Глава 10. Потери

Проднипп уже успел пережить два авиационных налета. Правда, жилые кварталы пока еще не были специальной целью для бомбардировщиков равнинцев. До времени они ограничивались нащупыванием стратегических объектов в обширной промзоне города. Уничтожение находившихся там крупного авиационного и приборостроительного заводов, а также шарикоподшипникового производства могло бы нанести существенный вред военной промышленности НДФ.

Однако, ошибки в бомбометании и действия истребительной авиации, заставившей несколько бомбовозов освободиться от боевой загрузки абы где, привели к первым жертвам среди гражданского населения и задали серьезную работу пожарным расчетам.

Война быстро перестала выглядеть карнавалом. Ночной Проднипп больше не сиял электричеством, погрузившись во тьму светомаскировки.

Тем временем и несмотря ни на что, Лорри, как всегда отлично сдала курсовые экзамены. Если бы не драматический поворот в жизни страны, она бы немедленно уехала к бабушке в Инзо: очень хотелось повидаться с сестрой, а, кроме того, у всего семейства Варбоди имелся план собраться в этом старом и теплом гнезде, чтобы оттуда вместе поехать куда‑нибудь… Может быть, опять, как когда‑то на юг, к морю…

Теперь все полетело в тартарары. Ну, какой нынче юг? Там война. Да и вообще…

Руководство «Недр Высоких Широт», как успела сообщить в письме мама, весьма недвусмысленно «попросило» весь старший управленческий и инженерный персонал компании, несмотря на начавшийся период отпусков, остаться на рабочих местах в связи с необходимостью увеличения поставок сырой нефти и готового топлива: фронт начал жадно хлебать горючее. Одновременно потребовалось ускорить выведение на проектную мощность шахт, в которых только‑только началась пробная добыча некоторых стратегических цветных металлов. Для инженерного обеспечения именно этого нового для «НВШ» производства отец Лорри, собственно, и был четыре года назад приглашен на Нефтяные Острова. В условиях войны этот участок приобретал особое значение: военной металлургии остро необходимы никель, вольфрам, молибден…

Впрочем, Лорри все равно уехала бы в Инзо, но как соратник МС была «мобилизована» в порядке, так называемого, патриотического призыва для участия в мероприятиях гражданской обороны и в общественных работах под общим девизом «Тыл – фронту».

В числе еще трех девушек она была прикреплена к одному из бомбоубежищ в качестве инструктора‑распорядителя. В ее обязанности входило показывать населению путь в укрытие, а также содействовать коменданту убежища в поддержании порядка во время воздушной тревоги и подавать помощь, в том числе первую медицинскую, престарелым, малолетним, матерям с грудными детьми, ну, и всем прочим по мере надобности. Одновременно она была зачислена на трехмесячные курсы медицинских сестер: в военные госпитали пошел поток раненых, и сразу стала ощущаться нехватка медицинского персонала…

* * *

Шел тридцать второй день войны.

Лорри возвращалась в общежитие с медсестринских курсов, организованных здесь же, в университетском городке, на медицинском факультете. В дверях ее остановил вахтер и подал запечатанный бланк телеграммы.

– Что это еще такое? – подумала Лорри, но, несмотря на возникшее острое чувство тревоги, не стала вскрывать бандероль на ходу, а дошла до своей комнаты, села за стол и только тут распечатала…

«Приезжай в Инзо немедленно. Папа тяжело заболел. Мама».

– Ничего не понимаю… Почему в Инзо? Как он там оказался? Что за болезнь? Последнее письмо было от родителей семь дней назад… С Островов… Было все в порядке… Ну, да, ну, шло несколько дней, конечно… Да что же произошло, наконец!?

Лорри бросилась на переговорный пункт и заказала срочный разговор с Инзо.

К телефону подошла бабушка. Узнав внучку, она тут же зарыдала, ничего не могла толком рассказать и только твердила сквозь слезы:

– Приезжай, девочка, приезжай поскорее..

– Да что случилось‑то, Господи!? Мама пусть возьмет трубку!

– Нет ее, нет, девочка, в больнице она…

– Тогда Адди!

