В объятиях ветра

В тусклом свете луны скитается она меж призрачных серебряных теней

Штат Вайоминг.

Мэтт Риордан смотрел на костер, зная, что этого нельзя делать. Трепещущее пламя гипнотизировало его уставший разум и навевало сон. Неосторожность. Он редко бывал неосторожным, и сейчас он не мог себе этого позволить.

Собрав всю силу воли, он оторвал взгляд от огня, откинулся на ствол огромной сосны и еще сильнее закутался в тяжелое шерстяное пальто. Он посмотрел на тучи, проплывавшие рядом с луной, и подумал о возможном снегопаде. Был май, но здесь, в горах, снег мог пойти в любую минуту. В палатке было бы теплее, однако, если он заберется туда, ему не будет видно, что происходит вокруг лагеря.

А там что‑то происходило. За ним наблюдали.

И будто вызвав своими собственными мыслями таинственного гостя, Мэтт вдруг услышал, как из глубины леса раздался слабый звук. Все мышцы его тела напряглись, сонливость исчезла. Инстинктивно его рука потянулась к кольту, чтобы в готовности встретить кого угодно и что угодно. Мэтт не понял, какой звук побеспокоил его, но был уверен, что он теперь не один. Постепенно он почувствовал, что рядом с ним находилось не дикое животное. Нет. Даже несмотря на холодный ночной ветер, дувший ему в лицо, Мэтт почувствовал волнующую теплоту женского тела. Он был уверен, что она уже однажды наблюдала за ним из зарослей за костром, что он уже чувствовал на себе этот пристальный, горящий взгляд.

Мэтт не хотел испугать ее и не двигался с. места в надежде, что она подойдет ближе. Сквозь учащенное сердцебиение он прислушивался к шороху шагов, к чуть уловимому звуку, который возникал от соприкосновения ее кос и куртки из оленьей шкуры, и даже к предательскому хрусту ветки под ее ногами.

Почему она приходила сюда снова и снова и ни разу еще не показалась из темноты? Если она боялась его, что заставляло ее каждый раз возвращаться? Может, что‑то подсказывало ей, что он ищет именно ее, женщину по имени Скай Мак‑Келлан? А Мэтт не надеялся, что это была она. И если она это знала, неужели ей хотелось просто подразнить его, помучить и сделать его поиски такими изматывающими и трудными, что он оставит поиски и уедет из этих гор, которые были се домом.

Мэтт напряг зрение, но ничего не увидел в темном лесу. Он перевел взгляд на огненные языки пламени костра. Его сердце забилось сильнее, в горле перехватило дыхание. Через трепещущие языки пламени Мэтт увидел блеск желтых глаз серо‑белого волка. Животное, находившееся в двадцати футах от него, прижалось к земле и наблюдало.

Через мгновение револьвер был уже у него в руках. Но чудилось, что волк догадался о его намерениях. Он оскалился, глухо зарычал, поднялся, шерсть стала дыбом. Похоже, волк не боялся огня, но в то же время казалось, что ему нравится этот наблюдательный пункт и он не собирался уходить оттуда. Мэтт поразился смелости волка и подумал, может ли он напасть.

Боковым зрением Мэтт уловил какое‑то движение среди деревьев. Он хотел проследить за ним, но боялся отвести глаза от животного. Волк не двигался, и Мэтт перевел взгляд в темноту леса, как будто туда его притягивало магнитом. Если эта женщина была там, он хотел ее снова увидеть. Ему надо было поговорить с ней, многое узнать у нее.

Мэтту показалось, что‑то белое промелькнуло между деревьев, что‑то похожее на тонкую струйку дыма, но кроме рычания волка и биения собственного сердца ему ничего не было слышно. Он пытался различить во мраке ночи высокую, стройную фигуру женщины, которую видел лишь однажды. К сожалению, всю эту неделю землю освещал тонкий полумесяц, тусклый свет которого с трудом пробивался сквозь кроны высоких сосен. Мэтт подождал немного, но все, что он видел, оказывалось лишь плодом его воображения.

Мэтт снова переключил внимание на волка. Животное исчезло.

Окинув взглядом территорию лагеря, скрытую причудливыми тенями, Мэтт забеспокоился, что зверь мог обойти костер и напасть из темноты.

Над горами Реки Ветра стояла странная тишина; по телу Мэтта вновь пробежала ледяная дрожь, прогоняя тепло, которое он почувствовал, когда думал, что рядом с ним женщина. Возможно, это была не она, а волк.

Мэтт поднялся и вгляделся в темноту, зияющую между стволами деревьев, величественными стражами гор. Он слышал лишь несколько далеких звуков: журчание ручья, треск дров в костре, мрачный крик ночной птицы в соседнем ущелье. Кто бы ни находился рядом с ним несколько минут назад, он исчез вместе с волком.

Казалось кощунством прерывать спокойствие ночи, но Мэтт заговорил уверенно, будто его собеседник находился по другую сторону костра.

— Останься, — Cказал он. — Я твой друг. Мне надо поговорить с тобой, Скай Мак‑Келлан. Это очень важно. Я не причиню тебе зла.

Его голос гулко раздался в этой тишине, как нечто чужеродное, и затем растворился во мраке так же загадочно, как и все остальное в эту ночь.

Мэтт прошел вокруг костра. На траве, в том месте, где только что лежал волк, остался еле заметный след. По крайней мере это ему не почудилось.

Возможно, в лесу Мэтт видел еще одного волка, а может, и всю стаю. Неужели ему показалась женщина только потому, что он хотел ее найти? Или потому, что ее неуловимость каким‑то непонятным образом заинтриговала его? Не мог же Мэтт сходить с ума лишь из‑за того, что эти бесплодные поиски слишком затянулись?

Мэтт отошел от дерева, под которым сидел, и направился в палатку. Шестое чувство подсказывало ему, что теперь он был совершенно один. Мэтт снова взглянул на след волка. Он, наверное, не вернется: любопытство волка было удовлетворено; Мэтт же горел желанием увидеть женщину. Он пытался уснуть, но планы на следующий день заполняли все его мысли и не давали покоя. Как обычно, с первыми лучами солнца он начнет искать повсюду следы пребывания женщины. Он обязательно найдет что‑нибудь подтверждающее, что она наблюдала за ним в эти ночи. Очень скоро женщина потеряет что‑нибудь, и это даст ему твердую уверенность в том, что она ему не привиделась. Мэтт найдет бусы или, может быть, кусок материи от ее куртки, а возможно, даже увидит ее след. Он найдет ее, если запасется терпением. Она же не призрак, чтобы раствориться в воздухе.

Старый вождь сидел, скрестив ноги, в центре своего вигвама. Его длинные седые волосы спадали ниже плеч, а прожитое оставило на лице свой неизгладимый отпечаток. Но его живые глаза и крепкое телосложение могли быть и у человека гораздо моложе тех лет, которых он, похоже, достиг.

Царственная поза вождя как бы предупреждала, что его приказы и законы не подлежат обсуждению ни народом, ни гостями. На стенах его вигвама было изображено множество военных подвигов. Рассмотрев эти рисунки, можно было убедиться, что он по праву стал вождем племени шошонов с Реки Ветра и сохранял свое положение вот уже сорок лет. Он действительно все еще оставался вождем своего племени, хотя его давно переселили в резервацию.

На нем была большая шерстяная накидка. Но он надел ее лишь по привычке, потому что небольшой огонь, горевший у его ног, и солнце согревали вигвам.

Старческая рука приподняла край накидки и скользнула по полотну красной шерсти, которое Мэтт принес ему в подарок.

— Большое хорошо. Же ву ремерси, — сказал он на забавной смеси английского и французского, как будто считал их одним языком. — Но я не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать, Мэтт Риордан, детектив от Пинкертона.

Глаза Мэтта неотрывно следили за выражением его умного лица.

— Скай Мак‑Келлан может знать, кто убивал поселенцев в долине Долгой Луны, вожць Ваша‑ки. Очень важно, чтобы я ее нашел.

Взгляд вождя стал немного циничным.

— Но разве не важно, чтобы ваш большой белый вождь из Шайенна узнал, кто крадет наш скот?

Вашаки говорил по‑английски не очень хорошо, мешая французские и слова языка шошонов, но, призвав на помощь знания трех языков,, Мэтт смог понять, что ему сказал Вашаки. Ему мало что было известно о проблемах резерваций, он не удивился, когда узнал, что скот индейцев крадут так же часто, как и скот поселенцев. Индейцы относились к своему скоту как к диким животным и разрешали ему гулять везде.

