Язык есть кладовая народа, его память

Когда историк стремится восстановить и опи­сать события далекого прошлого, он обращается к различным доступным ему источникам, которыми служат предметы того вре­мени, рассказы очевидцев (если они записаны), устное народное творчество. Но среди этих источников есть один самый надеж­ный — язык. Известный историк прошлого века профессор Ь. К- Котляревский заметил: «Язык — вернейший, а иногда и единственный свидетель былой жизни народа».

В словах и их значениях отразились и дошли до наших дней отзвуки очень далеких времен, факты жизни наших далеких предков, условия их труда и отношений, борьба за свободу и независимость и т. д.

Возьмем конкретный пример. Перед нами ряд слов, как будто ничем не примечательных, но связанных общностью значений: доля, участь, удел, счастье, удача. Их анализирует в своей работе «Язычество древних славян» академик Б. А. Рыбаков: «Эта группа слов может восходить даже к охотничьей эпохе, к разделу добычи между охотниками, которые делили добычу, оделяли каждого соответствующей долей, частью, уделяя что-то женщинам и детям,— «счастьем» было право участвовать в этом дележе и получать свою долю (часть). Здесь все вполне конкрет­но, «весомо, грубо, зримо».

Точно такой же смысл могли сохранить эти слова и в земле­дельческом обществе с первобытным коллективным хозяйством: доля и часть означали ту долю общего урожая, которая приходи­лась на данную семью. Но в условиях земледелия старые слова могли приобрести новый двойственно-противоположный смысл: когда большак первобытной задруги распределял работы между пахарями и делил пашню на участки, то одному мог достаться хо­роший «удел», а другому — плохой. В этих условиях слова требо­вали качественного определения: «хороший удел» (участок), «пло­хой удел». Вот здесь-то и происходило зарождение отвлеченных понятий...»

Вот что увидел историк в наших современных словах. Оказыва­ется, в них скрыта глубочайшая память о прошлом. И еще один подобный пример.

В одной из своих работ Н. Г. Чернышевский заметил: «Состав лексикона соответствует знаниям народа, свидетельствует... о его житейских занятиях и образе жизни и отчасти о его сношениях с другими народами».

Действительно, язык каждой эпохи содержит в себе знания народа в эту эпоху. Проследите значение слова атом в разных сло­варях разных времен, и вы увидите процесс постижения структу­ры атома: сначала – «далее неделимый», затем – «расщеплен­ный». Вместе с тем словари прошлых лет служат для нас справоч­никами о жизни тех времен, об отношении людей к миру, окру­жающей среде. Недаром «Толковый словарь живого великорусско­го языка» В. И. Даля считают «энциклопедией русской жизни». В этом удиви­тельном словаре мы находим сведения о верованиях и суеве­риях, о быте людей.

И это не случайность. Если попытаться раскрыть содержание слова, то неизбежно придется коснуться явлений жизни, которые обозначают слова. Таким образом, мы подошли ко второму призна­ку, названному Н. Г. Чернышевским «житейские занятия и образ жизни». Житейские занятия русских людей отражены в многочисленных словах, прямо называющих эти занятия, например: бортничество — добывание меда диких пчел, дегтярничество — выгонка дегтя из дерева, извоз — зимняя перевозка товаров крестьянами, когда не было работы по сельскому хозяйству, и т. д. В словах квас, щи(шти), блины, каша и многих других отра­зилась русская народная кухня; денежные единицы существо­вавших давно денежных систем отражаются в словах грош, алтын, гривенник. Следует заметить, что метрические, денежные и некоторые другие системы, как правило, у разных народов выражались своими словами и это-то как раз и составляет национальные особенности лексики народного языка.

Отразились в устойчивых сочетаниях русского языка отноше­ния между людьми, моральные заповеди, а также обычаи, обряды. М. А. Шолохов в предисловии к сборнику В. И. Даля «Пословицы русского народа» писал: «Необозримо многообразие человеческих отношений, которые запечатлелись в чеканных на­родных изречениях и афоризмах. Из бездны времен дошли до нас в этих сгустках разума и знания жизни радость и страдания людские, смех и слезы, любовь и гнев, вера и безверие, правда и кривда, честность и обман, трудолюбие и лень, красота истин и уродство предрассудков».

