Часть одиннадцатая 3 page

Главная улица, сегодня она выглядела так же, как и во времена своего величия во втором веке, была вымощена круглыми камнями; идя по ним вы спотыкались, скользили, сбивали лодыжки. В конце концов, по причине того, что скользкие кругляши ужасно замедляли продвижение, Ренделл сошел на обочину, где росла трава, и направился через останки римского города.

В этом месте, подсказала карта, находились разрушенные стены зернохранилища второго века, а вот здесь располагалась колоннада театра, в котором давались представления еще в 30 году нашей эры. Справа были остатки храма какой-то гильдии, а дальше — общественные бани. Вот только, не удовлетворяясь картой, Ренделл хотел насладиться общим видом, время от времени рассматривая открытые места с перевернутыми резными мраморными урнами, части жилых помещений с покрытыми фресками стенами, давным-давно высохшими бассейнами, остатками арок и громадный валун с надписью: Decumanus Maximus.

Ренделл уже прошел около двух третей руин Остиа Антика, а вокруг не было ни единой живой души, так что он почувствовал себя не совсем уверенно, могло показаться, что он заблудился.

Тогда он направился в тень одиноко стоящей пинии, присел на развалинах каменной стены и развернул листок, вынутый из бумажника Лебруна. Наверное в сотый раз он перечитал надпись в нижнем правом углу: Cancello C, Decumanus Maximus, Porta Marina. 600 mtrs. Catacomba.

Снова и снова изучая эти слова, Ренделл все меньше был уверен в их значении по сравнению со вчерашним днем. Он был уверен, что на листочке было указано направление перемещений Лебруна в воскресенье, описание места, в котором тот спрятал доказательства своей подделки. И вот теперь Ренделла посетили первые сомнения.

Тем не менее, не оставалось ничего другого, как идти дальше. Согласно карты, Cancello C — итальянско-английский словарь помог определить это слово как Вход С — или же Порта Марина находился где-то за поворотом, в самом конце Декуманус Максимус и на самой границе развалин Остиа Антика.

Ренделл положил в карман карту и листок, поднялся с развалин стены, вышел на солнце и направился к повороту дороги.

Через пять минут он достиг конца выложенного камнями пути, и теперь перед ним лежали камни терм Порта Марина. Справа, за уже раскопанными виллами времен императора Адриана, тянулось холмистое поле, где под жарким солнцем желтела срезанная трава.

Придерживая руку козырьком над глазами, Ренделл осматривал местность между полем и развалинами древних бань, где заметил открытый киоск, в котором туристам продавались фруктовые соки, но через какое-то время увидел еще кое-что: в его сторону направлялся какой-то человек.

Ренделл подождал, и за это время пешеход превратился в худощавого подростка лет тринадцати-четырнадцати: космы черных волос, темные огромные глаза; так как майки на парнишке не было, на его теле можно было пересчитать все ребра; остальными предметами одежды были только шорты цвета хаки и растоптанные теннисные туфли.

— Eh, signore! — кричал он, подбегая к Ренделлу, затем долго пытался отдышаться. — Lei e inglese, vero? Вы англичанин, правда?

— Американец, — ответил ему Ренделл.

— Я говорить по-английски, — заявил мальчишка. — Я учился в школе и от многих туристов. Я могу представиться. Меня зовут Себастьяно.

— Хорошо, привет, Себастьяно.

— Вы хотеть гид? Я хороший гид. Я помогать много американцам. Я показывать им все виды Остиа Антика за один час всего за тысячу лир. Хотите, чтобы я показал вам самые основные развалины?

— Основные я уже видел. Сейчас я ищу кое-что другое. Может ты сможешь мне помочь?

— Я помогу вам! — с энтузиазмом заявил Себастьяно.

— Насколько я понимаю, здесь, лет шесть назад, были другие раскопки, где-то рядом, на частных владениях. И вот если…

— Scavi Августо Монти? — перебил его парнишка.

Ренделл не мог скрыть удивления.

— Тебе о них известно? Я слышал, что они проводились в тайне…

— Да, большой секрет, — сказал Себастьяно. — Никто о них не слыхать, никто не ходить посмотреть их. Там вывеска, говорящая, что это запретная зона, потому что до сих пор еще много шурфов и канав, так что начальство никому не разрешать. Правительство сделало там историческое место и следит за ним. Но я со своими друзьями живу рядом, мы играем на поле, и мы все видеть. И вы хотите посмотреть scavi Августо Монти?