– Тоже в больнице… у отца… и Темарчик там… приезжай, девочка, приезжай, милая… поскорее…

Лорри нацарапала соседке по комнате записку, в которой просила уведомить о причинах своего срочного отъезда председателя курсовой ячейки МС. Телеграмму подцепила к записке скрепкой и, захватив с собой только сумку с личными документами и деньгами, бросилась на автостанцию. Железную дорогу она отмела сразу, так как знала, что, во‑первых, ближайший поезд, который проходит через Инзо, отправится только через сутки, во‑вторых, сколько он будет тащиться, совершенно неизвестно: по линии шла масса воинских составов, которым давали «зеленую улицу», а пассажирские поезда распихивали в «окна», когда придется… Гражданское воздушное сообщение с Продниппом две недели назад было временно, по каким‑то военным соображениям, приостановлено, и когда оно возобновиться никто сказать не мог… А если ночным автобусом, – то уже утром она будет в административном центре кантона Версен, а там – дай Бог везения, с пересадкой на другой автобус – к вечеру доберется до Инзо.

* * *

Лорри повезло с пересадкой, но когда она приехала, отец уже умер.

* * *

Как раз на следующий день после того, как в Проднипп с Нефтяных Островов ушло последнее письмо для Лорри, инженер Варбоди, придя с работы домой уселся в своем кабинете и стал перелистывать последнюю довоенную книжку реферативного журнала «Горное дело».

Его внимание привлекло довольно пространное сообщение об успешной защите диссертации никем‑нибудь, а самим Вицеминистром недр и добычи.

Сначала Варбоди поразило название диссертации «Технико‑экономическое обоснование необходимости широкого внедрения открытого способа добычи железной руды и углей в бассейнах Кривой Горы и Рудного Пояса». Это было название его собственной работы, которую он практически закончил, но так и не успел опубликовать из‑за того, что подвергся травле как «противленец» и был вынужден отправиться в добровольное изгнание на Нефтяные Острова.

Собственно, пропаганда инженером Варбоди именно этого способа добычи и стала одним из главных пунктов обвинений во вредительстве и саботаже в его адрес.

Читая реферат, дававший достаточно ясное представление о структуре, основных идеях, системе аргументации и фактическом материале, содержавшихся в диссертации, инженер прямо‑таки наливался бешенством, так как по мере чтения отпадали последние сомнения в том, что это его собственная – Варбоди, работа, которую у него бессовестно и совершенно нагло украли.

Дочитав до точки, он так грохнул кулаком по столу, что мадам Варбоди, пребывавшая в этот момент на кухне, чуть что не бегом поднялась на второй ярус их унифицированного жилища в кабинет мужа узнать, что случилось.

– Что‑нибудь разбилось, Варбоди?

– Сволочи!!! – заорал инженер и шваркнул журналом об пол прямо перед опешившей женой, которая, испугано отпрянув, замерла у дверного косяка, приложив руку к груди.

– Что… кто… почему… – растеряно залепетала она.

Варбоди, не ответив, встал из кресла, злобно поддал носком тапки несчастный журнал, так, что и журнал, и тапка просвистели в дверной проем, едва не задев перепуганную госпожу Варбоди. Затем, отстранив с дороги жену, босой на одну ногу он потопал вниз по лестнице.

Постояв с минуту на месте, госпожа Варбоди подняла тапочку и тихо пошла вслед за мужем…

Она нашла его в гостиной, где он сидел в напряженной позе на диване, что‑то сосредоточено высматривая в пространстве перед собой и, по‑видимому, ничего не замечая вокруг. На низком столике перед ним стояла бутылка водки, в руке, опирающейся на колено, инженер сжимал уже пустой стакан.

Госпожа Варбоди тихонько присела у дивана и, оторвав босую ногу мужа от пола вставила ее в тапочку.

Тут инженер заметил супругу. Он молча поймал ее за руку и усадил рядом с собой на диван. Налил себе еще немного водки (на донышко). Выпил. Посмотрел на стакан. Для чего‑то приподнял со стола за горлышко и посмотрел на бутылку.

– Чего‑то не пойму… Водка какая‑то… Выдохлась что ли?

– Что произошло?

