Конец таежной банды 4 page

* * *

Красин успел много раз пожалеть, что ввязался в этот поход против банды, грабившей поезда. Сидел бы он сейчас в своем кабинете и ждал донесений из лесов о ходе операции. Пусть бы Тарасенко командовал, если ему так нравится. Но он пошел и теперь сидел посреди непролазной тайги с десятком израненных бойцов практически без оружия, а вокруг тем временем бродили кровожадные убийцы, мечтавшие перерезать им горло и снять скальпы. Бойцы сидели, прислонившись к стволам деревьев, по обочине дороги с оружием наготове и бинтовали раны. Трупы никто не убирал. Тарасенко распорядился, чтобы всех убитых сложили в одно место, собрали оружие, документы, но Красин и не подумал отдать такой приказ. Возможно, в лесу оставались еще бандиты. Он не хотел рисковать оставшимися людьми попусту. Трупы никуда не денутся. Где‑то рядом треснула ветка. Прижимаясь к стволу громадной сосны и обливаясь потом, Красин быстро выглянул из‑за укрытия, затем спрятался назад, не заметив ничего подозрительного.

– Должно быть, показалось, – сказал он сам себе и крепче сжал рукоятку револьвера – это да еще две гранаты – весь его арсенал. У остальных и того хуже. Кто с винтовкой, кто с револьвером. Патронов у всех в обрез. Треск веток повторился, но на этот раз ближе.

Если бандиты попрут на них, то останется только сдаваться и надеяться, что им оставят жизнь, в панике подумал Красин, схватившись за гранату. Затем пришла другая мысль, от которой у него все похолодело внутри: может, кого‑то и пощадят, но только не его. Начальника окрисполкома все знали в лицо. Он руководил карательными операциями против бунтовщиков, лично расстреливал бандитов, вредителей, организовывал аресты и вывоз кулаков и их семей, подавал списки на раскулачивание куда следует. Его знали и ненавидели многие, а среди бандитов было полно беглых крестьян, которые не пожелали вступить в колхоз. Нет, не будет ему пощады.

Боец у соседней сосны насторожился, вскинул ружье и выкрикнул в лес:

– Стой, кто идет!

Придурок, так тебе и ответили, тоскливо подумал Красин, вырвав чеку из гранаты. Выхода не было. Завопив: «Умри, сволочь!», – он выскочил из укрытия, швырнул наугад в кусты гранату, затем бросился на землю, после чего грянул взрыв. Сверху посыпались комья земли, всякий мусор, листья, ветки.

– Стреляйте в них! Огонь! – надрывно заревел Красин бойцам. Те не очень понимали, что происходит и где враг, однако нервы у всех были на пределе, поэтому повторять приказ дважды не пришлось. Стреляли из всего, из чего можно было стрелять, пока не кончились патроны. Красин, потеряв остатки самообладания, лежал, уткнувшись лицом в землю. Он зажал ладонями уши и тихо стонал, повторяя про себя отрывок какой‑то молитвы, который его заставляли учить в детстве. Наконец, вдалеке затихло эхо последнего выстрела, и наступила тишина. Только пороховой дым пеленой полз над дорогой да шумели деревья.

– Не стреляйте, суки, это я, Трефилов, – заорал не своим голосом из кустов чуть в стороне от места взрыва гранаты оглохший начальник милиции.

– Гаврила? – удивленно переспросил Красин, поднимаясь.

– Отставить стрелять, вашу мать, – рявкнул Трефилов и, пошатываясь, вышел из кустов. В плече у него торчала стрела. Фуражки не было. Черные курчавые волосы забиты листьями и веточками. На щеке ссадина. – Совсем охренели! – В изнеможении Трефилов привалился к сосне, осел по ней на землю и закрыл глаза.

– Ты жив, жив, чертяка, – пролепетал счастливый Красин. С появлением милиционера в его душе появилась надежда и животный страх несколько притупился. Теперь он был не один. Теперь они могут что‑нибудь придумать. Перебежав от одного ствола дерева к другому, Красин оказался рядом с начальником милиции и заботливо спросил: – Ты ранен?

