Глава 2. День был сухой и холодный

День был сухой и холодный. Воздух словно остекленел, и черные очертания деревьев выглядели на его фоне гравюрным оттиском.

– Ну что, Мух? Ты голоден?

Пес посмотрел на Максима преданными глазами и вильнул хвостом. Мальчик вздохнул:

– Знаю, Мух. Я тоже. Будь у меня деньги, я бы купил тебе самую большую котлету в мире! Или полкило сосисок. Мух, ты ведь любишь сосиски?

При упоминании о сосисках пес радостно гавкнул. Максим засмеялся.

– У тебя губа не дура. Знаешь, в детдоме нам давали сосиски только по пятницам. В понедельник были котлеты. Во вторник тефтели. Между нами говоря, это только называется «тефтели», а на самом деле – такая гадость, что ты бы и в рот не взял. Сплошные хлеб и соя. Хотя… – Мальчик вздохнул. – Сейчас бы ты, наверное, слопал их с радостью. Да и я тоже.

Максим посмотрел на двух попрошаек, закутанных в немыслимое тряпье. Они сидели у двери магазина, перед каждым стояла картонная коробка с мелочью.

– Как ты думаешь, Мух, не слишком позорно быть попрошайками? – снова заговорил мальчик.

Пес вильнул хвостом. Максим облизнул губы и проговорил задумчиво:

– В детдоме у нас многие этим занимались. Я тоже пару раз пробовал. Противно было… Хотя деньги получил. Двадцать пять рублей! Вот ты, Мух, знаешь, что можно купить на двадцать пять рублей? Нет? А я тебе скажу. – Максим поднял правую руку и принялся загибать пальцы. – Полбуханки хлеба – раз. Плитку китайской лапши – два. И еще хватило бы на один бульонный кубик.

Он весело посмотрел на собаку:

– И ты думаешь, я все это купил? Как бы не так! Я купил шоколадный батончик! Представляешь, каким дураком я был? Э‑эх… Сейчас бы нам с тобой эти двадцать пять рублей, мы бы такой пир закатили! Подожди… – Максим вопросительно посмотрел на Муха. – Но ведь ты, наверное, не любишь хлеб? У нас во дворе детдома жила собака Найда, она ела все подряд. И хлеб, и картошку… Один раз Леха Каморин подсунул ей в хлебе кусок свежего огурца, так она и его смолотила. Тощая была – ужас! Никак не могла отъесться.

Максим засмеялся. Мух, понимая, что хозяин ожидает от него какой‑то реакции, привстал на задние лапы и весело тявкнул.

– Ладно, давай попробуем, – все еще посмеиваясь, сказал Максим. – Только сделай морду попроще. И смотри на людей пожалостливее.

Мух снова уселся на землю и, склонив голову набок, посмотрел на мальчика жалостливым взглядом.

– Да, вот так, – одобрил Максим. – И вот еще что. На улице мы стоять не будем – я не хочу, чтобы ты отморозил себе копчик. Пойдем в метро. Там народу полно, кто‑нибудь да подаст. Ну, пошли!

Он повернулся и зашагал к подземному переходу с красной буквой «М». Мух вскочил на лапы и потрусил за ним.

К полной неожиданности Максима, подавали в метро хорошо. За полчаса он заработал больше пятидесяти рублей. Пересчитав деньги, Максим потрепал Муха по голове и довольным голосом сообщил:

– Пошло дело! Сегодня вечером устрою тебе пир!

– Ой, какая смешная собачка! – услышал Максим звонкий голос.

Повернув голову, он увидел высокую, худенькую, востроносую и симпатичную девочку лет тринадцати или четырнадцати. Она была одета в старенькую залатанную куртку и вязаную шапочку с торчащими от старости нитками.

Девочка присела на корточки рядом с собакой и улыбнулась.

– Какой ты славный, малыш! Какая это порода? – спросила она у Максима.

Он окинул девочку взглядом с ног до головы и ответил:

– Ирландский дог.

– Шутишь?

Максим покачал головой:

– Нет.