– Извини. Сорвался. Понимаешь, мою работу… ну, ту по карьерам… Помнишь? Ту, которую мне не удалось напечатать… ну, тогда… Меня еще, помнишь, за саму идею только еще полоскали в этой газетенке паршивой… Мол, я губитель природы, убийца шахтеров… и все такое… Да? Ну, так вот теперь какая‑то сволочь из министерства… Да что я! Какая‑то! Вице‑министр, собственной персоной… представил мою, понимаешь!? мою!!! работу в качестве его, понимаешь!? его!!! диссертации!

– А ты ничего не путаешь?

– Слушай, у тебя какая книга любимая?

– А это‑то здесь при чем?

– Нет, какая, все‑таки?

– Ну, «Пламя над бездной», например.

– Это чье?

– Заготы Видер.

– A‑а! Ну, вот если я тебе перескажу достаточно подробно сюжет этого самого «Пламени», назову всех действующих лиц и скажу, что сочинила все это не Загота твоя любимая, а вицеминистр недр и добычи? Это как тебе?

– А откуда он мог взять твою работу? Ведь ты ее не публиковал…

– Вот и я думаю – откуда? Понимаешь, я ее еще пошлифовать собирался, но два экземпляра в машинописном варианте у меня было. Один и сейчас у меня. А вот второй я отдал за неделю до того как вся эта петрушка с КРАДом началась, моему заместителю… Помнишь, Тамми Кааси? Он должен был ехать в столицу в командировку, и я его попросил захватить с собой один из экземпляров, чтобы дать посмотреть академику Токку – учителю моему, я тебе сто раз рассказывал… Тоже, между прочим, «противленцем» оказался. Умер он три года назад. Вроде от старости, но я так полагаю – от недоумения.

– Ну. Ну?

– Что, ну? Ведь я так и не знаю, дошла ли моя работа до Токка! Не до того мне стало. А, Кааси, если помнишь, когда из командировки вернулся, – он же здороваться с нами перестал. Мало того, он еще, до сих пор помню, бред какого‑то щелкопера по моему адресу «экспертным комментарием» снабжал. Для убедительности…

– Ты что‑нибудь намерен делать?

– Уж так я этого не оставлю! Будь уверена!

* * *

В кабинете директора «Рудного бассейна Кривая Гора» запиликал зуммер внутренней связи.

– Господин директор! Междугородный звонок. Вызывают Нефтяные Острова, некто Варбоди. Соединять?

– Варбоди!? Соедините.

– Соединяю… – щелчок в трубке.

– Господин директор! Инженер Варбоди беспокоит вас, если еще помните такого.

– Ну, как же, как же… А что так официально? Мы же вроде на ты были?

– Да, как сказать, я же не знаю твоих обстоятельств, может, тебе и говорить со мной не очень‑то удобно…

– Да нет. Все, вроде бы быльем поросло. Я же говорил тебе тогда, помнишь, что переждать надо. Вот оно так и получилось.

А сейчас, вообще не до того. Война. У нас здесь довольно близко.

И бомбежка уже была. Носимся как ошпаренные тараканы. Ты уж извини, много времени тебе уделить не смогу. Да и ты, ведь, наверное, не просто так… По делу?

– Да, по делу. Слушай, Тамми Кааси работает еще? Он, вроде, мое место тогда занял?

– Да нет. Уж два года, как не работает. Он последнее время, я слышал, референтом у нашего вице‑министра был.

– Ага! Что‑то в этом роде я и подозревал…

– А что он тебе?

– Да, он не мне, он – вице‑министру… Ты последнюю книжку «Горного дела» читал?

– Нет, если честно. Не до этого мне сейчас.

– Понимаешь, господин вице‑министр разродился диссертацией, а содержанием диссертации является моя работа по открытой добыче. Помнишь, я не успел опубликовать? Ты представляешь, даже название, сволочь, не изменил!

– Ну… ну! Варбоди! Мы же по телефону говорим!

– Ах, да! Конечно. Извини. Накипело. Слушай, я это дело так оставить не могу. Ты сможешь подтвердить, в случае чего, что это действительно моя работа? Ведь я тебя держал в курсе… Але., але!.. Слышишь?… Что молчишь?

– …Варбоди! Дружище! Сколько лет прошло… Я уж и не помню… Так, в самых общих чертах… Ты пойми, Варбоди, время сейчас такое… Не время, в общем. Ты и меня пойми. Мы, фактически, на военном положении. А тут такая история! Опять же – вице‑министр. Ну, ты сам посуди: как я могу?