Трефилов покосился на него, но ничего не ответил. Осторожно он исследовал стрелу, засевшую в плече, обломил наконечник, скривился от боли, а затем рывком выдернул древко из раны. Новая кровь выплеснулась на побуревшую гимнастерку.

– Вот так, – Красин прижал рану носовым платком.

– Бинт, – прохрипел Трефилов.

Сидевший рядом худенький парнишка в серой кепке, с простреленной ногой, бросил ему остатки бинта, которым он перевязывал себе ногу. Красин помог начальнику милиции остановить кровь, перевязать рану, пока тот рассказывал, что он успел увидеть в лесу.

– Да, дали мы маху, Павел Игнатьевич, они хорошо подготовлены, вооружены, а мы вот так, сломя голову, бросились напролом… В лесу везде ловушки. Наверное, они окружили ими весь свой лагерь. И еще мины. Откуда только достали, сволочи? Вон как фугас долбанул.

– Они, наверное, нашли в лесу старый склад боеприпасов, что беляки оставили, отступая, – предположил Красин.

– Скорее всего, – кивнул Трефилов, – но от этого не легче. Зря Тарасенко пошел дальше. Людей только положит. Надо было вернуться и подготовиться.

– Я предлагал отступить, – вздохнул Красин, – но ему разве докажешь. Хрен с ним. Надо самим выбираться. Гаврила, что думаешь?

* * *

У Синего озера на вершине были наспех вырыты и обустроены три блиндажа с бойницами. Напряженная работа кипела все утро вплоть до момента, когда из леса появилась группа разведчиков, возглавляемая Федором Лопуховым. Через минуту перед Евдокией держал отчет Кучум:

– Красные идут сюда, больше полсотни. Через полчаса будут. Некоторые на лошадях впереди. Воевать не умеют. У нас одного убили, а мы у них два десятка. И еще бомбой взорвали. Много раненых. Они там их в лесу оставили…

– А чего Федор сам не доложил? – хмуро спросила Евдокия, недовольная поведением подчиненного.

– Он там со своей адской машинкой возится, взорвать красных опять хочет, – пояснил Кучум, – мы большую бомбу там у дороги закопали.

– Ладно, иди, – махнула рукой Евдокия и повернулась к своим военачальникам. Пакин с десятью головорезами должен был держать правый фланг, Серый со своими парнями – левый, а она с Патрикеем собиралась биться в блиндаже по центру. С ними было еще десять человек. Все опытные, проверенные бойцы. Итого тридцать пять человек.

– Что думаете, господа? – поинтересовалась Евдокия.

– Я предполагал, что так все и будет, – бойко ответил Пакин, – люди у них плохо подготовлены, бьюсь об заклад, и вооружены кое‑как. Им нас не взять здесь.

– Надо биться так, чтобы они подумали, что у нас тут лагерь, иначе они будут искать и рано или поздно найдут крепость, – напомнил всем Патрикей, поглаживая бороду. – Если что, отойдем и рассеемся по лесу. Пусть попробуют сыскать.

– Да мы их раньше разобьем, – уверенно возразил Серый, хорохорясь перед атаманшей.

– Предупреждаю, никому на рожон не лезть, – строго сказала Евдокия, – потери должны быть минимальными. Бить из укрытия. В атаку не ходить! Мне геройства не надо! Будет еще время для этого.

Когда все разошлись по своим местам, Патрикей тихо сказал атаманше с хитрым прищуром:

– Ведь разобьем этот, красные пришлют другой отряд, побольше…

– А мы и тот разобьем, – уверенно заявила Евдокия. Однако на самом деле уверенности в ее душе не было, особенно после слов сестры. Права была Анисья: вечно это продолжаться не может.

