Глава одиннадцатая. Победа и плен

В тот же день отряд Чиркудая собрал тридцать юрт на арбы с кое‑какой утварью и отправился на юг, подальше от гор, на равнину. Десять нукеров, перегонявших отару овец, старались не отставать от основной массы отряда. Переночевали в степи. Утром двинулись дальше. В полдень остановились в степи, покрывшейся свежей зеленью. Чиркудай не дал своей сотне понежиться до завтрашнего дня. Он вывел конников на каменистую площадку и кратко сказал:

– Вот здесь и в других местах вы будете делать все, что я скажу. Ленивых буду бить. Если и это не поможет, с позором отправлю назад.

– Кху! Кху! – взревели нукеры, махая в воздухе саблями, переполошив криками коней.

Чиркудай спокойно дождался, когда все накричатся, и тихо добавил:

– Если будете орать без моего приказа и махать саблями – наберу новую сотню.

Нукеры поднимались на стременах, тянулись, стараясь услышать негромко говорящего командира. Передние шепотом передавали задним, что он сказал.

Чиркудай обвел хмурым взглядом затаившуюся неорганизованную толпу и подумал, как много ему предстоит с ними работать. А времени осталось совсем мало. Приподнявшись на стременах, он прокричал:

– Запомните одно, что вы еще ничего не знаете и ничего не умеете.

Никто не шелохнулся. Чиркудай вновь посмотрел на свое воинство и стал четко выкликать имена тех нукеров, которых наметил ранее. Первым он вызвал Тохучара.

– Встаньте лицом к отряду! – приказал Чиркудай отобранным парням.

Всадники суетливо повиновались.

– Я назначаю вас десятниками. Сейчас вы спокойно будете подбирать себе людей в десятку. С каждым из вас должно быть десять, а не одиннадцать нукеров. Приступайте.

Назначенные командиры засновали между конниками, дотрагиваясь нагайкой до плеча понравившегося человека. Через некоторое время возник небольшой скандал из‑за одного нукера. Но Чиркудай прикрикнул, и там быстро разобрались.

Молча, наблюдая за суетой, Чиркудай прикидывал в уме, с чего начнет обучение. Когда все десятки немного разъехались, обособившись друг от друга, Чиркудай велел командирам отделений выстроить своих людей в затылок друг другу. Через некоторое время перед ним образовалось тринадцать рядов конников: двенадцать по десять, а в последнем – восемь всадников.

– Запомните свои места в строю, – приказал Чиркудай. – И чтобы не бродили, где попало. Всегда должны стоять так, пока я не разрешу разъехаться.

Нукеры завертели головами, запоминая окружающих.

– Разъехались в стороны! – громко приказал Чиркудай.

Отряд стал медленно разъезжаться.

– А сейчас, – крикнул Чиркудай, – поезжайте вон до той кочки, – и он показал нагайкой в степь, – и быстро ко мне!

Нукеры ринулись к бугорку в ста саженях от них и галопом примчались назад.

– Построиться в ряды! – приказал Чиркудай.

Тут началась суматоха, все стали искать свои места, толкая друг друга. Кое‑как построились.

– Запомните впредь, – строго начал Чиркудай: – Я отдаю команду не вам, а вашим командирам десяток. И что они вам прикажут, то вы и будете делать. А сейчас, командиры десяток, объясните своим нукерам, что они должны делать после того, как вы отдадите команду: скакать наперегонки.

В сотне поднялся гвалт. Каждый десятский хотел, чтобы его нукеры находились около него, но не впереди, а за ним. Чиркудай знал, о чем там сейчас говорят. Он сидел на своём Чёрном в двадцати шагах от них и ждал. То, что он сейчас делал, было почти точной копией его обучения в Ляояне. Наконец все успокоились и повернулись к нему.

– Если хотите быть воинами, а не стадом баранов, – сурово начал Чиркудай, – вам нужно исполнять мои команды в десять раз быстрее. И не только эти, – он помолчал и резко приказал:

– Быстро доскакать до отары баранов на холме и назад!

