Хоспис Св. Мартина

– Хм, – сказала она и открыла коробку.

Внутри оказался маленький красный контейнер для биологически опасных отходов и десятки полиэтиленовых пакетиков с одноразовыми шприцами, ампулами и суппозиториями. Все они содержали морфин в разных дозах. От удивления Джейн вытаращила глаза, потом открыла один пакет. Вытряхнула с полдюжины ампул с морфином себе на ладонь, аккуратно закрыла пакет, вернула его в коробку, а коробку поставила в холодильник. Потом схватила фонарь и бросилась наверх.

Поймать лунную моль удалось не сразу. Сначала надо было найти подходящего размера банку, потом очень осторожно заманить бабочку внутрь, так, чтобы она не повредила свои хрупкие шпоры. Для этого Джейн положила банку на бок, поставила позади неё лампу на гибкой ножке и включила её, так чтобы свет проходил сквозь дно банки. Минут через пятнадцать бабочка села на банку и начала балансировать, пытаясь крошечными лапками удержать равновесие на скользкой изогнутой поверхности. Ещё несколько минут, и она забралась внутрь и устроилась там на кучке листков, которые Джейн пропитала спиртом. Тогда она крепко закрыла банку, оставила её на боку и стала ждать, когда бабочка умрёт.

За следующую неделю она приобрела ещё три особи. Papilio demetrius, японского парусника с элегантными оранжевыми глазками на бархатисто‑чёрном фоне; огненного червонца, который, по правде говоря, был вовсе не огненным, зато с очень милыми крылышками тыквенного цвета; и Graphium agamemnon, малазийский вид с ядовито‑зелёными пятнами и ярко‑жёлтыми полосками на тускло‑коричневом фоне. Рискнув покинуть Кэмден‑таун, она поймала парусника в частных апартаментах какого‑то садомазохистского клуба в Ислингтоне, a Graphium agamemnon – в припаркованной машине позади шумного паба в Крауч‑энде. Редкая медянка попалась ей поздно ночью на незастроенном участке рядом с Тоттенхем‑корт‑роуд, где столбики кровати она заменила обломками металлической ограды. Морфин оказался полезным приобретением, хотя всё равно ей приходилось ждать, пока мужчина кончит, и только потом втыкать ампулу ему в горло, целясь в сонную артерию. Тогда бабочки получались уже сонными и через минуту‑другую умирали без всякого вреда для крыльев. Избавляться от оставшейся одежды было легко, труднее бывало с бумажниками, которые она запихивала в глубину мусорных контейнеров, когда могла, или прятала в кухонное ведро, а потом караулила, когда появится мусорная машина.

В Южном Кенсингтоне она обнаружила магазин энтомологического оборудования. Там она купила запас препаратов для накалывания бабочек, а заодно небрежно поинтересовалась, не купит ли владелец пару выставочных экземпляров.

Тот пожал плечами.

– Посмотрим. Что предлагаете?

– Ну, сейчас у меня только одна Argema mittrei. – Джейн поправила очки и обвела магазин взглядом. – Много морфид, павлиноглазка атлас: ничего необычного. Но, возможно, у меня будет ещё одна, и в таком случае…

– Да ну, сатурния? Откуда вы её взяли? – Брови продавца поползли вверх, и Джейн вспыхнула. – Не беспокойтесь, я стучать не стану. Господи, да я мог бы завязать с бизнесом. Конечно, на витрину такое не выставишь, но, если надумаете с ней расстаться, дайте мне знать. У меня есть клиенты, для которых я собираю информацию.

Три дня в неделю она ходила в зоопарк, на свою добровольную службу в секции насекомых. Как‑то в среду, через день после поимки роскошного экземпляра Urania leilus, чьи крылья сильно пострадали от проливного дождя, она вошла в лабораторию и увидела Дэвида Бирса, который сидел и читал «Кэмден нью джорнал». Он поднял от газеты глаза и нахмурился.

