Таиланд

Датчанин на «Харлее»

Получив тайские визы, мы вышли на окраину города и с врачом американского посольства доехали до «Моста дружбы». Пешеходов на этот мост не пускают, поэтому пришлось платить по 2 бата (они у нас остались после уплаты консульского сбора) и въезжать в Таиланд на автобусе.

На противоположном берегу Меконга мы попали в новую для себя страну. Движение на дорогах левостороннее. Голосовать, очевидно, придется левой рукой. Но интереснее другое. Возможен ли в Таиланде автостоп? Спросить было не у кого. Поэтому для начала я предложил действовать наверняка – стопить исключительно грузовики. В результате застряли часа на два – дольше, чем потом в любом другом месте этой удивительно гостеприимной к автостопщикам страны.

Выйдя из грузовика в Удонтхани, мы встали на перекрестке и достали карту, пытаясь по ней понять, куда же ехать дальше. Попросили помочь проходящего мимо тайца.

– Тайцев бесполезно спрашивать. Они все равно ничего в картах не понимают. Давайте я вам помогу, – к нам подошел седой, но моложавый европеец лет 50–60. – Вы откуда? Из России? А у меня есть знакомая – Таня из Екатеринбурга! Я как раз сегодня получил от нее очередное письмо и фотографию. Если вы не торопитесь, давайте зайдем ко мне.

Перед его домом, ничем не отличавшимся от таких же безликих соседних двухэтажных строений, стоял сверкающий на солнце хромированными деталями «Харлей», украшенный козлиным черепом с огромными рогами.

– Я на своем «железном друге» объехал всю страну. Только‑только вернулся из поездки в Северо‑Западный Таиланд.

За обедом Карл рассказал, как, приехав из Дании в Таиланд строить новый завод, он женился на тайке.

– Жили мы дружно. Но через полгода после свадьбы жена погибла в авиакатастрофе – разбилась на нашем собственном самолете. А в Таиланде, когда женишься, одновременно с женой получаешь кучу родственников – чуть ли не целую деревню. Вот и у меня теперь на попечении вся ее родня. Особенно меня достает ее брат. Сам работать не хочет, а от меня все требует – то одно ему нужно купить, то другое. Я построил отличный дом, – он показал нам несколько фотографий шикарного особняка. – Но по тайским законам я как иностранец землю купить не могу. Поэтому формально она принадлежит брату моей жены. Этим он меня и шантажирует. Но если мне все же придется отсюда уезжать, дом ему не достанется. Я разберу его по кирпичикам и вывезу!

Пока мы проверяли по Интернету свою электронную почту и посылали сообщения друзьям и знакомым о прибытии в Таиланд (последний раз доступ в Сеть у нас был в Китае), Карл продолжал жаловаться на свои жизненные тяготы.

Из полученных по Интернету сообщений я узнал, что первая тройка кругосветчиков подавала на австралийские визы в Бангкоке. Но и они получили отказ. Георгий, расстроившись, улетел в Москву, а Стася с Эдиком опять подали документы. На этот раз претендуя уже на бизнес‑визу как «журналисты» (я всех попутчиков обеспечил соответствующими бумагами).

Тайский народный буддизм

До поселка Нонг‑Буа‑Лампу мы доехали в кабине грузовика, а до берега водохранилища – в открытом кузове пикапа. В темноте за деревьями угадывался деревенский буддистский монастырь. К деревянному двухэтажному зданию мы прошли напрямик через придорожные заросли. Интересно, можно ли и в Таиланде, подобно Лаосу, ночевать по монастырям?

Монахов видно не было, но первый же встречный – благообразный старик, видимо живущий там в качестве сторожа, – ничуть не удивился нашей просьбе о крыше над головой и повел через темный двор к храму.

Местные строители явно были чужды архитектурных излишеств. Никаких золотых росписей, барельефов, скульптур или черепичных крыш они делать не стали. Забетонировали площадку, построили одну кирпичную стену, вдоль нее сколотили из досок помост для монахов. Сверху накрыли односкатной шиферной крышей. Вот храм и готов. Причем храм многофункциональный. В нем, кроме непременных статуй Будды, был шкаф с набором посуды, газовая плита и дровяной очаг (шашлыки жарить?). Рядом с храмом мы обнаружили кран и поочередно приняли душ, окатывая себя холодной водой из шланга. Поэтому в ту ночь у нас, можно сказать, был «номер со всеми удобствами».

Утром в храм из соседней деревни потянулись крестьяне – старики, женщины и дети: босиком, в простой будничной одежде, с корзинками, до краев наполненными приготовленной дома едой. Появились и неизвестно где прятавшиеся от нас монахи. Они рассаживались на помосте строго по старшинству. Прихожане занимали места внизу на разложенных на бетонном полу циновках. И тоже в полном соответствии с иерархией. Мужчины садились впереди, за ними – женщины и дети, а всякого рода случайным посетителям (типа нас) – выделялось место в самом конце.

После окончания службы прихожане, взяв кувшины, кружки и стаканы, до краев заполненные водой, разбрелись по территории храма, поливать деревья. Потом мне неоднократно приходилось видеть эту церемонию и в других монастырях. Один из образованных монахов объяснил ее смысл. Согласно буддистскому преданию, когда Будда первым из смертных подошел к порогу Просветления, многочисленные индуистские боги испугались. Они послали на Землю огромное «ополчение» во главе с ужасным богом Мара. Будда не стал бороться в одиночку и, в свою очередь, позвал на помощь богиню Земли. Она выступила в роли адвоката. В доказательство огромных заслуг Будды, на основании которых он имеет право на вход в Нирвану, богиня тряхнула своими мокрыми волосами. Каждая упавшая с них капля символизировала один благой поступок. Воды оказалось так много, что образовался мощный поток, заставивший Мару отступить. Поэтому сейчас буддисты льют воду на землю, как бы надеясь на то, что в нужный момент богиня Земли сможет засвидетельствовать и их скромные заслуги на пути если не к окончательному Просветлению, то хотя бы к лучшему перерождению.

После окончания церемонии всю принесенную крестьянами пищу – кастрюли с рисом и тарелки с овощными, рыбными и мясными блюдами, сладостями домашнего приготовления из бананов и кокосов – на подносах выставили перед монахами. Затем и крестьяне, разделившись на группы, также приступили к еде. Нас, конечно, пригласили присоединиться. Так первое знакомство с тайским буддизмом плавно перешло в первую дегустацию блюд тайской народной кухни.

По одной из версий название тайской столицы произошло от слияния двух слов: «банг» (деревня) и «кок» (оливы), поэтому в переводе на русский должно звучать как «Оливковая деревня». Сами же тайцы называют город – Крунг Тхэп Пра Маха Након Амон Рамананосиндра (Королевский город ангелов, местопребывание божественного Индры). Как и его американский тезка, Город ангелов поражает тем, что сверхсовременные небоскребы из стекла и бетона мирно соседствуют с прилепившимися к ним лачугами. Азиатская специфика проявляется в том, что плотный смог выхлопных газов на запруженных транспортом улицах смешивается с болотистым духом вонючих каналов‑клонгов, с миазмами гниющих отбросов, с ароматами тропической растительности, с запахом восточных специй и жареного мяса от передвижных уличных кухонь и жаровен.

В поисках ночлега мы, конечно, отправились в ближайший буддистский монастырь. Он сразу поразил огромными размерами храмов и окружающих зданий, утонченными лепными украшениями и неимоверным количеством позолоты. Это был скорее дворец или музей, чем место обитания нищенствующих буддистских монахов.

Внешний облик монастыря сильно отличался от всех тех, в которых мы до этого ночевали. Поневоле возникал вопрос: «А принимают ли и в монастырях‑дворцах паломников?» Пожилой солидный монах, выходящий из дверей главного храма, похожего, кстати, на огромную шкатулку с драгоценностями, очень удивился:

– Да вы что? Где же у нас ночевать? В отель! Идите в отель!

Этот ответ только укрепил мои сомнения. Но отступать было некуда. Придется сделать еще одну попытку. Старые монахи, наверное, настолько близко подошли к Нирване, что проблемы земной жизни их уже не волнуют. Может, спросить кого‑нибудь помоложе?