Девочка посмотрела на собаку с сомнением:

– Но доги ведь большие!

– Большие, – согласился Максим. – А Мух – карликовый дог.

– Значит, его зовут Мух?

– Мухтар. А Мух он только для своих.

– Для кого «для своих»?

– Для тех, кто ему нравится.

Песик вытянул шею и лизнул девочку в щеку. Она засмеялась.

– Видел? Я ему нравлюсь! Значит, для меня он тоже Мух!

Прохожий на секунду остановился, посмотрел на Максима, девочку и собаку, нахмурился, возмущенно пожал плечами и зашагал дальше. Максим тоже нахмурился.

– Слушай, – обратился он к девчонке, – шла бы ты отсюда.

– Почему?

– Я здесь вообще‑то работаю.

– Кем работаешь?

Максим отвел взгляд.

– Неважно. Просто иди отсюда, и все.

Девочка улыбнулась:

– Я бы ушла, но не могу.

Максим посмотрел на нее удивленно:

– Это еще почему?

Девочка выпрямилась, посмотрела Максиму в глаза и ответила:

– Потому что это мое место.

– Не понял.

– Что тут непонятного? Я стою здесь каждый день с семи утра до восьми вечера. Десять минут назад ушла за лимонадом, возвращаюсь – а тут ты.

Максим наконец все понял.

– Так ты попрошайка? – с легким оттенком презрения проговорил он.

Девочка кивнула:

– Да. Давно, уже семь месяцев. Меня сюда Барон поставил.

– Какой еще Барон?

– Ты что, не знаешь Барона? – удивилась девочка. – Он у нас тут самый главный.

– Где – у вас?

– На сиреневой ветке метро. И на желтой тоже. Это его территория, понимаешь?

Максим все понял. Ну, конечно – разве может такое прибыльное местечко быть без хозяина? Так уж устроен мир: если у тебя появилась возможность подзаработать немного деньжат, обязательно найдется и тот, кто наложит на твои деньжата свою мохнатую лапу.

Максим вздохнул:

– Ясно. И сколько ты ему платишь?

– Пятьсот рублей в день. А все, что остается, забираю себе.

Максим присвистнул:

– Не хило. Пятьсот рублей в день! Я вижу, у вас в Москве даже попрошайки жируют. Ладно, становись рядом.

Девочка сдвинула брови:

– Ты что! Так нельзя. Если Барон узнает…

– Да чхать я хотел на твоего Барона!

Девочка посмотрела на него строгим взглядом:

– Ты его не знаешь. С Бароном шутки плохи. Если он тебя здесь застукает – переломает все кости.

Максим хотел возразить, но не стал. Вместо этого он трезво обдумал слова девочки и нашел их резонными. Если метро – такое доходное место, то начальник над ним должен стоять серьезный. Не какая‑нибудь шелупонь. Пожалуй, за такие деньжищи не только кости переломать, но и убить могут.

– Слушай, как тебя зовут? – обратился он к девочке.

– Илона, – ответила она. – А тебя?

– Максим. Послушай, Илона, а этому твоему Барону не нужны новые работники?

Девочка пожала острыми плечами:

– Не знаю. Может, и нужны. Он мне не отчитывается. А что?

– Да вот думаю: может, мне с ним договориться?.. Как мне его найти?

– Не знаю. Обычно он сам нас находит.

Максим ненадолго задумался, потом сказал:

– Хорошо. Я пока останусь тут. Постою рядом с тобой.

Девочка округлила глаза:

– Ты что! Если Барон тебя тут увидит…

– Я и хочу, чтобы он меня увидел, – сказал Максим. – Я буду здесь стоять, пока он не придет.

Илона посмотрела на него задумчивым взглядом, но ничего не сказала. Да и что она могла сказать?

* * *

Примерно через полтора часа, когда Илона убежала покупать для Максима бутерброд, возле коробки с деньгами остановился огромный черноволосый парень в синей куртке‑аляске и теплой бейсболке. Он взглянул на Муха, усмехнулся и проговорил:

– Хороший кобелек. Или это сучка?

