ПОС­ВЯ­ЩЕНИЕ

Пе­ред этим го­рем гнут­ся го­ры,
Не те­чет ве­ликая ре­ка,
Но креп­ки тю­рем­ные зат­во­ры,
А за ни­ми «ка­тор­жные но­ры»
И смер­тель­ная тос­ка.
Для ко­го-то ве­ет ве­тер све­жий,
Для ко­го-то не­жит­ся за­кат —
Мы не зна­ем, мы пов­сю­ду те же,
Слы­шим лишь клю­чей пос­ты­лый скре­жет
Да ша­ги тя­желые сол­дат.
По­дыма­лись как к обед­не ран­ней,
По сто­лице оди­чалой шли,
Там встре­чались, мер­твых без­ды­хан­ней,
Сол­нце ни­же, и Не­ва ту­ман­ней,
А на­деж­да все по­ет вда­ли.
При­говор… И сра­зу сле­зы хлы­нут,
Ото всех уже от­де­лена,
Слов­но с болью жизнь из сер­дца вы­нут,
Слов­но гру­бо нав­зничь оп­ро­кинут,
Но идет… Ша­та­ет­ся… Од­на.
Где те­перь не­воль­ные под­ру­ги
Двух мо­их оса­тане­лых лет?
Что им чу­дит­ся в си­бир­ской вь­юге,
Что ме­рещит­ся им в лун­ном кру­ге?
Им я шлю про­щаль­ный мой при­вет.

Март 1940

ВСТУП­ЛЕ­НИЕ
Это бы­ло, ког­да улы­бал­ся
Толь­ко мер­твый, спо­кой­ствию рад.
И не­нуж­ным при­вес­ком ка­чал­ся
Воз­ле тю­рем сво­их Ле­нин­град.
И ког­да, обе­зумев от му­ки,
Шли уже осуж­денных пол­ки,
И ко­рот­кую пес­ню раз­лу­ки
Па­ровоз­ные пе­ли гуд­ки,
Звез­ды смер­ти сто­яли над на­ми,
И без­винная кор­чи­лась Русь
Под кро­вавы­ми са­пога­ми
И под ши­нами чер­ных ма­русь.

Уво­дили те­бя на рас­све­те,
За то­бой, как на вы­носе, шла,
В тем­ной гор­ни­це пла­кали де­ти,
У бож­ни­цы све­ча оп­лы­ла.
На гу­бах тво­их хо­лод икон­ки,
Смер­тный пот на че­ле… Не за­быть!
Бу­ду я, как стре­лец­кие жен­ки,
Под крем­лев­ски­ми баш­ня­ми выть.

Осень 1935, Мос­ква

Ти­хо ль­ет­ся ти­хий Дон,
Жел­тый ме­сяц вхо­дит в дом.
Вхо­дит в шап­ке на­бек­рень.
Ви­дит жел­тый ме­сяц тень.
Эта жен­щи­на боль­на,
Эта жен­щи­на од­на.

Муж в мо­гиле, сын в тюрь­ме,
По­моли­тесь обо мне.

Нет, это не я, это кто-то дру­гой стра­да­ет,
Я бы так не мог­ла, а то, что слу­чилось,
Пусть чер­ные сук­на пок­ро­ют,
И пусть уне­сут фо­нари…
Ночь.

1939

По­казать бы те­бе, нас­мешни­це
И лю­бими­це всех дру­зей,
Цар­ско­сель­ской ве­селой греш­ни­це,
Что слу­чит­ся с жизнью тво­ей —
Как трех­со­тая, с пе­реда­чею,
Под Крес­та­ми бу­дешь сто­ять
И сво­ею сле­зой го­рячею
Но­вогод­ний лед про­жигать.
Там тю­рем­ный то­поль ка­ча­ет­ся,
И ни зву­ка – а сколь­ко там
Не­повин­ных жиз­ней кон­ча­ет­ся…