Несколько нукеров тронулись с места, но их удержали товарищи. Десятники что‑то крикнули своим, и отряд, не очень придерживаясь строя, ринулся к отаре. Но назад они скакали уже лучше: десятники на ходу разобрались с непонятливыми.

Так они мотались по плоскогорью до самой ночи. Воины устали, но были довольны. Один раз они даже сумели проскакать в четком строю до отары и назад. Но разворачиваться всей сотней еще не умели. Сгрудились в кучу, топчась на месте. Однако построились быстрее, чем в первый раз.

Уже в темноте Чиркудай с Тохучаром поставили свою юрту. К ним подошли нукеры и вежливо помогли. Сидя около огня и наблюдая за закипающей в котле водой, Тохучар с любопытством посматривал на молчавшего Чиркудая, не решаясь что‑то спросить.

Чиркудай видел это, но молчал, испытывая терпение друга.

– Спрашивай, – наконец разрешил он.

– А ведь таким строем можно драться как один человек! – сверкая глазами, возбужденно сказал Тохучар.

– Даже лучше, – согласился Чиркудай и добавил: – В юрте, я не командир. Здесь мы равны. Я там командир, – он мотнул головой в сторону выхода: – Так что в юрте не спрашивай разрешения: хочешь что‑то сказать – говори.

– Я понял, – облегченно вздохнул Тохучар и, поковыряв мясо в котле железным штырем, недовольно буркнул: – Долго варится.

Через неделю отряд Чиркудая научился моментально строиться и рассыпаться по степи десятками, поворачивать по команде направо и налево, разворачиваться, не ломая порядка. Поделившись на два отряда, нукеры в строю налетали друг на друга, вооружившись палками вместо сабель. Чиркудай показал им приёмы боя на коне. Научились оттеснять десяткой десятку. Рассекать группу соперников надвое. Уходить в степь, заманивая за собой погоню, и, стремительно оборачиваясь, нападать.

Лучше всего науку конного боя усваивал Тохучар, которого азартно старались копировать остальные. Тренировочные бои с Чиркудаем проигрывали все. В сотне он был лучшим бойцом. Спешившись, Чиркудай успевал обороняться от троих противников, и это вызывало уважение. Его авторитет стал непререкаем.

Чиркудай ввел свою систему приказаний поднятой вверх рукой, не похожую на китайскую. И еще он стал применять свисток уйгурского шпиона, звук которого был слышен даже при грохоте сотен копыт. Свистком отдавались команды к атаке, к отходу или развороту.

Каждые три дня Чиркудай отсылал одного нукера с докладом к Темуджину. Назначенный им гонец расстраивался, что посылают именно его: так всем хотелось воевать странным и удивительным для степняков образом. Нередко нукеры возмущенно кричали, требуя не делать перерыва на обед. А Тохучар сказал за всех, что во время боя обеда может не быть. И Чиркудаю пришлось отказаться от строгой системы питания, принятой у китайцев.

Однажды, наблюдая за рубкой пучков хвороста с хода, которым придали вид человека, Чиркудай сквозь грохот копыт, расслышал топот чужих коней. Он оглянулся и увидел подъезжавших к их небольшому стойбищу троих нукеров в ойратской одежде. Тренировка приостановилась. Воины тоже заметили незнакомцев. Но Чиркудай подал рукой условный знак, приказывая продолжать занятия, а сам направился к приехавшим, которые спешились около юрт.

Да, это были ойраты, дружественное племя. Чиркудай поздоровался с ними и соскочил на землю.

– Готовитесь? – улыбнулся один из них, показывая на мечущихся среди чучел из хвороста всадников.

Чиркудай молча кивнул головой.

– Меня зовут Некун, – представился ойрат.