* * *

Они приближались к стоянке бандитов. Сверившись с картой, Тарасенко переместился из начала колонны ближе к середине. На душе у него было неспокойно. Бандиты готовили им сюрприз. Нужно было что‑то предпринять. Он еще раз посмотрел на карту. Судя по отметкам на ней, у озера располагался небольшой холм. Бандиты будут укрываться за ним и бить с господствующей высоты. Но если их окружить и ударить сразу с нескольких сторон, то это снимет преимущество обороняющихся. Очень интересовало Тарасенко, что представляет собой сам бандитский лагерь. Либо это какие‑то шалаши, либо землянки, либо срубы. Поджечь их не составит труда. Он приказал бойцам наломать у дороги сучьев и изготовить факелы. Потом разделил отряд на три части. Две группы должны были обойти неприятеля с флангов, а он с основной группой пойдет в лобовую атаку, отвлекая внимание.

– Главное в лесу – смотрите под ноги, соблюдайте тишину и держитесь вместе, не растягивайтесь, – напутствовал он ударные группы, – теперь шагом марш! Помните, чтобы выбраться, мы должны победить этих сволочей…

Группы бойцов, каждая из двадцати человек, скрылись в зарослях по обе стороны от дороги. С ним осталось около тридцати человек. Трое легкораненых. Построив остатки отряда, Тарасенко повел бойцов дальше. Впереди среди деревьев над дорогой замаячил просвет. В воздухе пахло влагой и болотной тиной.

– Приготовиться, – скомандовал Тарасенко и пересел с лошади на телегу с пулеметом, тащившуюся сзади. Колонна рассыпалась. Еще двадцать метров, и Тарасенко скомандовал: – Вперед!

Бойцы в едином порыве ринулись вперед с оружием на изготовку. Лошади в телегах пошли рысью. Показалось озеро. Рядом был холм, поросший кривыми деревцами. Удалось пройти еще с десяток метров, когда с холма открыли прицельный огонь такой плотности, что атакующие мгновенно залегли. Кто не успел – был сражен в первые секунды боя. Затем бойцы открыли ответный огонь по бандитам. Телеги с пулеметами развернули, и пулеметы зло хлестнули очередями с двух сторон по холму. Пригибаясь от свистевших вокруг пуль, Тарасенко взглянул в бинокль. Противник расположился в трех укрепленных блиндажах. Позиции были оборудованы по всем правилам, и чекист с досадой подумал, что выкурить с холма бандитов будет очень не просто. Он ожидал чего угодно, только не этого. Его бойцы гибли один за другим. Смерть товарищей деморализовала добровольцев. Кто‑то кричал, что он ранен, кто‑то выкрикивал, что такой‑то убит или что у него кончились патроны. Все это добавляло паники в ряды наступавших.

– Молчать, экономить патроны, – свирепо заорал Тарасенко, чувствуя, что еще мгновение, и бойцы не выдержат.

В этот момент в бой вступили фланговые группы, но пробить оборону бандитов им тоже не удалось. Те будто знали все наперед и ответили из всех стволов. Чекисты, шедшие впереди, были убиты сразу же, а остальные залегли.

– Мать твою, – простонал Тарасенко, глядя на то, как гибли его люди. В эту секунду они потеряли последний шанс на победу. Рядом с ним с телеги упал пулеметчик с пробитым глазом. Другой боец, что подавал патроны, лежал на ящике. В его затылке зияла дырка, а все лицо было залито кровью. Сжав зубы, Тарасенко запрыгнул на телегу, в бешеном темпе перезарядил «максим» и ударил по позициям противника, поддерживая атаку, организованную старшим уполномоченным ОГПУ Давыдовым. Он решил пройти по центру, пока противник сосредоточил все внимание на флангах. Поднявшись во весь рост, Давыдов выстрелил в воздух и закричал: «За мной!» – затем бросился вперед. За ним пошли остальные чекисты. Глядя на них, стали подниматься и добровольцы, но атака быстро захлебнулась, несмотря на поддержку. Давыдову под ноги упала граната. Взрывом его изуродованное тело отбросило назад. Осколки скосили еще троих чекистов. Остальных скосили пули. Добровольцы отхлынули хаотично назад.

