Красавица и Чудовище

Лондон, декабрь 1977 года

Тобико отмечала день рождения. Меньше чем за год до того, как жизнь семейства Топрак вошла в крутой вираж, сердце семилетнего Юнуса было насквозь пронзено стрелой любви.

Тобико исполнилось двадцать. Юнус слышал, как она сказала о себе: «Я типичный Стрелец», но понятия не имел, хорошо это или плохо. Сам он родился под знаком Льва, и это ровным счетом ничего для него не означало. Все, что имело значение, – разница в возрасте между ним и Тобико, пропасть, которая становилась все шире, лишая его надежды когда-нибудь догнать любимую.

Он сидел в углу, мрачный и хмурый, поедал попкорн из пластикового пакета и наблюдал, как обитатели старого особняка преподносят имениннице подарки: серебряные сережки для пирсинга, огромные булавки, ошейник с шипами, плетеный браслет, кожаный ремень с заклепками, ботинки на «тракторной» подошве. Среди подарков был также лоскутный коврик с вышивкой «Марихуана исцеляет все», несколько бисерных украшений, плакат с портретом Патти Смит, книги («Сияние» Стивена Кинга, «Юг без признаков Севера» Чарльза Буковски), полицейский шлем (похищенный у раззявы-офицера, который оставил его на столике в кафе), плакат с надписью «Скука ведет к революции» и черная футболка с изображением панк-группы «Damned».

Юнус держался в стороне от всеобщего веселья. Он хотел преподнести Тобико свой подарок последним. На это имелось две причины. Во-первых, он надеялся хотя бы на несколько минут остаться с любимой наедине. Во-вторых, он был далеко не уверен, что подарок ей понравится. Эта неуверенность только усилилась, после того как он увидел, какие презенты выбрали остальные.

Томясь сомнениями, Юнус хмурился в углу, когда в комнату вошел Капитан. На нем были такие тугие джинсы, что трудно было представить, как Капитан сумел в них втиснуться, кожаная куртка, которая была ему велика размера на два, и байкерские ботинки. Никакого подарка Тобико он не принес. Ограничился тем, что поцеловал ее в губы и буркнул:

– Мой сюрприз будет позднее, детка.

На несколько мгновений Юнус исполнился решимости последовать его примеру. С замирающим сердцем он представил, как подходит к Тобико ленивой самоуверенной походкой – в школьных серых брюках и голубом свитере, который связала мама, – целует ее и загадочно роняет:

– Мой сюрприз будет позднее, детка.

Интересно, как отреагирует на это Тобико? Улыбнется ему так же, как Капитану? Вряд ли. Юнус закрыл глаза и прислушался к нервному бурчанию в желудке. Мама всегда предупреждала его: «Будь осторожен с девчонками. Они вовсе не такие простодушные, как вы, мальчики. Они умеют играть на вас, как на сазе»[9]. Но если это действительно так, если Тобико будет играть на нем, мелодия, которую она сумеет извлечь из него сегодня, окажется унылой и меланхоличной.

– Эй, приятель, хочешь курнуть?

Юнус открыл глаза и увидел, что рядом с ним сидит юнец, голову которого украшают бесчисленные косички-дреды. Взгляд юнца был приклеен к какой-то невидимой точке на потолке, в руке он держал зажженную самокрутку с марихуаной. На руке у парня, ниже локтя, Юнус заметил татуировку: ленточку с надписью «Когда богатые воюют, погибают бедные». Если бы мама увидела этого типа, она упала бы в обморок от ужаса, пронеслось у него в голове. Она, конечно, первым делом спросила бы: «И как только такие уроды моют голову?» – и сама ответила бы на свой вопрос: «Боюсь, они не делают этого никогда».

Юнус уже пробовал пиво и несколько раз затягивался, подобрав брошенный окурок, но до наркотиков дело не доходило. Наркотики служили предметом самых жарких споров среди обитателей заброшенного дома. Некоторые из них (сторонники «Черной пантеры», радикальные феминистки, марксисты, троцкисты) были решительными противниками наркотиков и презирали тех, кто на них подсел. Другие (главным образом хиппи и экс-хиппи) употребляли только коноплю, а от всех прочих наркотиков воздерживались. Но были и такие (панки, нигилисты, сатанисты), кто презирал травку, отдавая предпочтение таблеткам и прочей химии. Только так можно по-настоящему улететь, получить реальный кайф, говорили они. Конечно, Юнус до сих пор избегал наркотиков не из-за этих бесконечных разногласий. Он боялся материнского гнева.

Но теперь, когда парень предлагал ему курнуть, Юнус не видел повода отказываться. Он вежливо взял самокрутку и затянулся так глубоко, что немедленно зашелся кашлем.

