Ответный удар?

На этих предполагаемых планах противника строился наш план нанесения ответного удара, который командование группы «Юг» неоднократно представляло в феврале-марте Гитлеру. Мы предлагали при ожидавшемся нами наступлении противника на Донбасс с боями отойти и пропустить армии противника на запад приблизительно до линии Мелитополь – Днепропетровск. Одновременно мы должны были подготовить крупные силы в тылу северного фланга группы армий. Эти силы должны были разбить наступающего там противника, чтобы оттуда нанести удар на юго-восток или на юг в глубокий фланг армий противника, наступающих через Донбасс на нижний Днепр, и уничтожить их на побережье.

В сравнении с немецким наступлением 1942 г. главное отличие этого плана состояло в следующем. Мы намеревались нанести ответный удар после того, как противник введет свои наступательные силы и частично их израсходует. Целью операций должны быть не территориальные цели на востоке (как в 1942 г. Сталинград или Кавказ), а уничтожение войск противника на важном фланге путем окружения его у побережья Азовского моря. Чтобы выполнить этот план и исключить возможность отхода противника на восток (как в 1942 г.), сначала мы должны были освободить ему путь через Донбасс на нижний Днепр, против этого соблазна он вряд ли устоял бы.

Если бы удался этот частичный удар с ограниченной целью, то нам удалось бы уничтожить значительные силы противника, и мы могли бы нанести второй удар на север против центральной группировки противника.

Безусловно, предпосылки для подобного ответного удара можно было создать и на других участках Восточного фронта. Но там можно было разбить противника только частично, а в это время противник сам бы стремился к решающей победе на юге. Кроме того, только на южном фланге была возможность при окружении противника использовать в качестве одной части дуги море. Для проведения этого, несомненно, очень рискованного ответного удара необходимы были две предпосылки.

Во-первых, немецкое Главное командование должно было более определенно, чем до сих пор, считать главным театром войны Восточный театр, а внутри него – южный фланг. На северном фланге группы «Юг» надо было создать сильное превосходство над предполагавшимися там силами противника, если мы были намерены довести операцию до успешного конца. Для этого было необходимо, во что бы то ни стало снять войска с второстепенных театров, даже если бы там создавалась опасность возникновения трудностей. Наносить удары на всех театрах – значило поставить под сомнение успех даже частичного удара на востоке. Надо было позаимствовать силы и у групп армий «Центр» и «Север», по крайней мере, там надо было создать оперативные резервы, в случае необходимости – даже путем своевременного выравнивания фронта (в первую очередь путем оставления и без того опасной дуги у Орла на участке группы «Центр").

Во-вторых, немецкое Главное командование не должно было бояться создать шансы на успех ответного удара ценой отказа от территории, в данном случае – от Донбасса. Если оно не было в состоянии проводить наступление с далеко идущими целями путем ведения маневренных боев, в чем мы тогда превосходили противника, то оно должно было быть готовым добыть свободу действий путем планомерного отхода. Территория завоеванных восточных областей давала достаточно простора для этого. (Это была, в конце концов, та же проблема, перед которой немецкое командование стояло в первой мировой войне после приостановки наступления в 1918 г. – проблема, решить которую оно и тогда не отважилось.) Однако выяснилось, что Гитлер не намерен был создавать ни первой, ни второй предпосылки.

Группа армий «Юг» неоднократно самым энергичным способом настаивала перед Гитлером на мысли о том, чтобы сделать направлением главного удара Восточный фронт, а на нем – южный фланг. Теоретически он соглашался с этим. Практически же он никогда не мог своевременно и в достаточной мере проникнуться этим планом, может быть, еще и потому, что начальник Генерального Штаба сухопутной армии и начальник штаба оперативного руководства представляли в этом вопросе всегда различные интересы.

Но Главное командование не соглашалось с точкой зрения группы «Юг» даже в отношении направления главного удара на южном фланге Восточного фронта. Хотя в течение всего 1944 г. было совершенно ясно, что противник искал решения войны на южном фланге, все же группы «Север» и «Центр» были лучше укомплектованы, чем группа «Юг», если сравнить соотношение их сил с протяженностью удерживаемого ими фронта, а также с численностью противостоявшего им противника, за исключением количества танков. Это объясняется упоминавшимся мною отрицательным отношением Гитлера к тому, чтобы отдавать что-нибудь добровольно или идти на риск на второстепенном направлении, а также и тем, что он не хотел заблаговременно принимать во внимание предполагаемые действия противника. Он выбрал дорогостоящий метод – либо давать очень мало сил туда, где должен был решиться исход операции, либо давать их очень поздно.

Но менее всего Гитлер был готов создать возможность для большого оперативного успеха в духе плана группы «Юг» путем отказа – хотя и временного – от Донбасса. На совещании в штабе группы в марте в городе Запорожье он заявил, что совершенно невозможно отдать противнику Донбасс даже временно. Если бы мы потеряли этот район, то нам нельзя было бы обеспечить сырьем свою военную промышленность. Для противника же потеря Донбасса в свое время означала сокращение производства стали на 25 %. Что же касается никопольского марганца, то его значение для нас вообще нельзя выразить словами. Потеря Никополя (на Днепре, юго-западнее Запорожья) означала бы конец войны. Далее, как Никополь, так и Донбасс не могут обойтись без электростанции в Запорожье.

Эта точка зрения, правильность которой мы не могли детально проверить, имела решающее значение для Гитлера в период всей кампании 1944 г. Это привело к тому, что наша группа никогда не имела необходимой свободы при проведении своих операций, которая позволила бы ей нанести превосходящему противнику действительно эффективный удар или собрать достаточные силы на важном для нее северном фланге.

Гитлер не соглашался с мыслью о том, что от добровольного отхода можно с таким же успехом, а часто, может быть, даже с большим, чем при наступательных операциях, перейти к решающим ударам по противнику. Он не соглашался с этой мыслью потому, что считал потерю территории в сравнении с неясным шансом на победу слишком большим риском. В этом отношении ему недоставало смелости или веры в свое искусство вождения войск, а также в искусство своих генералов.