Майк Тайсон вспоминает детство

У нас были разборки с парнями, которых называли "Пума Бойз". Это был 1976-ой, я жил в Браунсвилле, Бруклин, и эти парни были из моего района. В то время я шатался с бандой из Ратленд-Роуд, которую называли "Кошки" - кучкой карибских ребят из окрестности Краун Хайтс. Мы были командой взломщиков, и некоторые наши друзья-бандиты имели разногласия с "Пума Бойз", так что мы собирались в парк им на поддержку. Обычно мы не имели дело с оружием, но это были наши друзья, так что мы украли кучу д***ма: несколько пистолетов, 357-ой магнум, и длинную винтовку М1 с примкнутым штыком времен Второй Мировой войны. Никогда не знаешь, что найдешь, когда вы вдираешься в дома людей.

Итак, мы идем по улицам держа оружие, и никто нам не препятствует. Вокруг нет никакой полиции, чтобы нас остановить. У нас даже не было мешка, в который можно было бы завернуть большую винтовку, поэтому мы просто несли её по очереди по несколько кварталов.

"Эй, вот он идет! - сказал мой друг Рон Гаитиан. - Парень с красной "пумой" и красной водолазкой."

Когда мы начали бежать, огромная толпа в парке расступилась, как Красное море, когда Моисей его разделил. Это было правильно, потому что, "бум" - один из моих друзей открыл огонь. Все начали разбегаться, когда услышали выстрел.

Я понял, что некоторые "Пума Бойз" спрятались между припаркованных машин на улице. У меня была винтовка M1, я быстро обернулся и увидел большого парня с нацеленным на меня пистолетом.

"Какого черта ты здесь делаешь? - сказал он мне. Это был мой старший брат, Родни. - Убирайся отсюда".

Я просто продолжал идти, мы покинули парк и пошели домой. Мне было 10 лет.

Я часто говорю, что я был плохим семенем в семье, но когда я думаю об этом, я был очень смиренным ребенком большую часть моего детства. Моим первым районом был Бед-Стайв[Бедфорд-Стайвесант] в Бруклине. Тогда это был приличный район рабочего класса. Все знали друг друга. Всё было довольно нормально, но спокойно не было. Каждую пятницу и субботу в доме будто был Вегас. Моя мама проводила званую вечеринку и приглашала всех своих подруг, многие из которых были представительницами древнейшей профессии. Она отправляла своего бойфренда Эдди купить ящик алкоголя, который они разбавляли водой и продавали на разлив. Моя мама готовила крылышки. Мой брат помнил, что, кроме проституток, там бы и бандиты и детективы. Весь цвет был там.

Когда мне было всего 7 лет, наш мир перевернулся с ног на голову. Была рецессия, моя мама потеряла работу и мы были выселены из нашей хорошей квартиры в Бед-Стайв. Всю нашу мебель вынесли и положили снаружи на тротуаре. Пока моя мать искала место где мы могли бы остаться, трое из нас должны были сидеть на мебели и защищать, чтобы никто её не забрал.

Мы оказались в Браунсвилле. Разницу почувствовать легко. Это было очень ужасно: жесткая и ужасная на вид местность. Полицейские всегда проезжали мимо с включенными сиренами, машины скорой помощи постоянно приезжали, чтобы кого-то забрать; оружие всегда продавалось, людей резали, окна разбивались. Мы смотрели как парни друг в друга стреляли. Это было похоже на что-то из старого кино Эдварда Джей Робинсона. Мы смотрели и говорили: "Ничего себе, это происходит в реальной жизни.".

Моя мать делала всё, что должна была сделать, чтобы сохранить нам крышу над головой. Это часто означало спать с кем-то, кто ей был безразличен. Всё было так как было.

В то время я ходил в государственную школу и это было кошмаром. Я был пухлым ребенком, очень застенчивым, почти женственно-стеснительным, и, к тому же, я шепелявил. Иногда моя мать была в отключке, после того как пила прошлой ночью, и не проводила меня в школу. Именно в такие дни дети всегда били и пинали меня. Когда мы шли в школу, эти люди нас замечали, и когда мы возвращались домой, они доставали оружие и грабили нас, отнимали даже последнюю мелочь. Это был хард-кор: маленькие дети грабили нас прямо в доме, в котором находилась наша квартира.