– Это пес, – сказал Максим, пристально разглядывая верзилу.

– Хороший пес, – похвалил парень, наклонился и погладил Муха.

Затем он взглянул на Максима, продолжая теребить шерсть Муха, и вдруг сказал:

– Это ведь не твое место, малой.

– Знаю, что не мое, – сказал Максим, с любопытством посмотрев на парня.

Тот выглядел внушительно, но был как‑то несолидно молод. Лет двадцать с небольшим, наверное. Физиономия чистая, без единой морщины, и на шее кожа натянута, как на тубусе.

– Ну а раз знаешь, тогда что ты тут делаешь? – спросил верзила, продолжая тискать Муха, но уже грубее, так, что пес тихо и испуганно заскулил.

– Жду, – спокойно ответил Максим.

– Кого?

– Тебя, если ты Барон.

Парень прищурил черные, недобрые глаза:

– Значит, тебе нужен Барон?

– Угу.

Верзила усмехнулся:

– И зачем он тебе понадобился?

– Хочу поговорить.

– О чем?

– О деле. Нужно кое‑что перетереть.

– Перетереть, говоришь? – Парень криво ухмыльнулся. – Ну‑ну. Видать, ты важная птица, если хочешь перетереть с самим Бароном.

Максим тоже усмехнулся и спросил:

– Так ты Барон или нет?

– Нет, – мотнул головой громила. – Я не Барон.

Максим тут же изменился в лице.

– Тогда отпусти мою собаку и топай своей дорогой, – строго сказал он.

Парень выпустил пса, а потом резко выпрямился и вдруг схватил Максима за шиворот и, обронив «а ну, пошли!», потянул его к выходу.

– Стой! – крикнул Максим, упираясь. – Стой, говорю! Орать буду!

– Ори, – спокойно отозвался парень.

– Полицию позову!

– Зови, если жить не хочешь.

Аргумент был весомый и очень хорошо знакомый Максиму по детдомовской жизни. Да и не похож был этот детина на человека, который попусту бросает слова на ветер. Еще немного поупиравшись для проформы, Максим сдался и, быстро перебирая ногами, потрусил рядом с парнем, послушно поворачивая туда, куда его направляла ненавистная могучая рука.

На улице черноволосый верзила распахнул заднюю дверцу черного джипа с тонированными стеклами и швырнул туда мальчика, потом подхватил собаку и бросил ее Максиму на колени.

– Потише ты, амбал! – сердито крикнул Максим.

– Захлопни пасть, – осадил его парень.

Он тоже забрался в джип, пропихнув Максима дальше, и захлопнул дверцу.

– Барон, у меня для тебя подарок! – проговорил он затем уже другим голосом, вежливым, почти подобострастным.

Только сейчас Максим заметил, что впереди сидят два человека. Первый – седовласый водитель с квадратными плечами, второй – странный чернявый субъект в мохнатой дорогой шубе. Перед ним, свесившись со щитка, покачивалась гроздь превосходного винограда. Субъект повернул голову, взглянул на Максима (глаза у него были синие, пронзительные, а в мочке левого уха поблескивала золотая серьга).

– Кто это? – спросил субъект мягким певучим баритоном.

– Какой‑то бродяжка, – ответил громила. – Судя по говору – не из московских. Стоял на месте Илонки. Попрошайничал.

Барон пристально и мягко посмотрел на Максима своими синющими глазами, перевел взгляд на Муха, улыбнулся и спросил:

– Не кусается?

– Нет, – ответил Максим.

Барон протянул смуглую руку и погладил Муха по голове.

– Хорошая собака, – похвалил он. Затем убрал руку и снова взглянул на мальчика: – Ну? И кто же ты такой?

– Я Максим, – ответил тот.

Барон улыбнулся, сверкнув полоской белоснежных зубов:

– Ты считаешь, что это исчерпывающая информация?

– Чего?

– Откуда ты взялся? Зачем попрошайничал?

– Попрошайничал, потому что деньги нужны. А взялся я из Подольска.

– Вот оно что. – Барон чуть прищурился. – И где же твои родители, мальчик из Подольска?