Чиркудай назвал свое имя. Двое других гостей уселись в десяти шагах, не мешая им разговаривать. Некун незаметно поманил Чиркудая в сторону, подальше от отдыхающих товарищей, и Чиркудай сразу почувствовал, чью волю выполняет ойрат.

– Ляо Шу сказал, что скоро, – прошептал Некун, когда они прошли шагов тридцать.

Чиркудай нервно помахал нагайкой и недовольно бросил:

– Сейчас не то время. Мы собираемся идти на белых аратов.

– Мы тоже пойдём, – спокойно заметил Некун. – Я еду в свое племя, возьму верящих мне людей. Хочу самостоятельно присоединиться к Темуджину. Со своими не пойду. У меня есть сто двадцать надежных людей. Они пойдут со мной, – он помолчал и добавил: – Это произойдет после войны с южанами.

Чиркудай покосился на него и тяжело вздохнул. Некун понял его молчание и стал объяснять:

– Я не знаю, что задумал Ляо Шу, но я ему верю. А тебе я передал только то, что он мне сказал.

– Ты служишь ему? – спросил Чиркудай.

– Нет, – усмехнулся Некун: – Отрабатываю долг, – он понял вопросительный взгляд Чиркудая и рассказал: – Два года назад я откочевал от своего племени на пастбище с женой, сыном, двумя братьями, матерью и отцом. У нас было сто баранов, пять лошадей и один конь. Белые араты напали ночью и увели нас к себе, хотели продать чжурчженям. Ляо Шу выкупил меня. А позже выкупил у них мою жену, сына и мать. Отец умер у белых аратов. Братьев они зарубили.

Я жил в Ляояне больше года. Учился воевать, как твои воины, как ты. Я видел тебя там, но ты меня не помнишь. Я плохой воин: рубиться могу, но стреляю плохо, а драться совсем не умею.

Потом Ляо Шу отпустил меня, дал серебра на баранов и коней. Сейчас я живу в своем племени с женой и двумя сыновьями. Мать умерла.

– Я понял, – негромко сказал Чиркудай и спросил: – У вас есть еда, кумыс?

– Есть, – коротко ответил Некун. – Мы остановились немного отдохнуть. Сейчас поедем дальше. Это мои родственники, – он показал головой на двоих нукеров, разминающих затекшие ноги.

– Хорошей вам дороги, – сказал Чиркудай традиционную фразу, чувствуя внутри неприятный холодок. В уме он обругал себя за детские мечты: ну разве можно было надеяться на забывчивость Ляо Шу! Чиркудай чувствовал, что все произойдет так, как задумал железный китаец.

Некун поблагодарил за доброе пожелание, подошел к своему коню и, усевшись в седло, неожиданно вспомнил:

– Забыл тебе сказать: Джамуха не пойдет на южан. Его нукеры зарубили китайских послов. Они нашли у них яд и решили, что это не послы, а подосланные убийцы, – при этом Некун хитро усмехнулся. – Джамуха очень расстроился. Теперь он вздрагивает от тележного скрипа.

Глядя вслед уезжающим ойратам, Чиркудай думал, что Джамуха совершил серьезную и непоправимую ошибку.

Ещё через месяц от Темуджина прилетел гонец с приказом – возвращаться!

К куреню подъезжали вечером и не узнавали его. Около юрт было во много раз больше людей, чем раньше, особенно вооруженных мужчин. Да и юрт было больше. Разглядев отряд в красном закате, нукеры в курене забегали, хватая копья. Угрожающе засверкали над головой сабли. Их испуг был обоснован: отряд Чиркудая шел по степи не шумной толпой, а молча, четким, неестественным для кочевников квадратом.

Доехав до волнующейся толпы на полет стрелы, Чиркудай поднял руку вверх, дав команду рассыпаться десятками и идти на отдых, что было моментально сделано. Этот маневр произвел смятение в толпе вооруженных нукеров. Но тут послышались радостные выкрики: их узнали. Понемногу все успокоились.