Возле стеклянного павильона, в котором был установлен деревянный саркофаг с зажженными свечами, на скамейке сидели два очень молодых монаха – лет по пятнадцать‑семнадцать.

– Можно нам переночевать здесь?

– Конечно, – обрадовался один из них, оказавшийся англоговорящим. – Присаживайтесь на скамейку, отдохните.

Сидим, непринужденно болтаем. Постепенно темнеет, а никаких изменений в нашем положении не происходит. Видимо, чего‑то или кого‑то ждем. Так и оказалось. К нам подошел еще один парень (из «гражданских»). Монахи что‑то объяснили ему по‑тайски, и он повел нас куда‑то в глубь территории монастыря, чтобы… угостить бутылкой питьевой воды. Потом мы еще немного петляли между монастырскими зданиями и неожиданно вышли на улицу.

– Куда мы идем? – удивился я.

– Я покажу вам дешевый отель.

– Да не нужен нам никакой отель!

Парень удивился, но настаивать не стал.

– Нет так нет. Тогда я пошел. – И тут же скрылся с наших глаз.

Мы стояли на оживленной улице возле пешеходного перехода и совещались, решая, что дальше предпринять. Сделать еще одну попытку? Или поискать другой монастырь? Очевидно, наше замешательство было хорошо заметно. Проходивший мимо толстый жизнерадостный монах лет тридцати – почти точная копия китайского «смеющегося Будды» – сразу так прямо и спросил:

– Проблемы?

Узнав, в чем дело, он тут же предложил свою помощь и повел нас… в тот же самый монастырь!

На этот раз мы прошли сразу же в здание монашеского общежития. Оно находится на охраняемой, отгороженной от остальных монастырских строений территории, да и на входе был вахтер. Вместе с Сейсаном – так звали пригласившего нас монаха (как потом выяснилось, достаточно высокого «ранга») – мы поднялись на четвертый этаж. Там он ключом открыл дверь кельи.

– Заходите, располагайтесь. Это комната моего друга. Он уехал в Чианг‑Май навестить родственников, а мне оставил ключи.

Монастырь снаружи был похож на дворец. Поэтому меня ничуть не удивило, что монашеская келья напоминала номер в отеле. Хотя и не люкс, но со всеми удобствами: отдельная ванная комната, мини‑кухня с полным набором посуды, электрическим чайником, заваркой, сладостями. Кроватей, правда, не было, но в комнате стояли телевизор, комплект аудио– и видеотехники, книжный шкаф с фолиантами в дорогой оправе. Только что кондиционера не было. Но его прекрасно заменял напольный вентилятор с огромными лопастями.

Вскоре к нам в гости зашел еще один монах. Сучин в католическом колледже изучал западноевропейскую религиозную философию.

– А разве буддистским монахам разрешают учиться у христиан? – удивился я.

– Конечно. Буддизм – это ведь не религия, а философия. Католики крестят буддистов, даже не заставляя их при этом отказываться от своих «философских» взглядов. Поэтому у нас в колледже большая часть студентов одновременно и буддисты, и христиане. И вообще, по моему мнению, на Востоке будет все больше и больше христиан. А в западных странах, наоборот, скоро буддистов станет значительно. Ведь когда Будда проповедовал свое учение, Индия была очень богатой, а среди его учеников были сплошь принцы да князья – вся верхушка тогдашней аристократии. Христос же общался с бедняками. Вот и получилось, что христианство – религия для бедных, а буддизм – для богатых. Поэтому нет ничего удивительного в том, что сейчас, когда западные страны стали богатыми, а восточные – бедными, происходит замена главенствующей религии на более соответствующую материальному положению вещей.

Аюттая – древняя столица Таиланда

В Бангкоке мы задерживаться не стали. Прошлись по центру города, мимо Королевского дворца, Национального музея, храмов, рынков… Затем на одном из дешевых автобусов – за 3,5 бата можно проехать с одного конца города до другого – добрались до университета. Оттуда до шоссе № 1 было уже рукой подать.

Стемнело, но дорога там ярко освещена, и нас было хорошо видно. Поэтому с автостопом проблем не возникло. Нас довольно быстро подбросили до аэропорта, затем до какого‑то пригорода и, наконец, до границы мегаполиса. Программа на день была выполнена.

Свернув с шоссе на первую попавшуюся сельскую дорогу, мы шли, разглядывая окрестности, – искали, где лучше поставить палатку. Метрах в пятидесяти впереди остановилась легковушка. Водитель высунулся в окно.

– Я вас подвезу.

– Спасибо, не надо, – отказался я сразу за всех троих.

Он стал настаивать.

– Не стоит ночью ходить по дороге. Вы меня не бойтесь, я – полицейский. – В доказательство он показал какое‑то удостоверение. – Садитесь. Не стоит здесь по ночам разгуливать. Я отвезу вас в какой‑нибудь отель в Аюттаю.

– Лучше в монастырь, – предложил я.

– Зачем? – удивился он.

– Мы буддизм изучаем. Поэтому и ночуем исключительно по монастырям. Чтобы быть ближе к монахам.

Полицейского такое объяснение полностью удовлетворило.

– Я могу порекомендовать вам монастырь, в который сам хожу молиться.

Поздно ночью мы оказались перед массивными наглухо закрытыми воротами с табличкой «Ват Панан‑Ченг», а чуть ниже – «Вход – 20 батов». Охраны видно не было. Так и пришлось входить, а вернее, перелезать через забор, не только бесплатно, но и без разрешения.

Перед входом в буддистский храм принято снимать обувь. У богатых храмов ставят обувные ящики, а у бедных храмов шлепанцы бросают на площадке перед ступеньками. Поэтому всегда легко узнать, сколько человек уже находится внутри. Однако когда посреди ночи на территории мирно спящего монастыря я увидел у входа в храм гору обуви, у меня появились сомнения в универсальности своего наблюдения.

Дверь открылась легко и тихо. В полумраке удалось разглядеть, что на полу рядами лежат спящие люди обоего пола. Такого количества «паломников» одновременно я и представить себе не мог. С противоположного конца зала, переступая через спящих головами к Буддам людей, к нам приблизился человек, видимо, выполнявший там роль охранника.

– Как вы сюда попали? – спросил он по‑английски.

– Нас полицейский привез на своей машине.

–??? – пауза. – А зачем?

– Переночевать.

– Ночевать? – Пауза. – Подождите, спрошу монахов…

Пока «охранник» ходил за разрешением, от нескольких страдавших бессонницей постояльцев мне удалось узнать, что в монастыре проводится пятидневный семинар по основам буддизма. На него собрали всех учителей района.

Распорядок дня у них строгий: с 4 часов утра до 11 часов вечера идут лекции, проповеди и занятия медитацией.

Вскоре вернулся «охранник», ходивший на поиски монахов, и огорошил нас сообщением:

– В монастыре нет свободных келий.

– А в этом храме? – удивился я.

– Здесь, конечно, можно остаться. Но тогда вам придется вставать вместе со всеми – в четыре часа утра.

Разбудили, действительно, как в армии, – почти как по сигналу тревоги. Немного побродив по территории все еще спящего монастыря, на берегу реки мы обнаружили прекрасную беседку и легли в ней досыпать.

Будда в одном из своих бесчисленных перерождений был рыбой. Буддисты, видимо, решили, что это непременный этап к Просветлению, который обязательно должен пройти каждый из нас. При многих буддистских храмах создаются специальные пруды. Там прихожане могут покормить «будущих Будд» и тем самым сильно улучшить свою карму. А вот в Ват Панан‑Ченг, в котором мы провели полубессонную ночь, поступили еще проще. На реке установили плавучую пристань. На ней продают корм – вареную кукурузу и жмых. Любой желающий может купить пакетик и покормить рыб. Сами рыбы уже давно привыкли к «халявной» пище и собрались на завтрак еще до появления паломников в монастыре. Они сбились в плотную кучу и устроили давку, пытаясь занять более выгодную позицию. Когда же им стали бросать корм, возникла свалка: самые нетерпеливые выпрыгивали в воздух, пытаясь поймать брошенный кусок еще на лету.