– Сволочи! – заорал в исступлении Тарасенко, заряжая новую ленту в пулемет. – Сволочи!

Добровольцы бежали к лесу, падали, сраженные пулями, натыкались на колья, замаскированные в кустах, лезли в озеро и погибали там под шквальным огнем. Пули вспенивали красную от крови воду, настигая людей.

Тарасенко навел пулемет на ближайший блиндаж, но дать очередь не успел. Земля рядом гулко рыкнула и дрогнула. Это рванул фугас, приведенный в действие электроимпульсом. От телеги на другой стороне ничего не осталось. Даже лошадь разорвало на куски. Телегу, в которой находился Тарасенко, перевернуло. Оглушенный и контуженый, он отлетел метров на десять в сторону, ударился о ствол дерева и потерял сознание. Озеро заволокло дымом.

* * *

– Им конец, – выкрикнул Серый и, вскочив на бруствер, заревел во все горло: – За мной, братцы! Добьем краснопузых! Никто не должен уйти!

Крикнув, он побежал вниз по склону, стреляя в отступавших из револьверов с двух рук. Остальные поддержали эту безумную атаку, опьяненные кровавым побоищем. Евдокии также пришлось поддержать атаку. Следом выскочил из укрытия и Пакин. Сопротивления им почти никто не оказывал. Так, беспорядочно стреляли, отступая. Евдокия пару раз припала на колено и сняла из винтовки чекистов, пытавшихся организовать контратаку. Бандиты продвигались почти без потерь. Серый отбросил револьверы, подхватил с земли винтовку со штыком и пошел врукопашную, бил прикладом и колол штыком направо и налево. Раненых добивали на месте. Лишь немногие ускользнули от них в лес. Евдокия распорядилась беглецов не преследовать. Была велика опасность напороться на собственные ловушки. Остановившись, бандиты стали мародерствовать, снимали с убитых одежду, обувь, забирали оружие, деньги. Последних, правда, было немного, но никто не жаловался.

– Видишь, Дуся, проще пареной репы, – тяжело дыша, произнес Серый, остановившись перед атаманшей.

– Вижу, – буркнула Евдокия и зло поинтересовалась: – Ты почему ослушался приказа. Я же, по‑моему, понятно все объяснила. Кто тебя просил в штыковую ходить?

– Хотел посмотреть, насколько мне фартит, – спокойно пояснил Серый.

– Дурак, – прошипела в ответ Евдокия, косясь по сторонам, – ты же мог погибнуть!

– Да брось ты, – беззаботно махнул рукой он и пошел прочь.

Местные, как обычно, снимали с врагов скальпы. Кучум склонился над телом командира отряда, посеченного околками. Быстро сделал надрез и одним движением сорвал кожу. А в следующее мгновение чекист внезапно открыл глаза и дико заорал. Кучум застыл от ужаса и не успел среагировать на нож в руке воскресшего. Лезвие вошло в живот охотника и двинулось вверх. Чекист вскочил, схватил за повод лошадь охотника, запрыгнул на нее и галопом помчался прочь. Вокруг не сразу сообразили, что происходит.

Евдокия среагировала первой, вскинула винтовку, но чекист уже скрылся за поворотом. Держась за ручку ножа, торчавшего из живота, Кучум сначала упал на колени, а потом завалился на бок и замер с остекленевшими глазами.

– Я его догоню, – рванулся было Серый к своей лошади.

– Не надо. Пускай едет. Все равно с такими ранами далеко не уйдет, – остановила его атаманша. – Надо уходить отсюда.

* * *

Когда стихла канонада вдали, Красин стал гадать, кто победил:

– Судя по тому, как быстро закончился бой, наши обрушились на бандитов внезапно, застали врасплох и разбили. Конечно, потери большие, но тут уж ничего не поделаешь. Я думал, что все будет намного хуже и придется возиться до завтра. Что бандиты будут долго отбиваться из укрытий и часть все равно сбежит.