– Вы всё ещё бродите одна по вечерам?

Кровь застыла у неё в жилах, во рту пересохло; повернувшись к нему спиной, она поспешила к кофейной машине.

– А что? – спросила она, изо всех сил стараясь сохранить ровный тон.

– А то, что здесь статья про кое‑какие местные клубы. Судя по всему, пропали несколько человек.

– Правда? – Джейн сделала себе кофе, ребром ладони смахнула со стола пролитые несколько капель. – Что с ними случилось?

– Никто не знает. Исчезли два парня, семьи рвут и мечут, всё такое. Может, просто сбежали. Кэмден‑таун пожирает мальчишек живьём. – Он отдал газету Джейн. – Хотя одного из них в последний раз видели возле Хайбери‑филдс, у какого‑то секс‑клуба.

Она пробежала статью глазами. Ни о каких подозреваемых речи не было. И тел тоже не нашли, хотя подозрения, что случилось неладное, были. («Кен в жизни бы не уехал, не предупредив нас или своё начальство…»)

Всем, кто знал хоть что‑нибудь, предлагали связаться с полицией.

– Я по секс‑клубам не хожу, – твёрдо заявила Джейн. – К тому же они оба парни.

– Ммм. – Дэвид откинулся на спинку кресла, меряя её хладнокровным взглядом. – А кто побывал в «Улье» в первую неделю в Лондоне?

– Это танцевальный клуб! – отрезала Джейн. Она расхохоталась, свернула газету в трубку и легонько стукнула его по плечу.

– Не беспокойтесь. Я буду осторожна.

Дэвид продолжал разглядывать её, сверкая карими глазами.

– А кто сказал, что я из‑за вас беспокоюсь?

Она улыбнулась, но, когда повернулась к раковине и начала перемывать бутылки, губы ее были поджаты.

День выдался промозглый – скорее, конец ноября, чем середина мая. В расписании значились только две группы школьников; обычный поток посетителей пересох. Компания пожилых женщин поохала над тараканами и, едва взглянув на бабочек, прошаркала в другое здание. Дэвид Бирс беспокойно пробежал через лабораторию к клеткам, которые надо почистить, а потом в техотдел с новыми жалобами. Джейн приготовила и надела на булавки двух жуков‑оленей, чьи острые лапки кололи ей пальцы, пока она протыкала блестящие каштановые панцири. Наконец она занялась наведением порядка в ящиках, как попало набитых бланками и микроскопами, компьютерными деталями и анатомическими инструментами.

Было уже около трёх, когда Дэвид появился снова, в блестящей от дождя куртке, со спрятанными под капюшон волосами.

– Собирайтесь, – велел он, стоя в незакрытой двери. – Идём обедать.

Джейн оторвала глаза от компьютера: она как раз обновляла список экземпляров.

– Вообще‑то я совсем не голодная, – сказала она с извиняющейся улыбкой. – Идите вы.

– Да ну вас. – Дэвид громко хлопнул дверью и направился к ней, оставляя на плиточном полу мокрые пятна от кроссовок. – Это подождёт до завтра. Пошли, ни хрена тут срочного нет, потом сделаете.

– Но… – Она уставилась на него. Капюшон соскользнул с его головы; седоватые волосы свисали на плечи, влажные от дождя острые скулы придавали ему вид статуэтки, вырезанной из промасленного дерева.

– Что, если кто‑нибудь придёт?

– Одна очень милая экскурсовод, некая миссис Элеанор Фелтвелл уже на посту, если вдруг, вопреки вероятности, появится хотя бы один посетитель.

Он наклонился так, что его голова оказалась на одном уровне с её лицом, и сморщился, глядя в экран компьютера. Прядь его волос пощекотала ей щёку. Кожа под её париком зачесалась так, словно по ней забегали крошечные мурашки; она вдыхала тёплый кисловатый запах его пота и чего‑то ещё, более резкого, похожего на раздавленный жёлудь или свежие древесные опилки. Усики над её лбом внезапно затрепетали. Сладость жжёным сахаром обволокла её язык. В панике она отвернулась, чтобы он не успел увидеть её лицо.