— Мне очень жаль, что у вас возникла такая проблема, вождь Вашаки, — сказал Мэтт. — Я обращу на это внимание губернатора, когда увижусь с ним. Хотя и не могу давать вам за него никаких обещаний. Я не властен над его решениями.

Вашаки смерил Мэтта пристальным, пронизывающим взглядом. Наконец он кивнул и ответил:

— У многих белых людей лживый язык, Мэтт Риордан. По твоим глазам я вижу, что ты говоришь правду.

— Я знаю, ты тоже честный человек, вождь Вашаки. Люди считают тебя таким. Ты мне скажешь, что тебе известно о Скай Мак‑Келлан, которую вы называете Алое Небо?

Вождь на некоторое время серьезно задумался.

— Я знаю больше о ее матери, Чилсипи, — наконец заговорил он. — Она была француженкой, но сроднилась с нашим народом. Ее отец был французским охотником, он прожил среди нас до самой смерти. Чилсипи вышла замуж за Чарльза Мак‑Келлана, мужчину, который был очень похож на тебя, со светлыми волосами и глазами цвета неба. Они ушли жить и разводить скот в долину Долгой Луны. Их всех убили семь весен тому назад. Некоторые говорят, что девочка по имени Скай убежала в горы. Я не знаю.

Мэтт до этого не знал, что предки девушки были французами, но какое это имеет значение? Когда Камерон Уэлч, местный губернатор, обратился в детективное агентство Пинкертона с просьбой найти Скай Мак‑Келлан, он лишь вскользь упомянул, что она наполовину индианка. Мэтт не придал этому значения. Тогда он занимался другим делом. Но теперь он радовался пустячной информации об этой неуловимой женщине.

Мэтт ждал от Вашаки продолжения, но, похоже, старый вождь не желал откровенничать.

— Если мать Алого Неба была из шошонов, — Мэтт пытался разговорить его, — значит, должны быть здесь, в резервации, какие‑нибудь родственники, с которыми я мог бы поговорить.

Вашаки немного подумал.

— Прошло много лет. У сестер и братьев Чилсипи родилось много детей. Они могут помнить Скай. Я не знаю, живы ли они. Но жив дядя Чилсипи, Много Когтей, брат бабушки Скай. Он очень любил, когда Чилсипи приводила к нему Скай. Он может рассказать тебе то, чего не знаю я. — Вождь поднялся. — Его зовут Ким. Я отведу тебя к нему.

Мэтт вышел за вождем на улицу. Вдоль реки располагались жилища шошонов. Он заметил, что многие индейцы племени по‑прежнему жили в своих старых вигвамах, но некоторые из них уже переселились в небольшие домики, построенные для них правительством. На много миль к северу, до самых гор, простирались поросшие полынью равнины и холмы. На восток, примерно в миле от широкой равнины, в лесу, на берегу малой Реки Ветра расположился фортВашаки. Сейчас там размещался конный гарнизон, который должен был защищать индейцев резервации от нападения индейцев других племен. Форт Вашаки, названный так в честь вождя, является также важным продовольственным центром.

К югу и западу от индейского поселения поросшее полынью предгорье постепенно переходило в крутые и разломленные возвышенности и, наконец, превращалось в массивные горы Реки Ветра. Сосны, ели, пихты и осины окружали их со всех сторон. Над кромкой леса, разрезая безоблачное майское небо, возвышались гранитные вершины.

И где‑то там наверху находилась женщина, которую искал Мэтт.

Вождь Вашаки провел его по всему поселению и вывел к большому вигваму, украшенному причудливыми разноцветными рисунками. Самым интересным из них было изображение огромного бурого медведя, животного, почитаемого индейцами и обладающего, по их мнению, исцеляющими способностями.

Входная дверь была опущена. Это означало, что гость сначала должен попросить разрешения войти. Вашаки что‑то сказал, и его пригласили войти.

Вашаки принял приглашение и, приподняв входную дверь, пригнулся, чтобы зайти внутрь. Человек, стоявший перед ними, был ниже Мэтта и Вашаки, но был хорошо сложен и мускулист. Глубокие морщины вокруг глаз и складки, которые пролегли около носа и рта, выдавали его возраст. Ему было не меньше шестидесяти. Широкое лицо, высокие скулы и темная кожа свидетельствовали о том, что ни одна капля белой крови не текла в жилах этого человека. Значит, не с его стороны Скай Мак‑Келлан получила примесь французской крови. Его длинные черные с проседью косы спадали на плечи и были перевязаны на концах кусочками кожи. На шее у индейца висело ожерелье из когтей медведя, оно звенело при каждом его движении. Как и на Вашаки, на нем было нечто среднее между одеждой белых и индейцев. Привычная для белого человека шляпа щеголяла орлиным пером. На ногах у индейца были мокасины, а широкую грудь прикрывала хлопчатобумажная рубашка в красную клетку и черный жилет.

Вашаки сразу расположил к себе Мэтта своей доброжелательностью, а Много Когтей, увидев его наоборот, насторожился и скользнул по нему колючим, холодным взглядом. Но он все же отступил в сторону, чтобы позволить гостям войти Они прошли в середину вигвама, недалеко от огня, и снова уселись, скрестив ноги.

Мэтт окинул взглядом стены жилища Много Ко той и понял, что он был шаманом или целителем Его вигвам тоже был украшен рисунками, изображающими подвиги, которые он совершал, и было интересно, хотя и неудивительно, узнать, что он убил несколько медведей. В жилище не было никакой мебели, кроме скамей, обтянутых кусками кожи Земляной пол был выровнен, чисто подметен и кое‑где покрыт шкурами. На стенах висели культовые рисунки и изображения идолов, а также головной убор из перьев птиц и рогов бизона.

Вашаки представил гостя, указав на него рукой и сказал что‑то на языке шошонов. Мэтт понял, что Вашаки объяснил Много Когтей, кто он и зачем пришел.

Много Когтей придал лицу торжественное выражение, и его обветренные губы плотно сомкнулись в тонкую линию. Мэтт почувствовал неприятие шамана и подумал, что этот разговор окажется таким же бесполезным, как и его недавние поиски в горах.

— Это произошло много лет тому назад… — Много Когтей говорил по‑английски гораздо правильнее и чувствовал язык лучше, чем Вашаки. — Почему ты не пришел раньше? Сейчас слишком поздно искать тех, кто убил и ограбил Чилсипи.

— Я не знаю, что случилось семь лет тому назад и почему не расследовалось дело Мак‑Келлан, — спокойно ответил Мэтт. — Я здесь, потому что губернатор недоволен отношением местных чиновников к серии убийств и краж скота в этом районе. Он хочет остановить беззаконие. Все, что вы можете мне сказать о примерном местонахождении Скай Мак‑Келлан, очень поможет нам. Губернатор думает, что она знает что‑то важное. Если она сама видела убийц, то сможет их опознать.

Много Когтей так долго сидел молча, что Мэтт засомневался, заговорит ли он снова. Все планы Мэтта рушились. Он мог попробовать поговорить со всеми родственниками Алого Неба здесь, в резервации, но чувствовал, что никто, кроме Много Когтей, не поможет ему, и Мэтт невольно подумал, не скрывают ли ее.

Проклятье! Ведь он был одним из лучших сыщиков в стране. В течение пяти лет Мэтт выслеживал нарушителей закона во всех уголках Запада, а сейчас не мог найти всего лишь одну девушку. Он не только не обнаружил ни единого доказательства того, что она приходила к нему в лагерь той ночью, когда он увидел волка, но и ни разу с тех пор не чувствовал ее волнующего присутствия. Вот уже две недели Мэтт тщательно исследовал то место, где, по его предположению, она могла прятаться. Девушка больше не возвращалась, чтобы продолжить свои странные наблюдения за ним, как делала это сначала почти каждую ночь. Время пролетело, а вместе с ним исчезла и вера в ее существование. Если в ближайшие дни он ничего не найдет, ему придется возвратиться к губернатору Уэлчу и в агентство Пинкертона с пустыми руками.

Мэтт почувствовал, что под пристальным взглядом шамана скрывается недоверие.

— Ты вместе с теми, кто ищет Скай?