— Но, если это запрещено?…

Себастьяно пожал плечами.

— Никто не увидеть. Никто там не смотрит. Вы хотите увидеть за одну тысячу лир?

— Да. — Тут Ренделл вспомнил про записку Лебруна, что лежала в кармане. — Та часть раскопок, которую я хочу увидеть, лежит в шести сотнях метров от Порта Марина.

— Очень легко устроить, — ответил парень. — Вы идти. Я отсчитаю шестьсот метров, пока будем идти. Вы археолог?

— Я… я геолог. Мне хотелось бы исследовать… почву.

— Нет проблем. Мы начинаем. Я отсчитываю про себя шестьсот метров. Это перед болотом и песчаными дюнами. Я знаю, куда это приведет нас.

Через десять минут дорога привела их к входу в глубокий ров, центральную траншею, которая разделялась на множество маленьких канав и шурфов, по большей части покрытых досками, лежащими на огромных бревнах, служащих в качестве стропил.

Рядом с траншеей на покосившемся столбике была выцветшая табличка. Ренделл указал на нее пальцем.

— Что это означает?

Себастьяно присел рядом с надписью.

— Тут написано… сейчас я переведу… Scavi, как же это… ага, вспомнил… «Раскопки Августо Монти. Опасно. Запретная зона. Не входить». — Мальчишка поднялся, улыбаясь во весь рот. — Все так, как я вам говорил.

— Хорошо. — Ренделл глянул в глубину траншеи. Пять или шесть деревянных ступенек вели вниз, в подземный проход. — Можно тут достать какой-нибудь фонарь?

— Нет, только солнце. Но его достаточно. Покров не такой плотный. Солнце просвечивает вниз. Эта канава ведет к большим раскопкам крупной виллы; она исследована только наполовину. Вы хотите, чтобы я вам показал?

— Нет, — быстро ответил Ренделл, — в этом нет никакой необходимости. Я спущусь буквально на пару минут. — Он отыскал банкноту в 1000 лир и сунул мальчишке в ладонь. — Я понимаю твою готовность помочь, но хочу, чтобы никто мне не мешал во время моих исследований. Понял?

Себастьяно закивал головой.

— Я никому не скажу. Вы мой клиент. Если я вам буду нужен, меня найти возле киоска с фруктами.

Мальчик повернулся и побежал по полю, обернулся, махнул еще раз, после чего скрылся среди травы. Ренделл подождал, пока Себастьяно не исчезнет из виду, а потом только подошел к входу в траншею.

При этом его одолевали сомнения. Неожиданно он почувствовал всю глупость данного предприятия. Какого черта он, один из ведущих американских специалистов по связям с общественностью, рекламный директор Возрождения Два, делает здесь, в богом забытой дыре, рядом с этими безлюдными раскопками?

Но потом как будто чья-то невидимая рука подтолкнула его. Рука Роберта Лебруна. Разве не Лебрун направил его в это место два дня назад?

Уже не колеблясь, он встал на неровную деревянную ступеньку и начал спускаться вниз, осторожно, шаг за шагом, между земляными стенками траншеи, пока наконец не очутился внизу, на утоптанной земле. Ренделл поглядел по сторонам и отметил, что узкая канава ведет вперед, ярдов на двадцать; темнота подземных раскопок освещалась столбами солнечных лучей, проникавших сюда через щели между досками и балками.

Он начал осторожное продвижение вперед. То тут, то там по бокам были насыпаны земляные откосы, явно с целью предупреждения обвала; через равные интервалы из пола торчали деревянные столбы, поддерживающие доски и, временами, листы металла сверху. В одном месте земля под ногами была раскопана, открывая древний, покрытый мозаикой пол, после чего в траншее появились многочисленные ящики: некоторые пустые, другие наполовину заполненные кусками красного камня, мраморными и кирпичными обломками.

Добравшись до дальнего конца траншеи, где она сворачивала к более глубоким раскопкам, Ренделл заметил, что доски сверху были частично разобраны, так что путь был освещен немного лучше.

Внимательно изучая стенки узкой расщелины, он увидал, что их материал здесь отличался от того, что было раньше — стена была обработанной и сложенной из камня, напоминавшего известняк; похоже, что это были остатки помещения, похожего на грот. И вот тут Ренделл замер на месте.