– Я… мне надо закончить это…

– Да на хрен всё это, Джейн! Мы же вам не платим. Ну, пошли, пошли, будьте хорошей девочкой…

Он схватил Джейн за руку и рывком поднял со стула, а она всё отводила взгляд. Пряди дешёвого парика царапали ей лоб, и она слегка отбросила их назад.

– Собирайтесь. Что, разве у вас в Америке не бывает выходных?

– Ладно, ладно. – Она отвернулась, взяла чёрный виниловый плащ и рюкзак, оделась и стала ждать его у двери. – Ну и проголодались вы, должно быть, – сердито сказала она.

– Нет. Просто надоело всё до отупения. Вы были в «Рубине в пыли»? Нет? Значит, свожу, идемте…

Ресторан был в конце Хай‑стрит: маленькое, жизнерадостно‑пафосное заведение, сумеречное в серый полдень, с крошечными деревянными столиками, на которых лежали брошенные посетителями газеты и стояли переполненные пепельницы. Дэвид Бирс заказал стейк и пинту пива. Джейн выбрала лёгкий салат – цветы настурции на бледно‑зелёном латуке – и бокал красного вина. В последнее время у неё совсем не было аппетита, она жила на одних витаминизированных фруктовых напитках из магазина здорового питания да пахлаве из греческой пекарни у станции метро.

– Так. – Дэвид Бирс воткнул вилку в кусок стейка, искоса глядя на неё. – Только не говорите мне, что не были здесь раньше.

– Не была! – Несмотря на неловкость, которую она испытывала в его присутствии, она рассмеялась и поймала своё отражение в зеркале во всю стену. Худенькая, гибкая молодая женщина в бесформенном перуанском свитере, с плохой стрижкой, в уродливых очках. Глядя на своё отражение, она вдруг почувствовала себя невидимой и сильной. Вскинув голову, она улыбнулась Бирсу. – Еда тут хорошая.

– Значит, никто не водит вас вечерами в ресторан? Никто не готовит? Я думал, у вас, американских девушек, обожатели в ногах валяются. Рабы‑обожатели, – сухо добавил он. – Или, может, рабыни. Если это по вашей части.

– Нет. – Она уставилась в салат, скромно покачала головой и отпила вина. Вино только усилило чувство неуязвимости. – Нет, я…

– Значит, бойфренд остался дома, так? – Он допил своё пиво, заказал официанту ещё и повернулся к Джейн. – Что ж, это хорошо. Это очень хорошо – для него, – добавил он и коротко хрипло хохотнул.

Официант принёс вторую пинту пива и ещё вина для Джейн.

– Ой, мне в самом деле лучше не…

– Пейте, Джейн. – Под столом что‑то больно придавило её ногу. В тот день на ней были не «док‑мартенсы», а красные пластмассовые мыльницы. Дэвид Бирс пяткой наступил ей прямо на пальцы; от неожиданности и боли она зашипела и попыталась вытащить свою ногу из‑под его кроссовки: её кости буквально затрещали под ним. Её усики вздрогнули, потом напряглись, и жар взорвался внутри неё, как прорастающее семя.

– Ну, давай, – сказал он тихо, подвигая к ней бокал. – Ещё один глоток, вот умница…

Она схватила бокал и выпила залпом, проливая вино на свитер. Жестокое давление на её ногу уменьшилось, но, пока вино текло ей в горло, она чувствовала, как горячий воздух поднимает её наверх, и как воздушные струи курсируют между ней и той девушкой внизу, которая, выпив, дрожащей рукой ставит бокал на место.

– Вот так. – Дэвид Бирс улыбнулся и, склонившись к ней, нежно сжал её руку обеими ладонями. – Куда лучше, чем работать. Правда, Джейн?