Чиркудай с Тохучаром пролезли в дверной проем юрты Субудея. На кошме сидел довольный Субудей и недоверчиво качающий головой Джелме.

– Ты не пугай нас так! – заорал Джелме на Чиркудая, вешающего саблю на колышек в стене. – Мы думали, что это китайцы или кто‑нибудь из тартара.

– Вы увидели, что мы время провели недаром, – заметил Тохучар.

– Посмотрим, как вы покажете себя в бою, – заворчал Джелме, собираясь уходить. – Ладно, – сказал он в дверях, – отдыхайте. Завтра смотр всем бандитам. Вот же додумались, – шутливо возмутился он, – два тумена собрали из людей длинной воли… – и выбрался на улицу.

Субудей покормил друзей и велел им спать. Они подчинились с удовольствием.

Третий день войско Темуджина двигалось на юг, навстречу белым аратам, в панике бежавшим на север от китайского корпуса. Темуджин собрал под свое крыло восемнадцать тысяч нукеров. Большинство из них были люди длинной воли, специалисты по грабежу. Хан Тогорил шел со своими тремя туменами правее, в одном конном рывке от них. Ещё дальше скакали орды ойратов, найманов и других племен, собравшихся в два объединенных тумена.

Темуджин поделил свои силы надвое. Одним туменом командовал его брат Бельгутей, вторым – Джелме. Сотня Чиркудая влилась в отряд Субудея, который насчитывал полторы тысячи верных воинов, тех, кто прошел через капкан в урочище Дзерен. Это был резерв, находившийся всегда под рукой Темуджина. Тумены получились не полные, по восемь тысяч нукеров, а не по десять.

Чиркудай смотрел на эту разнородную толпу, которая называлась войском, и она ему не нравилась. Бельгутей и Джелме свирепели, устанавливая порядок в своих полках, разнимая драчунов нагайками, а спорящих осаживая грозными окриками. Многие уже почувствовали на своей спине их руку, а кто‑то попытался оказать сопротивление. Но после того как несколько человек остались в курене с поломанными ребрами, почти все сразу зауважали силу начальников. А может быть боялись. Темуджин наблюдал со стороны за действиями своих туменных и усмехался:

– Им захотелось командовать, – сказал он Субудею и Чиркудаю, которые ехали рядом с ним во главе полутора тысяч воинов, намекая на Бельгутея и Джелме: – Я предоставил им такую возможность.

– Ты думаешь, они будут хорошо драться? – поинтересовался Субудей, поглядывая на орды, идущие от них слева и справа.

– Они идут грабить, – усмехнулся Темуджин. – Их много, поэтому они смелые и довольные. Рады, что их не будут ловить по всей степи за мародерство.

К вечеру третьего дня им стали попадаться разрозненные группы южан, ехавшие на двухколесных арбах в сопровождении небольших отрядов. Нукеры Бельгутея и Джелме с визгом набросились на беглецов порубив и потоптав людей. Поспешно хватали халаты, котлы, шубы и другие вещи из арб, устраивая драки во время дележки. Темуджин наблюдал за всем этим спокойно, не вмешиваясь. Когда остановились на ночлег, подъехал уставший Джелме с сотней преданных ему воинов, свалился с седла и прохрипел:

– Я замучился их бить…

Темуджин невесело усмехнулся и тихо сказал:

– Пусть хватают все. Главное, чтобы они уничтожили южных аратов.

Отряд Субудея расположился между ордами, в которых до самого утра не утихал шум. Люди длинной воли, напившись молочной водки, орали песни, затевая между собой драки.

Утром тумены двинулись дальше. Непроспавшиеся грабители вываливались из своей орды, подъезжали к отряду Субудея, подсмеиваясь над скромниками, трезвенниками, воображающими, будто они сила.