Выполнив свой долг перед рыбами, прихожане отправлялись в храм. Там они вставали на колени перед скульптурой Будды, приложив свои сложенные ладони ко лбу, три раза касались лбом пола и читали короткую молитву (вернее, символ веры: Я нахожу убежище в Будде; Я нахожу убежище в Дхамме; Я нахожу убежище в Сангхе). Заканчивалась эта короткая церемония возложением к стопам Будды цветов, воды и пищи, зажиганием свечей и ароматных палочек (цветы обеспечат здоровье и красоту; вода – «охладит» сознание, освободит его от тревог и забот; пожертвованная пища – вернется сторицей в будущем; горящие свечи – приведут к Просветлению).

Сам основатель буддизма считал, что с помощью ритуальных действий свою карму изменить нельзя. Сделать это можно только с помощью медитации. Но современные буддисты надеются, что пожертвования и подношения статуям Будды им все же зачтутся – в будущей жизни. Например, если будет суждено родиться в виде собаки, то ничего с этим не поделаешь – никакими молитвами. Все же будешь собакой. Но молитвы, поклонения и другие торжественные церемонии все немного помогут облегчить «собачью жизнь». Например, удастся попасть к богатому и заботливому хозяину.

В буддистские храмы вход разрешен всем – вне зависимости от религиозной принадлежности. От нас не ждали выполнения всех ритуалов, поклонов и подношений. Нужно только соблюдать основные правила: обувь оставлять перед входом; сидеть так, чтобы голова не была выше головы монаха или статуи Будды; не обращать ступни своих ног в сторону скульптур и алтарей.

Двухэтажная «монашеская келья»

Город Аюттая на месте слияния рек Менам и Пасак, по которым проходили важные торговые пути, основал в 1350 г. тогдашний правитель княжества Утонг. Позднее он объявил себя первым королем Сиама Рамой Тибоди Первым. А основанный им город стал столицей страны.

В течение 417 лет, пока Аюттая была столицей Таиланда, здесь правили 33 короля, были построены богатейшие дворцы и величественные храмы. В период расцвета «Рима» Юго‑Восточной Азии в городе, окруженном двенадцатикилометровой крепостной стеной с семнадцатью сторожевыми башнями, было три огромных дворца и свыше четырехсот богатейших храмов.

Процветание закончилось так же неожиданно, как и началось. Апрельской ночью 1767 г. после длительной осады в город ворвалась бирманская армия. Все население было уничтожено или обращено в рабство, уникальные произведения искусства и рукописи погибли в пламени пожара.

Бирманцев вскоре изгнали, но город уже не смог оправиться от такого удара. Столицу Таиланда перенесли в Бангкок, а Аюттая так и осталась лежать в руинах. И сейчас – это одна из главных таиландских достопримечательностей, а с 1991 г. еще и памятник всемирного наследия ЮНЕСКО.

Проходив весь день по живописным развалинам, мы к закату солнца возвращались в монастырь, обсуждая по дороге, что делать дальше.

– Еще на одну ночь попросимся?

– Ведь выспаться все равно не дадут. Опять поднимут в четыре часа утра.

– Искать другой монастырь?

Так ничего и не решив, мы пришли в храм. Тут же ко мне подошла англоговорящая учительница:

– Вы когда уходите?

По тону ее вопроса я сразу же понял, к чему идет дело, и не стал дожидаться, когда нас будут насильно выставлять.

– Прямо сейчас.

– Я лишь хотела передать вам просьбу настоятеля «не мешать монахам заниматься сосредоточением».

Так я и думал.

А ведь монахов мы даже не видели – общались только со школьными учителями. Но во всех буддистских монастырях – как я потом имел возможность неоднократно убеждаться – действует строгое правило: пускать случайных странников только на одну ночь.

До соседнего монастыря было недалеко. Ворота еще не закрыли, но билеты уже не продавали, и контроля не было. Как только мы вошли внутрь, нам наперерез вышел бандитского вида парень – бритый наголо, весь в наколках, с сигаретой в зубах и… в оранжевой монашеской тоге.

– Нельзя ли нам здесь переночевать? – обратился я к нему. И добавил: – Ночью по Аюттае ходить опасно.

«Бандит» куда‑то ушел. Вернулся он явно расстроенный и удрученный.

– Пустых келий у нас в монастыре нет. Но ночью на улицах Аюттаи действительно опасно, придется на одну ночь поселить вас у себя.

Мы подошли к двухэтажному особняку, рядом с которым была припаркована новенькая «Тойота».

– В вашем распоряжении будет весь первый этаж. Извините только, что придется вас иногда тревожить. На втором этаже у меня нет ванной…

Только в этом – в отсутствии второй ванной – эта «монашеская келья» и отличалась от типичной дачи какого‑нибудь «нового русского».

Идем на север!

Из Аюттаи поехали дальше на север. Ориентируясь по карте, подаренной нам датчанином, мы свернули с шоссе на запад – в сторону национальных парков, которые тянутся вдоль тайско‑бирманской границы. На пикапах, в кузове тракторной тележки и, наконец, пешком мы к вечеру добрались до распахнутых настежь входных ворот.

Пошли наобум, пока дорога не уперлась в берег реки. Там и решили остановиться на ночь.

Не успели поставить палатку и развести костер, как из темного леса появилась группа вооруженных винтовками мужчин. К нам гости! Только вот пограничники или бирманцы? Когда патруль приблизился, я с облегчением разглядел среди тайцев одного европейца. Он оказался американцем из Орегона и, сразу же представившись, объяснил причину своего появления:

– Я уже второй год работаю в этом парке добровольцем от Корпуса мира. За все это время здесь не было ни одного европейца. А сегодня вечером ко мне прибегают взволнованные сотрудники: «Джон, твои друзья приехали!» Я тут же бросил все дела и пошел вас искать.

Усевшись вокруг костра, мы с американцем завели неспешную беседу, а тайцы расположились кольцом вокруг и в разговор не вмешивались. Я думал, они и по‑английски не говорят. Но, когда орегонец стал с нами прощаться, один из тайцев вдруг заявил:

– Здесь вам не стоит оставаться. Ночью придут бирманские партизаны, и – вжик! – Для большей доходчивости он провел ребром ладони по горлу.

Американец постарался нас успокоить:

– Не бойтесь. До границы отсюда всего пара километров, и бирманские партизаны здесь действительно частые гости. Но они воюют только с тайцами. У них давняя вражда между собой. На европейцев же обычно не нападают. Я, по крайней мере, ни разу об этом не слышал.

Ночью нас никто не потревожил, но дальше в сторону границы мы идти передумали, опасаясь ненароком наткнуться на партизан.

За въезд в Национальный парк Доий‑Интханон нужно платить по 20 батов. Поэтому нам пришлось выйти из попутной машины и искать обходной путь через джунгли: мимо водопада и вверх по берегу реки через колючий кустарник.

В конце февраля в Таиланде еще продолжалась зима. В окружении вечнозеленой растительности об этом быстро забываешь. И вот мы попали в тиковую рощу, где было тепло, как летом, но деревья стояли голыми, а земля была устлана толстым ковром из опавших листьев. Эта сюрреалистическая картина меня настолько поразила, что я предложил там задержаться. Палатку поставили на берегу реки. Среди камней не было подходящей ровной площадки. Пришлось самим засыпать ямы и промоины мелким речным песком.

На следующее утро на попутном пикапе мы добрались до начала подъема на гору Доий‑Интханон. При высоте всего в 2563 метра эта вершина является самой высокой точкой Таиланда и одновременно «полюсом холода» страны – до –8 °C! Бывает, раз в несколько лет, даже снег выпадает. К счастью, во время нашего посещения было достаточно тепло. Но это единственный плюс. Место оказалось очень скучное. Вокруг тянутся заросшие лесом горы. Но даже разглядеть их толком нельзя. На самом лучшем месте у вершины построили военный радар, обнесенный высоким забором из колючей проволоки с табличками «Не фотографировать».

Вниз мы спускались на пикапе с работниками парка. В кузове было человек десять. Их пришлось утрамбовывать, чтобы освободить немного места.