– Что, в школе тебя этому не учили? – расхохотался парень с косичками-дредами. – Давай поосторожнее, а то мозги вынесет.

Юнус тоже рассмеялся и затянулся снова. Они с парнем так расшумелись, что привлекли всеобщее внимание. Тобико подошла к ним и укоризненно покачала головой.

– Никогда не делай этого, зайчик, – сказала она, выхватила у Юнуса самокрутку и тут же затянулась сама. – Зачем тебе походить на всех остальных? Ты другой. И это здорово.

Ее слова и игривый взгляд подбодрили Юнуса. Но он забыл эффектную фразу, которой намеревался поразить Тобико, судорожно сглотнул и пробормотал:

– У меня тоже есть для тебя подарок.

– Правда? – удивленно протянула Тобико. – И что же это, милый?

Юнус встал, вскинул голову и расправил плечи, точно солдат, ожидающий приказа. Он вручил Тобико нарядный пакет, который весь вечер прятал за спиной: золотая коробочка, золотая бумага, золотая лента.

Развернув все это, Тобико извлекла стеклянный шар. Внутри розово-алой сферы находился дивный замок, а перед ним – принцесса и чудовище, державшие друг друга за руки. На принцессе было восхитительное платье, ее невзрачный кавалер застенчиво опустил косматую башку. Стоило повернуть ключ, и они начинали танцевать под треньканье колокольчика, вызванивавшего незамысловатую мелодию. Увидев эту игрушку и узнав, что она называется «Красавица и Чудовище», Юнус вспомнил, что Тобико обожает песню Дэвида Боуи с таким же названием. Значит, эта штуковина ей тоже понравится, решил он.

Поначалу Юнус собирался купить другой стеклянный шар – в нем жених и невеста, осыпаемые рисовыми хлопьями, целовались перед входом в церковь. Но потом он решил, что подобный сюжет придется Тобико не по вкусу. Она была ярой противницей браков и церквей, и, насколько мог судить Юнус, швыряние риса в воздух тоже не вызвало бы у нее восторга. Тогда он выбрал «Красавицу и Чудовище», хотя этот шар стоил дороже и ему пришлось потратить все свои сбережения.

Для Юнуса Тобико была принцессой, воплощением всех мыслимых совершенств, а сам он – чем-то вроде уродливого неуклюжего монстра. Герой сказки превратился в неотразимого красавца-мужчину, и его, Юнуса, тоже ожидает подобное превращение. Только произойдет оно не в мгновение ока, а через несколько лет. Детский свой возраст мальчуган воспринимал как заклятие и лелеял надежду, что чары развеются и он станет взрослым быстрее, чем это назначено природой.

Наивность подарка растрогала Тобико чуть не до слез. Сжимая нарядный шар ладонями, словно птенца, она выдохнула:

– Фантастика!

Юнус просиял. Теперь он не сомневался: день, когда они поженятся, не за горами.

– Что там за фантастика? – раздался с другого конца комнаты голос Капитана.

Тобико не ответила.

Радость, бушевавшая в душе Юнуса, все росла и росла, она выплеснулась наружу и, превратившись в неудержимый поток, подхватила и унесла прочь этот старый дом с паутиной по углам, изъеденную жучком мебель, горящие свечи, вокруг которых плясали мошки, а главное, всех его потенциальных соперников, претендующих на сердце его избранницы.

* * *

Вечер продолжался. Наступил черед танцев под музыку «Clash», «Cockney Rejects» и «Sex Pistols» и именинного торта – бананово-шоколадного, с гашишем. Свечей на торте не было, так что Тобико не пришлось их задувать, но горевшие над столом разноцветные фонарики, украденные кем-то в супермаркете, создавали праздничную атмосферу.

Юнус уже не считал, сколько раз прикладывался к чужим стаканам с пивом. Что касается подозрительного торта, он съел несколько кусков. Голова у него не кружилась, но желудок неприятно сжимался. Прилагая отчаянные усилия, чтобы удержать рвотные позывы, он сидел, привалившись к стене и глядя прямо перед собой. В мерцающем свете свечей он разглядел на стене картину, которую не видел раньше. Это был портрет широкоплечего мужчины с крупным носом, седоватой бородой и пышной гривой, которую неплохо было бы причесать. Так как сегодня был день рождения Тобико, Юнус решил, что портрет появился на стене именно в связи с этим событием.

– Это твой дедушка? – спросил он, указывая на бородатого мужчину.

Прежде чем Тобико успела понять, о чем он говорит, парень с косичками-дредами, сидевший неподалеку, повернулся к остальным и заорал:

– Послушайте, малец решил, что Карл Маркс – ее дедушка!