– Не нравится мне все это, – пробормотал Трефилов, вглядываясь в горизонт. Начальника окрисполкома он почти не слушал. Сильно болело простреленное плечо. Сквозь повязку проступила кровь. Трефилов даже предположил, что местные смачивают стрелы каким‑то ядом, но потом отверг это предположение: слишком уж дико звучало.

– Интересно, когда они вернутся, – продолжал разглагольствовать Красин, привалившись спиной к стволу вековой ели, – мне тут дотемна сидеть не хочется. И раненые у нас. Уже двое умерли от кровопотери. В больницу надо.

– Тихо, – прошептал Трефилов, прислушиваясь. Ему послышался топот конских копыт.

– Гаврила, ты чего? – подскочил Красин, моментально бледнея. – Опять они, что ли, в лесу?

– Тихо, – повторил Трефилов настойчиво, поднялся с револьвером в руке, щелчком взвел курок и стал ждать, вперившись в дорогу, в ту сторону, откуда слышался топот копыт.

Всадник быстро приближался. Красин тоже услышал это и пробормотал:

– Гонит коня так, словно за ним черти бегут.

– Может, и бегут, – буркнул Трефилов отстраненно. Нервы начальника милиции были напряжены до предела. Предчувствия говорили ему, что хороших вестей ждать не стоит. Когда показался Тарасенко, он даже не узнал его. Лицо зам. начальника окротдела ОГПУ было сплошь залито кровью. Глаза дико вытаращены.

– Господи, – прошептал Красин, разглядев голову чекиста, и чуть было не перекрестился.

Тарасенко осадил лошадь и буквально упал на руки подскочивших людей.

– Где остальные? – спросил у него дрогнувшим голосом Трефилов.

Глаза Тарасенко бессмысленно блуждали по сторонам. Потом он дико посмотрел на начальника милиции и выдавил из себя:

– Мертвы.

– Как же так? – растерянно пролепетал Красин.

Чекист не ответил и закрыл глаза. Трефилов проверил пульс:

– Готов. – Затем опустил тело на землю.

– Как же так? – повторил Красин, не в силах поверить в услышанное.

– Да так, – ледяным тоном оборвал его Трефилов, – устроили засаду да побили всех. Застали врасплох. Надо уходить.

* * *

– Они давно должны были вернуться, – пробормотал Трубин и озадаченно посмотрел на часы.

– Не волнуйтесь, Виктор Геннадьевич, раз должны, значит вернутся, – подбодрил его Алексей, – возможно, информация о месте стоянки бандитов была не точной, и они прочесывали лес.

– Надеюсь, они там заночевать не собираются, – Трубин вздохнул и полез за папиросой.

В кабинет, осторожно постучавшись, заглянула секретарь – девушка лет восемнадцати, с длинной черной косой, скрученной на затылке и по‑модному заколотой.

– Что, Аннушка? – ласково спросил у нее Трубин.

– Там к вам это… товарищ Кван пришел, – произнесла она с запинкой, сильно волнуясь. Было видно, что работает она в управлении ОГПУ недавно. Алексей, прищурившись, посмотрел на Трубина.

– Пусть проходит, – сказал тот секретарше, а Алексею пояснил: – Кван – командир отряда китайских добровольцев. Короче, обычные наемники. Нам послали их для помощи в усмирении беспорядков.

Алексей промолчал. Он не любил наемников. Задачи они решали эффективно, но грязно, тем более китайцы. Им было наплевать на жителей российской глубинки. Вооруженные по приказу наемники могли недрогнувшей рукой вырезать целое село подчистую. Бунтовать там, понятное дело, было уже некому. Только кому нужно пустое село…

Кван был среднего роста, крепкий, подвижный, с хитрыми узкими глазами‑щелочками и лживой улыбкой. Одет в кожаный френч, галифе и начищенные до блеска хромовые сапоги. На его кожаной фуражке красовалась красная звезда, а на поясе болтался «маузер».

– Проходите, товарищ, – радушно поднялся навстречу гостю Трубин.