Вопрос застал Мэтта врасплох. Однажды он видел в горах всадников, но принял их за ковбоев, ищущих потерявшийся скот. Значит, не он один искал эту девушку?

Неловким движением Мэтт перевернул шкуру бизона.

— Откуда вы знаете, что кто‑то еще ищет ее? — спросил он осторожно.

— Они были здесь, так же как и ты. Некоторые даже говорили, что это она убивает поселенцев… мстя за гибель своей семьи.

Эта новость потрясла Мэтта.

— Но эти люди, которые ищут ее, могут замышлять что‑то против нее.

— А ты нет? — седая бровь шамана приподнялась, как будто его что‑то развеселило.

— Я приехал сюда, только чтобы задать ей несколько вопросов и отвезти ее под охраной в Шайенн, если она знает что‑нибудь, что может нам помочь.

Старый мудрый вождь закутался в шерстяную накидку и ничего не сказал. Вашаки оставался спокойным, а Много Когтей фыркнул:

— Только не это! Ты ее выбросишь, как ненужную вещь, выведав у нее все, что тебе надо.

Мэтт старался никогда не смешивать личные дела и работу. Он лишь выполнял задание агентства. Но случилось что‑то такое, из‑за чего это задание стало каким‑то особенным… Эти ночи в горах: знать, что она рядом, что наблюдает за ним, увидеть ее красоту в лунной ночи лишь на секунду — все это вызвало у Мэтта желание узнать о Скай Мак‑Келлан как можно больше. Она заинтриговала его. Ее поиски были уже не работой, Мэтт стал одержим идеей найти ее. И теперь, когда он узнал, что ищет эту девушку не один, он боялся за ее безопасность. Единственным спасением для нее сейчас было продолжать скрываться. Но не могла же она скрываться всю жизнь!

— Ты не прав, Много Когтей, — ответил Мэтт наконец. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы с ней ничего не случилось.

Много Когтей упрямо задвигал челюстью, его глаза сверкнули черным светом, как два обсидиана. Доводы Мэтта не произвели на него впечатления и к тому же он не любил, когда ему говорили, что он не прав.

Шаман внимательно посмотрел на Мэтта. В Риордане было что‑то, отличавшее его от других. Может быть, необычный покрой черного пальто, жилета и белой рубашки; может быть, правильные, но мрачные и суровые черты лица, по которым нельзя было определить, что он задумал. Его одежду покрыл слой пыли, но Мэтт выглядел ухоженным и вел себя уверенно и с достоинством, в отличие от многих других белых людей, которым, казалось, был безразличен их внешний вид.

И эту необычность подчеркивали его удивительные синие глаза.. Много Когтей заметил, что пристально смотрит в глубину этих глаз, глядящих прямо, подозрительно и даже расчетливо.

Этот взгляд заставлял его насторожиться. Но в то же время в глазах Мэтта светилась честность, редкая для белых людей. В его взгляде читались знание жизни и мудрость, которые человек может приобрести только с опытом. Но его взгляд выражал также нетерпимость.

Однако самое пристальное внимание Много Когтей привлекли руки Риордана и его пистолет. Его руки, худые и сильные, как и он сам, кое‑где покрывали шрамы; а длинные пальцы казались достаточно ловкими, чтобы выхватить пистолет из кобуры так быстро, что противник не успеет и глазом моргнуть. Деревянная рукоятка самого пистолета была отполирована до блеска.

Пристально глядя на незнакомца, Много Когтей почувствовал, что Риордан действительно сможет защитить его племянницу. Без лишних слов Много Когтей понял, что перед ним человек решительный, не поддающийся минутным порывам чувств. Это был человек, не нуждающийся в чьей‑либо помощи. Человек, который сделает то, что задумал.

— Тебе платят за убийства, — сказал он, — но я не вижу в твоих глазах, что тебе нравится убивать, как я видел это в глазах других, которые спрашивали про Скай. Они говорили, что хотят найти ее для ее же блага. Но я скажу тебе то, чего я не сказал им, потому что они были глупцами и думали, что я тоже глупец.

Много Когтей замолчал, будто внезапно изменил свое решение. Но потом он продолжил:

— Как и ты, я видел женщину, которая двигается по ветру. Это стало легендой нашего народа. Темными ночами женщина иногда приходила ко мне, как и к тебе, садилась около огня, туда, где ты сидишь. И молчала. Но когда я начинал моргать, она исчезала, и оставался лишь дым от огня. Некоторые говорят, что это Скай, дочь Чилсипи. Но ты должен забыть о женщине ветра так же, как и другие. Она не поможет тебе найти людей, которых ты ищешь. — Его глаза наполнились сожалением и печалью. — Понимаешь… на самом деле здесь ее нет.

Потребовалось время, чтобы Мэтт понял значение слов шамана. Он живо представил себе во всех деталях ту ночь, когда волк приходил к нему, и снова по его телу пробежала ледяная дрожь. Мэтт был не из робкого десятка. Человека, который повидал столько на своем веку, нелегко удивить; обычно он не реагировал на подобные рассказы. Но, к своему удивлению, сейчас он пожалел, что на нем не было шерстяной накидки, как на Вашаки, чтобы помочь ему остановить эту неожиданно охватившую его дрожь.

Женщина должна быть жива! Он видел ее собственными глазами!

Да, но она растворилась в воздухе, как дым костра. Мэтт поднялся медленно, как во сне. Что же он видел в — горах на самом деле? В отличие от суеверных индейцев, он не верил в призраков, расхаживающих по земле.

— Я видел кого‑то, — сказал Мэтт спокойным и уверенным голосом. — Если это была не Скай Мак‑Келлан, тогда это был кто‑то другой. И я собираюсь узнать кто.

Много Когтей встал в полный рост. Его глаза сердито вспыхнули, и он посмотрел на Мэтта, сверля его своим взглядом:

— Берегись, Мэтт Риордан! Убийцы думают, что она представляет для них угрозу, они могут: подумать то же и про тебя. Я больше не хочу об этом говорить. — Он указал своей обветренной "рукой на дверь. — Теперь иди. Прошло уже много времени с тех пор, как Скай Мак‑Келлан пошла по тропе Смерти, и Мать‑Земля приняла свою дочь в свое чрево.

За шепотом ветра ночного должна я послушно идти

Девушка легко и бесшумно, подобно осеннему листу, уносимому ветром, шла по темному лесу. Ее обутые в мокасины ноги тихо ступали по сырой земле. Следом за ней, в точности повторяя все ее движения, так же беззвучно шел серо‑белый волк.

Девушка остановилась. Ее глаза внимательно вглядывались в мрак ночи: казалось, она обладала врожденным даром видеть все, что происходит в этом царстве ночных теней, и интуитивно предчувствовать опасность.

Маленькие обитатели леса не боялись ее, когда она шла по их тропам. Они лишь останавливались, глядя ей вслед. И только ворчливая сова, пролетая в темноте, испускала иногда пронзительный крик.

Волк приблизился к молодой женщине и ткнулся головой в ее руки, ожидая ласк. Она грациозно опустилась на одно колено и крепко обняла его за сильную шею. Волк сел на задние лапы и прислонился к ее длинным и стройным ногам, скрытым за отделанной бахромой оленьей кожей. Острое чутье волка снова уловило запах незнакомого человека. И животное, и девушка осторожно оглянулись.

Девушка прошептала что‑то на ухо зверю, он отвернулся и через мгновение растворился в ночи. Оставшись теперь одна, она подобралась ближе к лагерю человека, прячась среди кустов, и оказалась в тридцати футах от костра, около которого он спал. Человек уходил ненадолго отсюда, но снова вернулся. И девушка не могла понять зачем.

Ее сердце часто забилось под светлым кожаным одеянием от странного сочетания страха и нетерпения увидеть уже знакомый силуэт мужчины. Конечно, подобное поведение было глупым, но любопытство полностью овладело девушкой. Этой ночью ей не удалось разглядеть его крепкое, худое тело, как это случалось раньше, и она поймала себя на мысли, что очень этим расстроена. Мужчина спал крепче, чем обычно. Одеяло покрывало его почти с головой, а черная шляпа лежала на его лице. Это лицо притягивало девушку. Но он, наверное, ничем не отличался от других людей, приходивших в горы, и она должна быть осторожной и помнить, что многие из них причинили ей зло.

