С. С. Калинин

МОДУСНО-ГЕШТАЛЬТНОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ ГЕРМАНО-СКАНДИНАВСКОГО ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО КОНЦЕПТА «СВЯЩЕННОЕ ЗНАНИЕ» (НА МАТЕРИАЛЕ ЭДДИЧЕСКОЙ ПЕСНИ «РЕЧИ ВЫСОКОГО»)

Процесс концептуализации мира древен, он начался тогда, когда у архаического человека появилось сознание и мышление современного типа [17]. Результаты данного процесса отражались в структурных единицах сознания, называемых концептами [17]. Помимо функции структурирования знаний, концепты являются еще и лингвокультурными константами, в них отражается культурная память того или иного этноса [3: c. 23-25]. Согласно выводам С. Х. Ляпина, концепты – это «смысловые кванты бытия-в-мире, в зависимости от конкретных условий превращающиеся в различные специализированные формообразования, «гештальты» бытия… Концепты суть своеобразные культурные гены, входящие в генотип культуры и вероятно определяющие феноменологическую поверхность культуры, ее фенотип…» [6: c. 16-18]. По словам В. И. Карасика, концепты «характеризуют бытие во всей его полноте, от обиходного состояния до выхода на смысложизненные ориентиры поведения» [3: c. 23].

Согласно современным представлениям о структуре концепта, концепт имеет модусную структуру [11], т.е. несколько гештальтов [11], «сторон, ипостасей, аспектов изучения» [3: c. 23]. Модусами концепта являются понятие, образ, символ, образ-символ, концептуальная метафора [11]. Данный факт является основополагающим для дальнейшего изложения, поскольку в данной работе «восхождение к концепту» [3: c. 23], выражаясь словами В. И. Карасика, будет осуществляться именно через концептуальные метафоры и образы. В свою очередь, образы, согласно выводам из исследований В. П. Москвина [13: c. 60-79], конструируются с помощью метафоризации на основе т.н. дескриптивной лексики [13: c. 68-70]. Такой класс лексики именуется Н. Д. Арутюновой «словами с портретным значением» [1: c. 253], что подчеркивает ее потенциально высокую способность к созданию образности и к метафоризации. Дескриптивная лексика же обычно имеет основой т.н. первообраз – по определению М. Я. Полякова [15: c. 10-11], восходящему к теоретическим построениям М. М. Бахтина и А. Н. Веселовского, это «определение архетипов искусства как логико-семантической основы литературного творчества» [15: c. 11]. Первообразы, эти «реликты архаического литературного сознания» [15: c. 11]получают новую актуализацию в процессе развития сознания человека с помощью «недискурсивного восхождения» к ним (термин В. И. Карасика) [3: c. 23]. Недискурсивное восхождение к первообразам достигается за счет метафоризации и символизации, что подтверждается особенностями мышления архаического человека: оно было символическим [17]. Архаический человек в процессе своей культурной деятельности склонен был символизировать окружающий его мир [2: c. 340]. Язык, как одного из средств освоения мира также являлся для него одной из «символических форм» в терминологии Э. Кассирера [4: c. 21-25]. С помощью языка архаический человек создавал собственную мифологическую и языковую картины мира, граница между которыми в его сознании была весьма условной.

Из рассуждений выше становится очевидным, что и дескриптивная лексика (потенциальная образность), и первообразы являются одними из модусов концепта. Образы и образы-символы возникают из них за счет процессов метафоризации (если точнее, то соотношение между образами и дескриптивной лексикой можно описать как концептуальную метафору в терминах Дж. Лакоффа [5: c. 11]). Таким образом, становится ясной глубокая связь между образами, образами-символами, дескриптивной лексикой с одной стороны и концептуальной метафорой, с другой стороны. В то же время все выше названные ментальные структуры являются модусами (сторонами) того или иного концепта. Пользуясь терминологией С. Ю. Неклюдова [14], можно сказать, что данные модусы концепта являются его значимостями [14], актуализирующимися в зависимости от способа «восхождения» к концепту (дискурсивный либо недискурсивный), а сам концепт – их интенционалом [14], поскольку обобщает в себе их существенные признаки и смыслы [14]. Для фольклорного текста, который мы в дальнейшем и будем рассматривать, это вдвойне важно, т.к. связь между значимостями обеспечивает целостность фольклорного произведения (и возможность различного его прочтения) [14], а интенционал (т.е., концепт) задает его общий смысл [14].

Как упоминалось выше, мышление архаического человека было не только символическим, но и метафорическим. По большей части символика, актуальная для архаического человека и выражаемая в его языке, происходила из религии древнего человека, что справедливо, в частности, для древних индоевропейцев. Согласно выводам М. М. Маковского, большой пласт индоевропейской лексики связан с древними ритуальными практиками [8: c. 23-24]. Он же объясняет этим явления полисемантичности и табуирования значения у некоторых древних индоевропейских лексем, которые становятся возможными в результате процесса метафоризации: «Большинство сакральных значений слова, обычно, табуированы, как бы «упрятаны» в пределах одного слова. Необходимо иметь в виду, что в целом ряде случаев в одном слове может быть скрыта тайна другого слова того же языка или целой семьи слов, а в этих словах может быть скрыта тайна человеческого бытия. Буквенные формулы (слова), имевшие изначально сугубо сакральный характер, хранят в себе тайну человеческой духовности, сущность различных ступеней, форм и параметров духовной энергии, глубоко скрытой от взглядов поверхностного наблюдателя» [10: c. 28].