По дорожке вдоль канала он проводил её домой. Джейн пыталась отговорить его, но он выпил три пинты; пиво не то чтобы заставило его опьянеть, скорее, добавило ему холодного упрямства, и она сдалась. Дождь перешёл в морось, мутная вода канала серебрилась и посверкивала в сумерках. Они обогнали нескольких человек, и Джейн поймала себя на том, что ей хочется, чтобы появился кто‑нибудь ещё и дал ей повод ближе придвинуться к Дэвиду Бирсу. Он шёл вплотную к каналу, в нескольких футах от Джейн; когда поднимался ветерок, она улавливала его дубовый запах поверх затхлой вони застоявшейся воды и гниющих цветов боярышника.

Перейдя через мост, они по улице подошли к её квартире. У парадного входа Джейн остановилась и, несмело улыбаясь, сказала:

– Спасибо. Всё было очень хорошо.

Дэвид кивнул.

– Рад, что мне, наконец, удалось выгнать вас из вашей клетки. – Подняв голову, он окинул дом оценивающим взглядом. – Господи, так вы тут живёте? Снимаете с кем‑то квартиру, что ли?

– Нет. – Она замешкалась: не могла вспомнить, что говорила ему об условиях своей жизни. Но, не успела она придумать, что бы соврать, как он уже шагнул мимо неё к входной двери и встал, нетерпеливо покачиваясь с носка на пятку и посматривая в окно.

– Не возражаете, если я зайду взглянуть? Профессиональным энтомологам не часто выпадает возможность увидеть, как устраиваются коллеги.

Джейн замешкалась ещё больше, у неё даже свело живот; но решила, что уж лучше впустить его, чем переубеждать.

– Ладно, – с неохотой согласилась она и открыла дверь.

– Мммм. Мило, мило, очень мило. – Он обошёл гостиную, и, повернувшись на каблуках, подчёркнуто выразил восторг замысловатой лепниной, африканскими коврами, каминной полкой с толстыми церковными свечами и золочёным зеркалом.

– Господи, и это всё для такой девчонки, как вы? Умная киска, леди Джейн, отличное нашла местечко, где приземлиться на все четыре лапки.

Она вспыхнула. Направляясь в спальню, он прошёл так близко, что задел её плечо; ей даже пришлось прикрыть глаза, когда огненная волна прокатилась по ней, и затрепетали усики.

– Вау, – воскликнул он.

Медленно она прошла за ним. Он стоял напротив стены, где на краю деревянной панели размещалась её выставка. В неподдельном изумлении он открыл рот и вытаращил глаза.

– Это что, ваше? – удивился он, не сводя глаз с бабочек. – Вы что, сами их поймали?..

Она пожала плечами.

– Невероятно! – Взяв в руки Craphium agamemnon, он поднёс её к лучу оловянного света, падавшего из стеклянной двери. – Вы и оформили их сами?

Она кивнула, пересекла комнату и встала рядом с ним.

– Ага. Это же видно, вот… – Она ткнула в Urania leilus в её дубовой рамке. – На неё дождь попал.

Поставив на место Craphium agamemnon, Дэвид Бирс принялся читать ярлыки на других.

Papilio demetrius

Соединённое Королевство: Лондон

Хайбери‑филдз, Ислингтон

7. V. 2001

Дж. Кендалл

Loepa katinka

Соединённое Королевство: Лондон

Фишбери‑парк

09. V. 2001

Дж. Кендалл

Argema mittrei

Соединённое Королевство: Лондон

Кэмден‑таун

13. IV. 2001

Дж. Кендалл

Он покачал головой.

– Только вы облажались – написали «Лондон» на каждой. – Он повернулся к ней, криво улыбаясь. – Что‑то я не припоминаю, когда я в последний раз видел сатурнию в Кэмден‑тауне.

Она выдавила смешок.

– Ой, верно.

– И ещё, я уверен, что вы просто не могли поймать их сами…

Он поднял Loepa katinka, маслянисто‑жёлтую императорскую сумеречницу с ржаво‑красными и угольно‑чёрными павлиньими глазками на крыльях.