1938

Сем­надцать ме­сяцев кри­чу,
Зо­ву те­бя до­мой,
Ки­далась в но­ги па­лачу,
Ты сын и ужас мой.
Все пе­репу­талось на­век,
И мне не ра­зоб­рать
Те­перь, кто зверь, кто че­ловек,
И дол­го ль каз­ни ждать.
И толь­ко пыш­ные цве­ты,
И звон ка­диль­ный, и сле­ды
Ку­да-то в ни­куда.
И пря­мо мне в гла­за гля­дит
И ско­рой ги­белью гро­зит
Ог­ромная звез­да.

1939

Лег­кие ле­тят не­дели.
Что слу­чилось, не пой­му,
Как те­бе, сы­нок, в тюрь­му

Но­чи бе­лые гля­дели,
Как они опять гля­дят
Яс­тре­биным жар­ким оком,
О тво­ем крес­те вы­соком
И о смер­ти го­ворят.

Вес­на 1939

7
ПРИ­ГОВОР

И упа­ло ка­мен­ное сло­во
На мою еще жи­вую грудь.
Ни­чего, ведь я бы­ла го­това,
Справ­люсь с этим как-ни­будь.

У ме­ня се­год­ня мно­го де­ла:
На­до па­мять до кон­ца убить,
На­до, чтоб ду­ша ока­мене­ла,
На­до сно­ва на­учить­ся жить.

А не то… Го­рячий ше­лест ле­та
Слов­но праз­дник за мо­им ок­ном.
Я дав­но пред­чувс­тво­вала этот
Свет­лый день и опус­те­лый дом.

22 и­юня 1939

8
К СМЕР­ТИ

Ты все рав­но при­дешь – за­чем же не те­перь?
Я жду те­бя – мне очень труд­но.
Я по­туши­ла свет и от­во­рила дверь
Те­бе, та­кой прос­той и чуд­ной.
При­ми для это­го ка­кой угод­но вид,
Вор­вись от­равлен­ным сна­рядом
Иль с гирь­кой под­кра­дись, как опыт­ный бан­дит,
Иль от­ра­ви ти­фоз­ным ча­дом.
Иль ска­зоч­кой, при­думан­ной то­бой

И всем до тош­но­ты зна­комой, —
Чтоб я уви­дела верх шап­ки го­лубой
И блед­но­го от стра­ха уп­равдо­ма.
Мне все рав­но те­перь. Клу­бит­ся Ени­сей,
Звез­да По­ляр­ная си­яет.
И си­ний блеск воз­люблен­ных очей
Пос­ледний ужас зас­ти­ла­ет.

19 ав­густа 1939, Фон­танный Дом

Уже бе­зумие кры­лом
Ду­ши нак­ры­ло по­лови­ну,
И по­ит ог­ненным ви­ном,
И ма­нит в чер­ную до­лину.

И по­няла я, что ему
Дол­жна я ус­ту­пить по­беду,
Прис­лу­шива­ясь к сво­ему
Уже как бы чу­жому бре­ду.

И не поз­во­лит ни­чего
Оно мне унес­ти с со­бою
(Как ни уп­ра­шивай его
И как ни до­кучай моль­бою)!

Ни сы­на страш­ные гла­за —
Ока­мене­лое стра­данье,
Ни день, ког­да приш­ла гро­за,
Ни час тю­рем­но­го сви­данья,

Ни ми­лую прох­ла­ду рук,
Ни лип взвол­но­ван­ные те­ни,
Ни от­да­лен­ный лег­кий звук —
Сло­ва пос­ледних уте­шений.

4 мая 1940, Фон­танный Дом

10
РАС­ПЯ­ТИЕ
«Не рыдай Мене, Мати, во гробе зрящи»

Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»

1938

Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.

1940, Фонтанный Дом

ЭПИЛОГ

Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною, ослепшею стеною.

Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
Вканун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем – не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век,
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

Март 1940, Фонтанный Дом