Необходимость носить очки в первом классе была настоящим поворотным моментом в моей жизни. Моя мать повела меня на проверку и оказалось, что я был близорук, поэтому она заставила меня одеть очки. Они были очень плохи. Однажды я уходил из школы в обеденное время, чтобы сходить домой, и у меня было несколько котлет из кафетерия завернутых в фольгу, чтобы оставались горячими. Ко мне подошел парень и сказал: "Эй, у тебя есть деньги?". Я сказал: "Нет". Он начал осматривать мои карманы, обыскивать меня, и он попытался взять мои гребаные котлетки. Я сопротивлялся, повторяя: "Нет, нет, нет!". Я позволял хулиганам отнимать мои деньги, но я никогда не позволял им забирать мою еду. Я свернулся, как человеческий щит, защищая мои котлетки. Он начал бить меня по голове, а затем снял мои очки и бросил их об бензобак грузовика. Я убежал домой, но он не получил мои котлетки. Из-за этого хулигана я по сей день всё ещё чувствую себя трусом. Это дикое чувство - быть настолько беспомощным. Такое чувство никогда не забудешь. Это был последний день, когда я пошел в школу. Мне было 7 лет, и я просто больше не вернулся в класс.

Однажды весной 1974 года трое парней подошли ко мне на улице и начал лазить у меня по карманам. "Деньги есть?" - спросили они. Я ответил им, что нет. Они сказали: "Все деньги, которые мы найдем, останутся у нас.". И они начали выворачивать мои карманы, но у меня ничего не было. Тогда они сказали: "Куда идешь? Хочешь полетать с нами?"

"Как это?" - спросил я.

Итак, мы подошли к школе, они заставили меня перебраться через забор и бросить им несколько пластиковых ящиков из под молока. Мы прошли несколько кварталов, затем они сказали мне зайти в заброшенное здание. Я не был уверен, не собирались ли они убить меня. Мы поднялись на крышу и я увидел маленькую коробочку с несколькими голубями в ней. Эти ребята строили голубятню. Так я стал их маленьким мальчиком на побегушках, их шестеркой.

Разведение голубей было большим спортом в Бруклине. Все, от донов мафии до маленьким детей из гетто, занимались этим. Это невозможно объяснить, оно просто есть в крови.

Однажды мы были на крыше, копошились с голубями, к нам подошел парень постарше. Его звали Барким, и он был другом одного из братьев этих ребят. Он сказал нам, чтобы мы передали ему, что нужно встретиться на вечеринке в клубе нашего района в ту ночь. Вечеринки были, как подростковые танцы, только не было никакого д**ма, вроде "Арчи и Вероника". Все игроки и дельцы бывали там: соседские парни, которые грабили дома, карманники, срыватели цепей, и те кто мошенничал с кредитными картами. Это было логово беззакония.

Так что ночью я пошел в центр. Я не знаю, что следовало сходить домой и принять душ. Я пошел из голубятни прямо в центр, в той же самой вонючей одежде с птичим д***мом на мне. Я думал, что ребята примут меня за своего, потому что я преследовал этих проклятых птиц по этим зданиям для них. Но я вошел и эти ребята начали: "Что это за запах? Посмотрите на этого грязного, вонючего ублюдка.". Все начали смеяться надо мной и дразнить меня. Я не знал что делать, это был такой травмирующий опыт; все тыкали в меня пальцем. Я плакал, но и смеялся, потому что хотел влиться. Думаю, Барким увидел, как я был одет и сжалился надо мной. Он подошел ко мне и сказал: "Эй, коротышка. Убирайся отсюда. Встретимся завтра на крыше в восемь утра".

На следующее утро, я был на месте вовремя. Барким подошел и начал меня поучать: "Ты не можешь разгуливать по улице, будучи похожим на задницу бомжа. Какого черта ты делаешь, мэн? Мы зарабатываем деньги.". Он говорил быстро, а я пытался уловить каждое слово. "Коротышка, мы собираемся срубить здесь деньжат. Ты готов?".