По комнате прокатилась волна смеха.

– Карл Маркс – наш общий дедушка! – раздался чей-то веселый голос.

– Наш общий дедушка, который поможет нам изменить этот мир! – заявил Капитан.

Осознав, что сморозил невероятную глупость, Юнус вспыхнул до ушей. Но все же он решил, что последнее слово не должно оставаться за Капитаном.

– По-моему, он слишком старый для этого, – произнес он чуть дрогнувшим голосом.

– Он стар и потому мудр, – последовал ответ.

– Но он толстый и лохматый, – не унимался Юнус.

Последовал новый взрыв смеха, но Капитан внезапно стал серьезным, глаза его угрожающе прищурились.

– Приятель, тебе следует отзываться о нем более уважительно. Тем более что Карл Маркс – твой союзник. Он отстаивал права таких, как ты.

– Он что, был турком? – вырвалось у Юнуса.

Все так и покатились со смеху. Вытирая выступившие от смеха слезы и постанывая от удовольствия, зрители ожидали продолжения шоу.

– Под такими, как ты, я имел в виду неимущих, – пояснил Капитан.

– А кто такие неимущие? – спросил вконец озадаченный Юнус.

– Неимущие – это люди, которые лишены того, что принадлежит им по праву. И в результате имущие владеют тем, на что не имеют никаких прав.

Юнус сосредоточенно сдвинул брови и прикусил губу.

– Ни один вид, проживающий на земле, не может сравниться с человеком по части жестокости, жадности и надменности, – все больше входил в раж Капитан. – Вся капиталистическая система построена на систематической эксплуатации неимущих. Я, ты, мой юный друг, мы все здесь – неимущие! Соль земли! Великая немытая голытьба!

– Мама всегда поддерживает чистоту в доме, – пробормотал Юнус. Никакого другого аргумента он найти не смог.

Снова раздался смех, но на это раз не такой веселый, как прежде. Теперь в этом смехе звучали жалость и сочувствие.

Но Капитан, севший на своего любимого конька, не заметил, что настроение его слушателей изменилось.

– Пойми же наконец, парень, – продолжал он, – эксплуататоры угнетают твоих родителей и заставляют их вкалывать до седьмого пота, а сами набивают свои карманы!

Юнус вскочил на дрожащие ноги:

– Никто моих родителей не угнетает, и меня тоже. Мой брат – боксер, и он сумеет за нас постоять!

Юнусом двигала не только гордость. Никогда раньше ему и в голову не приходило, что его семья бедна. Конечно, мама частенько жаловалась, что им трудно свести концы с концами. Но никто у них дома не говорил, что они какие-то там неимущие, угнетенные, и тем более не употреблял неблагозвучное слово «голытьба».

На этот раз никто не засмеялся. За окнами темнела ночь. В нескольких кварталах отсюда Пимби стояла у кухонного окна, смотрела на улицу, слабо освещенную фонарем, и изнывала от тревоги за младшего сына. Одиночество и тоска окружали ее плотной оболочкой, словно стеклянный шар – фигурки сказочных персонажей.

– Ладно, приятель, я не хотел тебя обидеть. – Капитан улыбнулся, чтобы следующая его фраза не прозвучала как упрек: – Просто ты еще слишком мал для серьезных разговоров!

Эти слова заключали в себе все, что Юнус ненавидел: намек на его малолетство, глупость и невозможность завоевать любовь Тобико. Едва сдерживая слезы, мальчик рухнул в кресло.

– Не обращай на него внимания, – прошептала Тобико. – Уже поздно. Тебе пора домой.

– Да, я пойду, – хмуро кивнул Юнус. Его желудок снова начал кувыркаться.

– Пока, зайчик.

Юнус попрощался со всеми, но не стал прикладывать правую руку к сердцу, как учили его отец и дядя. Вместо этого он растопырил средний и указательный пальцы в виде буквы «V», как это было принято у здешних обитателей. Но стоило ему сделать несколько шагов, комната начала кружиться. Не в силах предотвратить катастрофу, он без предупреждения изверг содержимое своего желудка даже не на пол – это было бы еще полбеды, – а на джинсы девушки, в которую был влюблен.

– Нет, только не это, – проскулил он, понимая, что его надежды на взаимность окончательно рухнули.

В следующее мгновение огоньки свечей превратились в ровный серебристый свет и он соскользнул в иную реальность.

Друзьям Юнуса пришлось доставить его домой на руках. Они позвонили у дверей и тут же умчались. Когда измученная ожиданием Пимби открыла дверь, она увидела лишь своего младшего сына, безмятежно сопящего у порога.