Справа от себя, на стенке он впервые в жизни увидал древние граффити — рисунки и надписи.

На поверхности выбитой в камне стены — возможно это помещение и было семейными катакомбами, древним местом для подземного захоронения? — на пористой поверхности из гранулированного туфа были примитивные изображения, картинки первого века нашей эры, явно нарисованные преследуемыми христианами времен апостолов.

Их здесь было не так уж и много, они были не очень четкими, но их контуры различить было можно.

Ренделл подошел поближе к стене из туфового камня. Первым увиденным им рисунком был знак якоря. Тайный раннехристианский якорь, символизировавший собой Крест Иисуса Христа. Знак представлял собой скрещение двух греческих букв: c и r, первых двух букв имени Христа по-гречески. Рядом с ним было довольно грубое изображение голубя с оливковой веткой — символы мира у первых христиан.

Пригнувшись, Ренделл пошел вдоль стенки. Он узнал знак кита, один из первых христианских знаков, означавших Воскрешение. А потом в красноватом камне были изображения рыб — одна, вторая, третья, совершенная мелюзга, символы слова I-CH-TH-U-S, чьи буквы были инициалами греческих слов, означавших: Иисус Христос, Сын Божий и Спаситель.

Туфовая стена постепенно спряталась в подземной камере, помещении, где римское семейство новообращенных христиан в тайне хоронило своих покойных и оставило на камне знаки собственной веры и надежды на будущую жизнь.

Ренделл отступил назад, осматривая поверхность в поисках новых изображений, глаза скользили по стенкам вверх и вниз — и вдруг, когда взгляд остановился буквально в одном футе от утоптанного пола траншеи, он увидал это.

Американец рванулся вперед, опустился на колени, чтобы увидать рисунок поближе, чтобы быть уже совершенно уверенным. Его глаза уже не отрывались от этого изображения, более четкого, не столь древнего, отличавшегося от всех других.

На туфовом камне был процарапан рисунок рыбы, крупной рыбы; рыбы, пробитой копьем посреди тела.

Ренделл тут же полез в карман за листком бумаги, развернул его и прижал к стенке.

Пробитая копьем рыба, которую Роберт Лебрун изобразил на бумаге, была точной копией выбитого в камне заброшенных раскопок профессора Монти изображения.

Тяжело дыша, Ренделл поднялся на ноги и прошептал:

— Господи, я нашел это. Господи, ведь это может быть могилой Воскрешения Два.

* * *

ТЕПЕРЬ ОЧЕРЕДЬ ЗА НИМ.

Ренделл тщательно все обдумал, и когда полностью был удовлетворен результатом, тут же направился к выходу из траншеи.

Выкарабкавшись из прохлады туннеля в жар пополуденного солнца, Ренделл быстро зашагал по полю до тех пор, пока не увидал киоск с фруктами, куда уже можно было докричаться. Он высмотрел мальчишку, своего недавнего проводника, Себастьяно, который гонял мяч по площадке, и еще одного человека, водителя с вечной улыбкой на небритом лице, Люпо, который наслаждался кружкой какого-то напитка у стойки.

Ренделл позвал мальчишку, пытаясь привлечь его внимание, он размахивал руками, так что, в конце концов, Себастьяно заметил его и побежал навстречу. Ренделл хотел попросить у парнишки доставить ему как можно больше инструментов — ломик, лопату, какую-нибудь тележку — но потом он решил, что мальчик не сможет их все достать, опять же, их поиск может вызвать подозрения.

Ренделл ожидал Себастьяно, заранее приготовив три банкноты по 1000 лир; две из них он поднял, чтобы парень хорошенько их увидел.

— Себастьяно, не желаешь заработать две тысячи лир?

Мальчишка уставился на него.

— Я собираюсь провести исследования образцов почвы в траншее, кое-какие взять с собой для анализа, — быстро сказал Ренделл. — Мне нужна хорошая лопата, крепкая, ненадолго, самое большее — на час. Ты знаешь, где можно одолжить такую?

— Я могу принести вам лопату, — пообещал мальчишка. — У нас дома есть.

— Мне она нужна ненадолго, — повторил Ренделл. — Я верну ее. Сколько времени займет, чтобы принести ее сюда?

— Самое большее, минут пятнадцать.

Ренделл вручил Себастьяно 2000 лир, после чего помахал третьей банкнотой.

— И еще тысяча лир, если все будет тихо и останется между нами.