Субудей строго настрого приказал не отвечать на вызывающие крики. Воины послушно исполняли приказ. Угрюмо молчали, не нарушая строй. Субудей за три дня сумел поделить свои сотни на десятки, так как это сделал Чиркудай в своем отряде. Но быстро научить выполнять команды они еще не умели. Не было времени. Однако его нукеры с любопытством присматривались к действиям воинов из отряда Чиркудая и старательно всё повторяли.

По просьбе Субудея Чиркудай на ходу объяснил окружившим его, недавно назначенным десятским, что делать. Рядом с Чиркудаем ехал Субудей и тоже внимательно слушал. Поневоле и Темуджин оказывался в центре отряда из младших командиров, но в разговор не вмешивался. Только когда вроде бы всё было сказано, хмуро заметил:

– Слишком много ты узнал за время своих скитаний.

Чиркудай напрягся, ожидая дальнейших расспросов. Но Темуджин больше ничего не сказал.

Во второй половине дня из‑за сопок вырвались с дикими криками несколько всадников. Когда паникеры подъехали ближе, Чиркудай разобрался, что на них движется тумен белых аратов. Нукеры в ордах заметались. Они уже привыкли, что им попадаются мелкие группы, не оказывающие сопротивления. А с большим войском противника пока не сталкивались.

Выехав на самый высокий холм, Чиркудай увидел массу всадников и сверкающие в их руках сабли. Орда белых кочевников заполнила все пространство от горизонта до горизонта. С отчаянными криками мчались они в лоб бандитам. Темуджин приостановил отряд Субудея, давая возможность туменам Бельгутея и Джелме показать себя.

Белые араты и чёрные ринулись навстречу друг другу. Столкнувшись с обезумевшими врагами, люди длинной воли не выдержали напора, стали поворачивать назад и уноситься в степь. Нападавших толкала вперед безысходность: в тылу мощный китайский корпус, впереди – толпа не выспавшихся, не пришедших в себя с похмелья чёрных аратов. Южане опрокинули оба тумена. Возбужденный сражением Темуджин посмотрел на Субудея и крикнул, перекрывая шум битвы:

– Сможешь им помочь?

Субудей молча кивнул головой и, приказав Чиркудаю перестроить отряд, встать с его обученными нукерами в голову, после чего дал команду к атаке.

Чиркудай летел на раздувающем ноздри от предвкушения драки Чёрном, во главе отряда к громадной толпе белых аратов, яростно рубящих мечущихся по степи нукеров Джелме и Бельгутея. Рядом с ним, не отставая и не перегоняя его, молча летел зло оскаливший зубы Субудей. Сзади, плотным строем, катили полторы тысячи воинов.

Чиркудай рассмотрел, где орда южан была пореже и, немного подвернув, направил туда распалившегося от скачки Чёрного. Они врезались в толпу противника, словно нож. Их слитность напугала врагов. Без криков, нукеры молча и яростно начали сечь всех, кто подворачивался под руку. Чиркудай заметил, что его воины, разозлившись на бесчинства людей длинной воли и не только здесь, но и в курене, рубили и их, если те не успевали уйти с дороги.

Их слаженность и неудержимость сразу же оценили. От них старались ускакать, рассыпаясь в стороны, как воробьи от волкодава. Через некоторое время Чиркудай обнаружил, что проскочил весь тумен белых аратов насквозь, располосовав всего троих врагов. Войско врагов они развалили надвое.

Резко подняв руку вверх, Чиркудай скомандовал жестом – делай как я! – и, повернув направо, ринулся на фланг вражеской орды. Развалив и его, Чиркудай хотел врезаться в другой фланг, но Субудей остановил, схватив за руку:

– Хватит, – тяжело дыша, проговорил друг. – Нас зовет Темуджин, – и он показал головой в сторону одного из холмов, где в окружении десятка всадников находился Темуджин с поднятой вверх рукой.

– Видишь, – выдохнул Субудей, показывая на свалку слева от них: – Наши разбойнички осмелели. Навалились и погнали… Мы свое дело сделали.