Я пошел вместе с ним, и мы начали вбираться в дома людей. Он говорил, где мне влазить в окна, которые были слишком малы для него. Я залезал и открывал ему дверь. Когда мы оказывались внутри, он проходился по полочкам людей, он взламывал сейфы, просто вытряхивал их. Мы получили музыкальный центр на восемь дорожек, ювелирные изделия, оружие и деньги. После кражи он повел меня на Деланси-Стрит и купил мне хорошую одежду, кроссовки и дубленку.

Барким начал представлять меня людям на улице, как его "сына". На уличной терминологии это было предупреждением, чтобы люди не проявляли ко мне неуважение. Это означало: "Это мой сын на улицах, мы семья, мы грабим и воруем. Это мой маленький манимейкер. Не беспокойте этого ниггера". Он купил мне много одежды, но никогда не давал мне много денег. Кража приносила ему пару тысяч, а мне он давал $200.

Некоторые люди могут прочитать что-нибудь из того, о чем я говорю, и начнут осуждать меня как взрослого, называть меня преступником, но я делал эти вещи более 35 лет назад. Я был маленьким ребенком в поисках любви и понимания, и нашел я их на улице. Это было единственное образование, которое я получил, а эти парни были моими учителями.

Однажды я пошел в этот район Краун Хайтс и обчистил дом вместе с парнем постарше. Мы нашли $2200 наличными и он отстегнул мне $600. Я пошел в зоомагазин и накупил птиц на сто баксов. Парни поместили их в ящик для меня, и владелец помог мне донести их до метро. Когда я вышел, кто-то из моего района помог мне отнести ящик в непригодное для жилья здание, где я прятал моих голубей. Но этот парень рассказал нескольким ребятам, что у меня были эти птицы. Итак, парень по имени Гэри Флауэрс и несколько его друзьей решили меня обокрасть. Моя мать увидела, что они возятся с птицами и сказала мне - я выбежал на улицу и поймал их на горячем. Они увидели, что я иду и перестали хватать птиц. Но этот парень Гэри всё ещё держал одну из них под пальто.

Quot;Верни мне мою птицу", - возразил я. Гэри вытащил птицу из-под пальто. "Хочешь птицу? Ты хочешь эту гребаную птицу?" - сказал он. После чего оторвал птице голову и бросил её в меня, размазав кровь по всему моему лицу и рубашке.

"Бей его, Майк, выкрикнул один из моих друзей. - Не бойся, просто ударь его."

Раньше я всегда слишком боялся драться с кем-либо. Но на районе жил парень постарше по имени Уайс, который был боксером Полиции Спортивный Лиги. Он курил с нами траву, и когда его брало, он начинал бой с тенью. Я смотрел на него, а он говорил: "Давай, попробуй", но я никогда даже на ладошках с ним не работал. Но я вспомнил его стиль.

Так что я подумал: "Черт". Мои друзья были в шоке. Я не знал, что делаю, но выбросил несколько диких ударов, один из которых пришелся в цель - Гэри упал. Уайс во время боя с тенью начал бы подпрыгивать, поэтому, после того как Гэри упал, моя глупая задница начала подпрыгивать. Тогда казалось, что нужно сделать именно так. Практически весь квартал наблюдал за моим моментом славы. Все начали визжать и аплодировали мне. Это было невероятное чувство, несмотря на то, что мое сердце вырывалось из груди.

Я начал получать совершенно новый уровень уважения на улицах. Вместо "Майк может поиграть с нами?" люди спрашивали маму: "Майк Тайсон может поиграть с нами?". Другие парни приводили своих друзей, чтобы драться со мной, и ставили деньги на результат. Я тоже много выигрывал. Даже, если я проигрывал, парни, побившие меня говорили: "Черт! И тебе всего лишь 11?". Вот каким меня все начали знать в Бруклине. У меня была репутация готового драться с кем угодно - со взрослым мужиком, всё равно. Но на улице мы не следовали правилам маркиза Куинсберри. Если ты надрал чью-то задницу, это не обязательно значило, что всё на этом кончено. Если он не мог побить тебя в бою, он пробовал бы сделать это иначе, а, иногда, даже возвращался с несколькими друзьями, и они избивали меня битами.

