Глава 9. Гильдис настаивала на венчании в соборе Хальцбурга, Таху, похоже, было все равно

Бойня

Гильдис настаивала на венчании в соборе Хальцбурга, Таху, похоже, было все равно. Епископ Буржский морщился, поглядывая на меченого, но, в конце концов, умаслили и его. С Даной никаких хлопот не было, Сигрид окрестила ее еще в Бурге. Молодой Эйрик Мьесенский сиял от счастья.

В последний момент Сигрид отказалась от поездки в Бург. Никого, впрочем, это не удивило. Пока не утихнут страсти по случаю рождения сыновей, королеве лучше не появляться на людях рядом с Бесом Ожским, дабы не давать пищи злым языкам. Кристин тоже отказалась ехать, ей нездоровилось, а путь предстоял неблизкий. Узнав о ее решении фрейлины приуныли, однако Кристин оставила в замке лишь Марту Саарскую, охотно позволив остальным погулять на свадьбе. Тах клятвенно заверил, что вернет королеве всех фрейлин если не в целости, то в сохранности. За подобные вольности в речах он тут же получил выговор от Гильдис, которая потихоньку уже начала осваиваться в роли строгой жены. Так или иначе, но свадебный кортеж, к которому на пути следования присоединились несколько окрестных владетелей, получился веселым. Грустила только Ингрид Мьесенская, глядя на удачливую соперницу, но ту уж ничего не поделаешь, не рвать же меченого на две половинки.

В замке Ингуальд свадебная процессия остановилась для передышки. Благородная Эвелина поздравила молодых, извинившись, что не будет присутствовать на свадьбе. Маленькому Тору такие путешествия пока что в тягость. Зато она пообещала навестить благородную Кристин, столь ни ко времени приболевшую.

– Почему же не ко времени? – удивился Тах – По‑моему, ей самое время прихворнуть. Зря, что ли, благородный Кеннет так старательно тер ей спину.

Таха осудили дружно, хотя и не совсем понятно за что.

Хальцбург встретил молодых радостным ревом. Гуяры были далеко, а приближающаяся осень давала надежду, что в зиму они не выступят, а значит впереди несколько относительно спокойных месяцев. По нынешним смутным временам и это радость. Урожай в этом году выдался богатым, голода не предвиделось, так почему бы не погулять на свадьбе.

Надежды горожан, что Черный колдун расщедрится по случаю столь знаменательного события, оправдались с лихвой. Вино и брага лились рекой – пей не хочу. И пили так, что к вечеру трезвых в Хальцбурге практически не осталось. Кое кто уже успел напиться, проспаться и вновь напиться.

Благородные владетели держали себя в руках, приличных питухов, способных просидеть за столом от зари до зари, в Приграничье можно было по пальцам пересчитать, остальные уже вволю нахлебались речной воды у Расвальгского брода, но и уцелевшие старики мимо рта, конечно, не проносили. Должен же был кто‑то обучить зеленую молодежь лэндовским обычаям.

Изрядно подгулявшая толпа встретила громкими криками одобрения красавца меченого и его невесту Гильдис Отранскую. Пара была хоть куда. Черный жеребец танцевал под меченым, как черт на углях, а благородная невеста, согласно древнему лэндскому обычаю, сидела у жениха за спиной, крепко вцепившись руками в его пояс. Жених был в черном парадном костюме меченых, о которых в славном Хальцбурге уже изрядно подзабыли. Разве уж совсем древние старушки знавали этих веселых ребят, умевших любить, но не умевших помнить. И уж конечно меченый был при оружии – рукояти мечей торчали у него над плечами позолоченными рогами. Словом, жених хальцбуржцам понравился, даром что сын Черного колдуна. На толпу он зыркал так, что у городских кумушек сердца заходились и уж конечно не от страха.