Девушка не понимала, что заставляло ее несмотря на все это приходить ночью к костру этого человека снова и снова, а при ярком свете дня следить украдкой из‑за деревьев, как он скачет на своей ярко‑рыжей лошади по холмам.

Она лишь знала, что, наблюдая за этим человеком, испытывает почти такой же трепет, как тогда, когда ей удавалось стать свидетельницей осторожных прогулок горного льва, готового к встрече с любым врагом. Почти животное чутье подсказывало девушке, что этот человек с золотыми волосами был опасен своим спокойствием. У него не было друзей — только враги и только побежденные. Этот мужчина не просто с кошачьей настороженностью наблюдал за всем происходящим вокруг своим суровым взглядом, но, казалось, шестое чувство предупреждало его каждый раз, когда она находилась рядом.

Его легкие, грациозные движения, его дикая красота не путали, а скорее притягивали ее. Что‑то в нем заставляло тело девушки трепетать от неизведанного прежде чувства. Каждый раз, когда она смотрела на него, ее сердце начинало учащенно биться и странная истома охватывала все се тело. В такие минуты она чувствовала себя непривычно встревоженной, взволнованной…. и очень одинокой.

Мужчина не был охотником, как отец ее матери. Девушка помнила этого человека с густой черной бородой, который постоянно распевал французские песни, слишком много пил и смеялся. От него все время неприятно пахло, а его лошади всегда были обвешаны шкурами убитых им зверей, отец матери научил ее расставлять капканы и силки. И всегда умел ее развеселить.

Девушка помнила, как в детстве видела людей, похожих на того, который спал сейчас у костра. Людей, которых се отец называл профессиональными убийцами. В них чувствовалась неумолимая жестокость при достижении намеченной цели. Эти люди приходили иногда в долину Долгой Луны, когда она была ребенком. И тогда странная тишина воцарялась над всем селением. А когда они уходили, всегда кого‑нибудь хоронили.

Девушка боялась, не наняли ли его, чтобы найти и убить ее. Не узнал ли он каким‑то образом, что она совершила?

Она опасалась его, но он ей почему‑то напоминал отца. Возможно, это было лишь внешнее сходство. Когда девушка смотрела на него, ей казалось, что если она придет домой, то найдет там все, как было в те счастливые дни полной свободы, когда она могла гулять, где вздумается, и петь в полный голос свои любимые песни, не боясь быть услышанной.

Но вместе с приятными воспоминаниями к ней подбирался леденящий ужас и необъяснимая боязнь вырваться из мрачного круга своих воспоминаний. Ее сердце забилось сильнее, чем прежде, когда в горах Отца‑Солнца появился этот золотоволосый незнакомец.

Неожиданно девушку охватило дурное предчувствие, — руки похолодели, по спине пробежали мурашки. Ощутив всем своим существом опасность, она решила как можно быстрее покинуть лагерь Светловолосого. Но слабый звук, раздавшийся у нее за спиной, предупредил, что было уже поздно. Инстинкт самосохранения заставил ее резко обернуться и вытащить нож, висевший у нее на поясе. Светловолосый напал из темноты и нанес удар. Они сцепились в драке и покатились по земле. Девушка не чувствовала, как острые ветви кололи ее в спину: все тот же инстинкт придавал ей силы.

Она приставила ему нож к горлу. Мужчина схватил ее за руку, стараясь отвести удар. Как же он обманул се! Ей надо было сразу догадаться, что он такой же злой, как все остальные белые.

Девушка чувствовала, как силы покидали ее. В темноте она не могла разглядеть его лица. Вместо него перед ее глазами предстало лицо другого человека, которое она давно видела и которое запомнилось ей.

— Перестань драться, — крикнул он хрипло. — Я не причиню тебе вреда! Я хочу просто поговорить с тобой.

Девушка дралась с ним, но в мыслях ее противником был совсем другой человек. Почему ей вспомнился тот день и тот человек? Неужели ей было предначертано судьбой испытывать этот кошмар снова и снова не только во сне, но и наяву?

Когда Светловолосый налег на нее всем своим тяжелым телом и почти придавил ее, она подумала, что наступает конец. Его руки, как железные наручники, сжимали над головой запястья девушки. Он полностью подмял ее под себя. Девушка ощущала, как на его теле играли стальные мускулы. Если бы она только могла высвободить руку, нож спас бы ее. Но он был слишком силен, и у нее просто не было шансов.

— Эсуп! — резко закричала она.

Мэтт Риордан понял значение слов девушки слишком поздно. Что‑то мохнатое, светлое и рычащее выпрыгнуло из темноты и навалилось на него. Через мгновение Мэтт уже лежал на земле, а зверь пытался добраться своими клыками до его горла и загрызть насмерть, как приказала ему хозяйка. Руки Мэтта тянулись к глотке животного; он дрался изо всех сил, но минуты казались часами, и при каждом неудачном движении Риордан мысленно прощался с жизнью.

Женщина снова закричала.

Волк тут же ослабил мертвую хватку, но все еще рычал, не отпуская Мэтта, в ожидании следующей команды женщины.

Наконец животному было приказано отступить. Со вздыбленной шерстью, волк нехотя отошел к зарослям, где он притаился и начал наблюдать за происходящим сверкающими глазами. Девушка развернулась и направилась в лес. Мэтт вскочил на ноги и бросился за ней вслед, но волк тут же встал у него на пути, снова оскалился и глухо зарычал.

В этот раз Мэтт не мог себе позволить упустить девушку. Он выхватил револьвер. Волк тут же пригнулся, готовясь к прыжку. Мэтт знал, что играет с огнем, но, не сводя глаз с волка, окликнул девушку:

— Я убью волка, Скай Мак‑Келлан, если ты не вернешься. Мне надо с тобой кое о чем серьезно поговорить.

Вдруг он вспомнил, что девушка говорила с Волком на языке шошонов.

А вдруг шаман сказал правду и это была совсем не Скай Мак‑Келлан? Он не хотел и не мог в это поверить. Мэтт снова крикнул в темноту, но на этот раз уже на ее родном языке.

Ответа не последовало, и Мэтт не на шутку испугался. Этот проклятый волк ни за что не подпустит его близко к своей хозяйке, но Риордан все равно не мог заставить себя выстрелить в зверя лишь потому, что он был другом девушки. Он не мог понять, почему его так волновала судьба этой таинственной девушки, которая жила, как дикарка, в горах совсем одна. Она действительно стала ему небезразлична.

Несмотря на всю серьезность ситуации, Мэтт вдруг почувствовал, как вопреки его воле страстное желание овладело им при одном лишь воспоминании о ее нежном, горячем теле, таком близком и доступном во время недавней схватки.

Волк зарычал еще громче, как будто прочел мысли Мэтта и они ему совсем не понравились. Мэтт надеялся, что женщина не отойдет далеко от своего защитника‑волка.

— Я знаю, ты где‑то здесь, Скай Мак‑Келлан, — снова начал Мэтт. — Я убью волка, если ты не выйдешь и не поговоришь со мной.

Он направил дуло пистолета на волка и опустил палец на курок. Волк не двигался с места, прижал уши и насторожился, готовый снова напасть в любую минуту.

Молчание затянулось, и Мэтт уже испугался, что девушка больше не придет, даже несмотря на угрозу потерять своего товарища. Но вдруг откуда‑то из темноты раздался ее нежный голос. Ему вдруг показалось, что это не ее бархатный голос звучит в темноте ночи, а губы девушки слились с его губами в сладостном поцелуе.

Волк отошел от Мэтта и скрылся в темноте. Мэтт обернулся на звук голоса, но никого не увидел. Его сердце учащенно забилось. Он не хотел, чтобы девушка уходила, но был не в силах остановить ее.

— Я твой друг, Скай, — крикнул он резко и сердито ей вслед. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Почему ты мне не веришь?

В ответ раздался лишь шепот ветра.

Настроение Мэтта упало. Он напугал девушку и упустил ее. Теперь она уже не придет к его лагерю. Мэтт был уверен в этом так же, как и в том, что день скоро сменит ночь. Вдруг Мэтт осознал, что он страшно одинок и что был таким всегда, но просто не понимал этого.