– Извини. Понял. Всего тебе хорошего. Спасибо за информацию.

– Вар… – гудки в трубке.

Господин директор нажал кнопку вызова секретарши.

– Слушаю, господин директор.

– Если снова будет звонить господин Варбоди – меня нет. Как‑нибудь помягче, но – нет меня! Поняли?

– Да, господин директор.

* * *

Ничто не могло остановить Варбоди. Он желал сатисфакции немедленно.

Греми Садер очень неохотно, но все‑таки дал ему неделю отпуска, хотя и высказал серьезные сомнения, относительно того, что такой сложный и щекотливый вопрос можно разрешить за столь короткий срок.

– Дорогой Варбоди! Не надо мне ничего доказывать! Уж поверьте, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что это действительно ваша работа. И я прекрасно понимаю, каково оказаться в такой ситуации. Но и вы поймите: если кто‑то отважился на подобную авантюру, то просто так вам позицию не сдаст. Это же, представляете, в какое положение надо себя поставить? Вы что, в самом деле, думаете, будто одно ваше появление с подобной претензией все расставит по своим местам? Лично я предполагаю, что для начала вас же еще и в грязи выкупают и черт знает в чем обвинят… К такой борьбе серьезно готовиться надо… Это, знаете ли, в лучшем случае, многие месяцы, а в худшем – годы.

– Нет! Я должен хотя бы заявить об этом! Сейчас! Пока время не ушло. А то, потом, я знаю, скажут: «А где ж вы раньше были? А чего это вы раньше молчали!»

– Не беспокойтесь, и сейчас найдут, что сказать…

– Понимаете, Греми, я надеюсь, что вице‑министр все‑таки не законченный подлец. Ну, знаете, у высокого начальства есть эта мода на научные заслуги. Ну, поручил он своему референту подготовить материалы, или там найти кого‑нибудь, кто по найму напишет… Ведь есть такой промысел… А этот подонок Кааси подсунул ему мою работу… Как думаете?

– Как гипотеза – годится. Ну, и что дальше?

– Я попрошу у вице‑министра аудиенции и объясню ему ситуацию…

– Вы, Варбоди, простите, говорите сейчас как фантазер и идеалист! Вот такое мое мнение. Ну, да Бог с вами! Вижу, что вас не остановить. Поезжайте, огребайте, разочаровывайтесь поскорее и побыстрее возвращайтесь! Потом будем спокойно думать, как действовать…

* * *

Дома инженера напряженно ждала госпожа Варбоди.

– Ну что? Что??

– А вот что! Я срочно вылетаю на материк.

– Я с тобой… Мы с тобой!

– Вы с Темаром там мне не поможете. Скорее помешаете.

Кроме того, там война, между прочим.

– Но мы же не на фронт в конце‑концов! Я на материке уже два года не была, да и Темар тоже. И, вообще, я тебя боюсь одного отпускать.

– Что‑то раньше не боялась.

– А теперь боюсь. И одна оставаться боюсь!

– Да что с тобой?… Господи, как голова болит! А впрочем, может ты и права. Отчасти… Давай так: до Тервина вместе, а там я тебя с Темаром отправляю в Инзо к маме. Идет? А сам буквально на два дня в столицу. Оттуда заскочу в Инзо и снова – на Острова, а вы с Темаром до конца лета в Инзо побудьте… И Адди там, и Лорри, может, подъедет. Действительно, может так и лучше: соскучились дети друг по другу… Слушай, дай таблетку – голова раскалывается!

Он тут же позвонил в аэропорт, чтобы узнать, найдутся ли еще два свободных места на ближайший рейс для его жены и сына. Места нашлись. Из‑за того, что отпускной сезон по причине войны сорвался, очереди из желающих улететь на материк не было.

* * *

Уже через сутки Варбоди, расставшись с женой и сыном, которых пересадил на самолет до административного центра Версена, высадился в столичном аэропорту. Перед выходом из здания аэровокзала всех пассажиров подвергли строгой проверке документов и багажа, чего до войны не было. Вообще в городе бросалось в глаза обилие людей в форме, военные патрули, плакаты, призывающие крепить оборону и дать отпор врагу. Разрушений не было, поскольку вражеским бомбовозам долететь досюда было очень сложно, но позиции зенитных орудий, оборудованные на площадях и набережных, свидетельствовали, что возможность бомбардировок не исключалась.

