Менталитет личности в России и на Западе

Под влиянием названных факторов в пределах христианской цивилизации в России и на Западе сформировались различные нацио­нальные менталитеты. Идеям внутреннего преобразования личности в России соответствует культура интравертной личности, а идеям право­вого устроения социальной жизни в Западной Европе - экстравертной.

Ценностное ядро русской культуры - внутреннее преобразование личности - обусловило формирование таких качеств, как необходимость целостного восприятия мира (органичного слияния истины и добра, зна­ния и веры), нравственный максимализм, совестливость и самоуглуб­ленность.

Идея правового устроения социальной жизни на Западе воспитала в человеке рационализм, прагматизм, направленный на моральное со­вершенствование, социализированное.

Американский ученый М. Маккибен, президент консультативной фирмы «Плэннинг уоркс интернэшнл, Инк» назвал свойства русского менталитета парадоксом, мировосприятием «и то, и это», резко контра­стирующим с западным, для которого характерен подход с позиций «или - или». Он высказывает мысль, что это свойство свидетельствует о фундаментальном различии в экономическом поведении личности и пред­ставляется важным фактором организации хозяйства в России, который интересен и для Запада[7].

Хотелось бы отметить также два существенных различия в сравни­ваемых менталитетах, связанных с формированием такого качества, как индивидуальность, через которую реализуется индивидуализм, в том числе и экономический. Это отношение к свободе и альтернативе «ин­дивидуализм - корпоративизм», историческое разрешение которой су­щественно повлияло на стиль социального и экономического мышления и жизни.

В Европе свобода понимается прежде всего как индивидуальная. Она обеспечивается формализованными правами, выражающими (начи­ная с XVIII в.) естественные. Российскому человеку свойственна склон­ность к свободе духа, глубина внутренней жизни, частичное передоверение личной свободы коллективу. Что касается альтернативы «индиви­дуализм - корпоративизм», то для нее характерна инверсия церковных и мирских отношений. Если в мирской жизни русским свойственна боль­шая общинность[8], соборное начало, а для европейца — индивидуализм, то в отношении к вере русский менталитет более индивидуализирован. В православии спасение человека в индивидуальной молитве и через ее посредство - в слиянии с Богом[9]. Этической нормой православия, по словам прот. о. Сергия Булгакова, является «хождение перед Богом, про­хождение своего пути с мыслью о Боге, с ответственностью перед Ним»[10]. Для европейца спасение человека зависит от деятельности кор­порации - церкви, во власти которой отпущение грехов и оценка заслуг верующего (индульгенции существуют до сих пор). В протестантизме велико влияние религиозной общины.

Каждый менталитет подразумевает существование исторически сложившихся государственных и правовых институтов, своей культуры хозяйства - производства, потребления, своего отношения к собственности. Их определяет живая человеческая личность, ее понимание идеи личной ответственности и творческой воли

Отношение к основным государственным, правовым и хозяйственным институтам

На Западе государственная организация общества постепенно фор­мировалась снизу на основе учета взаимных привилегий и обязанностей, которые послужили основой государственно-демократических форм правления. В России государственная организация общества происходи ла сверху. До середины XVIII в. сословия различались не правами, а по­винностями. Сильная государственная власть сосуществовала с разви­тым институтом местного самоуправления, который еще недостаточно изучен, но высокую оценку которому давал известный русский правовед И. Ильин[11], называя его корпоративным самоуправлением.

Для правовой культуры России и Запада характерно разное соот­ношение естественного и писанного права. В России большая роль при­надлежала естественному праву. Русский человек менее «законник», для него содержание важнее формы. Для него нет места культу холодной справедливости. «Суди по совести, а не по закону» - эта теза органиче­ски воспринимается русской национальной психологией.

В Европе был выработан всеобщий регулятивный принцип, под­крепленный со времен Просвещения идеей соответствия закона естест­венным потребностям человека. «Идея естественного права стоит выше закона и политической власти». В русском менталитете «идею естествен­ного права заменяли идеалы добродетели, справедливости и правды - нравственное, но не правовое отношение к закону и праву»[12],

Хозяйственное развитие России не может быть описано известной «пятичленкой». Ощутимые масштабы развитие рыночных капиталистиче­ских отношений в России приобрело значительно позже. Хозяйство вы­ступает как самостоятельное жизненное начало лишь с XIX в. Основная производительная сила населения - крестьяне - только в конце XIX в. созрела для самостоятельного ведения капиталистического хозяйства.

Экономические особенности России в большей степени были опреде­лены сложившимся институтом собственности. Известно, что Запад уна­следовал от Римской империи понятие частной собственности, опираю­щееся на хорошо организованную базу юридических уложений. Собст­венность имела самостоятельное значение и не обязательно идентифици­ровалась с властью. Многовековая культура частной собственности раз­вила такое качество экономической личности, как хозяйственный инди­видуализм, до экономического рационализма, важного не только для от­дельной личности, но и для всего народного хозяйства в целом.

В России в отличие от Запада не получило юридического закрепле­ния римское понятие о собственности. Начавший развиваться в Киевской Руси институт частной собственности был заменен в дальнейшем нерасчлененностью собственности, слиянием власти и собственности, что оказало существенное влияние на отношение к этому институту вообще и наложило и на него соответствующий нравственно-этический отпеча­ток. Русскому человеку свойственно убеждение, что «человек выше прин­ципа собственности». Это определяет русскую социальную мораль и эко­номическое поведение. Знакомое явление кающегося дворянства - осо­бенность чисто русская.

Отношение к собственности нашло отражение в самом чувствитель­ном и независимом индикаторе человеческих взаимоотношений - языке. На европейских языках говорят: «I have», «Ich habe» - «я имею», а по-русски - «у меня есть». Какая разная модальность, эмоциональная и смысловая нагрузка значения «иметь».

Вот почему частной собственностью в начале XX в. после реформ Столыпина было охвачено лишь около 20% крестьянских хозяйств. По­добная форма имела для экономики России гораздо меньшее значение, чем кооперативное сельскохозяйственное движение, равного которому не было нигде в мире. Однако увеличение доли частной собственности в сельскохозяйственном производстве имело колоссальное моральное зна­чение, поскольку появилась возможность свободы выбора, что придавало силу и уверенность хозяину. Это был важный этап экономической ли­берализации личности.

Для России характерен иной способ потребления. Нам близко вы­ражение русского энциклопедиста XVIII в. Татищева: «Истинное благо­получие - спокойность души и совести»[13]. Бытовое преуспевание - стан­дарт западной повседневности. Распространенное в наше время стрем­ление к западным стандартам потребления скорее связано с желанием покончить с нищенским образом жизни, порожденным советскими мето­дами управления хозяйством.

Таковы в общих чертах различия в менталитетах личности в Рос­сии и на Западе, обусловленные разными историческими, государствен­ными, правовыми, экономическими традициями. В России получили раз­витие другой субъект хозяйствования и другой тип воспроизводства жизни нации. Как представляется, мы мало считаемся с собой, мучи­тельно «отрицаем себя», не действуем с самопониманием и самоуваже­нием. А между тем по «качеству личности» мы не отстаем от Западной Европы. Недооценка собственной самобытности вызывает комплекс не­полноценности, желание перепрыгнуть необходимые ступени развития. Это также побуждает не к творчеству, а к подражанию, ведет к атро­фии конструктивного потенциала, деградации культуры и всплеску уто­пических настроений.

Но возникает вопрос: противоречат ли такие отличия экономическо­му благосостоянию и каковы пути реализации творческого потенциала российского человека?