– Давненько я тут таких не видел. Даже в Финсбери.

Джейн скорчила гримаску, как бы извиняясь.

– Ну, да. Я имела в виду, что я их там нашла – купила.

– Мммм. – Он поставил моль обратно на приступочку. – Придётся вам поделиться со мной своими источниками. А то мне в Северном Лондоне никогда ничего подобного не попадается.

Он повернулся и пошёл прочь из спальни. Джейн торопливо привела в порядок свою выставку – теперь у неё дрожали и руки – и поспешила за ним.

– Что ж, леди Джейн. – В первый раз он глядел на неё без своего обычного насмешливого высокомерия, глаза с зелёными искорками смотрели озадаченно, почти печально. – По дороге мне хотелось сказать, что вам нужен кто‑то, кто будет о вас заботиться. Но, похоже, с этим вы справились и без меня.

Джейн смотрела себе под ноги. Он шагнул к ней, аромат дубовой мастики и мёда заполнил её ноздри, пахло раздавленными желудями, молодым папоротником. У неё закружилась голова, рука потянулась к нему; но он лишь коснулся её щеки кончиками пальцев.

– Спокойной ночи, Джейн, – сказал он тихо и вышел в вечерний туман.

Как только он ушёл, она бросилась к окнам и задёрнула все бархатные шторы, потом сорвала с головы парик и швырнула на кушетку вместе с очками. Сердце её колотилось, лицо блестело от пота – что было тому причиной, страх, ярость или разочарование, она не знала. Сбросив с себя джинсы и свитер, она оставила их лежать на полу, а сама протопала в ванную. Двадцать минут она стояла под душем, запрокинув голову, пока вода смывала с кожи ароматы папоротника и прелой листвы.

Наконец она вышла. Вытерлась, бросила полотенце на пол и пошла в кухню. Вдруг ей страшно захотелось есть. Она распахивала дверцы шкафов, выдвигала ящики, пока не нашла баночку лавандового мёда из Прованса. Крышку она швырнула в раковину, где та завертелась, как волчок, и прямо руками стала запихивать в себя мёд. Покончив с ним, она схватила баночку с лимонным творогом и съела его почти весь, пока не почувствовала, что её вот‑вот стошнит. Сунув голову в раковину, она напилась воды из‑под крана и наконец, довольная, пошла в спальню.

Там она оделась, чувствуя себя тёплой и вялой, как во сне; натянула колготки в красную и жёлтую полоску, нейлоновую юбку, тугую красную футболку. Никаких трусиков, никакого лифчика. Вставила контактные линзы, оглядела себя в зеркале. Её волосы начали отрастать, редкая бархатистая щетинка казалась синеватой в тусклом свете. Чёрным карандашом она размашисто подвела веки, потом, повинуясь внезапному порыву вдохновения, подрисовала изгиб каждого усика так, чтобы они касались висков. Губы тоже накрасила чёрным и пошла искать чёрный виниловый плащ.

Из дома она вышла рано, в такую пору клубы ещё закрыты. Дождь кончился, но всё покрывал густой жирный туман; он пристал к витринам магазинов и ветровым стёклам машин, и Джейн казалось, что её лицо застряло в клейкой двустворчатой раковине. Часами она бродила по Кэмден‑тауну, её огромные фиалковые глаза следили за всяким мужчиной, который обращал на неё свой взгляд, и всех находили неподходящими. Раз ей показалось, будто она видит Дэвида Бирса, выходящего из «Рубина в пыли», но, остановившись посмотреть, как он переходит дорогу, она поняла, что это не Дэвид, а кто‑то другой. Гораздо моложе, длинные тёмные волосы заплетены в густую косицу, на ногах сапоги до колен. Он пересёк Хай‑стрит и пошёл к метро. Джейн помешкала, а потом бросилась за ним.