Парень схватил и третью банкноту.

— E il nostro segreto, io prometto, io giuro. Все останется между нами, обещаю и клянусь, — сказал он, наслаждаясь привкусом тайны.

— Тогда поспеши.

Себастьяно галопом поскакал через поле, но уже не в направлении киоска, а к дороге, что была справа.

Ренделл с нетерпением ждал его на поле, потягивая свою трубку и глядя на развалины Остиа Антика, стараясь не думать о раскопках профессора Монти, что лежали у него за спиной. Не прошло и четверти часа, когда Себастьяно вернулся с небольшой лопаткой, совершенно замечательной армейской лопаткой, и Ренделл поблагодарил мальчишку, пробормотав что-то насчет тайны, он пообещал принести лопатку где-то через час к киоску с фруктами.

После того, как Себастьяно убежал, Ренделл поспешил вернуться в траншею, в самый дальний ее конец, где солнце все еще освещало старинные рисунки на туфовой стене. Сняв свой пиджак и оставив его на полу вместе с лопаткой, он прошел к месту, где стояли ящики. Он выбрал три из них, в которые археологи складывали найденные артефакты — ящики, покрытые глиной и грязью, но сейчас пустые, он протащил их, один за другим, к месту собственной находки.

Очертив большой квадрат вокруг нарисованной Лебруном рыбы с копьем, Ренделл начал разбивать туфовую стенку, пробиваясь через нее с помощью острия лопаты, уничтожив сначала рисунок пробитой копьем рыбы (это никак нельзя было назвать варварским разрушением древних остатков), определяя и углубляя намеченный квадрат. Поверхность камня была довольно-таки крепкой, так что пришлось приложить всю силу. Но как только стена катакомбы начала поддаваться, дальше процесс пошел быстрее и легче; задача уже не казалась столь невыполнимой. Непрерывно расширяя отверстие, заполняя обломками притащенные ящики, Ренделл видел, что его работа продвигается.

Несмотря на первые признаки усталости, он упорно вонзал лопату в пористый камень все глубже и глубже.

* * *

ПРОШЕЛ ПОЧТИ ЧАС, и каждая минута этого времени была проведена в работе.

Ручьи пота струились по его щекам и груди, спина и руки ужасно болели. Еще раз он сунул лопату в сделанное отверстие, еще раз забросил обломки в почти что заполненный ящик.

Почувствовав необходимость отдыха, он оперся на древко лопаты, после чего вытащил совсем уже грязный носовой платок, чтобы оттереть пот со лба и с глаз.

Сумасшедшие люди имелись повсюду, думал Ренделл. Несколько фанатиков начали проект в Амстердаме, таким же сумасшедшим был Монти, возможно, что таким же был Лебрун в своем раю или аду, но из всех них он был самым безумным.

Что бы сказал его отец в Оук Сити, если бы увидал его сейчас? Что бы сказали Джордж Уилер и Наоми? Хуже всего, что бы сказала сейчас Анжела Монти?

В их вердикте нельзя было сомневаться. Он сошел с ума, или же это дьявол вселился в него.

Тем не менее, он не мог игнорировать и отвергнуть фантастический намек, предложенный ему тенью Роберта Лебруна — пробитая копьем рыба на листке бумаги и такая же рыба на стене траншеи.

После того, как Ренделл увидел ее, его первой мыслью было тут же связаться с Советом по Античности и Искусствам в Риме, все объяснить там и просить их помощи. Но, тщательно обдумав эту идею, он отбросил ее. Он опасался, что власти в Риме могли как-то договориться с главными деятелями Воскрешения Два. В отличие от него самого, правда им могла быть не нужна, одни лишь доходы и слава, и чувствуя подобное недоверие, Ренделл впервые смог понять причины паранойи Роберта Лебруна по отношению к его собственным врагам — как церковникам, так и к правительственным чиновникам.

И по этой вот причине, уже не связанной с паранойей, хотя решение его граничило с чем-то детским, незрелым, романтичным, Ренделл решил все делать один. Делать то, что мог бы делать и Лебрун на этом месте, останься он в живых, сорок восемь часов назад.

Пробитая копьем рыбина на стене катакомб была приглашением к раскопкам. Потому то Ренделл и начал их.