* * *

Поселившись в гостинице, где у него снова тщательнейшим образом проверили документы, Варбоди тут же отправился в Министерство недр и добычи.

В бюро пропусков ему объяснили, что на прием к вицеминистру они не записывают в принципе, но для начала могут соединить его по внутреннему телефону с младшим референтом.

После краткого взаимного представления, младший референт профессиональным холодно‑вежливым тоном поинтересовался по какому, собственно, вопросу, господин Варбоди намерен обратиться к господину вице‑министру.

– По личному.

– А не могу ли я разрешить ваш личный вопрос?

– Это очень личный вопрос, который, как мне кажется, может решить только сам господин вице‑министр.

– Все‑таки. В самых общих чертах вы мне можете обрисовать? Иначе я не смогу доложить.

– Это касается диссертации господина вице‑министра. Больше я пока ничего не могу сказать.

– Хорошо. Я доложу старшему референту. Он решает вопрос о записи на прием. Зайдите к нам завтра.

– А нельзя ли сегодня? Я крайне ограничен во времени.

– Я попробую, свяжитесь со мной часа через три.

Помотавшись часа два с половиной по городу, Варбоди снова пришел в министерское бюро пропусков и, отправившись в знакомую кабинку с телефоном, набрал уже известный ему внутренний номер.

Голос младшего референта звучал теперь, как показалось Варбоди несколько напряженно.

– Господин вице‑министр сейчас очень занят… Вы же сами понимаете, какое время. Я боюсь, что в ближайшие дни он вас принять не сможет.

– Но вы доложили? – уже раздражаясь, спросил Варбоди.

– В общем, да.

– Что значит – «в общем»?

– Я доложил старшему референту! – тоже начиная раздражаться, ответил младший референт.

– Ну и?

– Я уже вам сказал, в ближайшее время…

– Это решение вице‑министра или старшего референта? – оборвал его вопросом Варбоди.

– Этого я не знаю, это не в моей компетенции. Мое дело передать вам решение.

– Я догадываюсь, чье это решение! Передайте господину старшему референту, что, если мне не обеспечат прием у вицеминистра я устрою грандиозный скандал, в том числе в прессе, по вопросу, который господину старшему референту, я полагаю, отлично известен. Вы меня поняли?!

– Я, кажется, не давал оснований повышать на меня голос, – металлически ответил господин младший референт – Хорошо, я доложу еще раз.

– Доложите, доложите!! – не в силах преодолеть раздражение, чуть ли не прокричал в трубку Варбоди.

– Зайдите завтра, – холодно и спокойно ответил взявший себя в руки господин младший референт.

* * *

Назавтра, выждав три часа после начала работы министерства, Варбоди вновь появился около бюро пропусков.

Чувствовал он себя отвратительно, жутко болела голова, ночь прошла, можно сказать, без сна. Инженер был расстроен, разозлен и недоволен собой: недоволен тем, что сорвался, недоволен тем, что допустил какие‑то дурацкие, несерьезные угрозы: какой скандал?., в какой прессе он устроит?., как он это сделает?. – чушь какая‑то; наконец, он был недоволен тем, что не послушался Греми Садера, и как мальчишка, наобум, полетел квитаться с обидчиками.

Он был почти уверен, что его промурыжат все то немногое время, которым он располагал, закормят «завтраками», дескать, «господин вице‑министр сейчас занят», «господин вицеминистр» на совещании, и таким образом вынудят уехать несолоно хлебавши. Он уже разочаровался (как и предсказывал Греми Садер!) в своем необдуманном предприятии и был готов до времени отступить, но то, что называется – для очистки совести решил все‑таки еще раз сходить в министерство.

К чему это приведет, инженер даже представить себе не мог.