Он направлялся в «Электрический зал». Человек пятнадцать уже стояли возле клуба и тихо разговаривали. Человек, за которым она шла, тоже встал в очередь, один. Джейн остановилась через дорогу и стала ждать, когда клуб откроется и очередь, тихо шаркая, всосётся внутрь. Длинноволосый молодой человек скрылся внутри; Джейн сосчитала до ста, перешла улицу, купила билет и вошла.

В клубе оказалось три уровня; наконец она нашла его на самом верху. Даже в дождливый вечер среды здесь было людно, из динамиков орали Идрис Мохаммед и Джимми Клифф[28]. Он стоял один возле бара и пил из бутылки воду.

– Привет! – крикнула она, подплывая к нему со своей фирменной улыбкой типа «первый день в школе». – Танцевать будешь?

Он оказался старше, чем она думала, – тридцать с чем‑то, – но всё равно не такой старый, как Бирс. Он уставился на неё, недоумевая, потом пожал плечами.

– Буду.

Они танцевали, передавая друг другу бутылку.

– Как тебя зовут? – крикнул он.

– Клеопатра Баттерфляй.

– Шутишь! – проорал он в ответ. Песня кончилась, заблеял фидбэк, и они пошли к бару отдышаться.

– А что, ты знаешь ещё одну Клеопатру? – насмешливо спросила Джейн.

– Нет. Просто сумасшедшее имя, вот и всё. – Он улыбнулся. Он был красивее Дэвида Бирса: черты более мягкие, округлые, глаза тёмно‑карие, поведение сдержанное.

– Меня зовут Томас Рейберн. Том.

Он купил бутылку «пеллегрино» себе и ещё одну для Джейн. Она выпила свою быстро, стараясь догнать его. Закончив, поставила пустую бутылку на пол и стала обмахиваться ладонью.

– Здесь жарко. – Приходилось перекрикивать музыку, и горло болело. – Надо бы выйти погулять. Со мной хочешь?

Он помешкал, оглядываясь.

– Вообще‑то я здесь должен кое‑кого встретить… – начал он, хмурясь. – Но…

– А. – Разочарование затопило её, переходя в острое отчаяние. – Ну, ладно. Ничего страшного.

– А, какого чёрта. – Он улыбнулся: у него были красивые глаза, взгляд более спокойный и обнадёживающий, чем у Бирса. – Я же всегда могу вернуться.

Снаружи она повернула направо, в направлении канала.

– Я тут совсем рядом живу. Хочешь зайти выпить?

Он снова пожал плечами.

– Вообще‑то я не пью.

– Ну, тогда съесть чего‑нибудь? Здесь совсем недалеко – вот так идти вдоль канала, и там, через пару кварталов от Кэмденского шлюза…

– Да, ясно…

Разговор получался бессвязный.

– Тебе надо быть осторожнее, – сказал он, пока они шли через мост. – Читала про людей, пропавших в Кэмден‑тауне?

Джейн кивнула, но ничего не ответила. Она чувствовала себя взволнованной и неуклюжей, как будто слишком много выпила – хотя после тех двух бокалов вина с Дэвидом Бирсом к спиртному не притрагивалась. Её спутнику тоже, похоже, было неловко; он то и дело оглядывался, как будто ждал, что кто‑то вот‑вот появится у них за спиной.

– Мне надо было позвонить, – сокрушённо объяснил он. – А мобильник разрядился.

– От меня позвонишь.

– Да ладно, не надо.

По его тону она угадала, что он уже прикидывает, как будет уходить, вежливо, чтобы не обидеть её, но быстро.

Войдя в квартиру, он сел на кушетку, взял номер «Тайм‑аут» и стал перелистывать страницы, притворяясь, будто читает. Джейн сразу прошла в кухню и налила себе бренди. Осушив первый бокал, налила второй, вернулась к нему и села рядом с ним на кушетку.

– Итак. – Скинув свои «док‑мартенсы», она медленно провела затянутой в чулок стопой по его ноге от икры до бедра. – Ты сам откуда?