Кван решительно вошел, поздоровался, сел на стул рядом с Алексеем, и тот почувствовал густой запах лука и каких‑то пряностей, исходивший от китайца.

– Как устроились? – поинтересовался Трубин, опустившись обратно в кресло.

– Отлично, – коротко ответил Кван. – Хотелось бы узнать, что нам делать надо?

– Работа для вас привычная, – стал объяснять Трубин, – люди в селах бунтуют, мешают заготавливать хлеб, не хотят вступать в колхозы, сотрудничают с бандитами, засевшими в горах, занимаются вредительством, порчей колхозного имущества. Следует найти зачинщиков, смутьянов, вредителей и расстрелять. Это все. По‑моему, ничего сложного. Затем нам пришли списки на довыявление кулаков. Займетесь и этим.

– Да, не сложно, – сразу согласился Кван. Лицо его оставалось непроницаемым и бесстрастным, как у каменного изваяния.

– Сколько у вас людей? – осведомился Трубин, закуривая новую сигарету.

– Больше сотни, – ответил Кван, – сто два человека.

– Прекрасно, – повеселел Трубин, – проблем точно не будет. – И, указав на Алексея, добавил: – Товарищ Коновалов будет руководить операцией.

Кван кивнул ему. Алексей представился и тяжело вздохнул.

– Что вздыхаете? – улыбнулся Трубин, заметив реакцию ленинградского чекиста.

– Мне кажется, вначале надо разобраться с бандой, а потом уже усмирять крестьян, – ответил Алексей, – иначе мы ничего не добьемся. Бандиты будут постоянно подливать масла в огонь, смущать людей, мешать работе колхозов, грабить поезда…

– Я в корне не согласен, – перебил его Трубин, – эти задачи надо решать совместно. Сначала взяться за жителей деревень, которые сотрудничают с бандитами, потом разобраться с бандитами и снова взяться за крестьян, которые не желают вступать в колхозы.

Алексей хотел возразить, но подумал, что в этом что‑то есть, и промолчал.

– И, кстати, с бандой к этому времени уже, наверное, и без вас разобрались, – напомнил Трубин весело.

Внезапно дверь в кабинет распахнулась, и внутрь ввалилась бледная секретарша.

– Что стряслось? – напряженно спросил Трубин, видя ее состояние.

– Там Игорь Антонович. Его привезли, – дрожащим голосом пояснила Анна.

– То есть, как привезли? – не понял Трубин.

– Так, – проронила едва слышно девушка и, прислонившись к косяку, заплакала.

Потеснив ее, в комнату вошел грязный запыхавшийся Красин. На него было страшно смотреть. Одежда изорвана. Лицо – сплошные синяки да ссадины. Одно ухо прострелено и закрыто наспех сделанной повязкой.

– Павел Игнатьевич, что там у вас, черт побери, произошло?! Где Тарасенко?! – гневно воскликнул начальник окротдела ОГПУ, но в глазах его при этом непонимание и растерянность сменились страхом.

– Убили Игоря, – процедил сквозь зубы Красин, – я привез его тело. Там на улице. Дудницкий тоже убит. Трефилов ранен. Поехал к врачу. Его шатало, как пьяного. Еле доехал.

– Рассказывай все, – потребовал Трубин с дикими глазами.

– Да и рассказывать‑то особо нечего, – опустил глаза Красин, – попали как кур в ощип. Они, видно, ждали нас и подготовились. Везде были расставлены ловушки и засады. И как только гады прознали?!

– Как прознали? – передразнил его Трубин. – Да вы же о секретности никакого представления не имеете. Устроили парад на площади. А я, дурак, послал вам Игоря, чтобы он привел вас в чувство. Только погубил парня.

– Я не мог предположить… – начал было Красин, но Трубин его зло перебил:

– А зря не могли… надо было мочь и предполагать! Нет ничего хуже, чем дурак с инициативой.

– Вы на что это намекаете? – обиделся Красин.

