Хобокен, Нью‑Джерси

17:18

– А знаете ли вы, Шеперд, что в Хобокене состоялся первый в истории бейсбольный матч?

Патрик вперил взгляд в тарелку со спагетти, которые узором напоминали картины Джексона Поллока.[19]Он заметно нервничал и старался не встречаться глазами с мужем Ли Нельсон и ее младшей сестрой Бриджиттой, не столь деликатной, как Ли, женщиной.

– Елисейские Поля. Тысяча восемьсот сорок шестой год. «Нью‑Йорк никербокерс» против «Нью‑Йорк найн». Мы – давние поклонники бейсбола. Ты ведь любишь бейсбол, Бридж?

– По правде говоря, я предпочитаю хоккей, – произнесла Бриджитта Дим с набитым брокколи ртом. Она допила то, что оставалось от третьего стакана вина, и повернулась к Патрику.

– Когда‑то я любила хоккей. Мой бывший покупал мне и моей подруге сезонные абонементы на все игры «Рейнджерс». Потом я узнала, что в мое отсутствие он развлекался со своей секретаршей прямо в нашей квартире.

Ли закатила глаза.

– Бридж! К чему вспоминать о таком?

– Я только что вспомнил один анекдот, – с мальчишеской улыбкой вмешался в разговор Дуглас. – Шеперд! Вы слышали шутку о жене, которая обиделась на мужа за то, что он не купил ей подарок на день рождения? В ответ муж сказал: «Зачем впустую тратить на тебя деньги? В прошлом году я купил тебе участок на кладбище, а ты до сих пор не воспользовалась моим подарком?»

Патрик кашлянул, пряча усмешку.

Ли толкнула мужа локтем.

– И все‑то для тебя шуточки.

– Ну и что такого?! Я просто решил поднять всем настроение. Бриджит ведь не обиделась. Я прав, Бриджит?

– Конечно, Дуглас. Я давно знаю, что мужчины лишены чувства такта. Ты в очередной раз подтвердил эту истину. – Повернувшись к Патрику, она сказала: – Барри когда‑то говорил мне, что я самый близкий человек в его жизни. Можно долгие годы жить с человеком и не догадываться, что он вытворяет за твоей спиной…

Сердце Патрика пронзила резкая сильная боль, словно острый стилет. Мужчина зажмурился.

Кровь отхлынула от лица Ли.

– Бриджит! Помоги мне помыть посуду.

– Я еще не доела.

Левую руку жгло адским огнем. Ее словно окунули в лаву. Плоть, сгорая, отваливается от костей руки. Обожженные кислотой пальцы отпадают. Деревянный молоток для игры в крокет бьет его по затылку. Тело конвульсивно подергивается в спазмах боли. Вздох. Это же ад кромешный!

Задняя дверь с грохотом распахнулась, и появился Паркер, семилетний сын Нельсонов. Назойливые взгляды отвлеклись, предоставив Патрика его душевным страданиям.

– Мама! Ты дома? Я соскучился!

– Я тоже по тебе скучала. Тебе понравилось в научном музее?

– Да. Отэм опять опростоволосилась…

Мальчик повернул голову и увидел незнакомца. Удивленные глаза Паркера остановились на пустом левом рукаве Патрика Шеперда.

– Мама! А где его рука?

Плоть отпадала кусками… Сердце сжимали железные тиски… Глаза зажмурены… Всюду тьма…

Из застилающего сознание жара донесся голос:

«Беги отсюда!»

– Дорогой. Все в порядке. Это Патрик…

– Мне в ванную!

Шеперд поднялся так быстро, что мальчик, испугавшись, бросился к маме и крепко обнял ее.

Его отец сначала не нашелся, что сказать, но потом вытянул в нужном направлении руку и отрывисто произнес:

– В холл, а потом налево!

Ноги едва слушались Патрика, в окружении пурпурных сполохов света в густом, словно желе, воздухе он шел с огромнейшим трудом. Почти утратив способность видеть, он вошел в ванную комнату и склонился над белоснежным умывальником. Пот насквозь пропитал его одежду. Окутанный туманом бледный мужчина с длинными спутанными каштановыми волосами появился в зеркале. Приглушенные голоса из кухни заглушали тихий голос в его голове. Глаза искали записку на зеркале, только ее там не было.

Из этого состояния Патрика вывел девичий голос с сильным латиноамериканским акцентом:

– Ну давай, Отэм! Расскажи отцу, что ты наделала!

– Оставьте меня в покое!

– Я оставлю тебя в покое, если ты никогда больше не будешь убегать от меня.

– София! Пожалуйста!

Девочка, плача, вырвалась из‑под опеки латиноамериканки и случайно сбросила со стола тарелку Патрика. Увернувшись от объятий отца, Отэм, громко рыдая, побежала по коридору; затем ее шаги прогрохотали по лестнице, хлопнула дверь ее комнаты наверху.

– Отэм! – крикнула мать девочки. – Вернись! Дуглас…

– Не я, Ли. Сейчас ей нужна ты.

– Я не могу сладить с ней, – громко жаловалась иностранная студентка. – Она не хочет пристегиваться ремнем безопасности. Она убегает от меня. Она – такая непоседа. Я слишком неопытна, чтобы справиться с ней.

– Уже поздно, – сказала Бриджит. – Я, пожалуй, пойду. – Женщина обняла сестру и мысленно поблагодарила Бога за то, что они с мужем так и не обзавелись детьми. – Ужин был просто чудесным, – понизив голос, она добавила. – Хочешь, чтобы я подвезла Патрика в больницу?

– Патрик!

Ли передала Паркера на попечение мужа и поспешила к закрытой двери ванной комнаты.

– Шеп! С тобой все хорошо?

В ответ – молчание. Ее сердце тревожно забилось.

– Шеп! Черт! Открой дверь! Шеп!

Женщина повернула ручку. К ее удивлению, дверь была незаперта. Переведя дух, Ли толкнула дверь, готовая звонить по номеру 911 и в глубине души проклиная тот день, когда решила пойти на медицинский. Глупо надеяться…

В ванной комнате никого не было.

Ли Нельсон осмотрела оконную раму. Закрыта и заклеена полосками бумаги.

«Шеперд в доме. Надо найти его прежде, чем он…»

Выйдя из ванной комнаты, женщина побежала наверх, перепрыгивая через ступеньки. С безумным видом она осмотрела пустую комнату Паркера, их с Дугласом спальню и ванную комнату второго этажа. В стенном шкафу – никого. Под двуспальной кроватью – тоже никого… лишь мягкая игрушка дочери.

Потом ей в голову пришел худший из родительских кошмаров.

– Отэм!

Медведица ринулась в спальню своего медвежонка.

Ночник с картинкой Доры‑Путешественницы на столе дочери освещал двух людей, неподвижно лежащих на кровати.

Подошел Дуглас. Родители молча стояли и смотрели.

Голова Патрика лежала на подушках. Глаза закрыты. Голова Отэм лежала на груди однорукого мужчины.

Обе беспокойные души забылись во сне.