Он приподнял руку и посмотрел на рукав своего пальто. Кровь от раны уже промочила ткань и текла по локтю теплой струйкой. Рука сильно болела. Кто же ранил его: девушка или волк? Теперь, когда все было позади, Мэтта снова охватило неприятное ощущение того, что все события ночи были лишь плодом его воспаленного воображения. Ему казалось, что он ощущал ее тело во время драки, но таинственность, окружавшая эту девушку, се призрачность все еще витали в тихом ночном воздухе, как запах стойких духов. Возможно, это был только сон, события которого он принял за реальность. Не окажется ли завтра миражом то, что было реальным сегодня?

Боль становилась сильнее. Мэтт вернулся в лагерь и оторвал кусок ткани от своей одежды, чтобы перевязать рану. При свете костра он мог рассмотреть ее. Это было не ножевое ранение, а скорее укус волка. Кровь шла сильно, наверное, он сможет продезинфицировать рану. Мэтт намочил повязку виски, раздвинул края раны, насколько это было возможным, и приложил ткань. От боли он стиснул зубы так, что зашумело в голове. Затем мужчина извлек из мешка тот небольшой запас медикаментов, который всегда носил с собой. Он обработал рану темной мазью, перебинтовал ее и снова натянул на себя рубашку. Было прохладно, и Мэтт накинул на себя куртку.

Вдруг он увидел тонкую прядь волос, прямых, как стрелы воина, черных, как смоль, блестящих, как вороново крыло, зацепившихся за пуговицу. Они переливались под мерцающим светом звезд и луны.

Он осторожно двумя пальцами отцепил прядь от пуговицы. Мэтт держал волосы перед собой и спокойно смотрел, как они развеваются на легком ветру. Они были почти два фута длиной.

Довольно улыбаясь, Мэтт медленно намотал их вокруг пальца. Так же аккуратно он снял получившееся колечко, положил его в карман куртки и привязал пуговицу на место.

Мэтт лег на импровизированную кровать. Все сомнения исчезли — шестое чувство подсказывало ему, что Женщина Ветра больше никогда не придет сюда по своей воле. Но, по крайней мере, он знал, что она приходила сюда… однажды.

Земля принадлежит мне.

И если я вернусь туда,

Кто будет по мне плакать?

Первоцветы уже почти распустились, когда вдруг снова пошел снег. Толстым белым покрывалом расстелился он по земле, где расставила силки Скай. Силки оказались совершенно пустыми. Расстроенная девушка установила новые.

Снег не продержится долго в это время года. Как только небо прояснится, он растает под теплыми лучами солнца. Зима хозяйничала в горах семь месяцев в году, но даже здесь рано или поздно она должна будет отступить.

Из своего укромного местечка среди высоких деревьев Скай взглянула вверх. Через запорошенные снегом сосновые ветви она видела, как мимо острых горных вершин торопливо проплывали облака.

«Ты бегаешь быстрее всех на свете, Скай. Даже быстрее облаков, подгоняемых ветром».

Голос ее маленького брата звучал так пронзительно, что она обернулась в надежде увидеть его рядом. Но, как всегда, там никого не оказалось. Только причудливые тени двигались в этой залитой солнцем тишине.

О, Джэрод! Любимый, милый, славный малыш. Светловолосый и худощавый, такой, как его отец. То, что он был на четверть шошоном, выдавали лишь темно‑карие глаза и смуглая,, будто всегда покрытая загаром, кожа.

Да, Джэрод. Я бегаю быстрее всех на свете. Я могу побежать так быстро, что оторвусь от земли и буду парить с орлами высоко в небе.

Нет, у тебя не получится!

Heт, получится! Нет, не получится!

Нет, получится!

Скай почувствовала, как ее ноги начали мерзнуть в тонких мокасинах. Она вырвалась из круга своих воспоминаний и пошла к себе в пещеру. Девушка не любила вспоминать прошлое — это причиняло ей боль, но в те редкие минуты отдыха, когда она не была занята поисками пищи и другими прозаическими делами, она предавалась воспоминаниям.

Обратно Скай пошла по ведомым только ей тропам, так как знала, что она и Эсуп оставят заметные следы на свежем снегу. Но Светловолосый — так она называла того человека — куда‑то исчез. Скай была рада, что это случилось. Он обманул, обхитрил ее. Но ей все же было любопытно, о чем он хотел поговорить с ней, хотя теперь она уже вряд ли это узнает. Зато Скай снова была в безопасности, и горы принадлежали только ей, ей и животным. Но девушка не могла понять, почему эта радостная новость повергла ее в такое уныние.

На поляне Скай остановилась на секунду и оглянулась по сторонам в поисках приближающейся опасности. Такая предусмотрительность за долгие годы жизни в горах вошла у нес в привычку. Как и обитатели леса, она внутренне чувствовала опасность.

Люди редко приходили сюда, но на днях Скай видела нескольких ковбоев, скачущих на лошадях по холмам. Ей показалось это необычным, потому что лошади почти никогда не забирались так высоко, предпочитая пастись на просторах равнин. Там, наверху, жили дикие лошади, и, возможно, какой‑нибудь жеребец увел за собой лошадей с ранчо, а ковбои отправились на их поиски. Но все‑таки следует быть осторожной. Светловолосый видел ее, так что. теперь ее тайна раскрыта. За ней могли прийти и те, кто знал, что она была свидетельницей убийств, совершенных ими.

Девушка наклонилась к Эсупу и подождала, пока он не учует запах врага. Но, по‑видимому, никого рядом не было, так как он побежал рысцой вперед, старательно запутывая следы.

Вскоре их надежно прикрыли сосны. Пройдя еще полмили вдоль небольшой реки, они покинули спасительный покров леса, вышли к знакомому озеру, располагавшемуся рядом с их пещерой, и начали взбираться вверх к горной вершине, с которой можно было оглядеть всю южную часть окрестностей с высоты птичьего полета. Деревья встречались все реже и реже, в некоторых местах валуны, отколовшиеся от горы много веков назад, оставили после себя целую россыпь больших и маленьких камней. Снег с них уже стаял, и Скай с Эсупом могли безбоязненно перепрыгивать с одного камня на другой, не оставляя никаких следов.

Неискушенному взору горная вершина казалась лишь прямой гранитной стеной. Но с запада се достаточно широкий выступ скрывал узкое отверстие, которое к тому же удачно пряталось за низкорослыми соснами, умудрившимися вырасти в небольших горных расщелинах. Отверстие скрывало достаточно просторную пещеру, примерно двадцать на тридцать футов. Вход в пещеру был слишком узким для зверей, но раньше здесь жили горные львы. Теперь же, когда запах человека и волка пропитал все вокруг, животные не решались приходить сюда.

На самой вершине этой горы растительность была гуще: здесь росли сосны и кустарники, полевые цветы покрывали почти всю ее поверхность. На самой высокой сосне горы уже много лет обитали отважные орлы. Их не беспокоило близкое соседство Скай и Эсупа; долгое время они жили здесь в полной гармонии, не причиняя друг другу никакого беспокойства.

Прежде чем войти в пещеру, Скай прикоснулась к лепесткам подснежника, пробивающегося между валунами, но не сорвала его. Она рвала цветы, только когда они были необходимы ей для медицинских целей. Девушка научилась этому у матери, когда была еще ребенком.

Скай заметила, как Эсуп навострил уши перед входом в пещеру и вдруг начал бегать кругами, обнюхивая землю. Его движения предупреждали хозяйку о возможной опасности. Сначала девушка подумала, что Светловолосый вернулся и нашел ее жилище. Ее рука уже машинально потянулась к ножу, висевшему на поясе, когда Эсуп почти радостно помчался в пещеру. Девушка осторожно последовала за ним, но, когда услышала знакомый хриплый голос, говорящий с волком на языке шошонов, все ее страхи рассеялись.

— Как дела, Эсуп? Ты хорошо заботился о Скай, пока меня не было?

Скай вошла в пещеру. Там всегда царил полумрак, даже когда горел огонь. Единственным источником света, кроме того, который проникал через узкий вход, было отверстие наверху. Но оно было слишком маленьким, величиной с человеческий кулак, и солнечные лучи далеко не всегда попадали сюда; поэтому кроме тех редких часов, когда это случалось, его можно было просто не заметить. Зато это отверстие служило прекрасным дымоходом, к тому же из‑за зарослей кустов наверху дым практически не был виден. Только во время дождей оно причиняло множество неудобств. Вода стекала со всех сторон и попадала прямо в пещеру. В такие дни девушке приходилось собирать воду в деревянную бочку, чтобы она не намочила ее ложе из шкур.