Суп из топора

Путешествуя по храмам, мы имели прекрасную возможность познакомиться с национальной тайской кухней. Не с тем, что готовят в ресторанах специально для туристов, а с блюдами, которые тайцы делают сами для себя. Ими они делятся с монахами, а те, в свою очередь, с нами.

Если переговоры по поводу ночлега были исключительно моей прерогативой, то организацией ужина занимался обычно Дима Становов. Его техника была основана на классическом примере «супа из топора». Когда мы приходили в монастырь, Дима (вероятно, «шестым чувством») выбирал одного из монахов. Общение между ними проходило с помощью языка жестов. Но если его перевести в слова, то получился бы примерно такой диалог.

Дима начинал издалека:

– У нас все здорово, прямо отлично. Вот только чайника не хватает.

– Ну, чайник – это не проблема, – успокаивал монах.

Вскоре он приходил с чайником.

– И что мы с ним будем делать? У нас ведь ни заварки нет, ни кофе, ни какао, ни сгущенного молока, я уж не говорю о печенье.

На то, чтобы найти и принести что‑нибудь из этого списка или все сразу, монаху требовалось немного больше времени. Но и с этим, как правило, он справлялся легко. И тут Дима его ошарашивал:

– Так что же мы будем на голодный желудок кофеи распивать? Надо бы для начала поесть что‑нибудь посущественнее.

Монахам после обеда, а тем более по вечерам, когда мы обычно и приходили в очередной монастырь, в соответствии с монастырским уставом есть не положено, поэтому первая реакция была стандартная:

– Вон там ресторан (или продуктовый магазин).

Ответ на нее тоже стандартный:

– Ноу мани.

Это понятно любому, даже без перевода. Говорить же, что в монастыре вообще нет ничего съедобного, значит соврать, – а это для буддистов один из самых тяжких грехов, за которые в следующем перерождении попадают в ад.

В одних монастырях монахи питаются тем, что собрали с местных жителей во время утреннего обхода (в обед доедают то, что осталось с завтрака). В других ее готовят «гражданские», работающие на монастырских кухнях. В любом случае сами монахи теоретически не должны иметь никакого отношения ни к приготовлению пищи, ни к ее хранению. Однако на практике это оказывается не совсем так.

В вопросе, что считать едой, а что – нет, царит полная неразбериха. Самые консервативные – пьют только воду; более либеральные – сок, молоко, чай, кофе, какао со сгущенным молоком; а самые неортодоксальные – в «не еду» включают также печенье, вафли, конфеты… Все это, естественно, можно найти как на общих кухнях, где любой монах в любое время может выпить чаю или кофе, так и в кельях.

Казалось бы, рис должен быть исключением. Это «еда» с любой точки зрения (для тайских крестьян зачастую единственная еда). Однако когда мы голодными приходили в какой‑нибудь монастырь переночевать, монахи приносили из своих келий не только сухой паек (консервы, печенье, чай, кофе, какао, сгущенное молоко и т. д.), но и вареный рис. И мне, честно говоря, до сих пор не дает покоя вопрос: «Для чего по вечерам держат в кельях вареный рис, если на завтрак будет свежий?»

Вначале мы заходили в монастыри только по вечерам, проситься на ночлег. Но вскоре разведали, что днем, в самую жару, там же можно отдохнуть в тени, принять душ, попить…

Чем больше я узнавал жизнь тайских монахов, тем больше удивлялся. Например, среди них очень много курящих. Как известно, Будда Шакьямуни составлял монастырский устав еще в V веке до н. э. О запрете на алкоголь он упомянул, а вот о курении, естественно, не было сказано ни слова. Вот и в монастыре, в который мы зашли переждать дневную жару, монахи как раз устроили перекур. Или… медитацию? Это с какой стороны посмотреть.

В одной буддистской притче говорится о том, как два монаха обратились к своему настоятелю с просьбой разрешить курить. На следующий день один из приятелей увидел, как его товарищ смело расхаживает по монастырю с сигаретой в зубах, а ему настоятель это строго‑настрого запретил.

– А что ты говорил? – спросил монах, выпустив клубы дыма изо рта.

– Я спросил: «Можно ли курить во время медитации?» И получил ответ: «Нет».

– А я спросил: «Можно ли медитировать во время курения?»…

Американец в лесу

Когда едешь автостопом по Таиланду и просишь подбросить в сторону какого‑нибудь определенного монастыря «сколько по пути», то никогда не высадят на повороте, а обязательно привезут прямо к храму. Вот и в знаменитый лесной монастырь Ват Пананачат Беунвай нам не понадобилось идти от трассы три километра пешком. Хотя водителю и пришлось для этого сделать крюк (зато он, видимо, сильно улучшил свою карму).

Хотя важность медитации известна в Таиланде любому школьнику, количество людей, действительно ее практикующих, там ничуть не больше, чем в западных странах. Даже среди монахов процент любителей этих умственных упражнений не больше, чем среди европейских профессоров и студентов. Большую часть мастеров медитации можно найти в лесных монастырях. Туда стремятся монахи, стремящиеся держаться подальше от людской суеты, и иностранцы, приезжающие в Таиланд учиться восточной мудрости.

Лесной монастырь Ват Пананачат Беунвай известен не только в Таиланде, но и за рубежом как один из крупнейших учебных центров. Именно поэтому здесь, в глухой тайской провинции, так много иностранцев. Европейцы‑послушники носят белую одежду и живут в отдельных «кельях». Здесь это – разбросанные в беспорядке по густому лесу домики на сваях. На них для надежной защиты от надоедливых насекомых надевают перевернутые днищем вверх яркие пластиковые тарелки, резко контрастирующие с общим стилем дощатых строений.

На заросшей густым лесом территории монастыря мы встретили американца, приехавшего на трехмесячный курс медитации.

– Наш ум находится в постоянном движении. Чтобы его успокоить, нужно сосредоточить свое внимание на каком‑нибудь объекте. Теория медитации существует уже третью тысячу лет. Согласно ей, нужно концентрироваться на чем‑то до тех пор, пока не сможешь «видеть» выбранный объект «внутренним взором». В качестве такого объекта для медитации можно выбрать даже человеческий труп. Можно упражняться и на абстракциях, таких как Будда, Дхамма, Сангха или пространство, сознание, ничто; на эмоциях – любовь, сострадание, радость, единение.

– И вас учат здесь всем этим методам? – удивился я.

– Нет конечно. Это и не нужно. Все они, в конечном счете, ведут к одной цели – к Нирване. Здесь мы обычно практикуем самый популярный в Таиланде, и вообще у последователей буддизма тхеравады, метод «полное осознание». Его суть очень проста: чем бы ты ни занимался, ты должен постоянно отдавать себе полный отчет во всех своих действиях. Например, если при ходьбе нужно осознавать, как левая нога поднялась, правая опускается, касается земли, опирается на нее, начинает отрываться, приподнимается…

Как мы жили в «телефонной будке»

После затянувшейся на четыре недели поездки на север Таиланда мы опять вернулись в Бангкок. В поисках ночлега пошли по всем попадавшимся на нашем пути монастырям. Но везде, как сговорились, отказывались оставлять нас даже на одну ночь: «У нас места нет!»

Когда уже стемнело, мы забрели в ярко освещенный Ват Теприсинтаравас. Шли к нему напрямик, по каким‑то темным закоулкам, поэтому и внутрь попали не сквозь центральные ворота, а через заднюю калитку. На веранде одного из коттеджей сидел солидный монах в окружении учеников – Срипай Кусарасито.

Как позднее выяснилось, мы случайно попали на настоятеля тайского монастыря в Чикаго – иерарха, имеющего ранг, примерно соответствующий христианскому епископу. По приглашению одного из своих американских учеников Срипай Кусарасито был и в Москве. Возможно, именно в благодарность за оказанный в России теплый прием он сразу же согласился нас приютить.

Оставалось найти свободное место. А в бангкокских монастырях это не такое простое дело. Однако решение все же нашлось. Нас поселили в библиотеке. Скорее ее можно было назвать огромной… телефонной будкой. Внутри одноэтажного домика на расстоянии вытянутой руки от зарешеченных окон стоят два телефона‑автомата. Снаружи через прутья решетки можно дотянуться до трубки, опустить монеты, набрать номер. А вот расковырять монетоприемник, оторвать трубку и вообще как‑то раскурочить сам автомат уже несподручно.