Я начал возмещать то избиение, которое когда-то получал от хулиганов. Я гулял с друзьями и мог увидеть кого-то из тех парней, которые избивали меня и издевались надо мной годами ранее. Он мог заходить в магазин, а я вытаскивал его задницу из магазина и начинал избивать его. Я даже не говорю своим друзьям почему. Я просто говорил: "Я ненавижу этого ублюдка вон там", и они подключались - рвали его гребаную одежду и избивали его чертову задницу. Тот парень, который когда-то снял мои очки и выбросил их? Я побил его на улице, как паршивую собаку за свое унижение. Возможно, он уже забыл об этом, но я никогда не забывал.

В 1977 году я был на Таймс-Сквер, просто болтался, когда увидел нескольких ребят из Бед-Стайв. Мы разговаривали, и следующее, что я помню, что один из них выхватил сумку одной проститутки. Она была в ярости и швырнула чашку горячего кофе мне в лицо. Полицейские начали подходить к нам, мой друг Баб и я взяли ноги в руки. Мы забежали в кинотеатр "для взрослых", чтобы спрятаться, но проститутка с полицейскими вскоре зашли туда.

"Это они", - указала она на меня с Бабом.

"Я? Я н***а не делал" - протестовал я, но копы нас сопроводили и посадили на заднее сиденье своей машины.

Они посмотрели историю моих приводов, у меня было слишком много арестов, так что я отправился прямиком в Споффорд.

Споффорд - это было СИЗО для несовершеннолетних, которое находилось в районе Хантс Поинт в Бронксе. Я слышал страшные истории о Споффорде. Я был в ужасе. Я понятия не имел, что происходило в том месте. Но когда я пошел в столовую на завтрак - это было похоже на встречу выпускников. "Расслабься, - сказал я себе. - Все твои ребята здесь."

После первого раза я вновь садился и выходил из Споффорда, как будто ничего и не было. Споффорд стал для меня как тайм-шер.

Я никогда не видел, чтобы моя мама радовалась за меня или гордилась мной. У меня никогда не было шанса поговорить с ней или узнать ее. Это не имело на меня никакого влияния в профессиональном смысле, но в эмоциональном и психологическом - это было катастрофой. Когда я был с моими друзьями - я видел как их матери их целовали. У меня никогда этого не было. Можно подумать, что если бы она позволила мне спать в своей постели, до 15 лет, она бы любила меня, но она всё время была пьяна.

За несколько месяцев до того, как мне исполнилось 13, я вновь был арестован за хранение краденого имущества. В окрестностях Нью-Йорка были исчерпаны все места, чтобы держать меня взаперти. Я не знаю, какие научные диагностические тесты они использовали, но они решили отправить меня в в центр для несовершеннолетних правонарушителей при школе для мальчиков Трион, на севере штата Нью-Йорк, около часа езды к северо-западу от Олбани.

То, что они посылали меня в исправительное учереждение штата, было не круто. Теперь я был с большими мальчиками. Я сразу же попал в беду. У меня было плохое отношение. Я был агрессивно настроен, давая всем знать, что я из Бруклина, и меня не следует беспокоить всякой х***й.

В один прекрасный день я собирался на одно из моих занятий, когда этот парень прошел мимо меня в коридоре. Он держался жестко, как будто он был убийцей, и, когда он проходил мимо, то увидел, что я держал в руках шляпу. Он начал ее тянуть, продолжая идти. Я его не знал, но он проявлял неуважение ко мне. Сидя в классе все следующие 45 минут, я думал о том, как собираюсь убить этого парня за то, что он дергал мою шляпу. Когда урок закончился, я вышел и увидел его и его друзей, стоящих у дверей.

"Вот твой парень, Майк", - подумал я. Я подошел к нему, он держал руки в карманах, и смотрел на меня так, как будто у него не было никаких забот, как будто я уже забыл, что он тащил мою шляпу 45 минут назад. Я жестоко на него напал.

На меня надели наручники и отправили в Элмвуд, который являл собой закрытый коттедж для неисправимых детей. По выходным все дети Элмвуда, которые получали достаточно хороших оценок, могли выйти на несколько часов, затем они возвращались со сломанными носами, шатающимися зубами, сечками на губах, синяками на ребрах - все они были измученны. Я думал, что их просто избивал кто-то из персонала. Но чем больше я разговаривал с этими парнями, тем больше я понимал, что они были счастливы.