На примере отрывка об обретении рунической письменности из эддической песни «Речи Высокого» (дисл. Havamal) рассмотрим модусную природу концепта «священное знание» германо-скандинавской лингвокультуры и его гештальтные проявления. По мнению М. И. Стеблина-Каменского данный фрагмент представляет собой фрагмент аутентичной древнегерманской культовой поэзии [16: c. 407]. Фабула данного фрагмента заключается в том, что верховный бог древних германцев Один принес в жертву себя самого, повесившись на Мировом Древе – ясень Иггдрасиль (дисл. Yggdrasill), с целью обрести руническую письменность, что и произошло в дальнейшем [16: c. 407]. По мнению Е. М. Мелетинского, данная фабула имеет отношение к шаманским сакральным практикам («шаманской экстатичности», выражаясь его собственными словами) и практике инициаций [12].

Даже при поверхностном взгляде на вышеупомянутые несколько строф можно заметить различные вербальные проявления концепта «сакральное знание». Вербализуется он с помощью таких дескриптивных лексем, создающих соответствующую образность, как «руны» (дисл. runar), «слово» (дисл. orð), «знаки» (дисл. stafi), «песня» (дисл. fimbulljoð) [18], причем в семантике последней лексемы подчеркивается именно сакральная, сверхъестественная сила песни, с помощью которой можно управлять стихиями в окружающем мире. Также интересной представляется концептуальная метафора «мед, что в Одрёрир налит» (дисл. mjöðr ausin Óðreri), символизирующая значение, в том числе и сакральное, и восходящая к известному мифу о добыче Одином меда поэзии, рассказ о котором также присутствует в «Речах Высокого» [16: c. 407].

Для более глубокого анализа смыслов концепта «сакральное знание» целесообразно воспользоваться методами лингвистической генетики [7: c. 3-171]. Языковые гены являются своеобразными лексико-семантическими отражениями элементарных концептуальных смыслов [7: c. 15-16], входящих в структуру вербализуемого концепта. Так, в частности, вербализатор orð соотносится с генетической формулой «вокалическое ядро + d» [7: c. 122-123], с которой соотносится большой пласт индоевропейской лексики с семантикой огня (например, да. ad «огонь»), воды (латыш. udens «вода», «жидкость»), пищи и кормления (например, англ. food) и продолжения рода (гот. fitan, шв. föda «рожать») [7: c. 122-123]. Согласно данным М. М. Маковского, вода в индоевропейских языках символизировала продуцирующее начало [9], что соотносится с концептуальной стороной анализируемых строф, которые выражают процесс получения, «продуцирования» знания.

Вербализатор ljoð соотносится с генетической формулой «l + вокалическое ядро + d» [7: c. 131-133], с которой соотносятся такие лексемы как, например, латыш. lieta «вещь», нем. lodern «пылать», нем. Lied «песня», да. hlud, hlyd «голос», русс. диал. луд «ослепительный свет», русс. лад, плод, лат. ludus «игра» (более подробно о связи игры с культовыми действами см. в [7: c. 136]), дисл. id «действие», «волшебство» [7: c. 131]. Компонент же fimbul, входящий в состав сложного вербализатора fimbulljoð, соотносится с генетической формулой «b + вокалическое ядро + l» [7: c. 147-148]. С этой же формулой соотносятся, например, др.-инд. balam «сила», латыш. balls «голос», др.-рус. балий «заклинатель», «чародей» [7: c. 147]. Таким образом, в данном гештальте концепта «сакральное знание» подчеркивает связь сакральной поэзии с голосовым ее исполнением и священной песней (в первую очередь, с магической силой пения и песни), а также прочими священными действиями.

Лексема runar, стоящая во множественном числе в анализируемом фрагменте, соотносится с генетической формулой «вокалическое ядро + m» [7: c. 150-151]. С ней же соотносятся такие лексемы как, например, др.-инд. uma «блеск», oma «успех», лит. umas «ум», «дух», «смысл», «понимание», русс. ум [7: c. 150]. В данном гештальте можно обнаружить актуализацию признаков, связанных с мышлений и пониманием, которые заложены в исходный концепт.

В свою очередь, лексема staf, вербализующая исследуемый концепт, соотносится с генетической формулой «s + вокалическое ядро + d» [7: c. 135-136], с которой соотносятся, например, такие лексемы как др.-инд. suddha «чистый», «яркий», «светлый», sidhyati «удаваться», дисл. seið «волшебство», лат. sidus «звезда» [7: c. 135-136]. Таким образом, данный гештальт также отражает сакральную ценность концепта «священное знание», вкладываемое в него носителями германо-скандинавской лингвокультуры.

