – становлением, укреплением, распадом? Ни слова, ни о чьей семье. Одна только родственная линия: дядя в Киеве – племянник в Москве, да и та какая‑то убогая.

Товариществом, великой дружбой? Неттаковых. Там и простых‑то приятельских отношений не найти. Намек, правда, в первой главе на подобные был, но и они, скорее всего, лишь снисходительное покровительство председателя МАССОЛИТА Берлиоза к небесталанному поэту Ивану Бездомному. В первой главе эта дружба и оборвалась – отрезанием головы патрона с последующей шизофренией Иванушки.

Великой любовью, поразившей заглавных героев, как финский нож? Так она их и поразила буквально до смерти. Знали, на что шли. Добровольно. Нет, не о великой любви этот роман – посмеялся над нами автор, вполне в духе Воланда. Да и откуда в словаре сатаны (а любовники были в его полной власти) слово «любовь»?

Рассуждениями о народе и власти? Так нет там никакого народа, поскольку все эти лиходеевы, босые и прочие берлиозы вовсе не народ, а одно лишь недоразумение от народа. Реальной власти там толком тоже не видать, и какая‑то она несерьезная, особенно на фоне власти сатаны. Но и сам Воланд бессилен там, где в него не верят. Потому‑то он и сбежал из Москвы накануне Пасхи, в которой славят вовсе не его, а Того, Кого он так хотел уничижить.

Что же остается? История о Иешуа Га‑Ноцри, то есть Иисусе Назарянине, Христе. Так это история не о Нем. Вернее о Нем, но, как уже было сказано, сниженная, извращенная, специально явленная жителям города, в котором сатана чувствовал себя полновластным хозяином. Мало того, Воланд взял на себя миссию судить грешников, которых он сам и породил. При этом судить избирательно, оставляя главных злодеев человечества вне своего суда. Во всяком случае, приглашением на свой бал он их не удостоил.

Нет этого ничего, и тем не менее роман обладает убийственной художественной силой, из‑за чего многие читатели воспринимают его многослойный мир как реальный и непогрешимый, несмотря на все святотатство, представленное в нем, о чем становится ясно, начиная уже с эпиграфа, относящего нас к гётевскому «Фаусту»: «Так кто ж ты, наконец? – Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

Почему же роман, воспринятый мною некогда, как райское яблоко, потом вдруг стал напоминать яблоко с гнильцой? Потому, наверное, что со временем я понял, что Воланд не могущественнее паспортистки, а макияж Маргариты просто убожество для нынешних ведьм с TV. Время внесло свои коррективы. Оно же и расставило все по своим местам.