Фальсифицируемость

Известный философ и методолог науки Карл Поппер выдвинул идею, что главное — не верифицируемость гипо­тезы, а ее фальсифицируемость³. К сожалению, терминоло­гия, предложенная Поппером, может служить источником путаницы, поскольку причастие "фальсифицируемое" не означает, что данное высказывание может оказаться лож­ным! Путаница еще больше усугубляется, когда человек на­чинает осознавать, что глагол "фальсифицировать" значит "доказать, что нечто ложно". В действительности, Поппер

вкладывает в термин "фальсифицируемый" определенное техническое значение: гипотеза считается фальсифицируе­мой, если можно найти логически возможное множество наблюдений, которое ей противоречит.

Разумеется, общее утверждение гораздо легче фальсифи­цировать, чем верифицировать. В качестве иллюстрации можно использовать один из примеров, приведенных выше. Высказывание "Все лебеди белые" явно фальсифицируемое. Необходимо найти, по крайней мере, одного черного лебе­дя, чтобы фальсифицировать это высказывание. А посколь­ку мы знаем, что черные лебеди действительно существуют, то высказывание можно считать фальсифицируемым.

Однако при этом могут возникнуть проблемы. Они свя­заны в первую очередь с тем, что большая часть научной де­ятельности гораздо сложнее, чем проверка утверждений типа "Все лебеди белые".

Например, проводившиеся в XIX в. наблюдения за дви­жением планеты Уран показали, что оно противоречит пред­сказаниям, сделанным на основании законов Ньютона. Это влекло за собой предположение о ложности законов Нью­тона. Однако вместо того чтобы сразу же заявить, что зако­ны Ньютона следует фальсифицировать, Леверье и Адаме выдвинули догадку о том, что вблизи Урана может существо­вать не обнаруженная до сих пор планета, которая и отвеча­ет за аномальное поведение Урана. Эта догадка заставила другого ученого — Галле — заняться поисками новой плане­ты. Так была открыта планета Нептун.

Таким образом, было бы неправильно трактовать пове­дение Урана как фальсифицирующее законы Ньютона. Про­блема здесь заключалась в незнании исходных условий — в исследовавшейся системе планет отсутствовала одна плане­та, то есть ученые в то время не располагали некоторыми важными данными. На этом примере из истории науки хо­рошо видна одна из проблем концепции Поппера. Когда на­блюдение не согласуется с теорией, это может быть связано с ложностью теории. Но равно вероятно и то, что теория вер-

на, а эмпирические данные, имеющиеся в распоряжении уче­ных, либо неполны, либо даже неверны. Неверными могут быть также некоторые вспомогательные допущения. Каким же образом можно судить о том, какая картина мира верна?

Большинство ученых считает, что идеи Поппера слиш­ком пессимистичны, а его методология идет вразрез с инту­ицией. Их опыт и интуиция говорят им, что научные мето­ды, которыми они пользуются, в действительности, помога­ют им все лучше и лучше понимать окружающий их мир. Однако одним из несомненных достоинств теории Поппера явилось подчеркивание того, что научные теории должны быть проверяемыми. 7. Повторяемость и абдукция

Повторяемость. Научная деятельность, которую мы до сих пор анализировали, основана на повторяемости. Мы рас­сматривали ситуации, когда ученые занимаются поиском универсальных общезначимых и достоверных законов, от­носящихся к повторяющимся феноменам, то есть таких за­конов, которые, подобно законам о движении Ньютона, мо­гут быть в любой момент экспериментально проверены. На­учные дисциплины такого типа обычно называют индуктив­ными или помологическими (от греч. nomos — "закон"). К ним относится большая часть научных дисциплин.

Однако есть такие важные области научного исследова­ния, где повторяемость и воспроизводимость невозможны, например, исследования происхождения Вселенной и про­исхождения жизни.

Конечно, это не означает, что ученым нечего сказать о явлениях, в которых отсутствует повторяемость. Напротив, если судить по количеству публикаций, в том числе и попу­лярного характера, происхождение Вселенной и жизни от­носится к числу областей науки, вызывающих наибольший интерес.

Но именно в силу того, что эти неповторимые и не под­дающиеся воспроизведению процессы столь важны, необхо­димо понять, что применяющиеся к ним научные подходы

существенно отличаются от подходов, приложимых к повто­ряющимся и воспроизводимым явлениям. Поскольку тео­рии об этих разных феноменах предъявляются публике от имени всесильной науки как равнозначные, постольку су­ществует реальная опасность, что предположениям о непов­торимых событиях, которые не поддаются эксперименталь­ной проверке, будет приписана та же достоверность, что и теориям, которые получили подтверждение посредством воспроизводимых экспериментов.