— Рада тебя видеть, — сказала она человеку, расположившемуся здесь без нее, как дома. — Мои запасы уже кончаются, а сегодня все силки оказались пустыми.

Много Когтей шутливо поборолся несколько минут с Эсупом, потом потрепал его по мохнатой шее и сказал:

— Иди. Не могу же я играть с тобой целый день.

Волк послушно подчинился команде и лениво пошел к своему излюбленному месту у костра, который весело потрескивал сухими ветками, подброшенными туда Много Когтей. Над костром в железном котелке, покачивающемся на конструкции из свежесрубленных веток, варился кролик.

— Я не мог прийти раньше, Скай, — сказал Много Когтей. — Буря была похожа на злого духа, мечущегося меж двух миров, полного гнева и отчаяния.

Девушка кивнула в знак согласия, подумав, что только безумец мог отправиться в горы в такую снежную бурю. Скай сама просидела в пещере три дня, пережидая ее.

— Похоже, что снег пойдет снова, — сказала она. — Наверное, тебе лучше не задерживаться здесь слишком долго.

Но, казалось, Много Когтей это не беспокоило. Его глаза сонно смотрели на огонь и волка.

— Без меня там справятся. Племя знает, что я ушел поговорить с Великой Тайной. Они сами этого хотели, поэтому я могу побыть с тобой несколько дней.

Скай взглянула на его равнодушное лицо.

— Спасибо. С тобой мне веселее. Я чувствую себя очень одинокой, когда рядом только Эсуп. Ты хочешь есть?

— Я уже давно не ел, а мой желудок такой огромный и пустой, как пещера, в которой ты живешь.

Девушка пошла в угол пещеры, где на большом плоском камне стояло корытце, вырезанное из дерева. Рядом почти на таком же камне стоял глиняный кувшин с водой. Девушка вылила в корытце немного воды, чтобы помыть руки.

— Я принес тебе то, что ты просила меня купить в Ландере, — сказал Много Когтей, наблюдая за ней.

С небольшой полки, сплетенной из прутьев и кусков кожи, Скай достала льняное полотно, которое служило ей полотенцем.

— Ты достал бумагу?

Много Когтей запустил руку в большую сумку, лежащую на полу, и начал доставать то, что принес:

— Мука, сахар, чай, копченое мясо, фасоль, нитки, иголки, картошка, и… — Он широко улыбнулся, вынул последний предмет и поднял его высоко, чтобы девушка могла увидеть подарок. — Твоя бумага. Ты можешь рисовать на ней горы и животных или описывать их словами. Ведь это приносит тебе столько радости.

Глаза Скай засияли от удовольствия. Она положила полотенце обратно на полку и взглянула на вещи, которые Много Когтей выложил на шкуры. Он не забыл про то, о чем она просила. Девушка любила старика за многое и знала, что он ее никогда не подведет.

Скай приподняла крышку котла, в котором варился кролик. Аппетитный запах наполнил всю пещеру, и в желудке у девушки заурчало. — Передай мне тарелки. Шаман достал две жестяные тарелки из небольшой кладовой, в которой Скай хранила свои миски, корзины с едой и другую утварь, аккуратно расставленную рядами. Там было все — от еды до лечебных трав и бус девушки. А семь лет назад, когда он нашел ее блуждающей по лесу, напуганной, как раненый олень, и молчаливой, как будто кто‑то отрезал ей язык, она не могла ничего сказать о трагедии, свидетельницей которой стала. Шаман отправился на ее поиски, когда до него дошла весть о том, что Чилсипи и вся ее семья убиты, а тела Скай таис и не нашли.

Обнаружил он ее несколькими днями позже, полумертвую, в лохмотьях, со следами запекшейся крови. Шаман боялся за ее жизнь и принес девушку сюда, чтобы уберечь се от возможной опасности. Много Когтей обнаружил эту пещеру еще мальчишкой, и она всегда была.его секретным местом.

Скай никогда не рассказывала о том, что случилось в тот день. Она лишь повторяла.

— Я не могу вернуться в эту долину. Они убьют меня, если я вернусь.

Много Когтей присматривал за ней, пока она не поправилась, и никому о ней не рассказывал. Вскоре девушка научилась охотиться и стала давать шаману шкуры, чтобы он покупал то, что ей было нужно. Но она хотела навсегда остаться в горах. Скай всегда возмущалась, когда ей предлагали каким‑нибудь образом изменить одинокую жизнь, которую она вела.

На некоторое время в историю о ее смерти поверили, и она была в полной безопасности. Но теперь над жизнью девушки снова нависла угроза. Ей снова нужно было покинуть свое убежище.

Скай протянула шаману вилку и жестяную тарелку с мясом. Она положила небольшую порцию и в деревянную миску Эсупа, стоящую на каменном полу.

— Ты все еще кормишь Эсупа? — спросил Много Когтей. — Глупо. Он разучится заботиться о себе сам и станет таким же беспомощным, как собаки, которые следуют повсюду за бледнолицыми.

Скай наполнила свою тарелку и села, подогнув ноги под себя.

— Он еще охотится, дядя. Он приносит свою добычу и бросает ее к моим ногам, будто предлагая поделиться; и иногда мне даже приходилось пользоваться его щедростью. Ведь он охотится гораздо лучше меня. Знаешь, я помню его еще щенком, с тех пор он охраняет и защищает меня. И в благодарность за это я его кормлю. Это самое маленькое, что я могу для него сделать.

Но Много Когтей настаивал на своем:

— Он слишком послушный, слишком ручной.

Они ели молча. Много Когтей отставил тарелку в сторону. Темные глаза шамана смотрели на Скай так серьезно, что у нее внутри все сжалось в предчувствии того, что сейчас он скажет ей нечто такое, о чем она совсем не рада будет слышать.

Обдумав свои слова, Много Когтей начал:

— О тебе спрашивали какие‑то люди, Скай. Похоже, они знают, что ты жива, и я боюсь за твою жизнь. Но эти люди не так меня беспокоят, потому что они недостаточно умны, чтобы найти тебя. А вот некто по имени Мэтт Риордан, который всегда и везде один, этот Риордан с глазами острыми, как у орла, смог бы выманить из норы даже хитрую ласку, потому что он умеет терпеливо ждать. Как настоящий воин, он ищет тебя верхом на лошади, с оружием в руках. Но та, за кем он охотится и кого хочет привести на суд бледнолицых, слишком неуловима, чтобы попасть ему в руки. Риордан называет себя детективом из агентства Пинкертона.

Скай невольно вздрогнула услышав это имя, которое помнила еще с детства. Теперь она поняла, почему опасалась Риордана. Ее отец и другие владельцы ранчо часто говорили о Пинкертоне. Она краем уха слышала, как на тайных ночных собраниях мужчины говорили, что надо связаться с его агентством, чтобы узнать, кто крадет скот. Но после того, как убили отца, никто уже не пытался это сделать. Само имя Пинкертон вселяло ужас, потому что все, кто работал в его агентстве, были еще более жестокими и безжалостными, чем преступники, которых они искали.

— Он не сказал зачем я ему нужна? — спросила девушка, немного нервничая.

Много Когтей пересказал ей то, что Риордан сообщил ему и вождю Вашаки, и добавил:

— Он говорит, что отвезет тебя под охраной в Шайенн, и ты сможешь поговорить там с белым вождем. Но я боюсь, что тебя выбросят, как сломанное копье, после того как ты расскажешь им все, что знаешь. А потом те, другие, которые ищут тебя, найдут тебя и убьют.

— Но мне незачем идти с ним. Я не смогу им ничего сказать.

— Те люди, которые убили твоих родителей, не знают этого. Они думают, что ты все помнишь.

Скай отдала бы многое, чтобы знать, сказал ли Риордан правду и действительно ли он не хотел ей причинить вреда, или же он солгал Много Когтей и Вашаки. А может быть, его вовсе не интересовало то, что она знала об убийцах, и он пришел сюда, потому что ему было известно, что сделала она; может, Риордан лишь притворялся, что пришел сюда с добрыми намерениями, а на самом деле хотел заманить се в ловушку и привести на виселицу.

— Я видела человека, которого ты называешь Риорданом, — сказала она наконец, отставляя тарелку в сторону. — Мне стыдно признаться, но он чуть не поймал меня примерно неделю назад. И это случилось по моей вине. Я была слишком любопытной и подошла очень близко к его лагерю.