Чиркудай сунул саблю в ножны и, показав отряду рукой: следовать за ним, – не спеша направился к Темуджину. Остальные нукеры из отряда Субудея повторяли все действия воинов Чиркудая.

Субудей остановил отряд перед холмом, отгородив им своего нойона, словно живым барьером, от поля боя, въехал с Чиркудаем на сопку. Темуджин хитро посмотрел на них, но ничего не сказав, продолжил наблюдение за свалкой внизу. Чиркудай остановился справа около группы охраны Темуджина. Рядом встал Субудей.

А на равнине тумены Бельгутея и Джелме, перемешавшись, уже гнали уцелевших южан за горизонт. Чиркудай понял, что они стремятся, как можно скорей добраться до очень большого обоза, судя по сопровождавшему его тумену.

– Гонец! – крикнул один из нукеров охраны, показывая в степь.

К ним на холм влетел воин из охраны Бельгутея и, тяжело дыша, прохрипел:

– Приближается еще один тумен белых аратов, – и он указал нагайкой налево от того направления, куда умчались люди длинной воли. – Совсем ничего не слушают, – сокрушенно дополнил гонец. – Поскакали грабить обоз. Там их и побьют.

Темуджин повернулся к Субудею и зло бросил:

– Гони их всех от обоза на тумен!

Субудей и Чиркудай сорвались с места, и услышали за спиной голос Темуджина:

– Не рубите их! Только нагайками!

Субудей махнул рукой в знак того, что понял и скатился к отряду. С места в карьер они ринулись вслед за своей ордой.

Все так и было: люди длинной воли, разогнав южан, хватали с повозок добро противника, рубя саблями стариков, пытавшихся защититься. Врезавшись в толпу разбойников во главе отряда, Чиркудай с Субудеем увидели, что многие бандиты лежали между повозками на женщинах, насилуя их с яростью и злобой. А в повозках дико кричали напуганные дети.

Выхватив нагайки из седельных петель, Чиркудай с Субудеем стали бешено стегать всех подряд, по потным спинам и дергающимся голым ягодицам. Нукеры взвизгивали, вскакивали с земли и хватались за сабли. Но, увидев озверевших всадников, молча хлеставших нагайками, сразу узнавали их. Торопливо подвязав штаны, бежали к уже пасущимся коням, подвывая от боли, прячась за арбы. Вскочив в седла, уносились в степь, где их поджидали верные воины Бельгутея и Джелме. Криками и ногайками людей длинной воли опять собрали в тумены, и повели навстречу войску белых аратов.

Неделю войско Темуджина гонялось за разрозненными отрядами южан. Темуджин встретился с довольным ханом кераитов. Приезжали нойоны и из других племен. Чиркудай видел всех и ему не понравилась спесь князьков, свысока посматривающих на Темуджина. Весь их вид говорил: ты должен лизать нам сапоги, за то, что мы разговариваем с тобой на равных. Темуджин все понимал и кривил губы в нехорошей улыбке, стараясь казаться вежливым. Наблюдая за всем этим, Субудей опускал глаза вниз и краснел о негодования, Тохучар зло скалил зубы. Джелме с Бельгутеем напились от радости архи и ничего не замечали. Один Чиркудай не выказывал своих чувств.

Можно сказать, что белых аратов больше не существовало. И, в основном, благодаря воинам Темуджина, которые, при всей своей расхлябанности, сражались лучше всех. Пленных казнили, по решению военачальников племен, с согласия Тогорила. А у Темуджина даже не спросили, что он думает. Головы отрубали всем, кто был выше тележной оси. Но Темуджин не был в обиде, он радовался тому, что ненавистные южные араты почти полностью уничтожены и что Джамуха не принял участие в войне.

Добычи собрали много. И прямо среди степи нукеры устроили обмен награбленным. Делёж длился около недели. Китайский корпус так и не подошел к ним, завязнув между топких солончаков около безводной пустыни. Великая степь для китайцев, была непреодолимой преградой.

