Сирия. Антиохия

Борцами за православие при Валенте, теперь при Феодосии Великом, стоявшем во главе восточных церквей, были Диодор в Тарсе, Флавиан в Антиохии.

Диодор до поставления в епископы (378) жил и учил в Антиохии. Говоря языком нашего времени, был профессором богословия той высшей школы, которая сложилась в языческую пору в столице Востока. Диодор был последователем методов Аристотеля. Он преподавал Священное писание Ветхого и Нового заветов. Полемизировал и против Ария, и против Аполлинария. По настроению аскет. Учениками Диодора были Иоанн Златоуст и Феодор Мопсуестийский в их студенческие годы. Они в последующем богословском творчестве оставались твердыми учениками научно-философского метода Диодора.

Дефекты этой ІІІколы сказались в историческом опыте. Несторианская ересь опиралась на выучку в школе Диодора самого Феодора Мопсуестийского. В чем сказались "перегибы" Диодорова богословия? Диодора, как и многих, возмутило ухищренное лукавство христологии прославленного антиохийца Аполлинария. Последний ухищренно усек полноту человеческой природы в Богочеловеке, заменив в Нем разум — логос человеческий Логосом только божественным. Против этой возмущающей фальши со всей силой ревности восстала вся антиохийская школа. Она не вынесла столь прославленного авторитетного фальсификатора в ее среде. Аполлинарий на всех антиохийских богословов наводил тень сомнения как на своего рода обманщиков. И это их возмущало и толкало к четким до грубости формам утверждения во Христе полноты, неусеченности двух Его природ: как Божеской, так и человеческой. Аполлинарий в конечном счете пустил в ход несчастное крылатое словечко μία φύσις του θεού Λόγου σεσαρκωμένη — одна природа Бога Слова воплощенная. Диодор и все настоящие антиохийцы ему напоперек: две природы. Диодор не говорил "два Сына", "два Лица", как его окарикатуривали, но выражался иногда так: "Христос человек, как и пророки, через все моменты жизни был соединен с Божеством". Наблюдатели со стороны могли подозревать, не воскресает ли тут ядовитое антиохийское наследие от Павла Самосатского, утверждавшего во Христе натурального человека, только обоженного свыше. Так сгущались и повисали в воздухе ядовитые подозрения и обвинения, которые не могли не волновать эллинский христианский мир. Тут такие тревоги мозга легко преображались в боевые страсти сердца.

Флавиан Антиохийский был уже стар. Он помнил еще столпа Никеи Евстафия Антиохийского. У Флавиана под рукой был первоклассный учительный талант — Иоанн Златоуст, который как раз не имел вкуса, ни для себя, ни для народа, сосредоточивать внимание на такой богословской метафизике.