Эйрик Мьесенский, в отличие от меченого, плыл по бушующему людскому морю белым лебедем. Белыми были и одежда благородного владетеля и его рослый поджарый конь. Золотым диссонансом в эту белую симфонию врывались только рукоять дедовского меча да волосы его невесты, слепившие глаза многочисленным зевакам.

Процессия медленно продвигалась к собору, на ступенях которого уже томился в ожидании благородный Кеннет, необычайно мрачный в это веселое солнечное утро. Свен Холстейн попытался шутками развлечь молодого короля, но понимания не встретил.

До собора оставалось не более сотни метров, когда дорогу свадебному кортежу преградили несколько всадников из дружины ярла Норангерского, если судить по значкам на плащах. Дружинники были сильно навеселе или хотели казаться таковыми, во всяком случае уступать дорогу новобрачным они явно не спешили. Фрэй Ульвинский выдвинулся вперед, стараясь грозным криком утихомирить разгулявшихся не ко времени пьяниц. Никто не понял, что произошло, но благородный Фрэй сначала склонился к шее своей лошади, а потом и вовсе медленно пополз с седла. Свистнули несколько стрел, и белый наряд Эйрика Мьесенского окрасился красным. Эйрик широко раскинул руки, пытаясь защитить невесту, и зашатался в седле. Дана попыталась удержать его от падения, но подоспевшие стрелы опрокинули на земь и ее, и Эйрика, и белоснежного красавца коня.

– Измена! – крикнул ярл Грольф Мьесенский и бросился на помощь сыну.

На крик ярла Грольфа отозвались не менее сотни глоток. Дружина Свена Аграамского, разрезая толпу, вылетела из‑за ближайшего поворота. Мьесенский, надеявшийся на помощь, даже не успел осознать свою ошибку. Многие не понимали, что происходит. Хмель слишком медленно покидал отяжелевшие головы владетелей. Тах уже рубился с дружинниками ярла Норангерского, а в хвосте процессии еще кричали здравницы в честь молодых.

Кеннета спас владетель Холстейн, приняв на себя летевшие в короля стрелы, рядом упал владетель Заадамский, которого Кеннет еще недавно так глупо ревновал к Дане. Их смерть привела Кеннета в чувство, мощным ударом меча снизу в верх, он выбросил из седла наседавшего норангерца и одним махом взлетел на его коня.

Таху приходилось туго, он даже коня не мог развернуть, чтобы не подставить под удар сидевшую за его спиной Гильдис. Старые приграничные владетели, забывшие уже, когда держали в руках мечи в последний раз, падали один за другим под ударами озверевших норангерцев. Кеннет издал такой вопль ярости, что конь под ним встал на дыбы.

– Уходи, Кеннет, – крикнул ему Тах.

Но Кеннет его не слышал, с перекошенным от ярости лицом он врубился в плотную группу врагов, разбросав их в стороны.

– Где Дана? – спросил он у меченого.

Тах оглянулся: ни Даны, ни Эйрика, ни несущего их к счастью белого лебедя‑коня уже не было видно среди бьющейся в ужасе толпы, лишь взлетали и опускались стальные клювы рвущихся к добыче аграамцев, да слюнявый рот Норангерского изрыгал проклятия почерневшему от крови миру.

Бес Ожский во главе небольшой группы королевских дружинников пробился к Таху и Кеннету, оттеснив нападающих к ступеням собора.

– Уходим, – крикнул он, – их слишком много.

– Где Дана? – Кеннет, казалось, не слышал его слов.

Гаук Отранский поднял над головой окровавленный меч и указал Бесу направление отхода. На помощь аграамцам и норангерцам уже спешили остлэндцы Утгардского и Тейта Хатвурда. Утгардский торопился даже слишком рьяно. Бес Ожский снес ему голову ударом меча.

– Уходим! – снова крикнул Бес и схватил за повод коня Кеннета.