В этой «телефонной будке» мы провели не одну ночь, как в других монастырях, а три ночи подряд. Каждый вечер к нам в гости заходили «американец» Срипай Кусара‑сито и его друг Па Саней Фумпуанг (мы прозвали его Брежневым из‑за удивительного сходства с прототипом). Они вместе учились в семинарии и поднимались по ступенькам иерархии.

В это время мы оказались в двойственном положении. С одной стороны, нам по‑прежнему хотелось попасть в Австралию, причем с визами! А с другой – у нас оставалось примерно по 50 долларов – как раз на консульский сбор. Если нам опять откажут в визе, то не будет денег на то, чтобы вернуться назад домой (минимум 45$ нужно на визы Лаоса и Китая). Если же дадут, что маловероятно, будет не легче. Как мы сможем вообще без денег добраться из Таиланда до Австралии?

Несколько дней мы колебались, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Была даже идея вообще отказаться от австралийских виз. Может, добравшись до Индонезии, искать пути через Тихий океан сразу в Америку? Или возвращаться назад в Москву? Однажды мы даже зашли в индонезийское посольство на разведку. Но… посольство оказалось закрыто, праздновался день рождения пророка Мухаммеда. Значит, не судьба.

По Таиланду мы разгуливали в желтых футболках с эмблемой «Школы автостопа». Но при входе в австралийское посольство все же пришлось их снять. Переодевались прямо перед удивленными охранниками. Рисковать было нельзя. Слово «автостоп», как я уже убедился, у чиновников вызывает определенные, совсем не нужные претендентам на визы, ассоциации.

В посольстве выяснилось, что Стасе с Эдиком визы дали (на Георгия тоже пришло разрешение, но он не дождался). Почему бы и нам не попробовать?

– А зачем посылать в Австралию сразу так много журналистов? – удивилась второй секретарь посольства Элизабет Джибс. – Троим мы визу дали, и хватит.

– Но я же главный! Как же они будут там без руководителя. А эти двое – со мной.

– Не знаю, не знаю, – в сомнении качала головой Элизабет. – Вы, конечно, имеете полное право подать на визы. Я вам запретить не могу, но и результат не гарантирую. Мы сами не решаем, кому давать бизнес‑визу, а кому – нет. Ваши документы пошлем в Канберру и будем ждать ответ. На это потребуется не меньше месяца. Как у вас с тайской визой?

– Если нужно, продлим. Или выедем в Малайзию и вернемся назад с новыми двухмесячными визами, – заверил я. – Был бы результат!

Православная церковь в Бангкоке

Утром мы зашли в русскую православную церковь. Вернее, самой церкви пока нет. Священник Олег Черепанин приехал ее создавать. В Таиланде государственная религия – буддизм. Тайские чиновники в принципе не против христиан. Но они не понимают отличия православной церкви и предлагают присоединиться к уже зарегистрированной римско‑католической. Так, например, уже сделали греки. Но Московская патриархия на это не пойдет. Получается тупиковая ситуация. Выход только один – пробиться на самый верх, на прием к королю.

Таиланд – конституционная монархия. Король вроде бы официально не руководит правительством, но в действительности он имеет огромное влияние. И не только на чиновников. Король очень популярен и среди простых тайцев. Он занимается фотографией, увлекается автогонками, разводит домашний скот и птицу, выращивает пробные сорта риса, играет в бадминтон, участвует в парусных регатах и даже собственноручно строит яхты.

Раньше простым смертным, в соответствии со специальным указом, строжайше запрещалось прикасаться к главе государства и членам его семьи. Ослушание каралось смертной казнью. Действовал также закон, по которому «не рекомендовалось» смотреть на королевских особ. Предписывалось закрывать ставни, двери и окна при их приближении. В «нарушителей» стража стреляла глиняными пульками. Поводом для отмены первого закона послужил трагический случай: однажды королева Сиама, прогуливаясь по реке, упала с ладьи в воды Чао Прайи и… утонула, поскольку ни один из присутствовавших не посмел кинуться ей на помощь и протянуть руку. Второй запрет был снят при короле Монгкуте (1851–1868), когда одному из любопытных глиняная пулька попала в глаз.

Однако и сейчас рядовому гражданину встретиться с королем не так‑то просто. Теоретически есть только одна возможность попасть к нему на аудиенцию. Таиландом сейчас правит король Пумпидон Адульядет, известный также под именем Рамы Девятого. Но официально его нужно называть не иначе как Его Величество, Верховный духовный владыка, Великая земная сила, Несравненное могущество, Величайший в королевстве, Повелитель Рама, Правитель королевства, Глава суверенного народа, Король Сиама, Верховный защитник и монарх. Для тех, кто намеренно или случайно сделает ошибку в этом сложном имени и тем самым нанесет королю оскорбление, полагается наказание – три месяца тюрьмы. После отбытия срока каждый провинившийся имеет право лично принести королю свои самые искренние извинения. Не воспользоваться ли этим законом для того, чтобы проникнуть на аудиенцию?

Первая тройка кругосветчиков, как оказалось, тоже побывала у отца Олега.

– Ко мне уже заходили трое ваших: девушка‑блондинка с двумя высокими парнями. Я звонил в Москву, спрашивал разрешения оставить их на ночь. Но мне объяснили, что, пока у меня нет своего прихода, я не могу давать приют кому попало. Я вашим ребятам предлагал заплатить за ночь в отеле, но они категорически отказались. Поехали ночевать в Паттайю.

Буддистские монастыри Бангкока

Если Русская православная церковь в Бангкоке находится еще в самом зачаточном состоянии, то буддистские монастыри можно встретить на каждом шагу. Самый известный среди них – Ват Пракео. В нем хранится весьма почитаемая в Таиланде реликвия. Статуя, вырезанная из одного цельного куска жадеита, была чудесным образом найдена в 1434 г. в Чианграе. Когда удар молнии расколол ступу‑чеди, миру открылась спрятанная внутри гипсовая скульптура Будды, а в ней – Изумрудный Будда.

Возле южной стены Ват Пракео в XVI в. был основан Ват По, известный как Пра‑Четупон (храм лежащего Будды). Он считается старейшим и одновременно крупнейшим буддистским монастырем города.

Будда запрещал поклоняться себе, и первые 500 лет его изображений не было. Но сейчас его статуи в Таиланде можно встретить на каждом углу. А уж в монастырях и шагу нельзя ступить, чтобы на них не наткнуться.

Чаще всего Будда изображается сидящим в позе лотоса, но можно увидеть его стоящим или лежащим (обычно на правом боку). Между храмами существует негласное соревнование. В одном хранится самый большой сидящий Будда, в другом – стоящий, в третьем – лежащий. Те же, кто не может тягаться размерами, берут количеством – 1000 Будд, 10 000, 100 000. Есть и отдельные подкатегории. Не каждому под силу построить большую бронзовую или каменную скульптуру. Но ведь мир такой разнообразный. Всегда можно создать Будду из какого‑нибудь необычного материала, и некоторое время он будет крупнейшим в своей категории.

В Ват По статуя лежащего Будды длиной 46 метров и высотой 15 метров создана в середине XIX в. Ее сделали из кирпича, оштукатурили и покрыли пластинками золота, а огромные ступни – перламутром. Вдоль стены храма поставили рядком 108 бронзовых мисок. Если бросить в каждую из них хотя бы по копейке, то получишь не только лучшее перерождение, но и удачу в нынешней жизни. Поэтому в воздухе постоянно «висит» звон монет. Пожертвования принимают в любой валюте. Но не все идут в дело. Часть банкнот используется для украшения и складывается на столе под стеклом. Дима увидел там и 100‑рублевую бумажку. Монахи ее совсем не ценили и были готовы отдать. Но не смогли достать. Она намертво прилипла.

В монастыре Ват Траймит статуя Будды размером всего около трех метров – смешная по тамошним меркам величина. Но сделана она целиком из золота. Причем, как это часто и бывает в Таиланде, нашли ее случайно. В 1957 г. старую гипсовую статую попытались передвинуть с одного места на другое и уронили. От удара штукатурка разлетелась вдребезги, открыв спрятанного внутри золотого Будду.

