Глава 88

Ужасающий танец смерти, которая властно разгулялась, почувствовав свое преимущество перед жизнью, Подкопаевцы познали в марте, апреле и мае. Люди постоянно чувствовали ее холодное дыхание, ее власть. К ней привыкли так, будто она всегда была рядом. Молча, без слез, без рыданий выносили из жилищ своих близких, зная, что смерть – это не только пустота, но и избавление от страданий. На смену Пантехе пришел старый Пантелеймон, а подвода, как и раньше, ежедневно объезжала все село, собирая тела умерших. Разница была лишь в том, что нагруженных мертвых было намного больше, чем зимой. В длинный ров новый ездовой сбрасывал трупы людей – худых, черных, полуодетых и голых, с раскрытыми ртами. Весной среди них было много детей. Двое мужчин присыпали землей тела, а Пантелеймон в тот же день ехал за другими. И даже такая оперативная работа не могла избавить село от запаха смерти. С наступлением потепления становилась нестерпимой трупная вонь. Новый председатель колхоза Сушко Александр Сергеевич, понимая, что посевную кампанию не провести с такими слабыми людьми, каким‑то образом смог организовать обеды для колхозников. На обеды в большом казане варили кукурузную кашу, иногда – пшенную, случался даже суп – подобие блюда, в котором плавало несколько зерен пшеницы, к кушаньям добавлялся кусочек хлеба. Выдавали на обед по черпаку, за которым выстраивалась очередь. Шли на работу все, кто мог, кто едва держался на ногах, потому что там была не только работа, но и надежда на спасение. Дети, начиная с четвертого класса, бросали учебу и шли работать наравне со взрослыми.

Александр Сергеевич наладил питание в школе, там начали давать детям кусочек хлеба и капустняк, но все равно родители отправляли старшеклассников на работу в колхоз. Приходилось принимать всех желающих, хотя и условия стали жестче. Восьмого апреля были утверждены Временные правила трудового распорядка в колхозах. Согласно им, вводились карательные санкции в виде штрафа до пяти трудодней или исключения из колхоза за невыход на работу. Также запрещалась работа вне колхоза без разрешения его правления. Лупиков, ознакомившись с Временными правилами, сразу же поехал подводой по селу вместе с председателем сельсовета, чтобы изъять у людей жернова, ткацкие станки, бороны. «Ничего не должно остаться такого, что отвлекало бы от колхозного труда», – объяснял он людям.

К Варе Лупиков не наведался – не колхозница, – поэтому у нее остались родительские жернова. У Ольги их отобрали, и она часто приходила молоть на Вариных. В основном сестры измельчали на муку пустые початки кукурузы и опилки с деревьев. Использовали и картофельные очистки. Все, что можно было, перетиралось, смешивалось, добавлялась мякина или крошечка муки, и пеклись коржики‑макорженники. А чтобы не так распадались, наловчились добавлять перетертую кору липы, тогда они хоть как‑то сохраняли форму. Макорженники невозможно было разжевать, потому приходилось откусывать и сразу запивать водой, чтобы проглотить. Ольга иногда приносила муку, которую понемножечку добавляла в кушанья.

Едва вскрылся лед на озере, народ двинулся туда. Из ледяной воды доставали мидий. Андрей приносил их Варе, сам поджаривал на сковородке, чтобы они раскрылись, и вытаскивал настоящее мясо. Варя сама не ела мидий – оставляла детям. Им варила «суп» – болтушку из картофельных очисток, заправленную мукой, а иногда и каплей настоящего молока.

Люди с надеждой ожидали прихода весны, но ослабленный организм многих, кто пережил зиму, не выдерживал такой еды. Они умирали, не дождавшись ни зелени, ни желанных овощей. В течение голодной зимы подъели запасы до конца, поэтому трудно было всем. Ловили в капканы всякую живность, но к весне не осталось даже ворон, не говоря уже о воробьях, которых давно переловили под крышами.

Варя боролась за каждый день жизни своих детей. Оставляя им пищу, она тайком от Андрея терла стебли подсолнухов, завалявшихся на огороде, запаривала и ела. Еда была безвкусной, но не отвратительной. Иногда она варила детям по несколько зерен пшеницы, которые когда‑то дала сестра, понимая, что даже в одном зерне может содержаться целая жизнь.

Те, кто еще оставался в живых, с нетерпением ожидали весны. А она где‑то замешкалась…