Когда до дверей министерства оставалось метров двадцать, рядом с ним откуда‑то, как бы из воздуха, возник господин в штатском платье, который не грубо, но очень твердо взял Варбоди за руку повыше локтя и произнес: «Господин Варбоди! Попрошу пройти со мной!» Варбоди попытался освободиться, но не тут‑то было: господин в штатском держал его профессионально цепко. Кроме того, оказалось, что другой его рукой точно таким же образом и в такой же профессиональной манере уже завладел еще один точно такой же и тоже неизвестно откуда взявшийся господин. Этот второй зашелестел в ухо совершенно растерявшемуся инженеру: «Господин Варбоди! Давайте не будем привлекать ничьего внимания. Это никому не нужно. И не будем упорствовать. Это совсем ни к чему. Сопротивление при аресте серьезное дело. Особенно теперь. Вот машина. Садитесь спокойно». За время этой краткой речи инженера довольно корректно, но весьма решительно всунули в неприметный автомобиль, припаркованный у тротуара среди других столь же неприметных автомобилей.

* * *

– Могу я поинтересоваться, за что меня арестовали?

– Вас не арестовывали.

– Но мне сказали, что меня арестовали.

– Кто сказал?

– Тот… ну, в общем один из тех, кто меня сюда привез…

– Ну и что же он вам сказал?

– Что «сопротивление при аресте серьезно дело». Так, кажется.

– Ну что ж, он совершенно прав: сопротивление при аресте, действительно серьезное дело. Только вас никто не арестовывал.

– А зачем же он мне это сказал?

– Ну, не знаю. Пропаганда правовых знаний, например.

– Какой‑то у нас дурацкий разговор получается!

Дурацкий разговор происходил в одном из кабинетов ближайшего полицейского участка, куда Варбоди доставили загадочные незнакомцы. Инженер сидел на стуле спиной к стене. Справа от него, ближе к окну, стоял здоровенный металлический шкаф, довольно старый, с ободранной местами краской, а напротив, боком к тому же к окну, находился довольно неопрятного вида письменный стол, заваленный бумагами, среди которых помещались невымытая чашка и блюдце, тоже не вычищенное, с оставшимися на нем крошками чего‑то. Варбоди почему‑то стало сразу понятно, что сидевший напротив него за некрасивым столом и беседовавший с ним весьма импозантный человек лет тридцати не является хозяином этого кабинета.

Дурацкий разговор продолжался:

– Так, что, я свободен и могу идти?

– Нет.

– Почему, в таком случае?

– Вы задержаны.

– Так все‑таки меня арестовали?!

– Нет – задержали. Это большая разница. Для нас во всяком случае.

– А я, простите, никакой разницы не вижу! – Варбоди почувствовал, что снова распаляется.

Голова болела адски.

– Послушайте, раз уж меня задержали, – сказал инженер, язвительно, как ему представлялось, педалируя слово «задержали», – обеспечьте задержанного таблеткой от головной боли, а то я почти ничего не соображаю.

– Сейчас попробуем, – снисходительно и слегка насмешливо (как, впрочем, все, что он говорил) произнес импозантный визави инженера, встал и вышел из кабинета.

Варбоди остался один. «Как‑то все это несерьезно» – подумал он – «Встал… ушел… Охраны никакой… А если я убегу? Я, конечно, не убегу. Но он‑то откуда это знает? Что это – допрос? Как‑то не так я себе допрос представлял… Господи, как голова болит!.. Это, скорее, я его пока допрашиваю… Что ему надо‑то от меня, в конце‑концов?»

Вошел импозантный:

– Сейчас что‑нибудь принесут, – сказал он и продолжил. – Между прочим, с вами беседуем уже несколько минут, как вы выразились «по‑дурацки», а по мне, так довольно мило, но вы еще ни разу не поинтересовались: кто я такой, например, по какому я ведомству…

– Я, собственно, догадываюсь… Меня, в общем‑то, больше интересует, что вам от меня нужно… Ну, хорошо: кто вы такой?

В этот момент в кабинет вошел полицейский в форме и, отодвинув бумаги от края стола, поставил на освободившееся пространство стакан, на треть заполненный водой, и положил таблетку, завернутую в клочок салфетки.

Что это? – машинально спросил Варбоди.

Полицейский пожал плечами, дескать, – не знаю; чуть подумал; буркнул: «От головы», – затем повернулся через каблук и вышел из кабинета.

Импозантный господин подождал, пока Варбоди проглотил таблетку, и вернулся к разговору:

– Я – субинтендент Федерального Бюро Государственной Безопасности Ксант Авади. Седьмой департамент, Служба охраны высших должностных лиц.

– Очень приятно, – отозвался Варбоди, как опять же ему представлялось, чрезвычайно язвительно.