Судя по всему, изменники хорошо подготовились к выступлению: крики и звон мечей слышались не только на соборной площади, но и на прилегающих улицах. Норангерцы и аграамцы, получившие свежее подкрепление, усилили натиск. Покатилась с плеч седая голова Эйнара Саарского, а следом еще несколько приграничных владетелей побратались с землей. Бес Ожский, теснимый со всех сторон, отступал на окраину Хальцбурга. Тах, наконец‑то, избавился от драгоценной ноши, пересадив испуганную Гильдис на круп коня Реи Холстейн. Рея держалась молодцом и даже в этой страшной ситуации не потеряла головы.

– Где Ингрид Мьесенская? – спросил у нее Тах.

– Она отходила вместе с благородным Гауком. Может быть, жива еще.

С Гауком соединились здесь же на самой окраине города. Впрочем, и у Отранского сил было немного. Да и откуда им было взяться в Хальцбурге, если Приграничная дружина размещалась у Расвальгского брода и в ближайших к нему замках.

– Остлэндцы тоже с ними, – сплюнул Отранский. – Улыбались до последнего, сволочи.

– Уходим в Ожский замок, – хмуро распорядился Бес. – Гуяры, надо полагать, в курсе наших дел.

Отхлынувшие было нордлэндцы, обрастая подкреплением, вновь ринулись в сечу. Похоже, что не участвовавшие в заговоре владетели вовремя смекнули, чья берет и поспешили присоединиться к победителям.

– Надо отрываться, – крикнул Отранский, – иначе перебьют всех.

– Пригнись, – попросил Бес и, к удивлению Гаука, швырнул в толпу наседавших нордлэндцев два круглых предмета, один за другим. Раздалось два взрыва, с десяток дружинников вылетели из седел, остальные с воплями отхлынули назад.

– Подарок от молчуна Кона, – криво усмехнулся Бес и круто развернул коня.

В Ульвинском замке сменили лошадей. Вдова благородного Фрэя Хильда на предложение Гаука присоединиться к ним, отрицательно покачала головой.

– Я умру на своей земле, – сказала она спокойно. – Без Фрэя мне уже нечего искать в этом мире. Спасите моих дочерей, благородные владетели, хотя бы в память об их отце, который был вашим другом.

Девушки, несмотря на все трудности пути, держались бодро, во всяком случае, жалоб из их уст никто не слышал. Видимо, горе от потери близких было настолько тяжелым, а свалившееся несчастье так неожиданно, что девушки просто оцепенели. Только в Ожском замке они дали волю слезам. Потрясенная случившемся Сигрид отказывалась верить их рассказам и всматривалась с надеждой в лица Беса Ожского и Гаука Отранского, но оба владетеля были мрачны как никогда.

– Неужели все кончено?

Если бы речь шла о владетельских дружинах, то можно было попытаться держать осаду в Ожском замке, но не приходилось сомневаться, что в Приграничье скоро появятся гуяры с их пушками и стенобитными машинами. Выдержать гуярскую осаду Ожскому замку не под силу. Да и какой смысл в такой оборонен – месяц или два они продержатся, а что потом? Помощи ждать неоткуда. Гаук Отранский даже и не пытался созывать под свою руку уцелевших владетелей. Бог даст, хоть кто‑нибудь уцелеет, а здесь всех ждала братская могила.

– Надо уходить и уходить немедленно, пока нас не отрезали от Змеиного горла, – сказал твердо Бес Ожский.

– А кому мы там нужны? – пожал плечами Отранский.

– В Южном лесу у меня есть крепость. Ни гуяры, ни лэндцы туда не сунутся.

– Я с родной земли никуда не пойду, – покачал головой Гаук. – Что же касается вас, то ты, наверное, прав.

– Ты и твои люди, Гунар сын Скиольда? – повернулся Бес к королевскому гвардейцу.

– Наше место в Лэнде, владетель Ожский, родная земля спрячет надежнее Южного леса, во всяком случае простых дружинников. А королевскую семью лучше увести подальше. Искать их будут и наши, и гуяры.