От чжурчженей прибыли военачальники и сообщили приказ своего императора о том, что Тогорил становится заместителем Алтан‑хана в степи со званием Ван‑хан. А Темуджину присваивается китайское звание командира корпуса. Командирам туменов других племен тоже дали различные китайские звания. И хотя эти регалии были бесполезны для кочевников, но новоиспеченные начальники были довольны.

Покончив с обменом трофеев, тумены Темуджина вернулись в свой курень. Их встречали женщины, старики, дети. Все сразу же кинулись к арбам с вещами, которые привезли с войны их мужья и сыновья.

Чиркудай увидел мать Темуджина Оэлун, которая с состраданием рассматривала осиротевших детей белых аратов, оказавшихся ниже тележной оси и не убитых в степи. Около неё толпилось несколько десятков пожилых араток.

Не удержавшись, Оэлун подошла к одной арбе и, притянув к себе маленького испуганного мальчика, взяла его на руки. Чиркудай молча наблюдал, как люди длинной воли, кривясь нехорошими улыбками, наблюдали за женщиной, не мешая ей забирать не нужного им мальчишку. Ребенок прижался к ней, крепко обхватив ее шею руками.

– Как тебя зовут? – мягко спросила Оэлун, стараясь не заплакать.

– Шаги, – едва слышно сказал мальчик, прижимаясь к ней: – Шаги‑Хутух.

Проявленное милосердие будто подтолкнуло остальных женщин. Они молча накинулись на арбы, вытаскивая уцелевших в сече детей и, прижимая трепещущие от страха живые комочки к себе, быстро разошлись по своим юртам.

Чиркудай бесстрастно смотрел на это, вспоминая, что сам был в их положении. Но у него в душе ничто не шевельнулось. Он не испытывал жалости к тем, кому было суждено погибнуть. То, что их решили спасти женщины, его совсем не тронуло.

Курень моментально разросся до нескольких тысяч жилищ кочевников, отнятых у белых аратов. Чиркудай с Тохучаром тоже обзавелись своими юртами, поставив их недалеко от субудеевской. А Субудей, неожиданно для них, взял себе женщину из южных араток, исчезнув с их поля зрения на несколько дней. Посовещавшись, Чиркудай с Тохучаром поставили еще одну юрту, общую. Все свободное время они проводили в ней.

Их часто требовал к себе Темуджин, пивший со своими командирами водку в честь победы. Но пьянство не нравилась ни Чиркудаю, ни Тохучару. Темуджин искоса смотрел на них трезвыми глазами, хотя сам пил очень много, но друзей пить не принуждал.

Джелме подарил Темуджину желтый китайский шатер. И Темуджин стал ночевать в нём с двумя сёстрами южанками, которых ему подарил Бельгутей. Первая жена Темуджина Борте злилась и говорила, что белые аратки никуда не годятся, что среди араток есть немало хороших женщин, которых Темуджин может взять в жёны. Темуджин побаловался десять дней и отдал сестёр вместе с шатром Хасару. После этого у Хасара началась беспробудная пьянка. Он устроил пожар и спалил шатер. Его и белых араток едва спасли.

Неожиданно в курене появился Теб‑Тенгри. Чиркудай присмотрелся к черному колдуну, и определил, что тот заматерел, стал более жесток и властен. Он быстро приковал к себе внимание, заставив слушаться командиров, потом воинов, и в один солнечный день устроил на холме, который окружили тысячи любопытных людей, церемонию общения с Вечным Синим Небом. Затем он провозгласил Темуджина ханом, что было встречено громкими и одобрительными криками.

Теб‑Тенгри пообещал посоветоваться с Вечным Синим Небом о том, какое имя будет носить новый хан Великой степи, и сказал, что объявит об этом на всеобщем Курултае. Его опять поддержали одобрительными криками. Темуджин воспринял все спокойно, будто ждал подобного. Через несколько дней Теб‑Тенгри уехал к кераитам, хотя они не поклонялись Вечному Синему Небу, а были христиане николаитского толка.