Майкл Полани указывает, что исследование происхож­дения обычно существенно отличается от исследования про­цессов функционирования, хотя, разумеется, ключ к проис­хождению можно найти, исследуя функционирование сис­темы. Нужно отличать исследования повторяемых процес­сов в лабораторных условиях, например, рассечение лягуш­ки с целью изучения работы ее нервной системы, от иссле­дования чего-то, принципиально не воспроизводимого, на­пример, того, как вообще возникли лягушки как биологи­ческий класс; и если перейти на самый общий уровень, то отличать исследования функционирования Вселенной от того, как она возникла.

Наиболее глубокое различие между исследованиями по­вторяющихся и неповторяющихся феноменов заключается в том, что метод индукции в последнем случае не работает, так как мы не можем осуществить последовательные наблю­дения или эксперименты, чтобы произвести индукцию или повторно воспроизвести процесс, который послужит осно­вой для предсказаний. Основной метод, который использу­ется при изучении невоспроизводимых и неповторимых феноменов, это

Абдукция. Хотя этот термин, введенный логиком Чарль­зом Пирсом в прошлом веке, кажется незнакомым, но идея, лежащая в его основании, хорошо известна. Абдукцию осу­ществляет любой квалифицированный следователь в целях раскрытия убийства. Убийство происходит при определен­ных обстоятельствах и всегда сопровождается какими-то со-

бытиями. Встает вопрос: кто или что послужило причиной трагического происшествия? Зачастую в поисках причин со­бытия абдукция оказывается единственным доступным ме­тодом анализа ситуации.

В качестве примера абдукции можно привести следую­щий вывод:

Дано: Машина Ивана упала с обрыва, и он погиб.

Вывод: Если у машины не сработали тормоза, машина

могла упасть с обрыва.

Заключение по принципу абдукции: Есть основания

предполагать, что у машины не сработали тормоза. Однако существует и альтернативное объяснение (спе­циально для любителей детективов): если бы кто-нибудь столкнул машину Ивана с обрыва, то результат был бы тот же. Было бы ошибкой и большой глупостью допустить, что раз мы придумали одно объяснение событиям, то оно един­ственное.

Принцип абдукции можно представить в виде следую­щей схемы:

Дано: Наблюдается А.

Вывод: Если бы было верно В, то тогда могло после­довать А.

Заключение по принципу абдукции: Есть основания

предполагать, что В истинно.

Конечно, можно сформулировать и другую гипотезу, С, из которой бы следовало: Если бы было верно С, то тогда могло произойти А. На самом деле, в качестве С можно выс­казать несколько утверждений.

Следователь из нашей вымышленной истории рассмат­ривает эти гипотезы одну за другой. Сначала он может рас­смотреть вероятность того, что проистекает из гипотезы В, то есть, что не сработали тормоза. Затем он может обратить­ся к гипотезе С, согласно которой событие было не случай­ным и в нем замешан человек, который спланировал убий­ство и столкнул машину с обрыва. Следователь может так­же рассмотреть более сложную гипотезу D, в которой при-

сутствует и запланированное действие, и элемент случайно­сти: кто-то задумал убить Ивана и испортил тормоза у его машины в надежде, что они когда-то не сработают. Так и произошло: тормоза отказали вблизи обрыва.

Вывод, ведущий к наилучшему объяснению. Наш детектив­ный сюжет показывает, как процедура абдукции помогает формулировать гипотезы и вместе с тем ставит перед нами вопрос о том, какая из гипотез лучше объясняет имеющиеся у нас данные. Чтобы ответить на этот вопрос, нужно срав­нить гипотезы на предмет их объяснительной силы, то есть выявления, какой объем эмпирических данных они охваты­вают, является ли выдвигаемая теория внутренне согласо­ванной, согласуется ли она с другими областями знания и теориями и т. д.

Для того чтобы ответить на эти вопросы, обычно приме­няется дедукция. Например, если гипотеза В в нашей детек­тивной истории истинна, то изучение вещественных дока­зательств должно выявить неисправность тормозов. Если истинна гипотеза С, то мы должны дедуцировать, что тор­моза окажутся в порядке. Если же истинна гипотеза D, то следует ожидать обнаружения следов преднамеренной по­ломки гидравлической системы тормозов. Если мы обнару­жим эти следы, тогда D будет немедленно признана как луч­шее из объяснений, поскольку она обладает наибольшей объяснительной силой.

Таким образом, абдукция вместе с последующим срав­нением конкурирующих гипотез может рассматриваться как вывод, ведущий к наилучшему объяснению. В этом состоит сущность не только работы следователя и других работни­ков правоохранительных органов, но и работы историка. Как следователь, так и историк должны прийти к наиболее оп­тимальному объяснению на основании имеющихся у них данных о тех уже произошедших событиях, которые их ин­тересуют.

Более подробно применение абдукции в естественных науках (на примере космических исследований и биологии)

мы рассмотрим в Части II настоящей книги.

Б. Что такое объяснение