Он испробовал стену катакомб, ту самую часть, что была освещена солнцем, и на которой были древние граффити. В своих исследованиях он уже кое-что узнал про этот красноватый камень, про туф. Это была пористая порода, легко ломающаяся под небольшим давлением, но только когда туф находился в темноте и под воздействием сырости. По этой причине христиане первого-второго веков нашей эры посчитали эту породу наиболее подходящей для того, чтобы устраивать в ней катакомбы, пробивать могилы для своих покойников. Но если туф выставить на свет, на солнечные лучи и свежий воздух, он автоматически твердеет, делается практически неразрушимой породой, такой же стойкой, как мрамор. Это были факты, известные Ренделлу; вот почему его любительские археологические раскопки вообще стали возможными.

По причине того, что доски наверху разошлись, солнечный свет падал на эту стенку месяцами; тонкий наружный слой приобрел крепость мрамора и хорошо смог сохранить древние рисунки. Но под ним, в нижней части катакомб, камень уже не находился под действием солнечных лучей, так что здесь, возле рисунка пробитой копьем рыбы, туф не затвердел; его можно было пробить лопатой. Может потому-то Лебрун и спрятал здесь свое доказательство — если, конечно, он вообще прятал здесь — внизу, у сырого пола. Потому-то Ренделл и был способен здесь работать.

Теперь, спустя час после начала раскопок, ему удалось проделать приличную дыру в нижней части стены, но она не принесла ему ничего кроме обломков камня.

Самым же неприятным из всего был постоянно возвращающийся в мысли факт, что он не знал точно, чего следует искать.

Истекая потом и тяжело опираясь на лопатку, Ренделл попытался вспомнить, что обещал ему Роберт Лебрун в номере гостиницы «Эксельсиор», какие доказательства подделки должны были иметься…

— Во-первых, фрагмент папируса, который точно заполняет лакуну, просвет или дыру в папирусе номер три… отсутствующее место текста, которое Монти цитировал вам, то самое, в котором Иаков перечисляет братьев Иисуса и самого себя. Это фрагмент не правильной формы, приблизительно 6, 5 на 9, 2 сантиметра — 2 1/2 на 3 3/4 дюйма — и он прекрасно соответствует дыре в так называемом оригинале… На том самом фрагменте, который сейчас находится в моем владении, на папирусе симпатическими чернилами прямо поверх текста нарисована половинка пробитой копьем рыбы. Вторая половина рисунка на вашем Папирусе номер три. На том фрагменте, что находится сейчас в моих руках, имеется моя личная подпись и написанное моей же рукой предложение, говорящее, что все эти папирусы и пергаменты — подделка…

После этого я предоставлю вам оставшиеся и наиболее значительные доказательства своей мистификации… издатели имеют двадцать четыре куска папирусов, некоторые листы с одним или двумя пропусками, всего там девять небольших отсутствующих мест… восемь безопасно хранятся в стальном сейфе.

Два фрагмента я спрятал отдельно.. их извлечение потребует какого-то времени. Они находятся за пределами Рима. Не слишком далеко…

За пределами Рима, недалеко — теперь Ренделлу все было понятно. Извлечение этих предметов не должно было занять много времени. Тоже ясно…

Вторая часть доказательства, в небольшом железном ящичке — это тоже достаточно ясно, думал Ренделл.

Но вот первая часть доказательства, та самая первая часть, которую Лебрун пообещал доставить против первого платежа, один фрагмент папируса не правильной формы, приблизительно 2 1/2 на 3 3/4 дюймов по размеру — с этой частью не все было ясно. Лебрун как-то не позаботился сообщить вид контейнера, в котором прятал ее, а сам Ренделл не посчитал необходимым спросить об этом, а сейчас было уже слишком поздно.

В любом случае, это должен быть какой-то защитный футляр, и его можно будет узнать, если только удастся найти. Ренделл глядел на завалы туфовых обломков в ящиках. Он, вроде бы, не пропустил ни одного странного предмета. Он разбивал каждый крупный обломок. Тем не менее, здесь никаким контейнером и не пахло. Ему даже пришло в голову, что может быть вся эта история вообще лишь была плодом воображения бывшего каторжника.

Но после этого он выпрямился, схватил покрепче древко лопатки и продолжил работу.

Снова туф, снова обломки и снова — ничего.

По мере продолжения раскопок до него стало доходить, что главным препятствием был не ход времени, но уходящие силы.

Он собрал обломки и бросил их в ящик.