– А я один, без родителей.

– И куда ж они подевались?

– Умерли.

Барон приподнял черную, будто нарисованную бровь и сказал:

– Что‑то ты не выглядишь расстроенным, Максим из Подольска.

– А чего мне расстраиваться? Они ведь давно умерли. Я их даже не помню.

Барон коротко и понимающе кивнул:

– Ясно. А ты сам небось детдомовский?

– Угу. Был.

– А теперь?

– А теперь я свой. Сам по себе то есть.

– Понимаю. – Цыган оторвал от грозди виноградину, раскусил ее белоснежными зубами и сказал: – Я тоже птица вольная, в клетке и дня не усижу. А если будут держать против воли – затоскую и помру. – Взгляд Барона стал мечтательным. – Ай, воля‑волюшка… Ай, гэнэ рома, рома тэ родэс… – Он снова взглянул на Максима и уточнил с надеждой: – Ты, часом, не цыган?

– Нет, – ответил тот.

Барон вздохнул:

– Жаль. – Он бросил в рот еще одну виноградину, посмотрел на Максима задорным взглядом и предложил: – Хочешь на меня работать?

– Хочу, – ответил тот.

– Молодец! – улыбнулся цыган. – Ты не бойся – не обижу. И есть будешь вволю, и все остальное. Станешь моим другом – и я стану твоим другом, станешь моим братом – и я стану твоим братом. Ну а захочешь со мной поссориться – не обессудь. Это ведь справедливо?

– Да, – согласился Максим.

– Ну, значит, договорились. Эй, Рустем, отвези Максима на квартиру и покажи парню его кровать.

Темноволосый парень‑амбал кивнул и сказал:

– Сделаю, Барон. Малец, выбирайся из машины!

Максим приоткрыл дверцу со своей стороны, но цыган мягко его окликнул:

– Погоди! А почему из детдома‑то сбежал? Докладывай честно, я все равно узнаю.

– А не прогонишь? – уточнил Максим.

– Не прогоню. Уговор есть уговор.

– Пес мой не пришелся ко двору. Вот я и ушел вместе с ним.

Барон посмотрел на Муха и наморщил смуглый лоб:

– А почему не пришелся? Бешеный, что ли?

Максим качнул головой:

– Нет. Аллергия на шерсть. У нашей заведующей, – поспешно добавил он.

Барон вздохнул:

– Бывает. Ладно, Максим из Подольска, на сегодня с тебя работы хватит. Сегодняшний день даю тебе на обустройство, а завтра утром начнешь. Идет?

– Идет. А сколько будешь платить?

Барон улыбнулся и весело сказал:

– Договоримся. – Потом протянул руку, потрепал Муха по загривку и добавил: – А собачка хорошая. Хорошая собачка. Морда жалостливая, глаза умненькие. Будешь брать ее с собой на «точку». Нет возражений?

– Нет, – сказал Максим.

– Ну, топайте.

Максим, Мух и верзила Рустем выбрались из черного джипа.

– Поедем на метро? – уточнил мальчик у сопровождающего.

– Ножками пойдешь, – усмехнувшись, ответил верзила. – До самой хаты. – И добавил, смягчившись: – Тут недалеко.

Шагая рядом с Рустемом, Максим пару раз ловил себя на том, что чувствует чей‑то взгляд. Он оборачивался, вертел головой по сторонам, но ничего подозрительного не заметил. Наконец беспокойство мальчика заметил и Рустем.

– Ты чего башкой вертишь? – подозрительно спросил он.

– Ничего, – ответил Максим. – Просто показалось.

– Крестись, когда кажется.

– Я неверующий.

Рустем усмехнулся:

– Станешь, когда поживешь в Москве. Шевели батонами, малец!

Майор Жук, он же Старик, он же Стальной Старик, он же – Стальной Жук, был, как всегда, чисто выбрит и аккуратно одет. Серый костюм, синяя рубашка, светлый галстук. Седые усы подстрижены, седая челка зачесана набок. На спокойном лице – внимательное, вежливое выражение, голова чуть склонена набок.