Увидев испуганное выражение лица Много Когтей, она поспешила успокоить шамана:

— Пожалуйста, не волнуйся. Похоже он сдался. Он не приближался к моей пещере, а сейчас совсем покинул горы.

— Я так не думаю. Он в форте Вашаки закупает продовольствие. Я видел его там, но он меня не заметил. — Много Когтей внезапно наклонился вперед и взял ее за руку. — Ты должна уйти отсюда, Скай! Этот человек никогда не сдастся! По его глазам видно, что он пойдет на все для достижения своей цели.

Скай посмотрела вниз, на свою руку, которую крепко сжимала сухая загорелая рука шамана.

— Я не уйду отсюда. Я не могу этого сделать!

— Но ты должна! Здесь больше нельзя оставаться. Уже много раз я пытался уговорить тебя пойти вместе со мной в племя Плоскоголовых. И теперь я должен попытаться снова. Там живут моя сестра и ее муж. У них есть дети и внуки. Она сестра твоей бабушки и будет заботиться о тебе, как о родной. Ты могла бы учить детей в школе в резервации. Ты могла бы выйти замуж, создать семью.

Скай резко вскочила и отдернула свою руку. Ее глаза наполнились страхом.

— Нет! Никогда! — неистово закричала она. — Да и к тому же в резервации рано или поздно узнают, кто я такая.

Долгое время они сидели молча. Скай не могла вынести это сочувствие Много Когтей. Она была счастлива здесь. Почему он ей не верил? Скай повернулась к нему спиной и приложила ко лбу ладонь, будто бы стараясь снять боль. Эсуп заметил произошедшие перемены и наблюдал за людьми, положив голову на лапы. Почувствовав, что с его хозяйкой что‑то происходит, он жалостно заскулил.

Много Когтей вздохнул и присел на корточки.

— Неужели мне никогда не удастся убедить тебя, что ты не можешь остаться здесь навсегда. Ты сама губишь свою жизнь. Я никогда не просил тебя рассказывать о том, что случилось в долине Долгой Луны, Скай. Я надеялся, что со временем, когда раны заживут, ты мне все расскажешь. Но теперь я боюсь, что они не заживут, пока ты не уйдешь отсюда.

— Я знаю, что ты возненавидела белых людей после того, что они сделали с твоей семьей, — помолчав, продолжил Много Когтей, — но нельзя стричь всех под одну гребенку Твой отец был хорошим человеком. Твой дед был хорошим человеком. Послушай меня и доверься моей мудрости. Ты должна открыть свое сердце кому‑нибудь еще кроме Эсупа.

— Он не сделает мне ничего плохого и не предаст меня, — сказала Скай упрямо.

— Да, но он послушен зову крови. Он любил тебя, но однажды он уйдет и больше не вернется.

Скай пожала плечами:

— Это земля народа моей матери! Души моих родителей бродят в горах вместе со мной. Ведь ты же шаман и должен понимать такие вещи, Много Когтей. Ты должен знать, что это приносит мне спокойствие. Этот человек, Риордан, может найти меня, и я могу погибнуть, но я отказываюсь уходить отсюда. Здесь мое сердце и здесь покоится прах моих родителей.

Девушка направилась к выходу из пещеры, но слова Много Когтей заставили ее остановиться.

— Я не бессмертен, Скай, — сказал он — Раньше я был сильным и смелым воином. Я был похож на серого медведя гризли, враги которого расступаются в страхе перед ним. Даже волки боятся его. Но это было много лун назад, и теперь я уступаю дорогу другим. И некому будет тебе помочь, когда я пойду по Тропе Смерти, дитя мое. Некому будет помешать этим волкам съесть тебя с потрохами; не потому, что ты недостаточно храбрая, а лишь потому, что они гораздо сильнее тебя.

Скай посмотрела на него через плечо. Ее глаза блестели, и в этом блеске Много Когтей видел не только страх, но и какой‑то вызов. На мгновение она показалась ему той беззащитной четырнадцатилетней девочкой, которой пришлось многое пережить, стать свидетельницей страшных убийств. Но ее взгляд снова стал уверенным, и она вновь превратилась в самостоятельную женщину.

— Ну и пусть эти волки съедят меня с потрохами! — заявила она. — Неужели я сделала что‑нибудь позорное или недостойное, и поэтому ты хочешь, чтобы я убежала отсюда. Нет! Я останусь здесь и буду бороться.

— И погибнешь, Скай? Она гордо подняла голову:

— Да, дядя… погибну, если так мне предначертано.

Серебристый свет луны освещал долину. Мэтт Риордан ехал на своем отливающем медью коне, Солджсре, и вел за собой еще одну лошадь, нагруженную продовольствием. Они двигались в тени высоких сосен, окаймлявших долину Долгой Луны с одной стороны. Здесь горы постепенно становились все выше и выше, пока не начинали возвышаться над кромкой леса. С другой стороны долину окружали причудливой формы холмы, на которых росли деревья и травы.

Мэтт осадил нагруженную лошадь в тени густых сосен при въезде во двор ранчо. Именно сюда много лет назад Чарльз Мак‑Келлан привез свою жену, наполовину француженку, наполовину индианку, и начал полную надежд и мечтаний жизнь, которая так трагически закончилась.

Губернатор Уэлч не рассказал Мэтту, что здесь произошло и как, да Мэтт и не спрашивал. Он должен был просто приехать сюда и найти женщину. Ему не сказали, что ее может не существовать. Ему не сказали, что индейцы верят в то, что се душа скитается в горах Оглядываясь назад, Мэтт подумал, что вряд ли приехал бы сюда, если бы губернатор рассказал ему все это. Он бы посмеялся над нелепостью этого занятия и попросил бы агентство поручить ему поиски кого‑нибудь другого, более реального и осязаемого, вроде убийцы или грабителя

И вот теперь он стоял здесь, перед ранчо, хозяином которого когда‑то был Мак‑Келлан и которое принадлежало теперь человеку по имени Расти Глассмен. Сидя верхом на лошади, Мэтт видел небольшой двухэтажный бревенчатый домик, сзади которого росло несколько сосен и осин, погружавших весь задний двор в тень.

Свет луны падал на старые серые качели, стоявшие чуть подальше от дома, и Мэтт представил, как маленькая темноволосая девочка весело раскачивается на них. Что же произошло в этом спокойном уголке и разрушило все мечты Мак‑Келланов? Много Когтей говорил про месть тем, кто изнасиловал и убил Чилсипи. Может быть, девочку тоже изнасиловали, но ей удалось каким‑то образом спастись?

Пока Мэтт задавал себе эти вопросы, в доме для рабочих поднялся какой‑то шум. Двое о чем‑то спорили. Наконец, из хозяйского дома на крыльцо вышел какой‑то человек и облокотился на одну из балок, поддерживающих навес Во рту у него была сигара, огонек которой ярко мерцал в темноте Луна освещала высокого широкоплечего мужчину. Он тоже прислушивался к разговору рабочих. Затем мужчина сдвинул шляпу на затылок и перевел взгляд на горы.

Это движение внезапно привлекло внимание Мэтта. Что‑то в этом человеке пробудило неприятные воспоминания о событиях десятилетней давности, когда в Техасе Мэтт чуть не погиб от руки Бейли Лоринга, человека, поразительно Похожего на этого.

Мэтт заставил себя успокоиться. Бейли Лоринг мертв. Его повесили за убийство и кражу скота по свидетельству Мэтта, и Мэтт собственными глазами видел, как он болтается на веревке и как его гроб забрасывают землей. Мэтт понимал, что эти воспоминания будут преследовать его до самой смерти.

Да, Бейли почувствовал на своей шее крепкое объятие правосудия, а весь позор за поступки Лоринга достался его сыну, который не был ни в чем замешан. Но как сложилась жизнь у внучки Бейли, Элизабет, этой милой рыжеволосой малышки, которой не хватило смелости сказать правду?

Мэтт поежился при одном воспоминании о ней. Вот уже несколько лет он задавался вопросом о судьбе Элизабет. Мэтт был очень молод, ему едва исполнилось восемнадцать, когда они познакомились. Всю свою жизнь он был очень одинок, у него не было никого. Ни отца. Ни родственников. Только мать, которая никогда •им не занималась и которая в конце концов бросила его однажды ночью в дешевом отеле Сент‑Луиса, пока Мэтт спал. И даже несмотря на то что тогда ему было всего лишь тринадцать лет, он не пытался найти ее. Мэтт переезжал из города в город, подрабатывая то там, то здесь, дрожа от страха, голода и холода, ночуя под открытым небом, откуда на него смотрели его единственные друзья, звезды. За все эти годы он влюбился лишь однажды, в Элизабет.