Еще одно движение лопаткой, и — щелк — она попала на что-то твердое, может булыжник? Черт побери, если сейчас он упрется в гранит, работу можно было заканчивать. Ренделл со стоном присел на колени, пытаясь через льющийся со лба пот разглядеть, что там, в дыре. Препятствие выглядело как еще один камень, но в то же время и как-то иначе. Ренделл отбросил лопатку и сунул в отверстие руку, захватывая непонятный предмет, с помощью пальцев пытаясь прочувствовать его размер. И сразу же, кончиками пальцев, шестым чувством, он понял, что это нечто обладает собственной, необычной формой. Это был предмет, изготовленный человеком. Возможно, древний артефакт… Но…

А может и нет.

Пальцы Ренделла глубоко погрузились в отверстие, пытаясь отделить этот странный предмет от окружавших его слоев туфа. Взяв в руки лопатку, самым ее кончиком Ренделл действовал над предметом, под ним, с боков, пытаясь как-нибудь его сдвинуть с места.

А потом снова он попробовал поработать рукой. Через несколько минут это нечто поддалось, а потом и вообще освободилось из каменного плена, и вот уже Ренделл держит его обеими руками, окончательно вытаскивая на свет.

Это было какое-то керамическое изделие, грубый кувшин или горшок из глины, не более восьми дюймов в высоту и двенадцати дюймов по окружности. Предмет был сверху запечатан каким-то жирным, твердым черным веществом, скорее всего — смолой. Ренделл попробовал содрать этот верхний слой, но безуспешно. Он очистил горшок от грязи, и тогда сделался заметным тонкий, тоже покрытый смолой шов посреди сосуда. Вполне возможно, он поначалу представлял собой две половинки, которые затем были склеены смолой.

Ренделл положил горшок на землю раскопа, прижал коленом и древком лопатки ударил прямо в средину. Сосуд тут же треснул, распавшись на две части, одна из которых полностью разбилась.

Разделив осколки обожженной глины, Ренделл увидел, что внутри сосуда что-то было. Всего один предмет — кожаный кошель мышино-серого цвета.

Он поднял сумку трясущимися пальцами; он не мог вот так сразу открыть ее.

Очень медленно он поднял клапан, осторожно сунул руку вовнутрь, и тут же кончики его натруженных пальцев почувствовали прохладное прикосновение чего-то, похожего на тонкую ткань. Очень осторожно он начал разворачивать его — прямоугольник промасленного шелка, сложенный много раз. И только после этого он взялся за то, что скрывалось тканью.

Будто под гипнозом Ренделл глядел на то, что весьма походило на засушенный коричневый кленовый листок, но это был кусочек папируса — фрагмент бесценного папируса Лебруна. Он весь был покрыт буквами арамейского письма, несколько строчек, написанных выцветшими древними чернилами. Это была отсутствующая часть папируса номер три, описанная ему Робертом Лебруном, первая часть доказательства, которое он обещал принести.

Вот он, сказал Ренделл сам себе, этот кусочек — то ли доказательство современной подделки, который взорвет достоверность Международного Нового Завета и предотвратит возрождение веры во всем мире, то ли фрагмент настоящего древнего папируса, который Монти просто не нашел во время своих раскопок, или же это тот самый кусочек, который Лебрун имел в руках и просто отложил, и который еще сильнее укрепит Воскрешение Два, а самого Лебруна представит лишь хвастливым и психически неуравновешенным лжецом.

Тем не менее, именно Лебрун привел Ренделла к этому кусочку папируса, именно он настаивал на том, что на этом фрагменте имеется невидимое доказательство того, что все Евангелие от Иакова является всего лишь подделкой и ложью.

Ренделл слишком устал, чтобы испытывать какие-либо эмоции.

Да, он нашел этот фрагмент, и, возможно, именно в нем заключалась истина.

Очень осторожно Ренделл завернул папирус в его защитную оболочку из промасленной ткани, и его сбитые, негнущиеся пальцы спрятали сверток в грязную серую сумку.

Его инстинкты подсказывали, что нужно немедленно убираться отсюда с обретенным сокровищем. Но память о второй части доказательства подделки, о небольшой железной коробке с дополнительными восемью фрагментами заставляла продолжать раскопки. Разве могла эта вторая, разрушительная часть наследия Лебруна находиться где-то далеко? Если она существовала, она тоже должна находиться здесь, скорее всего, где-то в этом же месте, вполне возможно, что в глубинах того же отверстия.