"Да, чувак, мы почти повалили его, мы почти повалили его", - смеялись они. Я понятия не имел, о чем они говорят, но потом они рассказали мне. Они боксировали с мистером Стюартом, одним из завучей. Бобби Стюарт был жестким ирландцем, около 77 килограммов, который когда-то был профессиональным боксером. Однажды ночью я был в своей комнате, когда раздался громкий, пугающий стук в дверь. Я открыл дверь, это был г-н Стюарт.

Quot;Привет, м***к, я слышал, что ты хотел поговорить со мной, - прорычал он. "Я хочу стать бойцом", - сказал я. "Как и все остальные. Но у них нету яиц, чтобы работать достаточно, чтобы стать бойцом", - сказал он. "Возможно, если ты начнешь соблюдать порядок, перестанешь быть таким м***ком и будешь проявлять здесь немного уважения - я поработаю с тобой.".

И я действительно начал работать над собой. Я думал, что я самый глупый парень в мире, когда дело доходило до схоластики, но я получил свою почетную звезду, и стал всем говорить: "Да, сэр" и "Нет, мэм". Я просто превратился в образцового гражданина, чтобы иметь возможность драться со Стюартом. Это заняло у меня месяц, и я, наконец, заработал достаточное количество баллов, чтобы пойти. Я был в высшей степени уверен, что уничтожу его, и что все, кроме меня, будут отстоем.

Я сразу же начал молотить и бросали кучу ударов, а он прятался за блоком. Я наношу панчи и силовые, а он потом вдруг проскальзывает мимо меня и "бум" - пробивает мне прямо в живот. Я отчаянно пытался дышать, но всё, что я смог сделать - это вырвать. Это было просто ужасное д***о.

"Вставай, и походи, чтобы прошло", - рявкнул он.

После того, как все ушли, я подошел к нему очень вежливо. "Простите, сэр, вы можете научить меня, как это делается?" - спросил я. Думая, что, когда я вернусь в Браунсвиль, смогу ударю ублюдка в живот так, что он упадет, а я пройдусь по его карманам. Вот о чем тогда были мои мысли. Должно быть, он увидел что-то во мне, что ему понравилось, потому что после нашей второй сессии он сказал мне: "Ты хотел бы заняться этим всерьез?" Итак, мы начали тренироваться на регулярной основе. У меня стало получаться намного лучше. Тогда я не знал, но во время одной из наших спарринг-сессий, я, ударив Бобби джебом, сломал ему нос и чуть не сбил его с ног.

Вскоре после этого Бобби пришел ко мне с идеей: "Я хочу отвести тебя к легендарному тренеру по боксу - Касу Д'Амато. Он может вывести тебя на более высокий уровень".

И вот, в один из выходных дней в марте 1980 года, Бобби и я поехал в Катскилл, Нью-Йорк. Зал Каса был перестроенным залом заседаний, который находился над полицейским участком города. Кас выглядел в точности так, как вы себе представляете тренера по боксу: низкий, пухленький, с лысой головой, и вы сразу могли бы сказать, что он был сильным. Он даже говорил жестко, и он был абсолютно серьезен, на его лице не было ни одной счастливой мышцы.

"Как дела? Я Кас", - представился он. У него был сильный акцент, по которому можно было сказать что он из Бронкса.

Бобби и я зашли в ринг и начали спарринг. Я начал сильно вкладывался в свои удары, метая Бобби по рингу. Мы обычно проводили три раунда, но в середине второго раунда Бобби попал мне в нос парой правых, и он начал кровоточить. Больно было не очень, но кровь заливала всё моё лицо.

"Достаточно", - сказал Тедди Атлас, другой тренер.

"Но, сэр, пожалуйста, дайте мне закончить этот раунд и провести еще один. Мы обычно делаем так", - взмолился я. Я хотел произвести на Каса впечатление.

Я думаю, что мне это удалось. Когда мы вышли из ринга, первые слова сказанные Касом Бобби были: "Это чемпион мира в супертяжолом весе".

Сразу после этого спарринга мы отправились в дом Каса на обед. Он жил в большом белом доме в викторианском стиле на сорока пяти сотках. С его крыльца было видно реку Гудзон. Я никогда в жизни не видел такого дома.