На территории Ват По насчитывается около 100 ступ. Они различаются отдельными деталями и размерами, но всегда строятся по стандартному плану. На круглом основании из кирпича или камня стоит прямоугольный плинтус, а на нем – пирамида колоколообразной формы, разделенная орнаментальным обручем на две части. Венчает сооружение шпиль и зонтик с колокольчиками.

Такая структура имеет множество символических интерпретаций. По одной из них она представляет гору Меру; по второй – буддистский рай; по третьей – перевернутую монашескую чашу для подаяний; по четвертой – индийский фаллический символ лингам; по пятой – женскую грудь. Выбирайте вариант по вкусу.

Самая высокая и самая старая в Таиланде ступа – ступа Пра Тхатпаном – стоит в Наконпатоме. Археологи считают, что ее начали строить примерно полторы тысячи лет назад. Но, согласно легенде, всего через восемь лет после смерти Будды монах Махакашьяпа принес сюда его ребро. Для хранения этой реликвии и стали строить ступу. Все согласны только в том, что ступу несколько раз надстраивали, пока она, наконец, достигла своей нынешней высоты. В 1975 году во время разрушительного землетрясения она рухнула, но уже через два года была опять восстановлена.

Буддистские монахини

Будда был человеком демократичным и свободомыслящим. Но он долго не хотел принимать в монашеский орден женщин. Только после того, как его мать попросила у него посвящения в монахини, ему пришлось сдаться. Хотя и с тяжелым сердцем. Говорят, что он сказал при этом своему любимому ученику Ананде: «Если раньше я надеялся на то, что основанный мной монашеский орден просуществует 50 000 лет, то после того, как в него стали принимать женщин, он развалится за 5000 лет». С тех пор прошло только 2500 лет, поэтому судить об истинности предсказания пока рано. Но пренебрежительное отношение к женщинам‑монахиням и сейчас проявляется во всех слоях буддистского общества.

Самостоятельных женских монастырей нет. Монашенкам обычно выделяют угол в одном из мужских монастырей (вход мужчинам туда строго‑настрого запрещен!). Они также бреются наголо, но ходят не в желто‑оранжевых одеждах, как «настоящие» монахи, а в белых – подобно «послушникам». Женщины‑монашенки не получают религиозного образования и не соблюдают строгие монастырские правила (им достаточно выполнять обязательные для всех буддистов Четыре заповеди: не убивать, не воровать, не пить, не прелюбодействовать). И прихожане, и монахи‑мужчины относятся к ним почти как к «бедным родственникам», которых терпят исключительно из милости. Поэтому в монахини обычно и попадают только сироты и вдовы, о которых некому больше позаботиться.

Притом что мы ежедневно посещали по нескольку монастырей, с монашками мы впервые познакомились только в Петбури. Очередной пикап высадил нас на шоссе. Город скрывался за высоким холмом, возвышавшимся над абсолютно плоской равниной. На вершине, естественно, стоит монастырь – такое святое место не могло остаться невостребованным.

Удобно расположившись в тени, на прохладном мраморном полу длинной веранды галереи, мы разглядывали проходящую внизу дорогу, равнину и синеющие на горизонте горы. В листве шумел ветер, по крыше носилась стайка обезьян. Но людей поначалу видно не было. Потом мимо прошла монашка, за ней другая, третья. Как это обычно и бывает в монастырях, в которые мы заходили переждать дневную жару, нам вскоре предложили по бутылке питьевой воды. Потом, заметив, что мы не спешим уходить, стали угощать фруктами, сладостями, чаем. Но, что было совершенно удивительно, монашки сами предложили нам остаться у них на ночь. Время было послеобеденное, думать про ночлег было еще рано. Но отказаться от такого предложения мы не смогли (ни до, ни после нам не предлагали ночевать в монастыре, а всего лишь не могли отказать в нашей просьбе). Ужин (и завтрак) они также предложили сами, не дожидаясь даже намеков с нашей стороны.

В отличие от монахов, слоняющихся без дела или собирающихся группами поболтать, монашенки постоянно что‑то шьют, вяжут, плетут, мастерят. Вообще ведут жизнь отнюдь не праздную. Да и в храм они заходят не для молитв и медитаций, а тоже все больше по делу – протереть пыль, убрать мусор, поставить новые свечи и сменить фрукты у алтарей.

Показной рис

Общее направление у нас было – на юг Таиланда. Но, как это обычно и бывает в автостопе, двигались мы хаотически, сворачивая то вправо, то влево, в зависимости от случайностей и оказий.

Из сельской глухомани загруженный ананасами пикап вывез нас на берег моря, в курортный городок Хуа‑Хин. Однако погода к купанию не располагала. С моря дул сильный холодный ветер, поднимавший высокую волну. А периодически еще и дождь начинался. В такую погоду лучше вернуться на трассу и продолжить путь на юг, к теплу. Так мы и поступили.

В Пранбури лучи заходящего солнца отражались в покрытых золотом крышах стоящего на высоком холме монастыря. До него, казалось, рукой подать. Постучав по кабине пикапа, мы остановили машину, выпрыгнули из нее и пошли к монастырю напрямик, по азимуту. А зря!

Забрели в густой лес, тропинку потеряли и долго продирались напрямик через колючий кустарник. И все напрасно! Когда до монастыря было уже всего ничего, дорогу преградила река. Шириной она была всего метра три, но вода мутная и течение сильное. Пойти вброд мы не решились, а моста или удачно упавшего дерева не нашлось. Очередной раз убедившись в том, что короткий путь не всегда самый быстрый, мы вернулись на шоссе.

Монастырь, на достижение которого мы потратили так много времени и сил, вблизи оказался не таким впечатляющим, как издали. К тому же площадь перед ним была завалена мусором от только что закончившейся ярмарки. Центральный храм был заполнен «туристами». В Таиланде туристические компании организуют дешевые автобусные туры с ночлегом по монастырям.

У нас с собой был маленький пакетик риса – нужно было только найти, где его сварить. Дима остался в монастыре, а мы с Татьяной Александровной отправились на поиски.

Монастырь стоит возле устья реки. Там работала землеройная машина, а рядом в плавучем домике жили рабочие с семьями.

– Не поможете сварить нам рис? – обратился я к ним с вопросом и показал принесенный нами пакетик риса и котелок.

– Конечно, – заверил нас самый старый из рабочих и предложил нам сесть за стол.

К нашему рису добавили еще примерно столько же своего, вымыли прямо в реке и положили в электрическую рисоварку. Он готовился примерно двадцать минут. За это время нас успели накормить ухой и напоить чаем. А ведь после этого – на уже полный желудок – нужно было еще и рис есть.

На следующее утро попалась прямая машина сразу до Пхукета. Хотя мы в тот день планировали доехать только до Чумпона, отказываться не стали. Сидели в кузове пикапа, но под дырявой крышей. Она плохо защищала нас от палящих лучей солнца, еще хуже от начавшегося сильного ливня. Дождь продолжался и тогда, когда мы по мосту, переброшенному через узкий пролив, въезжали на остров Пхукет.

Посвящение в монахи

Название острова Пхукет произошло от малайского слова «букит» (холм). Холмов там действительно очень много. На окраине города, который тоже называется Пхукет, на вершине одного из холмов соорудили небольшой, но очень элегантный храм. Монахи там не живут – слишком мало места. Зато на самом краю обрыва есть удобная бетонированная площадка – как раз для палатки.

– Внизу возле киоска с цветами я видел два ананаса, – сказал Дима. – Пойду узнаю, может, их можно взять?

Через десять минут он вернулся с ананасами и… двумя пакетами еды.

– Я спросил женщину, которая там торгует, можно ли взять ананасы. «Зачем?» – удивилась она. Когда же я объяснил, что для ужина, собрала для нас всю свою еду – видимо, ананасами здесь питаются только те, у кого нет денег даже на рис.