– А я не намекаю, – оскалился Трубин, – нету у меня такой привычки.

Красин сердито засопел.

– Сколько убитых? – спросил Трубин.

– Точно не знаю, – виновато буркнул начальник окрисполкома, не поднимая глаз, – человек семьдесят, может, восемьдесят. Кто‑то, может, еще в лесу блуждает. Мы с Трефиловым привели назад двадцать человек. Почти все ранены.

– Уму непостижимо, – в бешенстве хлопнул по столу ладонью Трубин, – нет, вы только себе представьте! В голове не укладывается!

– Из какого источника вы получали оперативную информацию о банде? – спросил Алексей израненного партийного работника. По реакции он догадался, что слова для Красина были новыми.

– Чего? – переспросил он изумленно.

– Откуда вы узнали о местоположении банды, о ее численности, вооружении и тому подобном? – пояснил Алексей спокойно.

– А – а – а, – озадаченно протянул Красин, сообразив, что от него требуют, – один местный из села Сосновка. Он рассказал…

– Вы доверяете этому человеку? – Алексей держал взгляд собеседника, не давая тому ни на секунду расслабиться.

От этого вопроса Красин совсем скис, опустил глаза и буркнул едва слышно:

– Ну да, доверяю. Он ведь заинтересован.

– И чем вы его заинтересовали, – печально улыбнулся Алексей, заранее зная ответ, – деньги, верно?

– Ну да, деньги, – честно признался начальник окрисполкома, – и обещал, что мы не тронем его единоличное хозяйство.

– Почему он пошел на сотрудничество с вами? – продолжал давить Алексей. – Почему вы выбрали именно его?

– Ну, он доносил на односельчан. Сам ко мне пришел, когда раскулачивание началось. Он за деньги мать родную продаст. Я поговорил с ним и понял это. Решил использовать в своих целях. Это же для общего дела. – Красин поднял глаза на чекиста, и в них был вызов: – А что, не надо было? Прикажете вслепую работать! Мы тут все сидим как на пороховой бочке. Ошибешься, и конец. Я принимал меры, которые посчитал необходимыми. Я отвечаю за порученное мне дело перед партией и советским народом!

– А вы слышали о приказе ОГПУ № 108/65 от 8 марта 1931 года, – небрежно поинтересовался Алексей, – и о том, что 31 декабря 1930 года ВЦИК и СНК РСФСР упразднили своим постановлением НКВД РСФСР, а функции руководства милицией и уголовным розыском передали ОГПУ? Лишь ОГПУ имеет право заниматься привлечением классово близких пролетариату и крестьянству людей для выявления чуждых элементов и ведения оперативной работы. Сдается мне, товарищ Красин, что вы не своим делом занимаетесь.

– Я не своим? – глухо повторил начальник окрисполкома багровея. Его глаза превратились в узкие щелочки, и казалось, что какая‑то сила разрывает его изнутри, стремится наружу. Однако Красин умел контролировать себя. Он отлично понимал, где находится, поэтому смог удержать гнев и необдуманные слова, готовые было сорваться с языка.

– Да, вы занялись не своим делом и наломали дров, – продолжал Алексей, понимая, что нажил себе смертельного врага. – Вы взрослый человек, поэтому должны понимать, что за это бывает. Уголовный кодекс – статья 113. Дискредитирование власти, т. е. совершение должностным лицом действий, хотя бы и не связанных с его служебными обязанностями, но явно подрывающих в глазах трудящихся достоинство и авторитет тех органов власти, представителем которых данное должностное лицо является, – лишение свободы на срок до двух лет. Статья 121. Разглашение, сообщение, передача или собирание в целях передачи должностным лицом сведений, не подлежащих оглашению, – лишение свободы на срок до трех лет. Акцентирую внимание – разглашение. Операция против банды должна была готовиться тайно, а вы практически оповестили бандитов о своем походе. Погибли люди.

– Вы что, собираетесь меня арестовать? – прошипел сквозь зубы Красин.