С чувством усталости Ренделл взялся за лопатку. На какой-то миг в его мозгу появилось сомнение относительно того, как столь пожилой, как Лебрун, человек нашел в себе силы проделать такую большую работу — если только, конечно, он не был гораздо сильнее и активнее, чем Ренделлу казалось, либо у него имелся молодой помощник, а может он просто нанял какого-то окрестного поселянина. Ладно, любые размышления на этот счет не имели теперь никакого смысла. Роберту Лебруну этот подвиг как-то удался. Ренделл задал себе вопрос, если бы он сам занимался подобным делом, удалось бы ему самому устроить все столь здорово.

Призывая на помощь чуть ли не последние свои силы, Ренделл решил копать дальше. С помощью лопатки он пробирался все дальше и дальше, увеличивая отверстие, но не находил ничего, кроме обломков туфа. При этом он не переставал размышлять над тем, мог ли Лебрун положить все яйца в одну корзинку, либо железный ящик прячется где-то в совершенно другом месте. Неважно, он все равно будет продолжать копать.

Он отбросил в корзину очередную порцию обломков, пригладил их лопатой, когда услышал в ушах звон, похожий на звучание человеческого голоса. Наверно я перетрудился, подумал он. Но, приступив к работе, он вновь услышал этот звон, теперь голоса были более различимы, и Ренделл прекратил работу, положил лопатку на землю и прислушался более тщательно.

Ну конечно же — голоса, а может один голос — женский.

Ренделл прижался к противоположной стенке раскопа. Нет, никакой ошибки быть не могло. Далекий голос, доносящийся откуда-то с луга над головой. Ренделл собрался уже направиться в сторону выхода из туннеля, надеясь выйти из-под земли и выяснить, откуда голос идет. Но в силу интуиции, а скорее даже рефлекса самосохранения, он решил не появляться в этом единственном, возможном для выхода месте.

Тем не менее, следовало выяснить, кто — или что — находился там, снаружи.

Поскольку раскоп высился не менее, чем на три фута выше его головы, Ренделл никак не мог выглянуть, чтобы посмотреть, что происходит вокруг, через щели покрывавших траншею досок. Но тут его глаза остановились на ящиках с обломками. Как можно быстрее, с силой, порожденной необходимостью действовать быстро, он подтащил их к стенке. С огромным трудом он взгромоздил один ящик на другой.

Очень осторожно Ренделл вскарабкался на эту шаткую пирамиду и раздвинул доски сверху. После этого, так же медленно и осторожно, он приподнял голову, чтобы можно было глядеть над самым краем раскопа. Он ясно мог видеть поля на окраине Остиа Антика, шоссе и даже киоск с фруктами.

И тут же он увидел источник голоса, а точнее — источник нескольких голосов.

Все трое находились еще далеко, но быстро двигались в его направлении, спускаясь по склону; люди были чем-то взволнованы и вели себя довольно шумно. Впереди шагала женщина — амазонка итальянского происхождения, за нею шли мужчина и мальчик. Женщина положила свою мясистую лапу на плече мальчика — это был Себастьяно — свободной же рукой она живо жестикулировала, пытаясь ударить пленника; при этом она вопила злым голосом, но с дальнего расстояния слова были неразличимы. Сам же Себастьяно возмущенно огрызался, пока матрона тащила его в направлении раскопок Монти.

Внимание Ренделла сконцентрировалось на другой личности, которая представляла большую опасность. Этот человек олицетворял собой закон, хотя на нем не было смешной треуголки, а на боку не болталась сабля — то есть, это был не карабинер; одет он был в оливково-зеленую рубашку и такие же брюки, белая портупея скрещивалась на груди, картину дополнял белый пояс и пистолет в кобуре. Явно, это был местный полицейский.

И все трое приближались к раскопу все быстрее и быстрее.

Ренделл попытался понять, что же произошло.

Женщина, конечно же, была матерью Себастьяно. По-видимому, ей понадобилась эта чертова лопатка, или же, она вдруг захотела узнать, куда сын утащил ее. Она вытрясла правду из мальчишки, а потом рассказала про Ренделла местному полицейскому. И сразу же пропавшая лопатка сделалась совершенно малой проблемой. Чужак, иностранец, тайно проник в частное владение и роется без всякого разрешения на археологических раскопках, за которые отвечает правительство. Pericolo! Опасность, государству грозит беда! Fermi quell'uomo! Необходимо схватить этого человека!