Мы сели, и Кас сказал мне, что он не мог поверить, что мне всего 13 лет. Потом он сказал каким будет мое будущее: "Я могу сделать тебя самым молодым в истории чемпионом в супертяжелом весе, если ты будеш слушать меня".

Черт, откуда он мог знать это д***мо? Я подумал, что он извращенец. В мире, из которого я пришел, люди говорили вам подобное д***мо, когда хотели вас совратить. Я не знал что сказать. Я никогда раньше не слышал, чтобы кто-то говорил обо мне приятные вещи. Я хотел оставаться возле этого старого мужика, потому что мне понравилось то чувство, которое он мне передал. Позже я понял, что это было частью психологии Каса - вы даете слабому человеку немного сил, и он становится зависимым.

Я был взволнован во время поездки назад в Трион. Я сидел с букетом роз Каса на моих коленях. Я никогда раньше не видел розы вживую, только по телевизору, но мне их хотелось, потому что они выглядели настолько изящно. Мне хотелось взять что-то хорошее, чтобы забрать с собой. Поэтому я спросил Каса, можно ли было взять несколько из них. Благодаря запаху роз и словами Каса, звучащими у меня в ушах, я чувствовал себя хорошо, как будто весь мой мир изменился. В тот момент я знал, что я кем-то стану.

Я начал ходить домой к Касу каждые выходные, чтобы тренироваться. Там было несколько других бойцов, которые жили с Кас и его партнерша, прелестная украинская леди по имени Камиль Эвальд. Попав в дом впервые, я украл деньги из бумажника Тедди. Эй, это д***мо не проходит только потому, что у вас в жизни происходить хорошие д***мо. Мне нужны были деньги на траву. Я слышал как Тедди сказать Касу: "Это точно был он".

"Это не он", - сказал Кас.

Когда я только начал ходить к Касу, он даже не давал мне боксировать. После того, как я заканчивал свои тренировки с Тедди, Кас садился со мной и мы разговаривали. Первая вещь, о которой говорил Кас, - это страх и как его преодолеть.

"Страх является самым большим препятствием для обучения. Но страх - это твой лучший друг. Страх как огонь. Если ты научишься управлять им, ты позволишь ему работать на тебя. Если ты не научишься контролировать его, то он уничтожит и тебя, и всё что вокруг тебя."

"Ты думаешь, что знаешь разницу между героем и трусом, Майк? Нет никакой разницы в том, что они чувствуют. Разница в том, что они делают. Вот что отличает их. Герой и трус чувствуют себя одинаково, но ты должен иметь дисциплину, чтобы делать то, что делает герой, и чтобы удерживать себя от того, что делает трус".

Мне было всего 14, но я действительно поверил в философию Каса: всё время тренироваться, думать, как римский гладиатор, находясь в состоянии постоянной войны в своем разуме, но оставаясь спокойным и расслабленным на вид.

Кас был также большим фанатом самовнушения. У него была книга под названием "Сознательное самовнушение как путь к господству над собой"[Self Mastery Through Conscious Autosuggestion] французского фармацевта и психолога по имени Эмиль Куэ. Куэ велел своим пациентам повторять "Каждый день и во всех отношениях я становлюсь лучше и лучше", снова и снова. У Каса были проблемы с катарактой на одном глазу, он повторял эту фразу, и утверждал что благодаря этой фразе ему стало лучше.

Кас преобразовал самовнушение специально для нашей ситуации. Так он заставил меня повторять "Самый лучший боец в мире. Никто не может победить меня. Самый лучший боец в мире. Никто не может победить меня" снова и снова весь день напролет. Мне нравилось это делать. Мне нравилось слышать себя говорящим о себе.

Я был бесполезным ниггером на торазине, которому поставили диагноз "отсталый", а этот старый белый парень берет меня в ежовые рукавицы и выстраивает мое эго. Кас был такой широкий парень. Никто никогда не помог бы мне так ощутить себя черным парнем. Он был настолько холодным и жестким, внушая это мне, как сделал бы лишь суровый черный человек. "Они думают, что они лучше, чем ты, Майк", - говорил он. Если он видел кого-то на фиате или роллс-ройсе, он смотрел на меня и говорил: "Ты можешь получить всё это. Стать багатым - не самая трудная задача в мире. Ты настолько превосходишь этих людей, что они никогда не смогут сделать то, на что ты способен. В тебе это есть.".