– Господин Варбоди! – уже без насмешливости и снисходительности в голосе продолжил Ксант Авади – Вы знаете, что такое превентивный арест? – и не дожидаясь ответа пояснил, будто читая из невидимой книги. – Превентивному аресту, в соответствии со статьей 1153 Уложения об административных наказаниях и административном процессе подвергаются лица, находящиеся в период военных действий в особо охраняемых зонах, если эти лица, по оперативным данным органов государственной безопасности, военной жандармерии или полиции, потенциально способны совершить деструктивные действия, направленные против военных или охраняемых гражданских объектов, или в отношении командного состава армейских подразделений, или в отношении должностных лиц гражданской администрации от пятого до двенадцатого ранга. Превентивный арест может длиться либо до окончания военных действий, либо до выдворения потенциально опасного лица за пределы особо охраняемой зоны, в зависимости от того, что наступит ранее.

– А я‑то здесь причем?!! – взвился Варбоди.

Одним останавливающим движением руки и взглядом субинтендент вернул инженера на стул и заставил его замолчать. Было в субинтенденте что‑то такое, останавливающее, несмотря на импозантность и внешнюю мягкость…

– Объясняю. Столица в условиях войны объявлена особо охраняемой зоной. Вице‑министр – персона гражданской администрации аж десятого ранга. Вы, господин Варбоди, по оперативным данным – лицо, способное совершить деструктивные действия.

– Что за идиотизм! – Варбоди опять вскочил. – Какие такие оперативные данные!? Что это, в самом деле?! Да знаете вы, кто эта самая ваша гражданская персона?! Вор он! Вот и все! А война здесь вовсе ни при чем!

– Сядьте, господин Варбоди!!! – теперь уже рявкнул Ксант Авади и продолжал опять спокойно. – Оперативные данные – это закрытые данные. Надо полагать, что в вашем недавнем прошлом что‑то не вполне чисто. Так?!

Варбоди не нашелся, что ответить.

– Что вы там не поделили с вице‑министром, я не знаю и знать не хочу. У меня есть вполне ясное распоряжение, данное мне моим руководством, которое я не выполнить не могу. Все основания, как вы могли убедиться, у меня есть. Относительно степени вашей опасности, правда, у меня уже сложилось определенное, сугубо личное мнение… И только поэтому, опираясь на это мое впечатление, я предлагаю вам наиболее мягкий вариант: в течение трех часов добровольно покинуть город. Об этом вы дадите мне соответствующую подписку. Это все, что я могу для вас сделать. Если вы через три часа не уедете, то будете уже на самом деле арестованы. И неизвестно, сколько просидите в административном изоляторе, пока будет совершена процедура принудительного выдворения. Понимаете?!

Несмотря на проглоченную таблетку, голова у инженера продолжала болеть невыносимо. Варбоди измучено кивнул: да понял.

Субинтендент извлек из бювара, лежавшего на столе поверх бумаг, какой‑то бланк, быстро заполнил его и подал Варбоди. Желания и сил читать написанное не было. Инженер сумел только разглядеть слова: «в течение 3(Трех) часов», – и поставил свою подпись. «Вот и огреб, – мелькнуло у него в мозгу, – Греми Садер как в воду глядел».

– Знаете что, – сказал Ксант Авади, – попрошу‑ка я наших доблестных полицейских, чтобы вас отвезли в гостиницу на патрульной машине. Нет, что сбежите – не боюсь, а вот вид мне ваш не нравится… А?

* * *

Через два с половиной часа Варбоди уже добрался до столичного аэропорта. Борт до административного центра кантона Версен должен был улететь только через восемь часов. Купив билет, инженер промучился все время до регистрации в здании аэровокзала, без конца глотая болеутоляющие таблетки.

Утром следующего дня, совершенно разбитый после авиаперелета и очередной бессонной ночи, он сел на поезд, который к вечеру доставил его в Инзо. Варбоди с трудом дошел до такси и упал на заднее сиденье автомашины. Отдышался, назвал водителю адрес. Перед глазами все плыло. Когда подъехали к дому мадам Моложик, он почувствовал, что не может идти. Попросил водителя сходить в дом, позвать кого‑нибудь. Из калитки выбежали жена, Темар и Адди. Варбоди с вымученной улыбкой попытался выкарабкаться из машины… и потерял сознание.