Он оставался бесстрастным, так что она даже усомнилась, удастся ли его раскачать. Но немного погодя они уже лежали на кушетке, обнажённые до пояса, его возбуждённый член, выглядывая из расстёгнутой ширинки, прижимался к её голому животу.

– Пойдём туда, – хрипло шепнула Джейн. Взяв его за руку, она повела его в спальню.

Задержавшись лишь для того, чтобы зажечь свечу, она легла рядом с ним. Его глаза были полуприкрыты, он часто дышал. Когда она провела ногтем вокруг его соска, он тихо вскрикнул от неожиданности, перекатился и придавил её к постели.

– Погоди! Не так быстро, – сказала Джейн и выскользнула из‑под него. В последние недели она не снимала своё приспособление с кровати, пряча наручники под простыни, когда они не были нужны. Теперь она выхватила из‑под подушки ремень. Он ещё не рассмотрел, что она делает, как ремень уже стиснул его запястье.

– Эй!

Она нырнула в изножье постели, едва успев увернуться от его ноги, которая колотила по покрывалу. Справиться с первой ногой оказалось нелегко, но она так усиленно хихикала и щекотала ему бедро, что он в конце концов успокоился. Со второй ногой было проще, а потом она соскочила с кровати и опрометью кинулась к изголовью, увильнув по дороге от его хватки, когда он попытался вцепиться в её плечо.

– Мы так не договаривались, – сказал он. Она не могла понять, шутит он или говорит серьёзно.

– А как же тогда это? – прошептала она, проскальзывая между его ног и беря в ладони торчащий пенис. – Ему, кажется, нравится?

Он тихо застонал, прикрыв глаза.

– Попробуй, убеги, – сказала она. – Попробуй, убеги.

Он попытался встать, его тело выгнулось с такой силой, что она в испуге отпрянула. Ремни держали крепко; он всё рвался и рвался, но теперь она сидела рядом с ним, не снимая руки с его члена, а он дышал всё чаще и чаще, и её дыхание тоже учащалось, сердце колотилось, а покалывание над глазами стало почти невыносимым.

– Попробуй, убеги, – выдохнула она. – Попробуй, убеги…

Кончив, он закричал, хрипло, точно от боли, и Джейн закричала вместе с ним, когда судорога пронзила её от виска до паха. Она торопливо наклонилась и поцеловала его в грудь; потом содрогнулась и, отпрянув назад, стала ждать.

Он закричал снова, но его голос внезапно перешёл в пронзительный вопль, когда руки и ноги завязались узлами и начали съёживаться со скоростью горящей верёвки. Последнее, что она увидела, был лежавший на постели гомункулус‑многоножка. А потом возник безупречный парусник Papilio krishna, который выполз из складок смятого пухового одеяла, подёргивая лапками и сверкая зелёными чешуйками среди призрачных разводов фиолетового, малинового и золотого тонов.

– Ах ты красавец, красавец, – зашептала она.

Эхо звука донеслось до неё с другого конца комнаты: тихий шелест её кимоно, соскользнувшего с крючка, когда распахнулась дверь. Отдёрнув руку от бабочки, она через открытый проём вглядывалась в гостиную.

Ей так не терпелось затащить Томаса Рейберна в постель, что она забыла закрыть входную дверь на задвижку. Вскочив на ноги, совершенно голая, она дико таращилась на надвигавшуюся тёмную фигуру; лицо приближалось к свече и обретало чёткость, по нему молниями метались чёрные и коричневые тени.

Это был Дэвид Бирс. Запахи дуба и папоротника нарастали, душили, прозрачные, с горькой ноткой этилового спирта. Он нежно прижал её к кровати, жар пронзил её бёдра и грудь, усики, точно языки пламени, взметнулись надо лбом, крылья затрепетали вокруг неё, пока она безуспешно боролась.

– А теперь попробуй, убеги, – сказал он.