Кас хотел злого бойца, когда-либо созданного Богом, такого, который пугал бы людей до смерти прежде, ещё до выхода в ринг. Он тренировал меня быть абсолютно свирепым и на ринге, и вне его. В то время, это было тем, что мне нужно. Я был настолько незащищенным, настолько напуганым. Я был настолько травмирован людьми, которые цеплялись ко мне, когда я был младше. Я просто ненавидел унижения задир. Это чувство остается с вами на всю оставшуюся жизнь. Но Кас дал мне уверенность в себе, благодаря которой я мог более никогда не беспокоиться о наездах хулиганов. Я знал, что никто не собирается когда-либо выяснять со мной отношения физически.

Многие люди считают, что Мухаммед Али был моим любимым боксером. Но я должен сказать, что им был Роберто Дюран. Я всегда смотрел на Али как на отчетливого красавца. А я был низеньким, уродливым, и у меня были дефекты речи. Когда я увидел бой Дюрана - он был просто уличным паренем. Он говорил команде своего соперника такие вещи, как: "Соси мой гребаный ч***н, ублюдок. В следующий раз ты отправишься прямиком в х***ов морг.". После того, как он побил Шугара Рэя Леонарда в их первом поединке, он подошел туда, где сидел Уилфред Бенитес, и сказал: "Да пошел ты. У тебя нет ни сердца, ни яиц, чтобы драться со мной.".

"Мужик, этот парень." - подумал я. Это было то, что я хотел сделать. Он не стыдился быть тем, кем он был. Я чувствовал свою связь с ним, как с человеком. Когда моя карьера стала прогрессировать, и люди начинали ценить меня за мою дикость, я знал, что называться животным было высшей похвалой, которую я только мог получить. Мне было грустно, когда Дюран ушел во время их "No más"-реванша с Леонардом. Кас и я смотрели этот бой в Олбани, и я был так зол, что аж плакал. Но Кас резюмировал: "Второй раз он этого уже не сделает", - прогнозировал он.

Я думаю, мы оба, Кас и я, понимали, что мы находились в гонке со временем. Касу было за семьдесят. Это не было школой, где строили мой характер, чтобы сделать из меня хорошего, продуктивного члена общества. Нет, я делал всё это, чтобы стать чемпионом мира. Кас знал об этом. "Боже, я хотел бы иметь больше времени с тобой, - говорил он. А потом он добавлял: - Я был в бойцовском бизнесе на протяжении 60 лет, и я никогда не видел никого с таким интересом как у тебя. Ты всегда говоришь о бое."

Раньше я всегда думал, что был трусом. Так я чувствовал. Кас был со мной, когда я в нем нуждался. Он всегда объяснял, что каждый сам должен создавать свой характер и учиться быть лучше. Тренер отличался от всех, кого я когда-либо встречал, потому что идея для него значила больше, чем что-то еще. Она была важнее денег, здоровья и даже собственной жизни. За идею, в которую он верил, он мог принести в жертву что угодно.

Всех этих разговоров о самоотверженности, дисциплине и тяжелой работе было недостаточно, чтобы удержать меня от возвращения в Бруклин от наездов и ограблений. Я играл двумя сторонами одной монеты. В Кэтскилле я был мальчиком из церковного хора, а затем в Бруклине превращался в дьявола. Слава богу, что меня ни разу ни за что не арестовали. Это разбило бы Касу сердце.

Я не думаю, что Кас, который работал с Флойдом Паттерсоном, Рокки Грациано и Хосе Торресом, думал, что хотя бы через тысячу лет он получит еще одиного чемпиона, хотя он на это надеялся. Потом появился я, не знающий ничего, чистый лист бумаги. Кас был счастлив. Я не мог понять, почему этот белый мужчина был так счастлив из-за меня. Он смотрел на меня и просто истерически смеялся. Он садился на телефон и рассказывал людям: "Молния ударила меня дважды. У меня есть ещё один чемпион в супертяжелом весе.". Я не имею понятия как, но каким-то образом он увидел это во мне.

Перепечатано из "Бесспорная правда" Майка Тайсона и Ларри Сломана