Сигрид долго молчала, слишком уж страшным казалось ей это решение, но и выхода не было.

– Я поеду, – сказала она, наконец, – а девушки пусть думают сами.

Ни у Эвелины Ульвинской, ни у Кристин Нордлэндской выбора в сущности не было. Их сыновей в любом случае не пощадят. Гильдис Отранская была беременной и в ее решении тоже никто не сомневался. Астрид Ульвинская не захотела покинуть сестру. Ингрид Мьесенская, Марта Саарская и Рея Холстейн тоже не пожелали остаться, ибо их родные погибли в Хальцбурге и податься им в сущности было некуда.

– Гунар, постарайся не потерять связь с владетелем Отранским.

– Ты еще на что‑то надеешься, владетель Ожский? – горько усмехнулся Отранский.

– Я не собираюсь сдаваться. Ты слышал о пещере Ожской ведьмы, благородный Гаук?

Владетель Отранский вздрогнул и поежился под взглядом Черного колдуна. Слышать‑то он, конечно, слышал, но до пещер ли им сейчас.

– Это надежное убежище. Кроме того из пещеры есть выход по подземному потоку прямо к озеру духов. Хой покажет тебе ее, – Бес кивнул в сторону маленького сморщенного от старости человека. – Он же отыщет и еще несколько подобного рода убежищ, где в давние времена прятались молчуны. Через Хоя и его людей мы будем поддерживать связь. В пещере ты, благородный Гаук, найдешь золото в монетах и слитках, постарайся употребить его с пользой. Нам понадобятся надежные люди и здесь, в Приграничье, и в Нордлэнде, и особенно в Вестлэнде. Надо поссорить Олегуна с гуярами. И еще – надо помочь верным людям не потеряться среди грядущих перемен и готовиться.

– К чему готовиться? – спросил Гунар.

– К выступлению, – спокойно ответил Бес. – Капли камень точат.

– И долго они будут его точить?

– Столько, сколько потребуется, благородный Гаук, – десять, двадцать, тридцать лет. Ничего не потеряно, пока мы живы. А если мы не сумеем разбить гуяров, то за нас это сделают дети и внуки. Не дать бы только угаснуть жажде свободы в их сердцах.

Арвид Гоголандский был разочарован открывшейся его взору картиной. Замок Ож был пуст. Благородный Арвид в сердцах обругал окружавших его владетелей: ведь говорил же, что надо выступать немедленно, пока меченого след не простыл. Нет, испугались, ждали гуяров, вот и дождались – ни Беса, ни Гаука Отранского, ни завалящейся медной монетки в подвалах Ожского замка. Только издевательская записка от меченого, лежащая на столе. Этот подонок еще пожалеет о своей подлости, у Арвида Гоголандского есть способ его огорчить.

– А что это за способ? – полюбопытствовал Конан из Арверагов, косо поглядывая на разъяренного Арвида.

Гоголандский замялся с ответом, но отступать было уже поздно:

– Дочь Беса Ожского находится у нас в руках. Девчонку ранили во время последних событий в Хальцбурге, но есть надежда, что она выживет.

– Я воюю с мужчинами, – холодно сказал гуяр, – а женщины рождены для любви. Ты покажешь мне эту девушку, владетель Арвид.

Гоголандскому ничего не оставалась как кивнуть головой и выругаться про себя. Девчонка была уж очень хороша. Впрочем, почему бы не уступить ее гуяру, в девках у нордлэндцев недостатка нет, а вот с землями проблемы.

– Хороший замок, – одобрил новое приобретение Конан, – и расположен удачно.

– Ключ к Лэнду, – с готовностью кивнул головой Гоголандский.

– Будем считать, что этот ключ у нас уже в кармане, – засмеялся гуяр и покровительственно похлопал Арвида по плечу.