Важно и третье положение, отмеченное Н. Г. Чернышевским,— «сношения с другими народами». Эти сношения далеко не всегда были добрыми. Здесь и нашествия вражеских полчищ, и мирные торговые отношения. Как правило, русский язык заимствовал от других языков лишь то, что было в них хорошего. Любо­пытно по этому поводу высказывание А. С. Пушкина: «...Чуж­дый язык распространялся не саблею и пожарами, но собственным обилием и превосходством. Какие же новые понятия, требовавшие новых слов, могло принести нам кочующее племя варваров, не имевших ни словесности, ни торговли, ни законодательства? Их нашествие не оставило никаких следов в языке образованных китайцев, и предки наши, в течение двух веков стоная под татар­ским игом, на языке родном молились русскому богу, проклинали грозных властителей и передавали друг другу свои сетования. Как бы то ни было, едва ли полсотни татарских слов перешло в русский язык».

Действительно, язык как основа нации сохранялся очень бе­режно. Великолепным примером того, как народ дорожит своим языком, могут служить казаки — некрасовцы. Потомки участни­ков Булавинского восстания, претерпевавшие в России религиоз­ные гонения, ушли в Турцию. Прожили там два-три века, но сохранили в чистоте язык, обычаи, ритуалы. Только новые для них понятия были заимствованы в виде слов из турецкого языка. Язык-первооснова был полностью сохранен.

Формирование русского языка проходило в сложных условиях: существовал язык светский — древнерусский, и церковно-славянский, на котором велась служба в церквах, печаталась духовная литература. А. С. Пушкин писал; «Убедились ли мы, что славенский язык не есть язык русский, и что мы не можем смешивать их своенравно, что если многие слова, многие обороты счастливо могут быть заимствованы из церковных книг, то из этого еще не следует, чтобы мы могли писать да лобжет мя лобзанием вместо целуй меня».

И все-таки роль заимствований в результате общения между народами нельзя сбрасывать со счетов. Заимствования являлись результатом важных событий. Одним из таких событий стало крещение на Руси в X—XI веках и принятие христианства визан­тийского образца. Конечно же, это должно было отразиться в языке. И. отразилось. Начнем хотя бы с того, что были нужны книги, в которых излагались бы церковные каноны. Такие книги появились, их переводили с греческого. Но в церкви служба шла на старославянском языке (он же церковно-славянский). Поэтому переводы делались на старославянский.

А народ на Руси говорил на светском — древнерусском языке. Он использовался и для летописей, и для другой литературы. Существование параллельно двух языков не могло не сказаться и на влиянии старославянского на древнерусский. Вот почему у нас в современном русском языке сохранилось много старославян­ских слов.

И дальнейшую историю нашей страны можно проследить по вспышкам иноязычных заимствований. Начал Петр I проводить свои реформы, строить флот — ив языке появились голланд­ские, немецкие слова. Проявила русская аристократия интерес к Франции — вторглись французские заимствования. Не от войны с французами они шли в основном, а от культурных связей.

Любопытно, что заимствовалось у каждого народа все лучшее. Что, например, мы заимствовали из французского языка? Это слова, связанные с кухней (знаменитая французская кухня), модой, одеждой, театром, балетом. У немцев заимствованы слова технического и военного толка, у итальянцев — слова музыкаль­ные и кухонные.

Однако русский язык не утратил своей национальной спе­цифики. Очень хорошо об этом сказал поэт Я. Смеляков:

...Вы, прадеды наши, в недоле,

Мукою запудривши лик,

на мельнице русской смололи

заезжий татарский язык.

Вы взяли немецкого малость,

хотя бы и больше могли,

чтоб им не одним доставалась

ученая важность земли.

Ты, пахнувший прелой овчиной

и дедовским острым кваском,

писался и черной лучиной,

И белым лебяжьим пером.

Ты — выше цены и расценки –

в году сорок первом, потом,

писался в немецком застенке

на слабой известке гвоздем.

Владыки и те исчезали,

мгновенно и наверняка,

когда невзначай посягали

на русскую суть языка.

И еще стоит здесь вспомнить слова академика В. В. Виногра­дова: «Мощь и величие русского языка являются неоспоримым свидетельством великих жизненных сил русского народа, его ори­гинальной и высокой национальной культуры и его великой и славной исторической судьбы».