В больнице, куда его вместе с рыдающей госпожой Варбоди доставил тот же таксист, поставили диагноз: острое нарушение мозгового кровообращения.

Утром того дня, когда Лорри добралась до Инзо, он умер.

* * *

На похороны инженера с Нефтяных Островов прилетел Ламекс. Греми Садер, узнав из телеграммы о смерти Варбоди, вызвал к себе старого вышибалу и срочно отправил его даже не в отпуск, а в служебную командировку, как представителя НВШ для выполнения печального долга. Ламекс доставил вдове довольно существенное пособие на погребение и сертификат на получение единовременной материальной помощи от компании. Это, конечно, не могло заменить пожизненную пенсию, но, тем не менее, сумма была достаточно велика, чтобы семья умершего имела возможность несколько месяцев продержаться на плаву при условии ведения весьма скромного образа жизни, разумеется.

Ламекс, которому перевалило за пятьдесят, за последние годы поседел и погрузнел, сохранив, однако, физическую силу, подвижность, бравый вид и наивность суждений по политическим вопросам. Например, он совершенно искренне считал единственными виновниками начавшейся войны «этих краснокаменных придурков», как он величал жителей Объединенного Королевства. Он охотно и в красках повторял (как‑будто сам был тому свидетелем) жуткие пропагандистские истории о том, «как они там, на Смилте, наших резали столько лет».

– Нет, сколько терпеть‑то можно? – вопрошал он. – В чем, в чем, а в этом Стиллер прав! Нельзя вечно уступать! Так все профукать можно…

Ламекс последнее время даже стал подчеркивать свою принадлежность (хотя бы и чисто формальную) к Церкви Бога Единого и Светлого. Так он приобрел и стал носить на мизинце левой руки броский перстень с белым камнем, который непременно подносил к губам, когда видел перед глазами загнутую краями кверху крышу храма или когда нужно было подтвердить истинность собственных слов.

Робкие возражения скептичной Лорри о том, что, возможно, столь жестокие действия «краснокаменных» в дельте Смилты тоже имели под собой какие‑то причины, а не были следствием только их врожденной кровожадности, наталкивались на очень суровое и твердое: «Нет, девочка, этого ты понимать еще не можешь!» Далее следовали ссылки на сообщения газет, радио и телевидения, а также на слышанное лично самим Ламексом от его знакомых или родственников, ближних или дальних, но которым он, Ламекс, безусловно доверял.

– Это люди, которые просто так врать не будут. Да и я не сочинитель, так ведь?

– Дядя Ламекс! Ведь я и не говорю, что кто‑то врет. Просто в конфликте всегда и другая сторона есть. Я же читала еще до войны, – там жертвы с обеих сторон были…

– А что ж ты хочешь? Чтобы люди себя так запросто резать давали? Защищались, конечно!

– Так, может, и те – тоже защищались?

– Нет, девочка, ты послушай, что я тебе говорю. Я же не придумываю, это же люди сами там были… – и далее следовало какое‑либо свидетельство очевидца в изложении Ламекса.

Лорри, конечно, чувствовала ущербность логики в его рассуждениях, но обострять спор не могла. И аргументов, если честно, не хватало, и авторитет взрослого человека, ровесника ее отца, давил.

Молчаливая и спокойная Адди в такие разговоры не вмешивалась, по какой‑то причине эту тему просто игнорируя. А может быть, она уже понимала, что спорить с таким простодушным человеком, как дядя Ламекс, бесполезно. Уж слишком он прямолинеен. Да и некогда было: она взяла на себя значительную часть домашней работы, справляться с которой, сильно сдавшей за последние месяцы мадам Моложик, становилось все труднее.

Что касается госпожи Варбоди, только что похоронившей мужа, то она находилась в подавленном состоянии, и горькие судьбы страны были заслонены от нее огромным личным горем. При разговорах на политические темы она только присутствовала, фактически в них не участвуя и будучи погружена в свои нелегкие мысли, лишь согласно кивала в ответ на любые высказываемые сентенции.

Один только пятнадцатилетний Темар был совершенно солидарен с дядей Ламексом.

Ламекс убыл на Нефтяные Острова через десять дней после похорон, а Лорри вернулась в Проднипп только к началу семестра.