Вербализатор mjöðr, входящий в состав концептуальной метафоры mjöðr ausin Óðreri, соотносится с генетической формулой «m + вокалическое ядро + d(t)» [7: c. 133-134], которая соотносится с такими лексемами как, например, др.-инд. mudra «знак», medhah «священная жертва», madama «любовь». manta «имущество», «богатство», алб. madh «большой», «огромный», лат. mundus «чистый», «священный» [7: c. 133], галл. meidos «слава», medo «освящаю» [7: c. 134], т.е., вообще с лексикой с положительными коннотациями. Непосредственная связь данного гештальта с отражаемым им концептом «священное знание» очевидна, поскольку данный лексико-семантический пласт несет в себе лексемы, которые, так или иначе, имеют коннотации, связанные с сакральной сферой.

Что касается интенциональности концепта «священное знание», то на основании вышеприведенного структурно-генетического анализа можно выделить следующие обобщенные признаки священного знания для германо-скандинавов: оно получено от богов, передается в форме священной песни, исполнение которой сопровождается надлежащими ритуалами. Именно в пении заключена магическая сила слов священных текстов – без надлежащего исполнения они просто теряют ее. Причем признак «сакральной силы» священного знания выходит на первый план даже при простейшем анализе значений вербализаторов анализируемого концепта.

В заключение остается сказать то, что модусно-гештальтный подход к исследованию структуры концепта и его лингвокультурных смыслов может осуществляться не только на современном языковом материале, но и применительно к диахронным исследованиям. Подход к рассмотрению встречающейся в архаичных фольклорных текстах концептуальной образности и концептуальных метафор как гештальтов определенного концепта позволяет не только достаточно полно восстанавливать картину мира архаического человека и ее компоненты, но и сделать попытку для всесторонней и полной реконструкции его ментальности.

Литература

1. Арутюнова Н. Д. Синтаксические функции метафоры / Н. Д. Арутюнова // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Том 37, № 3, 1978. – С. 251-262.

2. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека / Н. Д. Арутюнова. – М.: Издательство «Языки русской культуры», 1999. – 895 с.

3. Карасик В. И. Языковые ключи / В. И. Карасик. – М.: Гнозис, 2009. – 406 с.

4. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1: Язык. Пер. с нем. С. А. Ромашко / Э. Кассирер. – М.: Академический проект, 2011. – 271 с.

5. Лакофф Дж., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем. Изд. 2-е. Пер. с англ., под ред. и с предисл. А. Н. Баранова / Дж. Лакофф, М. Джонсон. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – 256 с.

6. Ляпин С. Х. Концептология: к становлению подхода / С. Х. Ляпин // Концепты. Научные труды Центроконцепта. Вып. 1. – Архангельск: Издательство Поморского университета, 1997. – С. 11-35.

7. Маковский М. М. Лингвистическая генетика: проблемы онтогенеза слова в индоевропейских языках. Изд. 2-е, испр. и доп. / М. М. Маковский. – М.: Изд-во ЛКИ, 2007. – 208 с.

8. Маковский М. М. Удивительный мир слов и значений: иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. Изд. 2-е, стереотипное / М. М. Маковский. – М.: КомКнига, 2005. – 200 с.

9. Маковский М.М. Этимологический словарь современного немецкого языка / М. М. Маковский. – М.: Азбуковник, 2004. – 630 с.

10. Маковский М. М. Язык – Миф – Культура. Символы жизни и жизнь символов / М. М. Маковский. – М.: Изд-во «Русские словари», 1996. – 330 с.

11. Мартынюк А. П. Опыт модусного моделирования концепта (на примере концепта СELEBRITY / ЗНАМЕНИТОСТЬ, актуализированного в англоязычном газетном дискурсе) / А. П. Мартынюк. – Режим доступа: https://sites.google.com/site/cognitiondiscourse/vypusk-no1-2010/martynuk-a-p.

12. Мелетинский Е. М. Скандинавская мифология как система / Е. М. Мелетинский. – Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/folklore/meletinsky10.htm.

13. Москвин В. П. Русская метафора: очерк семиотической теории. Изд. 4-е, испр. и доп. / В. П. Москвин. – М.: Издательство ЛКИ, 2012 – 200 с.

14. Неклюдов С. Ю. Семантика фольклорного текста и «знание традиции» / С. Ю. Неклюдов. – Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/folklore/neckludov14.htm.

15. Поляков М. Я. В мире идей и образов / М. Я. Поляков. – М.: «Советский писатель», 1983. – 368 с.

16. Старшая Эдда: эпос. Пер. с древнеисл. А. Корсуна / СПб.: Издательский дом «Азбука-Классика», 2008. – 464 с.

17. Шарикова Л. А., Савенкова Л. В. Концептуализация мира сознанием человека / Л. А. Шарикова. – Режим доступа: http://sworld.com.ua/index.php/ru/philosophy-and-philology-412/folklore-412/15219-412-0668

18. Zoega G. A concise dictionary of Old Icelandic / G. Zoega. – Режим доступа: http://norse.ulver.com/dct/zoega/m.html.