Вечером погода была замечательная, и мы допоздна наслаждались открывавшимся видом. А утром проснулись от шума ливня. Снизу уже подтекло, и спальные мешки промокли. Пришлось быстро‑быстро собираться и идти сушиться в храм. Его уже открыли, как будто специально для нас. Других посетителей в этот утренний час не было. Свои мокрые спальники мы разложили за спиной гигантской скульптуры лежащего Будды, включили вентиляторы.

Чхалонг раньше был очень популярным курортом. Сейчас большинство отдыхающих предпочитает пляжи на западном берегу острова, но храм Ват Чхалонг, хотя и не поражает архитектурными изысками, по‑прежнему остается центром паломничества. Там мы попали на церемонию посвящения в монахи.

Буддистским монахом может стать тот, кто достиг двадцатилетнего возраста и при этом: не имеет заразных болезней или долгов; является дееспособным; получил согласие родителей и жены (если женат). Кроме того, существует и образовательный ценз, хотя и минимальный.

Посвящение в монахи проходит в специальной комнате. Сидя на коленях перед лицом монахов, кандидат, уже наголо обритый и одетый в желтую монашескую робу, должен правильно ответить на вопросы. Только после этого он может попросить, чтобы его приняли в монахи. Если никто из присутствующих на церемонии не возражает, новичка официально объявляют монахом и присваивают новое, духовное имя (на пали).

Принятый в монашеский орден умирает как гражданское лицо. Он отказывается от всей своей собственности и впредь будет обладать только желтой монашеской робой, миской для подаяний, поясом, бритвой, иголкой с ниткой, контейнером для воды и опахалом из пальмового листа. По крайней мере, так должно быть по уставу.

Желтая роба является символом бедности и показателем принадлежности к ордену. Буддисты верят, что она сама по себе обладает магическими свойствами: защищает от атаки духов, ведьм и другой нечисти. Поэтому и обращаются с ней так же уважительно, как и с другими святыми объектами. Даже вопрос: «Носить робу на одном плече или на обоих?», считается настолько важным, что приводит к образованию монашеских сект.

Тайские буддисты считают, что лучший способ замолить грехи и улучшить карму – это построить монастырь. Конечно, не всем это по карману. Но богатые просто обязаны внести свой вклад в архитектуру. Часть монастырей построена и содержится непосредственно королевской семьей. Поначалу мы их обходили стороной – очень уж они напоминают дворцы. Разве кому‑нибудь придет в голову попроситься на ночь, например, в храм Святого Петра в Риме или во дворец далай‑ламы Потала в Лхасе?

Но однажды я предложил своим попутчикам, конечно, исключительно из научного интереса, заглянуть в сияющий белым мрамором и сусальным золотом королевский монастырь – в самом центре Бангкока, в окружении небоскребов и торговых центров.

– А можно ли у вас переночевать?

Монах‑библиотекарь, к которому я обратился с этим вопросом, был шокирован.

– Нашему монастырю уже 300 лет. И впервые (!!!) иностранцы просятся к нам на ночлег!

Он пошел передавать нашу просьбу и надолго пропал. Видимо, напрямую к настоятелю у него доступа не было, и запрос проходил по инстанциям до самого главного иерарха и назад. Но разрешение остаться на ночь мы все же получили.

Сонкран в Чианг‑Мае

С Володей Ивановым мы расстались в Пекине. Оттуда он добирался в Таиланд кружным путем: через Гонконг, Макао, Вьетнам и Кампучию и через Интернет сообщил, что уже добрался до Таиланда и устроился работать в Паттайе на змеиной ферме. После очередного визита в австралийское посольство, где нам пришлось заполнить очередной ворох бумаг, мы отправились его навестить.

В Паттайе оказалось две змеиных фермы. Володю Иванова мы нашли на второй, дальней.

– В Паттайе я обошел все русские рестораны. Оказалось, не сезон. Две недели болтался по городу, ночевал на пляже, в буддистских храмах. Саша из клуба подводного плавания «Ихтиандр» – когда шел спать на берег моря, я оставлял у него рюкзак, – предложил мне поработать на змеиной ферме. Ее хозяин Дима, естественно, тоже русский. Здесь с тех пор и живу: кормлю змей и других животных, наблюдаю за порядком. А порядка‑то здесь как раз и нет! У Димы есть компаньон – таец. Прошлой ночью он пришел пьяный и устроил погром, расколотил стеклянные аквариумы, разбил склянки с заспиртованными змеями. Пришлось вызвать полицию, составить протокол. Будут теперь судиться.

Переночевав на змеиной ферме, мы утром отправились дальше на восток, договорившись встретиться с Володей на Пасху в Бангкоке у отца Олега.

В течение трехмесячного периода – с полной луны июля до полной луны октября – у буддистов строгий пост: никаких праздников нет, свадьбы не справляются, публичные развлечения запрещены, а монахи обязаны оставаться в своих монастырях, а не путешествовать.

Все праздники приходятся на сухой сезон (он также совпадает с пиком туристического сезона!). Тогда и прихожане не загружены полевыми работами, да и путешествовать легче, чем в период дождей.

Сонкран празднуют в первую половину апреля, когда солнце в соответствии с древним индийским астрологическим календарем переходит из созвездия Рыб в созвездие Овна. Подготовка же начинается задолго до этого: шьют новые костюмы и платья, проводится генеральная уборка: скребут улицы и дворы, моют полы, окна, стены, сжигают мусор.

Для нас Сонкран начался совсем неожиданно. Мы подъезжали к Чианг‑Маю в открытом кузове пикапа и едва оказались на городской окраине, как сразу же стали привлекательной мишенью для всех, кто стоял вдоль дороги с запасами воды. Вначале на нас только брызгали из водяных пистолетов. Потом стали лить ведрами. Пока доехали до центра города, промокли так, будто нас в одежде и вместе с рюкзаками (и всем их содержимым, включая документы) вымачивали несколько часов в ванне с водой.

Зашли обсушиться в ближайший монастырь. Развесили свои мокрые вещи на скамейке – сушить под жаркими лучами солнца.

Большинство тайских монахов – выходцы из бедных крестьянских семей. Для них пострижение в монахи означает повышение социального статуса, а монастырь оказывается более комфортным местом, чем родной дом. Однако не все послушники, узнав на своей шкуре прелести монастырской жизни, рвутся на всю жизнь уйти в монахи. Их пугает скука «святого» быта.

Работать монахи не должны, а учиться, в подавляющем большинстве, не хотят. Ежедневная же рутина дает очень мало возможностей для упражнения ума и тела. Именно поэтому скучающие монахи всегда с огромным интересом «набрасываются» на посетителей. Они редко готовы и еще реже хотят вести религиозные диспуты, но с радостью болтают на бытовые темы. Вот и в этом монастыре к нам подошел монах. Посыпались обычные вопросы: кто, откуда, куда и т. д. Он же нам сам и предложил:

– Можете остаться у нас на ночь.

Нас поселили в длинном, но узком и запыленном зале, возле двери которого мы как раз случайно оказались. В шкафах были свалены циновки, одеяла, подушки. Очевидно, это было что‑то типа общежития для паломников.

Три дня в Чианг‑Мае вода была повсюду. На тротуарах стояли прилавки с ведрами, ваннами и бочками. По улицам шли кавалькады пикапов с группами тинэйджеров, «вооруженных» водяными пистолетами. Одни обливали прохожих и проезжающих, чтобы символически смыть их грехи, другие – исключительно для веселья. Доставалось всем без исключения: и зевакам, и официальным лицам.

Только по вечерам после захода солнца объявлялось перемирие. Сразу же начинались народные гуляния и концерты. Центральную улицу закрывали для транспорта, ставили прямо на дороге столики, разжигали полевые кухни. Однажды мы увидели, как несколько ребят с гитарой пели песни и собирали деньги на поддержку какого‑то молодежного лагеря. Последовав их примеру, мы устроили сбор спонсорских средств на поддержку «Школы автостопа». Даже без гитары нам за два вечера удалось собрать около 10$ на визы. А ведь мы обращались только к иностранцам и редким англоговорящим тайцам!

В то время как молодежь бесилась на улицах, старики и самые набожные буддисты тянулись в монастыри «улучшать карму»: молиться и делать щедрые новогодние подарки монахам. Наиболее сердобольные «освобождали» рыбу и животных (пойманную в реке рыбу за деньги запускают в специальный пруд, где ее уже нельзя ловить; а для животных создают приюты, где их будут кормить до тех пор, пока они не умрут естественной смертью).