А курень, из‑за разбойников, превратился в настоящий ад. Люди длинной воли шатались пьяные между юртами, отнимая друг у друга женщин, схватываясь в поединках. Когда в драках погибло несколько сотен человек, Темуджин собрал командиров и сказал, что отпускает людей длинной воли, а когда наступит нужда, он их снова призовёт.

Сразу уехало десять тысяч человек. Около восьми решили остаться с Темуджином. Стало тише и спокойнее. Уехали неисправимые грабители, а остались те, кому надоела жизнь изгоев. Они все были из разных племен. И им нравилось, что вокруг Темуджина образовалось какое‑то новое общество, где не спрашивают, из какого ты рода. Все были равны.

Через две недели, когда пришли осенние холода с остылым дождем, в общую юрту пришел Субудей, с синяками вокруг провалившихся глаз. Смущенно глядя в сторону, он сказал, что эта южанка злая, как юртовая, недавно ощенившаяся сука, поэтому пришлось её отдать брату Джелме, у которого уже было три жены. Субудей, скривив, побледневшие за неделю губы, дополнил, что Джелме любит злых. И всё пошло как прежде: они стали жить втроем в одной юрте. А в свои наведывались лишь иногда, если возникала какая‑нибудь надобность.

Когда выпал первый снег и степь побелела, к ним в юрту ввалился Темуджин с Бельгутеем и Джелме. Они были трезвые, хотя их воспаленные от недосыпа глаза еще лихорадочно блестели. Темуджин сбросил волчью шубу на кошмы, молча уселся и по привычке замер, что‑то обдумывая.

– Вам, наверное, надоело без войны? – неожиданно спросил он у троих друзей. Джелме хохотнул от этого вопроса, а Бельгутей с улыбкой посмотрел на воинов.

– Вы стали знаменитые, – продолжал Темуджин. – Благодаря вам и вашим нукерам у нас в курене стало спокойнее, – помолчав немного, Темуджин объявил, в виде приказа:

– Всё! Отсиживаться больше не будете. Начинаем загонную и облавную охоту. Нужно чем‑то занять людей, да и дичинки хочется. Настреляем оленей, лосей, кабанов на мясо, а волков на шубы, – и он хлопнул ладонью по тёмно‑серому меху волчьей шубы. – Будете сопровождать меня, это приказ.

Субудей, Чиркудай и Тохучар молча поклонились в знак согласия. Посидев немного, Темуджин ушел вместе со своей свитой.

И начались суматошные дни. Почти каждый день они носились по степи, стреляя сайгаков, лосей и волков. Чиркудаю неожиданно понравилась охота, которая раньше ему представлялась лишь как способ выживания. Она разбудила в нем неиспытанный азарт. Очевидно, поэтому он прозевал нападение китайцев, набросивших крепкие сети на Темуджина, Джелме, на него, на Субудея и Тохучара. Бельгутея с ними не было. Чиркудай обозлился и стал сопротивляться, но его быстро спеленали веревками. А рычащих и бешено брыкающихся Джелме и Темуджина без труда связали двое богатырей. В одном из них Чиркудай узнал Бай Ли, в другом – Бошу.

Их опять везли всю ночь. Под утро, когда воздух становится жёлтым, заскрипели знакомые ворота. Всю компанию ввели в большой каменный дом, служивший казармой для командиров, и заперли в обширной комнате. Пленники быстро развязали друг другу руки. Темуджин уселся около стены, запахнувшись в шубу, бешеными глазами глядя на запертую дверь. Джелме мотался по комнате словно медведь, щупая кирпичные стены. Субудей молча примостился рядом с Чиркудаем и Тохучаром, попавшим в такую переделку во второй раз. Тохучар не сильно испугался, так чувствовал Чиркудай, а Субудей напрягся внутри, как тетива лука.