Внезапно Мэтт повернул лошадей в сторону от ранчо и поскакал по долине Долгой Луны. Он приехал в долину с намерением узнать, какой была Скай Мак‑Келлан, в надежде, что, побывав в том месте, где она провела детство, сможет хоть краем глаза заглянуть в душу этой женщины. Какая‑нибудь мелочь могла бы помочь найти се. Пора было закрывать это дело, посылать отчет Пинкертону в Денвер и браться за новое задание. Но судьба этой женщины слишком волновала Мэтта. Это дело заставляло его о многом задуматься. А он не хотел ни о чем думать, он хотел просто работать. Он не хотел ни к кому снова привязываться.

Отъехав подальше от ранчо, Мэтт нашел подходящее место для лагеря. Нахлынувшие воспоминания всю ночь не давали ему уснуть. На рассвете он снова нагрузил свою лошадь и отправился в горы, к истокам реки Попо Аджи, прозрачному, чистому и очень холодному озеру. Мэтт остановился рядом с тем местом, где однажды встретил эту женщину; он чувствовал, что она и сейчас была где‑то рядом.

Здесь было совершенно пустынно. Это место практически не исследовали, и оно не было нанесено на карту. Здесь мало кто бывал; большинство путешественников предпочитало взбираться на высокие горы на западе. Мэтту даже не верилось, что кто‑то уже был здесь и обнаружил женщину.

Почти весь снег, принесенный весенней снежной бурей, стаял, и лишь на гранитных вершинах, там, куда редко попадали лучи солнца и где в расщелинах крепко засели ледники, он все еще лежал. Солнце хорошо согревало горные луга, но снимать теплую одежду было еще рано. Ни трава, ни стойкие первоцветы не пострадали от внезапных заморозков, и луг теперь расцвел веселым розовым цветом, а несколько подснежников выбивались прямо из‑под снега.

Мэтт разбил свой лагерь там, где деревья подступали к воде. Проведя бессонную ночь, он собирался поспать как следует в этот раз.

Небо только начинало светлеть, когда Мэтт отправился на охоту за шумной шотландской куропаткой, или дикой курицей, как часто ее называют, крик которой разбудил его. Он без труда нашел эту птицу, идя на звуки ее утренней песни. Одиночные, отрывистые трели постепенно перерастали в мягкое пение и, наконец, превращались в долгие, звонкие переливы. Серо‑коричневая птица сидела на бревне и громко била крыльями — по этому звуку всегда можно было безошибочно определить местонахождение куропатки.

Мэтт метко прицелился и спустил курок. Возвратившись, он ощипал птицу, выпотрошил ее и поставил в котелке на огонь. Мэтт наполнял чайник водой из озера, когда неожиданный ружейный выстрел заставил его резко переметнуться и спрятаться за большой камень. Но Мэтт почувствовал, как что‑то ударилось о его левое бедро, и понял, что ранен. Рана начала кровоточить, и брюки Мэтта стали мокрыми от крови. Мэтт испугался, потому что пуля не прошла навылет, а попала в ногу.

Он пригнулся ниже к земле и вытащил свой пистолет.

В тишине, последовавшей за выстрелом, Мэтт достал из кармана носовой платок и крепко перевязал рану, чтобы остановить кровотечение. Боль пока еще не была сильной.

Мэтт проверил, заряжен ли револьвер, и внимательно огляделся вокруг, но не обнаружил никаких следов снайпера. Он прождал в своем укрытии около часа и в конце концов решил рискнуть. Мэтт лег на живот и осторожно пополз к огню, прячась между соснами, чтобы взять винчестер, который стрелял гораздо дальше, чем пистолет. Но тут же последовали несколько выстрелов, и пули рикошетом отскочили от камня, за который Мэтт успел спрятаться

Кто бы сейчас ни стрелял, этот человек, несомненно, не просто хотел напугать Мэтта, а собирался его убить. Наверняка, это была та женщина, ведь больше некому желать его смерти.

От следующего выстрела с его головы слетела шляпа, и Мэтт упал в высокую траву. Он почувствовал, как кровь заливает его лицо. В эту минуту Мэтт подумал, что умирает, и эта мысль была последней перед тем, как все потемнело у него в глазах.

Мэтт был очень удивлен, когда, открыв глаза, увидел солнце, стоящее в зените. Некоторое время он лежал спокойно, не понимая, где он и что с ним произошло. Мэтт приподнял голову и узнал горы, окружавшие его лагерь. Это движение причинило ему сильную резкую боль и напомнило о случившемся. Он почувствовал, как что‑то неприятно пульсировало у него в голове. На его одежде, лице и шее была засохшая кровь.

Интуиция подсказывала Мэтту, что те, кто пытался убить его, ушли отсюда. Если бы они подошли к нему и пощупали пульс, то всадили бы в него еще одну пулю.

Мэтт повернулся на бок. Его голова готова была вот‑вот расколоться, и казалось, что по левой ноге проводят раскаленным утюгом, залезая при этом в саму рану. Боль была нестерпимая, хотя крови он потерял совсем немного. Вероятно, кровотечение прекратилось, пока он лежал без сознания.

Мэтт собрал все свои силы и сел, облокотившись на большой камень, служивший ему прикрытием. Что же ранило его в голову: пуля или просто обломок скалы. Перед глазами у Мэтта стояла пелена, а голова так сильно кружилась, что он едва мог встать. Он ничуть не сомневался в том, что рана на голове не представляла никакой опасности для его жизни, а вот ногу следовало хорошенько обработать.

Мэтт перенес весь свой вес на здоровую ногу и захромал к потухшему костру. Птица все еще лежала в котелке, она совсем обуглилась и пристала к дну. Мэтт оперся о ствол дерева, но головокружение не проходило. С трудом соображая, что происходит, он достал топор и отрубил ветку, которую приспособил под костыль. Мэтт действовал осторожно и неторопливо, стараясь не паниковать из‑за своих ран, а подумать, что сейчас нужно предпринять, чтобы, выжить.

Мэтт снова начал собирать свои немногочисленные пожитки. Это заняло гораздо больше Времени, чем обычно. Перед глазами у него стоял туман, и он испытывал время от времени резкую жгучую боль в голове, которая вызывала приступы тошноты. Единственное, что он сейчас был способен сделать, — это удержаться от соблазна лечь на землю и не двинуться ни на дюйм. Мэтт теперь не мог положить большие тюки обратно на лошадь и решил оставить их здесь.

Вдруг он почувствовал, что из раны снова пошла кровь. Совсем ослабевший, Мэтт нашел в сумке еще один платок и запасную рубашку, сделал из нее повязку и завязал на ноге платком.

Мэтт прикинул, что до Ландера оставалось около двадцати миль по труднопроходимым тропам. Он не смог бы добраться туда засветло даже здоровым. Но сейчас он должен пройти самую сложную часть пути в горах до наступления темноты. Лошадь терпеливо ждала, пока он медленно залезал в седло. И вот Мэтт снова направился к устью Попо Аджи.

Казалось, что часы тянулись невероятно долго, но он прекрасно понимал, что солнце двигалось по небу гораздо быстрее, чем он по земле. Мэтта бросало то в жар, то в холод, ноги начали дрожать, и он засомневался, сможет ли продержаться в седле еще некоторое время. Мэтт достал из кармана рубашки кусок вяленого мяса и нехотя пожевал. Он совсем не хотел есть, да и желудок ныл, но ему надо было сейчас хоть чем‑то поддержать силы. Внутри у Мэтта все горело, и он пил с каждым часом все больше и больше. На протяжении всего пути Солджер двигался со спущенными поводьями по горной тропе.

К вечеру кровь, сочившаяся из раны на ноге, накапала в ботинок и стала причинять неудобства. Не слезая с лошади, Мэтт запустил руку в седельный вьюк в поисках какого‑нибудь свежего белья. Он сделал новую повязку, подложил ее под старую и снял пропитанный кровью кусок ткани.

Солнце начинало садиться, когда Мэтт упал с лошади. Он беспомощно проследил