Алексей посмотрел на безмятежное лицо Трубина и спокойно ответил:

– Пока нет. Однако если вы продолжите в том же духе, исход будет печальным.

– Я сам едва не погиб, – играя желваками, произнес разъяренный Красин.

– По своей вине, – парировал Алексей.

– Так, предлагаю оставить обвинения и объединить усилия в борьбе с общим врагом, – счел нужным вклиниться в разговор Трубин. – Наши товарищи погибли… Нужно оповестить родственников. Я лично поеду к вдове Тарасенко…

Поздно вечером, когда Алексей вновь оказался в кабинете у Трубина, начальник окротдела ОГПУ похвалил его:

– Ловко ты Красина прижал. Он теперь и пикнуть не посмеет. А то вообразил о себе не пойми что.

– А что, на то есть причины? – поинтересовался Алексей, разглядывая пухлую папку, которую ему вручил начальник.

– У него большие связи наверху, вот и воображает себя местным божком, – пояснил Трубин. – Игорь пытался ему руки укоротить, но не получилось. Если хочешь добрый совет, то не нагнетай больше напряженность. Одернул его – молодец. Но в дальнейшем попытайся найти к нему подход и работать вместе. От этого будет больше пользы, чем от конфликтов. А связи наверху, они ведь не вечны. Придет и наш черед. Понимаешь мысль?

– Понимаю, – кивнул Алексей.

Трубин отпил чаю и указал на папку в руках чекиста:

– Там списки людей, подлежащих раскулачиванию и выселению. Все согласовано. Просмотри и реши сам, как проводить эту операцию. Все надо сделать быстро. Имущество выселяемых следует передать колхозам. Нужен четкий контроль за перераспределением всего. В деревнях поможет местное руководство, комитеты бедноты. Можно привлечь городскую ячейку Осодмила, но это уже в крайнем случае. Там у них одна молодежь. Сомневаюсь, что справятся. Вот наемники – другое дело.

– Если честно, то… – начал Алесей.

– Знаю, – жестом остановил его Трубин, – ситуация довольно щекотливая, поэтому я и поручаю операцию тебе. Будешь их контролировать, и все пройдет как по маслу.

– Легко сказать – как по маслу, – вздохнул Алексей.

– А чего ты хотел? Легкой жизни? – усмехнулся Трубин. – Здесь этого не будет. – Он сделал паузу и добавил: – Ожидаются большие проблемы с заготовкой зерновых. Это еще одна головная боль. Однако поделать с этим ничего нельзя. В прошлом году был хороший урожай. В этом году квоты увеличили, но урожай будет намного меньше. Причин много, а главная – саботаж. Даже те, кто вступил в колхозы, перед этим распродали инвентарь, имущество, забили скот, работать не хотят, посеяли мало. Что осенью соберут – большой вопрос. Уже сейчас начался голод. Думаешь, почему люди в банды подались? Да потому, что жрать нечего. А будет еще хуже. Чтобы выполнить план по заготовкам зерна, придется изъять более пятидесяти процентов урожая. Последствия – это недовольство крестьян, бунт, вредительство, рост преступности, и с этим придется бороться нам. ОГПУ края нужны ресурсы и люди, способные руководить. Если центр не поможет, то не знаю, что и будет.

– Да, невеселая картина, – поддакнул задумчивый Алексей. – Я, конечно, не силен в сельском хозяйстве, но, если сейчас голод и мы еще пятьдесят процентов урожая изымем, не перемрут ли на деревне вовсе? Тут и до людоедства недалеко.

– А что, предлагаешь сорвать планы по заготовке? – ехидно поинтересовался Трубин.

– Я ничего не предлагаю, а просто спрашиваю, чтобы понять для себя, – сердито буркнул Алексей.

– Думаю, ты сам все прекрасно понимаешь, – уклонился от прямого ответа Трубин, разминая пальцами папиросу. – Будет очень тяжело, но мы должны выстоять. Ты теперь мой заместитель, и мы вместе будем отвечать за все, что тут происходит.