В монастыре нас терпели все три праздничных дня. А когда мы собрались уезжать, настоятель, которого мы ни разу не видели, передал нам через одного из монахов новогодний подарок – по 100 батов.

Три раза на одном джипе

Из Чианг‑Мая мы поехали в сторону Мае‑Хонг‑Сона. На выезде из города остановился красный двухместный джип «Судзуки» с семейной парой немецких туристов.

– А мы вас вчера видели! Вы собирали деньги на кругосветное путешествие. Садитесь, подвезем вас немного. Внесем свою лепту в вашу эпопею.

Когда доехали до водопада, немцы заплатили по 20 батов и пошли через вход, а мы – через джунгли, в обход постов. На это, конечно, понадобилось больше времени. Поэтому немцы нас не дождались. Но, проехав на трех пикапах километров двести, мы их встретили опять. Курт и Хельга нас сразу же узнали и остановились. На этот раз мы вместе попали в пещеру (вход был бесплатный) и долго бродили по ней в сопровождении гида (его оплачивали немцы) с мощным фонарем, рассматривая сталактиты и сталагмиты.

Когда мы вышли из пещеры, уже смеркалось.

– Мы сейчас едем на деревенский праздник, – сказал Курт и добавил: – Кормят там всех бесплатно.

Праздник был в самом разгаре. К бесплатной еде мы в Таиланде уже привыкли. А вот от такой вкусной кухни, наоборот, отвыкли. Впервые с тех пор, как мы уехали из России, в этой глухой деревне на лаосской границе нас угостили не надоевшим рисом, а удивительно вкусным куриным супом с картошкой (!!!).

Праздник продолжался. Но долго смотреть на то, как тайцы упиваются дешевым виски с содовой, было скучно и грустно. Отказавшись от нескольких настойчивых предложений присоединиться к пьяным компаниям, мы на попутном грузовике добрались до поселка Мэсуй и сразу же отправились на поиски монастыря. Случайно наткнуться на него не удалось, пришлось спрашивать у редких случайных прохожих.

Один никак не мог понять, что нам нужно.

– Где буддистский храм? – спрашиваю я его.

– А? Полицейский участок?

– Нет! Буддистский храм!

– Полицейский участок? – опять повторил он (может, это было единственное английское слово, которое он знал).

Второй прохожий меня тоже не понял. Но, немного поразмыслив, он, видимо, подумал: ну, что могут искать три иностранца ночью? И тут же послал нас в… отель.

И только у продавцов стоявших на обочине шоссе киосков мы все же допытались, где искать местный монастырь. На то, чтобы поселиться в только что построенном новом храме, понадобилось значительно меньше времени и сил, чем на поиски.

Утром на дороге показался все тот же красный «Судзуки». Уже в третий раз! По такому случаю мы провели с немцами целый день, посетив по пути еще одну пещеру, лесной монастырь и два водопада.

От Мае‑Хонг‑Сона к Мэсаряну

Из Мае‑Хонг‑Сона выехали, как обычно, в открытом кузове пикапа. И, честно говоря, нам там нравилось значительно больше, чем в кабинах легковых машин с работающим на полную мощность кондиционером. Недостаток своего положения пришлось почувствовать, когда ночью началась гроза: сверкали молнии, гремел гром, струи дождя хлестали нам в лицо. А спрятаться от этого буйства стихии было некуда. Пока доехали до Мэсаряна, успели промокнуть насквозь.

Монастырь нашли быстро, но время было позднее, и ворота уже закрыли. Пока мы колебались, перелезать ли через стену, подъехал пикап. Из него вышел монах – как потом выяснилось, единственный в этом монастыре. Он живет в доме с двумя молодыми женщинами (!!!), но нас поселил отдельно – в пустом храме.

Хотя по уставу монахи должны питаться смесью пищи, попавшей в их миску для подаяний, очень редкие «аскеты» следуют этому правилу. Да и пища сейчас упакована в отдельные полиэтиленовые пакетики: рис, различные приправы и сладости не смешиваются в один комок. Кроме того, неоднократно наблюдая за тем, как монахи едят, я заметил, что они не берут то, что случайно окажется перед их носом, а выбирают самые вкусные блюда.

Миряне всегда, когда приходят в монастырь, обязательно приносят с собой какие‑нибудь вкусности. А у некоторых монахов есть постоянные спонсоры, которые обеспечивают их пищей ежедневно. Видимо, кто‑то содержал и единственного монаха, жившего в монастыре в Мэсаряне. А готовили ему, похоже, жившие с ним (непонятно на каких правах) женщины.

Путешествуя по буддистским монастырям, мы незаметно для себя пропитывались буддистским спокойствием и медитативным настроем. Даже самая трудная для европейцев медитация «дзадзен» – сидеть и ничего не делать – стала для нас привычным занятием. Вот и из монастыря в Мэсаряне мы вышли только после обеда, хотя полдня ничем, собственно, и не занимались.

Карма, настойчивость и мудрость

По мнению буддистов, рождение мужчиной или женщиной, русским или тайцем, богатыми или бедным, умным или глупым и т. д. – определяется кармой. Но это не значит, что у нас вообще нет никакой свободы выбора. Даже внутри заданных границ мы можем менять свое положение в широких пределах. Для этого одной кармы мало, нужны мудрость и настойчивость.

Объясняя взаимосвязь трех элементов успешного действия, один монах как‑то рассказал мне такую притчу. В одном из перерождений Будда был рыбой. Однажды его поймали. Он попал в лодку, где уже было две рыбы. Одна из них была очень упорной и настойчивой: она долго билась и трепыхалась, пытаясь выпрыгнуть из лодки. Рыбаку это надоело, и он ее убил. Вторая подумала: «Ничего нельзя поделать – все определяется моей кармой», расслабилась и… закончила жизнь в кастрюле с ухой. И только одна рыба – будущий Будда – проявила сразу и мудрость, и инициативу. Дождавшись момента, когда начался шторм и рыбак был занят тем, чтобы удержать свою лодку на нужном курсе, она перепрыгнула через борт, – обрела свободу и спасла свою жизнь.

Важность этих трех составляющих успеха мы смогли оценить и на своем собственном примере. Путешествуя по буддистским монастырям и соблюдая большую часть буддистских заповедей (кроме запрета не есть между обедом и завтраком), мы улучшали карму; три раза подавая на австралийские визы – демонстрировали настойчивость. Но для успеха нужна была и мудрость.

Путешествуя автостопом от монастыря к монастырю, мы уже привыкли обходиться совсем без денег. Но нам бы не удалось убедить работников австралийского посольства, что таким же образом мы доберемся и до Австралии – в чем и сами, честно говоря, отнюдь не были уверены. Вместо денег предоставили гарантийное письмо от издательства, которое прошло «на ура». Но чиновников интересовало другое.

– А как именно вам все оплачивают? Каков механизм?

Вот тут‑то и настал черед продемонстрировать собственную мудрость. Действительно, как бы мы получали деньги, если бы нам их кто‑нибудь на самом деле пересылал? Проблема была в том, что у нас не было не только самих денег. Не было ни квитанций, ни чеков, ни билетов на транспорт – ничего! И этому нужно было срочно придумать правдоподобное объяснение!

К счастью, во время обучения в МГУ я научился создавать вполне правдоподобные, хотя и чисто гипотетические схемы. И вот что я придумал. Якобы в Москве на мой счет перечисляют некую сумму. Я получаю деньги по пластиковой карточке из банкомата и трачу их на проживание и проезд. А все чеки, подтверждающие и расходы и доходы, в качестве оправдательных документов отсылаю в издательство. Именно поэтому у меня нет на руках ни денег (их я потратил), ни чеков (их я уже отправил).

Это объяснение в посольстве сочли достаточно правдоподобным и тем самым подтвердили мою «мудрость». Теперь оставалось только набраться терпения и ждать. Все, что было в моих силах, я сделал. Окончательный результат, каким бы он ни был, теперь будет зависеть только от кармы.